Тайная Сила

Казалось, он нашёл то, что так долго искал: она была совершенством!
Изящная и гибкая как хлыст, с тонкими, точёными руками, длинными и стройными ногами. С молочно-белой атласной кожей, с чертами, идеальными в своём безупречном благородстве и тонкой изысканности. Её волосы буйными огненно-рыжими волнами обрамляли тонкий овал лица, непослушные, липли к бледному высокому лбу, аристократически очерченным скулам и щекам, чуть прикрывая глаза. Глаза её были глубоки, как бездна открытого космоса, полная поэтически сияющих звёзд, и в их глубине горел изумрудный, обжигающий пламень гордого презрения. Её руки были связаны за спиной, и она не могла оправить свою буйную блестящую гриву, поэтому она поминутно встряхивала своей прелестной головой, и волны её волос переливались всеми оттенками огненно-рыжего и осенне-золотого. Она пыталась казаться храброй, но он видел, что в глубине её гордого взгляда таятся слабые тени отчаяния и страха. Она знала, к кому попала, и знала, почему осталась жива. И теперь, отчаянно проклинала судьбу за то, что не подвернулась под осколочный снаряд, или разрывную пулю, за то, что его клинок нанёс ей болезненную, но не смертельную рану, и растёкшийся по её жилам яд лишь парализовал её, позволив ему получить добычу.
Сейчас она пыталась показать, что не боится его, что презирает его, что ему её не сломить. Глупая! Если бы она знала, насколько это будоражит его нервы, дразнит чувства, обостряя их до предела. Все его жертвы смотрели на него так. Сначала. Потом… потом были отчаянные, полные боли и ужаса вопли, слёзы, жалобные мольбы и безнадёжное хныкание сломленного, опустошённого существа, в котором не осталось не то что тени былого достоинства, но даже и намёка на прежнюю личность. Аваллах не раз испытывал это пьянящее возбуждение. Возбуждение, затем отдающее отравой безнадёжности, горьким чувством вины, и обжигающим ощущением утраты, тоски о том, чего не ведал, но чем когда-то, в давно забытые времена, владел. О том, что можешь вернуть — стоит лишь протянуть руку. Но как же сложно это сделать! Как, тогда, взвивается на дыбы вся та тьма и ужас, что намертво въелись в то, что когда-то можно было назвать душой. Тьма, которая ждала каждого из них, эльдарит йиннеас, и всех эльдар вообще, за порогом их существования. И ужас, таящийся в ней, нетерпеливо ждущий, жадно вожделеющий новую и новую добычу, из которой можно будет вырывать энергию боли и страдания, неспеша смакуя новый плод. К чему спешить и выжимать его сразу досуха, когда впереди целая вечность наслаждения? Но для них — это целая вечность ужаса, запредельной боли и нескончаемой агонии. Наверное, именно это давнешнее и внезапное осознание, заставило Аваллаха искать иной путь, который привёл бы и его самого, и даже всех эльдар к спасению. Искать, преодолевая садистическую часть их очерствевшей и омертвевшей натуры, тянущую назад, вниз, обратно к голодным демонам, влекущим их на путь смерти и страдания. Искать, черпая силы в воспоминаниях и обрывках забытых и запрещённых сказаний, искать то, что когда-то принадлежало им всем по праву, и что они, эльдар, так глупо и бездарно потеряли. И то, что могло бы помочь им вернуться домой, сбросить ярмо рабства и вечного ожидания вечных же мук, ужасом которого сковано всё их естество, заставляющее тёмных эльдар топить свою боль и ужас в боли и ужасе других.
Сначала была только тьма и ничто — поиски были бесплодны. После нескольких лет изучений древних текстов, он приблизительно знал, что искать, но долгое время гонялся за тающими призраками. Он уже начал терять надежду, всё больше чувствуя, что древние манускрипты — как они и есть! — всего лишь сказки и досужие домыслы изнеженных душ и затуманенного разума. А, вот, теперь, в обычных ощущениях и чувствах — радости победы, наслаждении красотой пленницы, — было что-то ещё. Что-то такое, что жгло сердце и заставляло душу трепетать. Он не мог подобрать слов этому новому охватившему его чувству, когда он смотрел на стоящую перед ним на коленях деву эльдарит. Но по его появлению он понял — его поиски завершены, и его эксперимент вошёл в завершающую фазу.
Она была одной из тех, кто охранял святилище Богини-Матери эльдар на этой планете и служила в Храме Аспекта охраняющих святилище воинов. Этот мир был затерян в дальнем рукаве галактики и казался наиболее безопасным, поэтому, защитников здесь было мало. Их было всего две, или три сотни — воительниц аспекта Воющей Баньши. И четыре сотни паломников из дикарей-экзодитов. В основном, бабы и их маленькие дети. Дракхон Кархаллаэль прекрасно знал об этом, поэтому и решил ударить — это будет восхитительно жуткая неожиданность, — их обожаемые собратья поймут, что недооценили тёмных, поймут, что те достанут их везде, особенно там, где они чувствуют себя в наибольшей безопасности. Когда заглядываешь в растерянные, испуганные глаза жертвы, которую застал врасплох, ощущаешь пряный, электризующий вкус надежды, резко обернувшейся ужасом и безнадёжным отчаянием. От этого каждый твой мускул наполняет будоражащее, пьянящее наслаждение. Дракхон хотел именно этого — Аваллах знал, когда-то он тоже любил это ощущение, — хотел быстрой и изящной победы.
Что же до самого Аваллаха, то он, вообще-то, давно уже не любил такие рейды. Слишком скучно, как он думал в начале. А потом, ощутил, насколько всё это отвратительно и мерзостно. Ему всегда были больше по душе битвы с их диким, пьянящим восторгом и яростной, пробирающей до глубины души музыкой, заставляющей ощущать себя почти что богом. Это намертво в него въелось, и победить именно этот голод и наслаждение боевым экстазом и безумием, ему не удалось. Пока не удалось. Но резню Аваллах никогда не любил. И не любил избивать противников, которые — по разным причинам, — оказываются заведомо слабее и беспомощнее. А здесь, в этом мире, была настоящая резня.
Тёмные эльдар появились внезапно, вместе с густым предрассветным туманом. Их 'Жнецы' и 'Захватчики' скользили над серебристой от росы травой словно голодные тени, жаждущие тёплой крови и трепещущей плоти. А с ними, точно рыбы-прилипалы с акулами, тенями летели гравициклы. Холодный ветер, наполненный дыханием угасающего лета, бил в лицо, тихо подвывал в причудливой оснастке антигравитационных кораблей. Остроконечные, украшенные лезвиями и шипами, изящные корпуса рассекали белёсые полосы холодного тумана. Пряно пахло влажной землёй.
В тишине, нарушаемой лишь шёпотом ветра в кронах кривых деревьев, они соскочили на мягкую, влажную почву, поросшую спящими травами. Прикреплённые к телу доспехи хлестнули привычной, немного притупившейся болью — это помогало эльдарит йиннеас притупить мандраж и распалить злость. Увлекая за собой дюжину воинов, в чёрных доспехах, сливающихся с предутренним мраком, Аваллах устремился по поросшей деревьями аллее в сторону изящного многоугольника строения, с лёгкими резными арками и тонкими, словно нити дождя, колоннами. В туманной мгле оно казалось нереальным. Из холодной дымки проступали лишь его стрельчатые контуры цвета слоновой кости, подсвеченные призрачными голубоватыми огоньками. Впереди пушисто вспыхнули и грохнули взрывы, снесшие высокий, тонкий обелиск, обрушившие часть оплетающих его галерей. Началось! Аваллаха охватило радостное возбуждение, какое, наверное, бывает у пылкого любовника перед самой встречей с возлюбленной. Он крепче стиснул рукояти хищно сверкнувших кривых зазубренных клинков — он не любил оружия дальнего боя, — и его губы растянулись в хищной ухмылке.
Не ждали? Это мы, ваш оживший ночной кошмар!
Эльдары не ожидали нападения, но надо отдать девчонкам должное — они быстро собрались. Ночной воздух, перекрывая канонаду и гулкий грохот взрывов, вспорол жуткий, пронзительный, пробирающий до самых костей вой. Воющих Банши назвали в честь духов, предвещающих смерть своим полувоем-полуплачем не ради пафосного словца. Их голоса усиливали и модифицировали встроенные в изящные шлемы с высокими плюмажами, динамики, превращая боевые кличи и крики в нечто жуткое, тяжело бьющее по нервам, раздирающее их вклочья. Аваллах слышал истории о том, что некоторые противники умирали или сходили с ума от одного только зрелища несущихся на них воющих белых призрачных фигур, напоминающих беспокойных, голодных призраков. Однако, такая слабость присуща лишь низшим расам. Тёмных эльдар подобные фокусы лишь злят ещё больше.
Девки бросились на них, точно разъярённые волчицы. Казалось, они считали себя бессмертными. Они дрались с яростным, безумным ожесточением. Но что они могли?
Спустя несколько мгновений всё было закончено. В едком, дымящемся воздухе раздавались лишь жалобные стоны раненых — оружие тёмных убивает не сразу, это было бы слишком прозаично и посредственно. А его последняя жертва, вступившая с ним в отчаянный поединок, рухнула перед ним на колени, зажимая рану на боку. Аваллах сорвал с неё шлем, и они встретились взглядами. И тут он понял — вот, что он так долго искал!
Её попыталась отнять Диара — офицер-сибарит второго отделения воинов Кабалы, — наглая и крайне неприятная девица, со своеобразными вкусами. Пришлось объяснить ей, что этот подарок Аваллах оставляет лично себе, ведь такие редкие самоцветы на дороге не валяются и должны попадать лишь к самым достойным. Он не знал, что убедило девушку-сибарита больше: его клинок у её милой шейки, или же слова господина Кархаллаэля, довольного успешным рейдом и действиями десятка Аваллаха, а может, и то и другое. Но, факт, что Диара сдалась и, сделав вид, что не больно-то и хотелось, поспешила удалиться, довольствуясь собственным стонущим и причитающим уловом.
***
В каюте царил приятный полумрак, нарушаемый лишь слабыми отблесками лиловых светильников. Их блики причудливым переплетением теней ложились на матово поблескивающие стены каюты, выхватывали походную кровать, двери отсеков за которыми теперь покоились доспехи и оружие Аваллаха. Сменив боевые облачения на более удобные одежды, состоящие из рубашки, штанов, к поясу которых были прикреплены его любимые парные клинки и высоких, до колен сапогов с остроконечными краями у колен, Аваллах расположился на удобном кресле, с наслаждением прислушиваясь к боли в мышцах. За округлым иллюминатором фосфоресцировали и приглушённо сияли бескрайние звёздные поля. Приглушённо гудели двигатели — ещё день и они будут дома, — хотя, в принципе, варп-прыжки не занимают много времени, и они уже скользят по причудливо и безумно преломляющимся пространствам Коморры.
Бокал с вином в правой руке Аваллаха приятно холодил ладонь. Перед ним, на стене, была растянута его пленница. Её обнажённое тело, словно светилось в полумраке, наполняя его диким желанием и мучительным томлением. Её крепкие, упругие груди, приподнятые от того, что скованные руки заведены высоко вверх, соблазнительно двигались от её частого дыхания. Так и тянуло ласкать их, трогать, поглаживать, жать, стискивать изо всех сил, выкручивая тёмные соски, кусать их до крови. Между изящно очерченных рёбер залегли лёгкие тени. Её поджарый, ровный живот, по которому хотелось нежно провести, сверху вниз, к жёстким рыжими волоскам под ним, напоминающим маленький язычок пламени в паху, скользнуть дальше, к нежной, чувствительной плоти между точёных округлых бёдер. Одного взгляда на красавицу — даже по меркам эльдар, — хватало, чтобы кровь бежала по жилам быстрее, разливалась по телу жаром невыносимого возбуждения и напряжением, которое хотелось тут же снять. А ещё, мучительной тоской и злостью. На запястьях и лодыжках этого сокровища появились кровоподтёки от оков — они смотрелись как причудливые коралловые украшения на её руках и ногах. Как бы прекрасно смотрелись вино-красные струйки крови на этой безупречно белой бархатной коже, когда крюк, или лезвие хирургического ножа бережно бы рассекало её, аккуратно срезая тонкую полоску за полоской. Но, от этих невольных мыслей его чуть ли не затошнило.
Однако, они все имели право на то, чтобы хоть немного себя порадовать. Воины Кабала показали себя на высоте стремительностью, безжалостностью и слаженностью действий. Дракхон Кархаллаэль, на которого и так уже обратил благосклонное внимание самый могущественный Архонт Коморры, Асдурбаэль Вект, набрал столько добычи, что сумеет преподнести ему впечатляющий подарок. Он покажет, что может быть весьма и весьма полезен Архонту Чёрного Сердца, и значит, сумеет заручиться его поддержкой. Если это случится — его Кабалу обеспечено славное и богатое будущее. Так что поводов для радости у них у всех было полно. Кроме самого Аваллаха.
— Не хочешь выпить? — спросил он.
Пленница вновь подняла на него пылающий взор своих восхитительных изумрудных глаз. Его так и обожгло концентрированной ненавистью.
Глупышка, а страх спрятать тебе всё равно не удаётся. Признайся, ты боишься. Очень боишься боли и с ужасом ждёшь, что же я буду с тобой делать. Тем более, мы оба прекрасно слышим надрывные приглушённые вопли и судорожные истерические рыдания одной из твоих подруг. Это мои развлекаются… и кричать она будет ещё очень, и очень долго. Раньше бы меня эта мысль даже позабавила. А теперь… мне стало до тошноты мерзко и мучительно стыдно. Как будто, это не ты, а я распят голый перед тобой, под твоим полным ненависти взглядом.
— Нам лететь ещё долго, это поможет скоротать время, — Аваллах даже улыбнулся.
— Думаешь, умолять о пощаде буду? — хрипло спросила она на наречии эльдарит йиннеас.
— Слишком горда?
Она усмехнулась — хотела показаться храброй и сильной, но вышло больше страдальчески и даже жалко:
— Достаточно умна, чтобы понимать, что всё это без толку.
— Ты так считаешь, — его это даже забавляло.
— Да пошёл ты! — огрызнулась она из последних сил, — Давай, начинай уже!
— К чему торопиться, — деланно удивился он пожав плечами.
— О, да, я поняла, — с долей яда произнесла она, за которым сквозили боль, усталость и страх. — Что ж, это тоже в вашем стиле.
За стеной вопль истязаемой пленницы взвился на невообразимую, пронзительную высоту и застыл жутким, звенящим аккордом, так, что даже Аваллах на некоторое мгновение замер.
— Скоты! — процедила сквозь зубы пленница. И презрительно от него отвернулась. Только сейчас он заметил, что она мелко дрожит. И это не от холода.
Взгляд Аваллаха скользнул по её прекрасному телу и остановился на жуткой, кровоточащей ране у неё на боку — его метка. В тёмном эльдаре, в самом сердце что-то дрогнуло, и ему показалось, что он чувствует её боль.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Она не ответила.
— Я Аваллах.
Она снова не ответила. Прододжала корчить из себя героиню. Аваллаха это немного начало раздражать. Ладно, пусть молчит. А он пока займётся её раной. Она уже выглядит неважно. А дальше начнётся жар, девочка впадёт в мучительное беспамятство…
Аваллах подошёл к медицинскому шкафу, открыл автоматическую дверь, взял оттуда шприц, иглы, нитки, снадобья, чтобы промыть рану, и мази. Затылком чувствовал, как за ним наблюдает несчастная пленница. Её страх, который начал расти всё больше, пока она наблюдала за его приготовлениями, щекотал ему нервы. Он отчаянно сопротивлялся природным ощущениям и желаниям извращённой натуры тёмных эльдар. Было тяжело и отвратительно…
Он изо всех сил старался думать о своей цели и мечте, о том, что она уже восхитительно близка, но любой неверный шаг может её погубить. И, конечно, о том, кем может стать ему его пленница… и как всё это изменит. Так стоит ли терять это из-за того, что зверь в его душе возьмёт над ним верх?
С медицинскими принадлежностями в руках, он подошёл к одному из овальных столиков с бестящей эбеновой поверхностью, и разложил на нём всё это. Затем, осторожно подвинул к ней. Девушка не сводила глаз со шприца и поблескивающих иголок. Затем, снова резко и гордо отвернулась, закрыла глаза. Её губы зашевелились. Молилась. Что ж, ей повезло сегодня. Пусть потом считает, что её молитвы услышаны.
Аваллах набрал обезболивающего в шприц, осторожно подошёл к ней, протёр обеззараживающей жидкостью вену. Когда он коснулся эльдарки, она едва заметно вздрогнула и ещё жарче зашептала молитву.
Он усмехнулся, и осторожно ввёл препарат ей в вену. Она слегка дёрнулась, но почти даже не пикнула.
Затем отошёл к столику, взял чистую мягкую материю и вылил на неё один из элексиров. Затем встав на колено, осторожно начал обрабатывать рану. Надо было как следует её промыть. Пока Аваллах осторожно обрабатывал рану, он вновь почувствовал на себе взгляд пленницы.
— Ты что делаешь? — услышал он её удивлённый голос.
— Я достаточно умён, чтобы ничего не объяснять, потому что ты всё равно не поверишь, — это Аваллах вернул долг. — Больно?
Она молчала.
— Так сложно ответить на простой, ни к чему не обязывающий вопрос? — съязвил он.
— Нет, — она явно была сбита с толку. Явно ожидала всё, что угодно, но, не то, что тёмный — который по всем канонам должен был зверски насиловать и кромсать её одновременно, — будет осторожно её лечить.
— Вот и славненько.
Аваллах закончил промывать рану, смазал её мазью, и, вооружившись кривой иголкой, начал аккуратно накладывать швы. Обезболивающее действовало, но ему всё равно не хотелось причинять ей лишних неудобств. Поэтому он работал аккуратно, словно от ловкости его пальцев зависело существование чего-то невообразимо прекрасного и столь же хрупкого.
Когда он закончил, он снова обработал шов целебной мазью и осторожно перевязал её. Затем, отошёл от пленницы, придирчиво осматривая свою работу.
— Как себя чувствуешь? — спросил он.
Она явно была окончательно сбита с толку. Аваллах понимал, что глупо сейчас от неё ждать слёз умиления, пламенных признаний растерянной и растроганной души. Мол, как я могла ошибиться в тебе, я думала, что ты чудовище, как и все твои собратья, но ты не такой… да, да, конечно! Аваллах надеялся на это, но не сейчас.
— Вот, это, вот, что только что было? — спросила она. По низкому голосу, по тому, как она подняла на него взгляд, по тому, как он изменился, Аваллах понял, что начало действовать и успокоительное, примешанное к обезболивающему — его компоненты действовали медленнее.
— Обычная перевязка, — просто ответил Аваллах. — Я не люблю сильные яды, поэтому, достаточно было просто промыть рану. А то, что в тебя попало уже скоро выветрится.
— Зачем? — спросила она, а, потом, словно спохватившись, добавила: — ах, да! Идиотский вопрос.
— Отчего же? — пожал он плечами, — Имеешь право знать. И, да, твои догадки не верны. Ни кромсать, ни ещё как-либо вертеть из тебя котлеты я не собираюсь. Более того, и другим не дам.
— Да ну! — воскликнула она, подняв брови, явно оживившись. И слова её истекали ядом. — То-то я прекрасно себя чувствую, прям как дома! А вы все такие милашки, такие добрые и нежные! Вон, в соседней каюте, похоже, моя сестра по оружию как раз испытывает на себе все прелести вашего гостеприимства.
В этот момент за стеной крики страдающей пытаемой эльдарки снова взвились на пронзительную, надрывную высоту, от которых даже у Аваллаха на мгновение замерло сердце.
— Может, кусок кекса мне ещё предложишь, или ещё что-нибудь в этом роде?
— Выпить я тебе уже предлагал, — не обратив внимания на издёвку, ответил он. — Можешь думать, что хочешь. Спорить с тобой я не буду.
Аваллах собрал оставшиеся после операции снасти и снадобья со столика и поставил их обратно в медицинский шкаф.
— Думаешь, я не знаю, зачем вы, ублюдки, такую охоту устраиваете? — после некоторого молчания спросила пленница. И в голосе её звенел металл, щедро политый ядом чистейшей, ничем незамутнённой, ненависти, — Бьёте в спину, исподтишка. Только с теми, кто слабее можете справиться. Зато в трусы делаете, стоит вам только с настоящим войском встретиться.
Тут Аваллах уже еле сдержался, чтобы не отвесить ей смачную пощёчину.
— Что, тварь тёмная, правда глаза колет? — ехидно спросила она.
Вот, ведь, мерзавка! Чувствует, сволочь, что задела! Хочет, чтобы он психанул и прирезал её сразу. Не верит, что он и вправду её трогать не собирается. Ну, дрянь, не дождёшься, паршивка рыжая!
— Самое последнее дело, — сказал Аваллах менторским тоном и как можно холоднее, — оправдывать собственную глупость и лень подлостью противника. Мол, воюет не по правилам — клювом мешает щёлкать. Будь достойнее — учись принимать поражения. Вы же, вроде как, чтите древние кодексы, или что там вам проповедуют ваши Лорды-Фениксы?
— Немногим лучше, чем оправдывать свою трусость, — поморщилась она так, будто вокруг неё вилось надоедливое насекомое. — Впрочем, вас трудно винить. Жестокость и садизм очень часто идут рука об руку с огромной трусостью, так что ваше поведение неудивительно.
— Нарочно нарываешься, да? — проявил минутную слабость Аваллах.
— О, кажется, у кого-то начала слетать маска благородного витязя?
— Да пошла ты!
— Да ладно тебе, не сдерживай себя! Я же голая, безоружная, беспомощная, да ещё и к стене прикована, так что ничем ответить не смогу. Самое время показать на мне свою силу. Я же прям чувствую, как у тебя лапы чешутся. Давай, не стесняйся!
— Мне твои вопли не нужны, — он снова взял тебя в руки.
— Даааа? — притворно удивилась она. — А почему же, тогда я, с голой жопой, растянута тут на стене?
— Ты производишь впечатление умницы. Вот и подумай.
— Ты знаешь, столько вариантов, я прям в догадках теряюсь.
— Ну и правильно, — ухмыльнулся Аваллах. — Похоже, я в тебе не ошибся. Ты, действительно, быстро учишься. А раз ты намерена и дальше меня злить, как тебе кажется, то предлагаю тебе бесплатный хороший совет, самый разумный: заткнись. Просто заткнись и не трать попусту силы.
— А то что? — с мерзенькой издевательской и провоцирующей интонацией спросила она.
— Придётся вставить твою язвительную пасть кляп, до того момента, когда окончательно подействует успокоительное и ты, наконец, задрыхнешь. Согласись, это будет унизительно?
— Угу, — она пыталась язвить, но, силы покидали её, и на неё наваливалась сонливость.
Она, наконец, замолчала, а через несколько минут, её голова бессильно опустилась на грудь, так что осенний водопад её восхитительных волос, закрыл её прелестное лицо. Дыхание её было ровным и спокойным.
Только сейчас Аваллах понял, насколько сильно устал, и тоже решил вздремнуть. Он устроился на лежанке в противоположном конце каюты. Под подушку положил обнажённый клинок.
Однако, он не думал, что заснуть будет так трудно. Его словно жгло изнутри. Наверное, то же самое чувствует творец, потративший годы напряжённейшей работы на произведение, которое, наконец, уже близится к завершению. И эта прекрасная и непорочная девушка поможет ему дописать последние строчки. Потерпи, дорогая, осталось недолго.
***
— Ну, вот, прошу в мой скромный дом, — Аваллах слегка подтолкнул пленницу, а затем вошёл сам и запер за собой дверь.
— Точнее, в темницу, — угрюмо буркнула она, потирая руки, с которых Аваллах только что снял цепи, и шею, на которой красовался обруч с датчиком передвижения и руной Аваллаха. Сама конструкция была стилизована под изящное дамское украшение, с пульсирующим ровным светом аметистом под горлом. Наготу её прикрывал длинный дамский плащ с глубоким капюшоном, придающий ей вид одновременно и притягательный, и загадочный. Так некоторые тёмные одевали любимых и ценных рабынь, которые и удовлетворяли их в постели, и были вышколены настолько, что могли сопровождать господина в его деловых поездках и даже выполнять мелкие, но более ответственные, чем у других рабов, поручения.
Пленница несколько раз пыталась сбежать за то время, когда Аваллах прибыл с ней в Коморру. Первый раз непосредственно в Порту Потерянных Душ, когда Аваллах договаривался с таможенниками и главарём местных банд. Дело в том, что в Тёмный Город даже своим попасть не так-то просто. Есть негласное правило, согласно которому ты обязан уплатить определённую пошлину. Деньгами, товаром (живым или неживым), флаконами со сладкой и пьянящей предсмертной агонии жертв — часть этих взяток пойдёт наверх, и кое-что осядет даже у самого Векта. Или, если не хочешь, разрывными зарядами и сталью… если ты достаточно сильный, ловкий и быстрый. Обычно все предпочитали платить. Потому как, каким бы сильным, богатым и влиятельным ты ни был, шансы оказаться на пыточном столе после такой стычки, или остаться сильно покалеченным, у любого дерзкого были огромны. В городе ходили легенды о том, что местные главари садятся обедать за столы, укрытые скатертями из кож, снятых с невмеру возомнивших о себе сибаритов и даже вельмож, в то время как их распятые и растянутые крюками, дёргающиеся тела погружены в жгучие физрастворы, не дающие им, наконец, умереть. Однако, в любой другой момент, Аваллах с радостью бы воспользовался возможностью размяться, и освежить кровь на своих клинках — Аваллах на дух не переносил падальщиков на прикорме у высших лордов и леди Каморры, — но в этот раз, он не хотел рисковать. Добыча была слишком ценна. И эта самая ценная добыча очень ловко подгадала момент, когда двинуть своему пленителю под колено и опрометью бросится в сторону кривых тёмных переулков, словно вены расползающиеся по плоти Тёмного Города.
Аваллах быстро оклемался, в три прыжка очутился рядом с пленницей и без лишней лирики просто припечатал строптивую дамочку к стенке, раскрашенной фосфоресцирующими граффити. У той едва кости не затрещали. Развернув добычу лицом к себе, Аваллах в доступной форме — приподняв собеседницу за горло, — объяснил, почему не стоит делать такие вещи, особенно в Коморре. Во-первых, может разозлиться он сам, и в список и без того крайне изысканных пыток добавить ещё парочку весьма экстравагантных и очень, очень болезненных новинок. А, кроме того — это он уже шепнул девушке на ухо, — самое главное, он, и только он гарант её целости, сохранности, спокойствия и безопасности. Для виду грубо рванув пленницу на себя, он приступил к разгрузке рейдера со своим уловом. Проследив за тем, что рыдающую толпу женщин и детей погрузили на его транспорт и дав тихие указанию пилоту, он вернулся к своей пленнице.
Второй раз, беглянка решила действовать хитрее и выскользнула из цепких рук Аваллаха в момент, когда они садились в транспортный корабль, знатно нахамив стражам дока и спровоцировав короткую драку между ними и Аваллахом. Естественно, кулаками и солидной взяткой, Аваллах уладил ситуацию, и после этого бросился за неугомонной пленницей. Правда, долго искать её не пришлось. Девушка уже была зажата в угол толпой затянутых в кожу и нехорошо ухмыляющихся подонков из неудачников-гелионов, утративших право бороздить верхние уровни Каморры. Воющие Баньши — первоклассные бойцы ближнего боя. Быстрые, ловкие и сильные. Судя по фонарям на тонких рожах и разбитым носам, а так же, по тому, что некоторые из неудачников валялись на гладком мраморе мостовой, сжавшись в комок и поскуливали, зажав промежность, легенды о Воющих Баньши не были выдумкой. Но, что могла даже такая воительница одна, причём без оружия и почти совсем голая, да ещё и с руками, закованными в силовые цепи. Она бы продержалась ещё несколько мгновений, а потом… Нет, её бы не убили. По крайней мере, далеко не сразу.
Аваллах не стал тратить время на благородные реплики, вроде «Э, сосунки, эта моя добыча», а просто, безо всякой лирики, перерезал всех окружавших эльдарку. Последнему противнику, который махался чуть дольше, чем остальные, он лёгкими движениями клинков перерезал вены на руках и паховой области, оставив его лежать, дёргаясь, в расползающейся луже крови.
Эльдарка попыталась напасть и на Аваллаха, но тот просто шагнул в сторону, и ударом навершия клинка выбил из неё сознание. Лучше нести её мешком на плече, чем пытаться уследить за тем, что она ещё может выкинуть.
Пройдя квартал, он добрался до знакомого портала, который напрямую вёл к его дому. Коморра представляла собой не что иное как сеть множества связанных царств, растянувшихся по изнанке бытия как огромная раковая опухоль. Её отростки постоянно росли и развивались, точно уродливые щупальца, а пространство в них преломлялось и искривлялось так, что при должном везении и хорошо работающих мозгах, можно было за мгновение преодолевать расстояние, на которое, в обычном, реальном мире, пришлось бы потратить несколько световых лет. Части Коморры связывали между собой порталы, которые перемещались с места на место. Они появлялись, исчезали, подобно теням от гонимых ветром туч. Но, Аваллах давно жил в Тёмном Городе, и кое-каким секретам научился.
Когда они подходили к дому, эльдарка уже очнулась. И в блок-квартиру Аваллаха входила уже сама.
— Располагайся, — предложил Аваллах.
Эльдарка стояла, напряжённая, сосредоточенная. Оглядывалась по сторонам. И, судя по её глазам, лицу, она была в некотором замешательстве. Ожидала увидеть развешенные по стенам трупы и визжащих от боли, растянутых на крюках жертв? Наивная!
— Ты чему-то удивлена? — Аваллах подошёл к шкафу, коснулся сенсорной паннели, и зеркальная дверь с лёгким шорохом отъехала в сторону.
— А как ты думаешь? — холодно спросила она. Но, в её голосе уже сквозила некоторая неуверенность. Аваллах знал, что она сейчас не будет пытаться бежать. Она видела его реакцию, понимает, что он ко всему готов. Тем более, она уже на своей шкуре испытала часть прелестей гостеприимства Тёмного Города.
— Думаю, что, да, — тёмный начал снимать доспехи, изредка поморщиваясь, когда вытаскивал крючки с помощью которых латные фрагменты крепились прямо к телу. — Готов поспорить, что ты предполагала увидеть логово монстра, а не обычную блок-квартиру. Ещё, тебе, страшно. А ещё в тебе горит ненависть и презрение. Боль от потерь. Вина. Отчаяние от бессилия и…
— Ну хватит! — огрызнулась она, сжав кулаки. Её прелестное лицо кривила гримасса ярости. — Я знаю, что вы твари, особое наслаждение испытываете, причиняя кому-то боль. — Она заметила, как Аваллах морщится по мере того, как снимает с себя доспехи. Остались поножи и гибкая кираса. — Вон даже себя увечите.
— Для нас грань между удовольствием и болью очень нечёткая, — Аваллах одним ловким движением вытащил шипы поножи из левого бедра, снова слегка скривившись, скорее просто рефлекторно, чем от реальной боли.
— О, да, это заметно!
— Как пожелаешь, — Аваллах закончил с доспехами, оставшись в чём-то, что было похоже на чёрный комбинезон, не закрывающий голову, шею, без рукавов и не закрывающий ступни. Он заметил, как эльдарка, нехотя, но с некоторым интересом, его разглядывает. — Кстати, ненавижу эту точку зрения. Потому что, считаю её одной из самых циничных и наглых разновидностей лжи. И повторюсь, твоя боль, твои крики, страдания и слёзы мне не нужны.
— О, даже так! — ехидно воскликнула пленница. — Даже не знаю, чем ещё могу помочь…
— И даже то, о чём ты, без сомнения, подумала, — нисколько не смущаясь, Аваллах стянул с себя комбинезон, представ перед пленницей во всей натуре. Она быстро отвернулась, густо покраснев. — Я не трону тебя… без твоего позволения, конечно.
— Что? — эльдарка даже повернулась к нему. В этот момент, Аваллах уже натянул штаны и надел рубаху. — Я тебя попрошу?! Я знала, что вы все больные на голову ублюдки, но чтобы настолько…
— Впереди у тебя ещё много открытий, — спокойно сказал он, словно озвучил очевидное, что не стоило и толики внимания. — Кстати, вот здесь, — он ткнул большим пальцем в сторону шкафа, — есть нормальная одежда. Дамская. Я готовился к твоему визиту. Прошу.
С этими словами Аваллах вышел в комнату, которая служила ему кухней, оставив пленницу-гостью наедине с собой. Всё равно никуда не убежит. Дверь закрыта, ключи у него под рукой. Он поймать её всегда успеет. А если нет, то её сожрёт Коморра. И она будет самой эпичной, круглой и совершенной в своей восхитительной завершённости, дурой. Которую, всё же, будет до соплей жалко.
Коснувшись сенсорных паннелей, Аваллах зажёг свет — приглушённый, золотистый, такой, который успокаивал, — достал пару изящных чашек, металлический ковшичек, в который высыпал невзрачный золотистый порошок и залил его водой. После этого, поставил смесь на варочную паннель и установил нужную температуру подогрева. Из этого золотистого порошка получался пряный, крепкий напиток с приятным, обволакивающе-сладковатым вкусом. Местное население одной из планет употребляло его только по большим праздникам и в особо важных случаях — и Аваллах, попробовав раз, понял почему, — и звало его кайис. У местных жителей этот напиток считался священным, и пили его только вдвоём, с близкой и родственной душой, с тем, кому угощающий не побоялся бы доверить свою жизнь и душу. Свой кайис Аваллах получил от одного из местных жителей, от друга, которого он когда-то спас от жестокой смерти в руках собратьев.
По блок-квартире поплыл сладкий, пряный аромат, дразнящий чувства.
Занимаясь напитком, Аваллах думал о пленнице и изо всех сил пытался сдержать бешено колотящееся сердце и скачущие мысли. С одной стороны его переполняло что-то вроде эйфории, когда он находился рядом с ней. А с другой, его жёг, вызывал ненависть и злость её ледяной, высокомерный тон. Ответить на него, как он обычно отвечал на такие дерзости, Аваллах не мог из-за затопляющего, горячего чувства вины перед ней. Ведь это он вторгся в её мир, лишил её дома, Храма… но, ведь, его цель того стоила! Этот бог бился. И бился храбро, но всё равно не смог защитить своих детей. А Аваллах, как раз и занимается тем, что помогает ему исправить последствия поражения. Исправить последствия ошибки народа, отвернувшегося от своих богов. Неужели этот бог не смилостивится, ведь, по сути, Аваллах так ему служит? Впрочем, ему было всё равно, поймёт ли его Кейн. Ему было важнее, поймёт ли она. Ведь, кроме вины, к ней он испытывал и иные чувства. Что-то, сродни маленькому, хрупкому, красивому цветку, который едва-едва пробивался сквозь пепел на выжженной почве, но, несмотря на скудость земли, он упрямо рос и креп, завоёвывая себе право на жизнь.
Каким-то инстинктивным чувством, он знал, что со временем, она поймёт. Но, сколько потребуется времени? Как же с ней рядом прекрасно и сладко. И как мучительно страшно и больно. Мысли и слова путаются, тонут в поднимающихся в нём эмоциях. Как совладать с ними? Как убедить её? И как пробудить в ней чувства, что загорелись и крепли в нём самом? Ведь, без этого, все его поиски, и все его труды и жертвы не имели никакого смысла!
Аваллах услышал шаги. Он увидел её в стрельчатом дверном проёме.
— Откуда у тебя кайис? — на её лице было искреннее удивление. — Украсть или отобрать ты его точно не мог — с кайисом такое не пройдёт. Для непосвящённого — это просто песок. Тебе могли его только подарить. А дарят его только в одном случае…
— Так оно и было, — просто ответил он. Пленница молчала в мрачном изумлении. Невольно, Аваллах залюбовался ею. Платье с глубоким декольте, кожаным поясом-корсажем, подчёркивающим фигуру и грудь, сидело на ней отлично. Его тёмный, отливающий зелёным, цвет, изысканно подходил к её рыжим волосам и ярким глазам. Тонкие точёные руки охватывали не закрывающие изящные плечи, рукава, слегка расширяющиеся у кистей. Она стыдливо пыталась удержать глубокий вырез на длинной юбке, нескромно открывающий прекрасное, стройное бедро и приоткрывая восхитительное нечто, обхваченное тёмной материей узеньких трусиков, доходя почти до самой талии. Она была босая, и её маленькие, стройные ступни изысканно контрастировали с матовой чернотой гладкого пола.
— Присаживайся. — Пригласил Аваллах, указав на один из стульев рядом с овальным столом. И добавил: — Не бойся, он без фиксаторов, шипов и прочих прелестей.
О, чудо! Пленница послушалась. Может, дело в кайисе? Она села. Привстала, снова села.
— Ну надо же, не обманул! — покачала она головой. В этот момент она снова по-девичьи скромно сжала ноги и попыталась прикрыть их тканью юбки. Однако, это лишь ещё изящнее подчеркнуло восхитительность её округлостей. — Слушай, зачем юбка, если и так видно, что под ней?
— Наши дамы считают это модным, — пожал плечами Аваллах. — Извини, другого нет.
— Оправдываешься?
— Немного.
— И как в этом ходить?
— Свободно и слегка поддразнивая. Если не нравится, ходи аккуратнее и на ветру не стой.
— Спасибо, буду иметь в виду.
Аваллах разлил напиток по кружкам.
— Он не отравлен, если ты боишься, — и в подтверждении своих слов, чуть пригубил из кружки пленницы-гостьи. И сел напротив неё. Она испытующе на него смотрела. Ему было приятно и тяжело. Но, взгляда он не отвёл, хотя очень хотелось.
Потом, будто сказав себе — а, была не была! — эльдарка пригубила кайис.
Она вновь удивлённо воззрилась на Аваллаха, покивав головой, мол, а ты молодец, вкусно приготовил.
После недолгого молчания, она снова спросила:
— Ты живёшь один?
— Один, — ответил Аваллах. — А почему ты удивлена?
Она пожала плечами:
— Судя по всему, ты не простой воин кабалы. Значит, у тебя должны быть рабы.
Аваллах поморщился:
— Я слишком ценю своё одиночество и ухаживать за собой предпочитаю сам.
Она бросила на него недоверчивый взгляд. Его ответ явно её озадачил.
— Почему именно кайис? — спросила она. — Судя по всему, ты знаешь церемониал, с ним связанный, так?
— Знаю, — Аваллах сделал движение веками.
Эльдарка отставила кружку и скрестила руки на столе, пристально посмотрев на Аваллаха. Прямо в глаза, обжигая его своим взглядом.
— Тогда, чего ты хочешь? — спросила она. — Зачем тебе я? Это твоя прихоть и каприз?
— Нет, — качнул головой Аваллах.
— Хочешь, чтобы я решила, что ты особенный? — её губы дрогнули в ледяной полуулыбке. Глаза, полные боли, ненависти, страха, отчаяния и ожидания страданий, выдавали её. — Знаешь, может, когда я была малолетней девчонкой, я бы поверила. Но не теперь. Я сталкивалась с вашими, и знаю, чего от них точно НЕ ждать. Честности, доброты и милосердия. Вы прекрасные актёры, вы прекрасно играете с эмоциями других, особенно с эмоциями своих жертв. Вас это забавляет. Раз уж я у тебя в плену и не могу вырваться, то, да, мне придётся смириться со своей судьбой и ждать, когда ты наиграешься и начнёшь пытать меня. Но не думай, что я верю тебе.
— Я не собираюсь тебя пытать, — в который раз повторил Аваллах. Сердце его сжималось. В горле пересохло. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. И привествовал это чувство, радуясь ему, и ненавидел себя за него. — Я не хочу причинять тебе боль. И кому бы то ни было.
Он почувствовал, как его начинают захлёстывать эмоции — вина, ярость, отчаяние и какое-то облегчение, странное, неведомое и сладкое.
— Больше не хочу, — тихо добавил он, отчаянно надеясь, что она не почувствовала, как дрогнул его голос.
— Правда? — приподняла бровь эльдарка. — А зачем ты тогда набрал столько рабов? Женщин. Молодых девушек. Матерей с детьми. Я чувствовала ужас и отчаяние каждого из них. Ту бездну безысходности, которая заполнила их души, когда ваши волокли их, когда вырывали детей из рук матерей. — её голос дрогнул, он чувствовал, каким титаническим усилием воли она сдерживает крик чистой, неугасимой и непреодолимой боли, которой было охвачено всё её существо. Чувство, горящее приглушённо, полутоном среди безысходного отчаяния и ужаса загнанной жертвы перед муками и страданием, горящее с самого начала их знакомства, теперь разгорелось в ней со всей силой и обожгло его самого. — Я должна была их защищать. От таких как вы. Как ты. И я подвела их. Предала! И теперь, Бездна знает почему, сижу тут и говорю с тобой.
Она резко отвернулась и замолчала, пытаясь сдержать рвущиеся из неё эмоции.
Аваллах не торопил. Он сам едва сдерживал рвущееся из груди сердце. Боги, лишь бы не дать ей заметить…
— Я не знаю, — овладев собой и небрежно смахнув с пушистых ресниц слезу, продолжила эльдарка, — что это за шутка богов. Но, раз это происходит, может и ты, правда, не такой как твои поганые собратья.
Она снова повернулась к нему, впилась в него взглядом, обдавшим его и льдом и пламенем.
— Скажи мне, чего тебе нужно? Для чего тебе они? И для чего тебе я, если ты больше не хочешь причинять боль?
Аваллах едва собрался с мыслями и ответил:
— Насчёт тех, кого я забрал. Я тебе клянусь, что они в безопасности, — в его голосе звучала сталь, — что ни волоса не упадёт с их головы.
— Как тебе верить?
— Сама всё увидишь. Скоро.
— Для чего они тебе?
— Чтобы не отдавать другим.
— И меня тоже. Аваллах немного заколебался. Сказать ей правду сейчас? Примет ли она её? Готова ли? Нет. Не сейчас. Поэтому он решил сказать лишь часть правды.
— И тебя тоже.
И, не имея больше сил сдерживать чувства, добавил:
— Особенно тебя.
Непонимание, недоумение в её взгляде, подозрительность, интерес, и что-то такое, на что откликнулся маленький цветок, взросший и растущий в его сердце. Словно ласковое прикосновение. Ветер начала весны среди зимней стужи.
Аваллах не выдержал, и чтобы эльдарка не догадалась, что он малодушно отвёл взгляд, он залпом осушил свою кружку.

***
Она шла почти совсем бесшумно, едва касаясь пола своими босыми ступнями. Единственным звуком, выдававшим её движение, был лишь шорох шёлка, касающегося обнажённого тела.
Аваллах давно услышал её, но не подал виду. Он знал, зачем она пришла. Ждал этого. Он знал, что так будет уже тогда, когда оставлял её в комнате, которую отвёл под её спальню. Ещё он помнил её удивление, когда она увидела, что он не собирается ни связывать, ни запирать её. Видел лёгкую насмешку, проскользнувшую колючим ледком в её взгляде. И теперь, произошло то, чего он ждал.
Мягким, быстрым движением она подскользнула к нему. В тусклом отблеске света, льющегося сквозь узкое, зарешёченное окно, сверкнула сталь украденного ею клинка. Аваллах почувствовал его острое лезвие у своего горла. Но, ничего не делал. Так же как и она.
— Почему ждёшь? — Спокойно спросил он, не переворачиваясь с бока на спину, вообще не двигаясь.
— Мы пили с тобой кайис, — в её голосе дрожали нотки неуверенности и ещё чего-то такого, что заставило сердце Аваллаха сжаться от робко постучавшегося в него счастья, — я знаю, что предлагают его только тому, кому безоговорочно доверяют, — тут она попыталась добавить в голос ледяной жёсткости, но у неё ничего не получилось, — однако, не думаю, что убийство вероломной твари, подобной тёмному эльдару, будет расцениваться как святотатство.
— В этом ты права. — Спокойно проговорил Аваллах. — Так, может быть, и покончишь с этой тварью? Или ты хочешь ещё чего-то?
Эльдарка не ответила. Лишь крепче прижала сталь к горлу Аваллаха.
— Давай, — спокойно продолжал он. — Отведи на мне душу. Это, на самом деле, очень просто. Впрочем, не мне об этом тебе говорить.
Он почувствовал, как дрожит её рука. Чувствовал её неуверенность. Но неуверенность не из-за страха. А из-за противоречивых чувств, борющихся в ней. Физически ощущалась её ледяная, горящая ровным пламенем ненависть, наполняющая обжигающей смолой её жилы. Но, к этой ненависти примешивалость и другое чувство. Острое, как шип розы. Пряное, как вино. Кричащее, словно свежая рана на сердце. Оно было сродни цветам, появляющимся ранней весной на снегу в далёких, светлых девственных мирах за пределами Коморры. Таких, о которых Аваллах всегда мечтал. И это понимание отдавалось в его душе нетерпеливым жаром. Хотелось… хотелось протянуть к ней руки, обнять… и пусть убивает, если так этого хочет. Но, нельзя. Нельзя было неосторожной грубостью топтать те ростки, что дали всходы в душе пленницы… нет, не пленницы, а желанной гостьи.
Ещё одно мучительное мгновение.
Эльдарка всхлипнула. Выронила нож.
— Не могу! Не могу! — зашептала она сквозь слёзы.
Шелест платья. Движение.
Аваллах повернулся. Эльдарка сидела на краешке его постели, ссутулившаяся, несчастная. Её плечики мелко дрожали от тихих всхлипов. Она презирала и ненавидела себя — это он тоже чувствовал, — и где-то в глубине её души, она радовалась. Эта радость была сродни радости того, кто сбросил с плеч тяжёлый груз, который до этого нёс по длинной каменистой дороге. Странно. И, боги, до чего же приятно! Значит, он, Аваллах, не ошибся!
Он осторожно приподнялся. Простыни сползли с тела. Нисколько не стесняясь своей наготы, он присел с пленницей рядом. Не стал утешать. Не стал прикасаться к ней. Он просто сидел.
— Я не понимаю, почему, — шептала она сквозь слёзы. — Почему я не смогла? Что и почему меня остановило?
Она осеклась. Глубоко вздохнула.
— Мать рано оставила нас с сестрой. И кроме сестры у меня никого не было. Она заменила мне мать. И мы были очень близки. Да, боги, мы даже выглядели с ней как две капли воды. Она была старше, опытнее и сильнее. Поэтому автарх и выбрал её в числе других воинов из разных аспектов, чтобы отразить нападение эльдарит йиннеас на один из миров, который некогда принадлежал империи эльдар. Я была слишком молода. Глупа и слаба. Сестра всегда переживала за меня… но никогда не упрекала. Она была терпелива и понемногу учила меня тому, что я должна была знать о пути Воющей Баньши. Об Аспектах. О наших мёртвых богах и надежде на освобождение в лице ещё не рождённого молодого светлого бога. О пути воина. А я что? Глупая девчонка, которая под тихой защитой сестры и клана думала только о единорогах да прекрасных принцах и принцессах. — Она снова замолчала. Говорить ей было очень тяжело. Аваллах слушал, не перебивая. — Это она уговорила капитанов оставить меня с другими молодыми эльдарами и эльдарками, потому как наш род угасал, а с гибелью молодёжи, он мог пресечься. И она не вернулась. Никто, НИКТО ИЗ НИХ НЕ ВЕРНУЛСЯ! — она почти прокричала эту последнюю фразу. — Понимаешь, ублюдок! Вы убили мою сестру! Отобрали у меня то последнее, что у меня было! Но это и я виновата! Если бы я была рядом! Если бы была сильнее и умнее! Может быть, всё было бы по-другому. И либо она была бы со мной, либо мы умерли бы вместе! А я тогда боялась. И даже радовалась, что остаюсь…
Она снова резко замолчала. Аваллах ничего не говорил.
— После вести о том, что сестра убита в бою, или попала к вам в лапы живой, что её душа не спасётся от Той-Что-Жаждет… я повзрослела, перестала бояться. И поклялась убивать вас везде, где только найду. Когда-то так и было. Я рада, что успела сбросить в преисподнюю по крайней мере несколько сотен твоих собратьев… но, потом поняла, что покоя мне это не приносит… и не принесло бы, даже если бы я увидела, как вопящие гнилые души твоих сородичей медленно и со смаком пожирает Голодная Сука, как вы её называете.
Эльдарка провела пальцами по глазам, стирая слёзы:
— Боги, и кому я всё это рассказываю! Одной из этих тварей, что отобрали у меня сестру, а потом и тех, кого я любила в мире Ушедших.
— Не отобрал, — покачал головой Аваллах, смотря в одну точку перед собой. Эмоции, захлёстывающие его, были так сильны, что он даже думал, что ничего не чувствует.
— Что-что? — с ледяной злостью и издёвкой в голосе переспросила эльдарка.
— Они живы, — спокойно ответил тёмный.
— Это ещё хуже, — с ненавистью, резко произнесла она.
— И в безопасности.
— Хочешь, чтобы я поверила?
— Пока что по-другому убедить тебя я не могу.
Она помолчала. А затем, повернулась к нему. Бледный отсвет лизнул правую половину её благородного лица с тонкими чертами, сверкнул в осеннем багрянце волос, отразился в изумрудной глубине взгляда. Взгляда, в котором читалась целая буря чувств, не последним из которых было замешательство, которое она изо всех сил пыталась скрыть.
— Кто ты такой, вообще? — прищурилась она.
— Я отчаялся объяснять, что не враг тебе, — сказал Аваллах. На сердце было тяжело от жалости и стыда, и в то же время, его сладостно щемило от чувств к прекрасной гостье. — Мне жаль твоей сестры.
Он хотел добавить, что, если бы мог, то изо всех сил попытался бы спасти её. Если не от пыток, то точно от вечной смерти и загробного ужаса. И тут, он решился — дела говорят лучше любых слов.
— Пойдём, — нисколько не смущаясь, он встал, бесцеремонно взял эльдарку за руку и повлёк за собой. Та, похоже, от возмущения и неожиданности, даже не успела никак отреагировать.
— Смотри. Он подвёл её к неприметной стене между шкафами, закрытой картиной с диким, серым пейзажем. Сняв картину, он коснулся сенсорного датчика на стене. Стена отъехала в сторону, и комнату залил ровный голубоватый свет, исходящий от Камней Душ, аккуратно сложенных вглубине ниши.
Эльдарка молчала. В её душе взвился целый вихрь чувств. Благоговение, скорбь, восторг. Их отсвет, соприкоснувшись со светом камней, залившего её лицо, зажёг искорки в её глазах и сделал её ещё прекраснее. Из её глаз покатились слёзы. Не помня себя, она зашептала молитву на языке эльдар. Это была молитва Ише за её детей. Матерь Великая, защиту даровавшая, да не оставишь нас. Да укроешь от Тьмы и ужасов её. Да не оставишь нас в горестях наших. Да укажешь нам путь в Твои светлые чертоги, где мир, изобилие и покой и ко Престолу Пламени да приведёшь. Эльдарка подошла к камням, бережно и благоговейно коснулась одного из них своими тонкими, изящными пальцами.
Аваллах не торопил её. Он чувствовал как откликаются души воинов и воительниц на внутренний голос сестры по крови. Как приветствуют её. Он видел умиление и светлую печаль. И не хотел ей мешать.
Эльдарка закончила молитву, а затем повернулась к Аваллаху.
— Да, это Камни Душ убитых мною врагов, — ответил он на её немой вопрос, — В бою. Но, отдавать их Голодной Суке я не хотел. Не собирался и никогда не хотел. И не хотел, чтобы мои драгоценные собратья об этом узнали.
— Почему? — только и сумела выдавить из себя удивлённая эльдарка.
— Не хотел и всё, — раздражённо отрезал Аваллах. — Начиная с того, что пытаться выкуп ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)