СТАКАН

СТАКАН

Как-то к нам приехала моя студенческая подруга. Мы с ней учились 5 лет в одной группе и 4 года жили в одной комнате в общежитии. Теперь она работает в Ленинградском проектном институте, который проектировал алюминиевый комбинат для нашей республики. Вот она и приехала в командировку курировать строительство комбината.
К сожалению, приехала зимой, и мы не смогли показать ей наши горы, ущелья, водопады: всё то, что мы с гордостью демонстрируем всем приезжим друзьям и знакомым.
Но Сергей не может угомониться: надо же чем-то поразить гостью. Придумал.
Есть у нас курорт Ходжи-Оби Гарм. Оби гарм – горячая вода. Курорт расположен в живописном ущелье на высоте почти 2000 м над уровнем моря. Горячие радиоактивные минеральные воды выходят на поверхность с температурой от 46 до 90 градусов. Столь высокая температура даёт возможность использования радиоактивного пара. Это – очень ценно. Так что применяется и водо-, и паро-лечение. Но, это всё летом. А зимой, мы поднимаемся на плато, где можно кататься на лыжах до середины мая.
Дорога туда, как и большинство горных дорог идёт серпантинами. Но, здесь она круто поднимается вверх, так как при небольшой протяженности, она должна подняться почти на 1000 м. Поэтому, езда по ней очень и очень впечатляет: справа абсолютно гладкие высокие скалы, слева – глубокое ущелье с грохочущей бурной речушкой.
Договорились в выходной туда и съездить. А тут объявляют, что в Ходжи- Оби Гарме сошла снежная лавина большой мощности. Засыпало посёлок метеорологов, полностью накрыло хозпостройки, чайхану при въезде на территорию. Короче, кроме многоэтажных современных корпусов пострадали почти все постройки. Есть жертвы.
Но, Сергей решил, что дорога к выходным будет расчищена, в том числе въезд на территорию. Действительно, дорога шла пока вполне прилично расчищенной, так что Тамара смогла оценить весь ужас такой дороги. Зимой, оказывается ещё страшнее. Она пищала, хваталась за руль, за Серёжины руки. Пришлось остановить машину, и мне с ней поменяться местами. Останавливать машину было нельзя. Теперь она не могла тронуться с места. Буксовала, несмотря на наличие цепей на колёсах. Тут и Серёжа струхнул. Машина буксует, жалуется на трудности, стонет, вот и крутиться уж начала. Заносит её. А дорога-то узкая. Ни с той, ни с другой стороны за снежные стенки нельзя зацепиться: с одной стороны тебя может засыпать снегом, с другой – вместе со стенкой ухнешь в пропасть. Тамара присмирела. Теперь она не пищала, а попискивала и поойкивала. Мне пришлось подтолкнуть машину. Это было очень сложно, особенно, когда надо было заскочить в машину: дверцу широко не откроешь, притормозить тоже нельзя. Если бы не смогла заскочить, то пришлось бы довольно далеко пилить пешочком. Но это лучше, чем загреметь в пропасть. Так что, Томка сказала, что она получила достаточно впечатлений, и можно возвращаться домой.
— Нет уж, милая моя, домой дороги нет: развернуться невозможно. Едем дольше.
И мы поехали дальше. А между тем снежные стены с обеих сторон всё росли и росли. Стенка слева была уже высотой с двухэтажный дом. Справа высокая снежная скала уходила куда-то ввысь. Определить хоть с самой грубой погрешностью её высоту, стоя вплотную у самого подножия, не реально. Мы попали в узкий тоннель с высокими гладкими снежными стенками. И, чем дальше мы продвигались вперёд, тем зловещее казался этот тоннель, стенки которого становились всё выше и выше. Настоящее зиндоновское ущелье. Зиндон –это такая яма-колодец. Тюрьма в местном колорите. Солнца не видно, но оно ещё очень ярко светит, освещая большую верхнюю половину высоченной скалы. Сверкание и блеск снежной поверхности настолько сильные, что, посмотрев несколько минут на эту стенку, лишаешься на некоторое время зрения. Стенка напротив была в глубокой тени и казалась не белой, а сиреневатой. Узкая щель небесного свода всю силу цвета неба как бы сконцентрировала в себе. Такой глубинной синевы я не видела раньше. Продвигаемся по тоннелю молча. Давит неизвестность, ждущая нас впереди. Сергей, разумно рассуждая, говорит: «Где-то же техника разворачивалась, значит, и мы развернёмся. Терпения, милые подружки, терпения». И, в самом деле, подъезжаем к бывшим воротам, ведущим на территорию – тупик. Впереди такая же стенка из плотного снега, но верхняя её часть явно куда-то обвалилась. Здесь много светлее. На этой-то площадке и разворачивалась техника.
— Вот тут мы и развернёмся. Потихоньку, полегоньку. Девчонки, пока я буду разворачиваться, полюбуйтесь снегом, небом. Тамара, запоминай – такого больше не увидишь. А я пока развернусь и проверю тормоза: спуск нам предстоит сложный. Выгружайтесь!
Мы вылезли из машины и стали топтаться по площадке. Вдруг, Томка как вскрикнет:
— Ой, Лорка, смотри! Стакан!
Попыталась его вынуть, но он намертво вмёрз в снежную стенку.
— Ой, Лора, хочу его вытащить. Слушай, будет сувенир на память о такой поездке.
Она сразу перешла на свой волжский окающий говор. Кроме того, говорить нормально она уже не могла – пищала. Ну, не то, чтобы пищала, а просто говорила другим, тоненьким голоском. Она так всегда делала при определённом эмоциональном состоянии.
— Давай попробуем!
Она резво начала пальчиком ковырять снег вокруг стакана. Серёжа благополучно развернулся, прокачал тормоза и вышел к нам.
Томка к нему:
— Серёженька, смотри – стакан! Хочу его с собой взять в качестве сувенира! Хочу! Хочу. Хочу!
Заплясала вокруг Сережи Тома, изображая капризную девочку. Серёжа засмеялся.
— Давай, попробуем. А почему бы и нет.
Тамара запрыгала, заверещала, чмокнула Сергея в щёчку и принялась за дело. Дело, конечно, двигалось очень плохо.
— Я пока тормоза проверю, а ты, Лора стёкла протри, а то они очень запотели: я там печку включил. Только щелочку не забудь оставить, а то твоя работа будет напрасной.
Я не поняла, что он задумал. По моим понятиям, надо всем подключиться и быстрее вызволить стакан. Сергей подошёл к Тамаре:
— Только, чтоб с другими стаканами не спутать, надо будет наклеить этикетку: «Этот стакан был в Ходжа-Оби гарме на высоте 2000 м над уровнем моря».
— Правильно, Серёжа. Какой — ты, умный!
Работала, работала, а расчистила всего чуть более сантиметра вокруг стакана. Этак, мы будем до утра колупаться. Сергей взял из машины перочинный ножик, дал Томке.
— На, пальчиком ты будешь до завтра ковырять снег.
— Ой, Серёженька, спасибо. А то у меня уже пальцы ничего не чувствуют.
— Ну, давай, трудись. Я скоро приду, помогу тебе.
Посидел в машине, поправил что-то. Думает о чем-то. Вздохнул, вышел из машины.
— Придётся помочь Тамаре. Втроём не подступиться. Посиди, пока, отдохни.
— Я присела на минуточку, скучно одной, пошла к ним.
Тамара, рьяно выковыревает снег. С ножичком-то быстрее идёт работа. Уже полстакана освобождены.
— Теперь осторожней, Тамара.
Она вскинула на него вопрошающий взгляд своих серо-голубых глаз под пушистыми длинными ресницами.
— Чтоб не отрезать палец, — пояснил Сергей.
— Какой палец?
— Человеческий.
Томка уставилась на него странным взглядом, выражающим полное непонимание и удивление. Серёжа поясняет:
— По телевизору же сказали, что полностью засыпано то-то и то-то. В том числе и чайхану. А, как раз здесь и была чайхана. Но чай из стаканов не пьют. Значит, мужик пил водку, а тут его и накрыло. Говорили, что всё произошло мгновенно. Значит, он мог не успеть выпустить стакан из рук. И сейчас его держит.
— Ой, Серёжка! Зачем ты это сказал? – захныкала Тома. – Разыгрываешь, да?
Распрямилась, заглядывает в глаза.
— А я что? Я ничего. Просто работай аккуратнее. Ведь такой вариант не исключён?
— Я боюсь! Сам теперь ковыряй. Я больше не буду, — закапризничала Тамара.
— Как хочешь. Тебе же захотелось сувенир привезти. И чего ты испугалась? Мёртвые же не кусаются. Не хочешь, поехали домой.
— Да, ну тебя. Какой ты, оказывается, противный. Ну, что мне делать? – чуть не плача запищала Тамара. Лора, иди сюда. Скажи ему. Пусть он сам дальше очищает стакан.
— Это ваша с ним проблема. Я – пас.
— Ладно, пошли работать. Ты с этой стороны ковыряй, а я пойду, возьму стамеску и буду с этой стороны работать. И отвёртку тебе принесу.
Стали работать вдвоём. Сергей не унимается. Даёт Томке совет.
— Ты смотри: сначала подрежь снег в сантиметре от стакана. Потом отвёртку плотно к стакану прижми и дави осторожно. Своего рода рычажок такой.
У него стамеска плохо входила в плотный снег: она ведь толще, чем лезвие ножа. Сергей сбегал за молоточком, и работа закипела. Вдруг, Тамара вскрикнула. Ножичек и отвёртка разлетелись в разные стороны и воткнулись в снег. Тома стояла с широко раскрытыми глазами, полными ужаса.
— Ты чего, Тома?
— Там, там….человек.
— Какой человек?
— Который держал стакан, — запищала Томка, готовая разрыдаться.
— Успокойся. Ты чего придумала? Я же шутил.
— Нет! Там палец! Я хорошо почувствовала. Там – палец. Какой ужас! Поехали, скорей!
Мне показалось, что Сергей побледнел.
— Успокойся. Скажи, с чего ты так решила?
— Я спокойно ковыряла снег. Потом натолкнулась на что-то твёрдое. Я как-то забыла о твоём предупреждении. А тут отвёртка соскользнула. Я – с другой стороны. Опять! Что-то круглое. И я догадалась. Ты был прав. Он!.. Он, — шёпотом заговорила Тома. – Он держит. Ужас!
Она прижалась ко мне. Шапочка слетела с её головы, пушистые вьющиеся волосы растрепало ветерком, казалось, что они встали дыбом. Она запустила руки в волосы. Ой, какой родной и знакомый жест. Вспомнились на секунду студенческие года. Я подняла шапочку. Она машинально взяла её и выжидающе посмотрела в сторону Серёжи. Тот уже взял себя в руки и, шутливо подмигивая нам, стал искать ножичек и отвёртку. Это оказалось не очень простым делом, но, благодаря Серёжкиной интуиции скоро всё было найдено.
— Так. Посмотрим, посмотрим, что ты там нашла, — сказал он, направляясь к стакану.
— Серёжа, может, уже поедем. Скоро стемнеет. Сложно будет по такой дороге спускаться.
Где там! Упрямство Сергея ничем не переломишь. Он стал аккуратно ковырять снег, где что-то напугало Томку. Пробирался к заветной цели очень осторожно. Потом резко выпрямился. Мне показалось, что его лицо было одного цвета со снегом стены. Несколько секунд молчания. Томка ещё сильнее прижалась ко мне.
— Ну, что? – шёпотом спросила она.
— Ты, права: там что-то есть. Очень похоже на палец руки, — тихо сказал Сергей.- Надо бы проверить.
— Не надо, — взмолилась Тамара. Она была очень эмоциональной девочкой. Пожалуй, самой эмоциональной из всех. А всего нас в комнате жило двенадцать человек. – Не надо, Серёженька. Миленький, хорошенький, поехали отсюда.
Ну, что ты! Упрямство родилось раньше него. Он вооружился стамеской и молоточком и принялся за дело.
— А! Всё. Откопал. Ну-ка, кто угадает, какой пальчик? Облегчу задачу: не большой. Так, Лора, указательный или мизинчик?
— Да, ну тебя. Что там выкопал?
— Тома, а ты какой хочешь взять на память? Говори. Сейчас отрубать буду!
— Не дури, Серёжка? Томка сейчас сознание потеряет. И я вместе с ней. Что будешь делать?
— Ладно, не хотите угадывать не надо. Не буду больше мучить: сейчас только перерублю пальчик и поедем. А иначе же не вытащить стакан. Ну, слушайте и запоминайте:
исторический момент наступил!
Хрясть! Звук мясной кости, которую отрубали на суп. У меня в животе что-то ёкнуло. Что-то подступило к горлу. Я начала судорожно глотать. Хрясть! Ещё хрустнуло.
— Во! Смотрите! Ну, какой пальчик?! – смеясь, подошёл он к нам.
Тамара стояла, уткнувшись лицом в мою шею. Теперь она оторвала лицо и недоверчиво посмотрела на Сергея, державшего в руке кусок ветки толщиной точно в человеческий палец.
— Ну, всё. Концерт окончен. Пошли дальше вызволять твой стакан.
Томка отказалась дальше выковыривать сувенир. Пришлось мне помогать Сергею. Тамара стояла рядом и наблюдала.
— Между прочим, по закону подлости, мы должны сейчас, когда внимательность притуплена, напороться да не на палец, а на целую руку.
— Сергей, перестань! Лора, скажи ему!
— Слушай, Тома, — не унимался Сергей.- Может, он ещё живой? Всего-то двое суток прошло, как лавина сошла.
— Ну, что ты! Он же давно замёрз!
— С чего ты взяла? Под таким слоем снега, знаешь как тепло?! На Севере роют землянки и зимуют отлично. Лишь бы вход был хорошо заделан, холод не пропускал.
— Ой, Серёжа, о чём ты говоришь? Не может он выжить. Его раздавило снежной тяжестью. Ишь, какая высота!
— Да, нет, Тома. Стакан стоял на столе, так? А мужик сидел рядом. Его могло снегом сбросить под стол, и он сидит сейчас, бедненький, ждёт помощи, а мы, окаянные, уехали. Нехорошо поступили.
— Нет, Серёжа, и нет. Раздавило его.
— Спроси у Лоры. У неё была подруга. Раньше она жила в Ашхабаде. Во время знаменитого Ашхабатского землетрясения её бросило под стол, а братец как раз залез в шкафчик полакомиться вареньем. Все родные погибли, а она с братцем двое суток просидели, пока их нашли. Я правильно говорю, Лор? Я правильно про твою Виолетту рассказал?
— Правильно. Только там был двухэтажный каркасный домик, а здесь, Тамара правильно заметила, толща снега такая, что броневик не спасёт.
Говорю, а сама думаю: всерьёз или понарошку они говорят об этом мужике, как о каком-то знакомом.
Спустились благополучно, хоть и трудновато было Сергею: всё боялся, что машину начнёт разворачивать. Она разгонялась, хоть он ехал на первой скорости, да ещё и притормаживал: очень крутой спуск. Когда выехали на большак, оказалось, что ещё не так и поздно, даже солнце ещё светило.
Через час мы мирно сидели за столом. Мама сварила замечательный «борщечок», напекла пирожков, которые она уговорила Тамару взять с собой. Тамара тщательно упаковала стакан, доставшийся ей такой дорогой ценой. Сергей дал ей памятку для наклейки на стакан: «Ходжа-Оби гарм. 2000 м над уровнем моря. Подарок незнакомца из снежной глубины. 198…год». Наутро Тамара улетела в родной Ленинград.