ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН



Возрастные ограничения 18+



Нумерацию вагонов объявили с головы поезда, и Кирьянов, чертыхнувшись, побежал обратно. Бежать было далеко, к последнему вагону, к тому же стоянка поезда была всего — ничего: три минуты. Но думать, успеет или не успеет, Кирьянов не мог. Надо было успеть, и всё. Иначе потом – проблемы… Если не успеет на этот поезд – то отметить командировку так, чтоб жена не подкопалась, не получится.
(…Ох, эта Ленка!.. Говорил же, что опоздает, а она… Но девочка, что и говорить, огненная! Не то что супруга, не сравнить.)
Все эти мысли, вперемешку с «успею – не успею» неслись в голове Кирьянова, пока он мчался к заветному вагону.
Проводница уже закрывала ступеньки, когда он наконец подлетел.
— Что, сокол запоздалый, гнездо перепутал? – весело крикнула она, но в вагон пустила. И почти сразу же поезд тронулся.
Кирьянов, успокаиваясь, давал себе отдышаться. Проводница насмешливо смотрела на него: дескать, а билет у вас имеется, гражданин хороший? Кирьянов полез во внутренний карман, и уже через три минуты сидел за столиком у окошка, глядя на неуютный осенний пейзаж. Ещё через полчаса всё утряслось и с постелью; и побежали привычные часы неблизкой дороги.
Кирьянов часто бывал в командировках, но, в отличие от других, такую жизнь любил. Командировка – это всегда новые впечатления, новые знакомства. Да-да, и новые женщины! Конечно, и без командировок он ни в чём себе не отказывал, но… Особое чувство – и его очень любил Кирьянов – удовольствия он получал от полунамёков — полувзглядов, когда в шуточках — прибауточках вдруг что-то и возникало: очень краткое, но зато яркое. И главное, что это обоих устраивало.
Кирьянов намётанным глазом всегда видел, с кем – можно, а с кем – нет. Тут надо особое чутьё; талант, так сказать, а уж его Кирьянов имел с избытком.
…Итак, мелькали за окном однотонно-скучные поля, а Кирьянов с радостью думал: впереди – ни много ни мало – три дня абсолютной свободы. Нет, нельзя сказать, что он не любил свою жену. Наоборот, если бы ему кто-нибудь такое выложил, смертельно обиделся бы. Просто он был из тех, кто считает, что человек не должен никогда отказывать себе в маленьких радостях-интрижках, и это только укрепляет брак. Освежает, так сказать.
Вот об этом тоже думал Кирьянов, глядя в окно. Но в конце концов он устал, захотелось пройтись по вагону, промять ноги. Ну и покурить, конечно.
Кирьянов решительно встал, кивнул соседу:
— Курнуть не хотите?
Сосед буркнул, что он некурящий, и Кирьянов двинулся к тамбуру один. «Ничего, — подумал он, — постою три минутки, подымлю, — глядишь, и нарисуется кто-нибудь рядом».
А и верно, так бывало всегда. И приятно было подымить в прохладном тамбуре с новым человеком (через десять секунд он со всеми уже бывал на «ты»), «перетереть» газетные новости, пожаловаться на жизнь… Однако прошло уже минут десять, а Кирьянов всё так и курил один. Становилось скучно.
Неожиданно в тамбур заглянула проводница:
— Живой?.. А я гляжу – давно уж прошёл, а всё нету и нету… Да вы не стойте тут столько, холодно же! В поездах-то самые главные болячки и подхватывают.
— Ага, — хохотнул Кирьянов, — вплоть до сифилиса.
— А что вы думаете? – кивнула проводница. – И такое бывает!
— Да ну?! – изумился Кирьянов. – Что вы говорите?!
— Вы что, пассажир, маленький или притворяетесь? – усмехнулась она. – Ну а дымить заканчивайте, простудитесь. Идите лучше к себе, я сейчас чай носить буду.
— Ладно! – Кирьянов притушил окурок и ловким щелчком отправил его в загаженный мусорный ящик.
Проводница кивнула и исчезла, а Кирьянов, постояв ещё минутку, двинулся обратно. Чай, действительно, скоро подоспел, и Кирьянов с удовольствием выпил два стакана. Заварено было щедро, с душой; свежий кипяточек согрел до самого сердца.
— Спасибо, хозяюшка! – Кирьянов сам принёс стаканы. – Спасибо, красавица, порадовала. А скажи, дорогая, почему я никогда в поездах хорошего чая не пил, а? Это – в первый раз!
— Не знаю, — улыбнулась проводница. – Я делаю как положено.
— Ну ещё раз спасибо, милая! – Кирьянов прямо сиял. – Зовут-то тебя как?
— Ольга, — спокойно ответила она.
— Ольга, вот оно как! Красиво. А по отчеству?
— По отчеству – длинно, язык сломаете.
— Ну а всё-таки?
— Аполлинариевна.
— Действительно, трудновато. Значит, придётся звать тебя Оленькой.
— А что это вы, пассажир, так сразу? Думаете, если проводница, то можно на «ты» без брудершафта, что ли? Какая я вам Оленька?
— Не сердись, ласточка, — Кирьянов оставался ласково — нахален. Знал: именно это больше всего любят женщины; проверено. – Какая же ты Ольга?! «Ольга» — это как памятник; так и хочется встать, снять шапку и гимн исполнить. А ты – Оленька, Олюшка; нежная, ранимая… Я ж вижу, какая ты. Не сердись, красавица, я не хотел тебя обидеть. Ну хочешь – извинюсь?
— Ладно, чего там. Зовите как хотите, — улыбнулась она. – Всё, идите, пассажир, мне работать надо.
— А давай, я тебе помогу, — Кирьянов ловко присобрал стаканы. – Где помыть, показывай!
— Бросьте, я сама! – смутилась проводница.
Но Кирьянов уже наполнял тазик водой и, видно, отступать от начатого не собирался. Так он подзадержался возле неё целый час, и помог, и позубоскалил. Сыпал комплименты не жалея. Ольга действительно была симпатичная, молодая… А вот в глазах – что-то такое… Неуловимое, что ли. Но Кирьянов понял.
— Что ж ты, Олечка, всё одна да одна?
Она сразу вспыхнула:
— А тебе что?! Какое дело?!
(Они уже прочно перешли на «ты»).
— Ничего, я ничего, ты не сердись. Просто я и сам одинокий, вот и вижу…
Ляпнул – и удивился: он никогда не скрывал от женщин, что женат. Чтоб губу не раскатывали. А тут… Странно!..
Но сказал – назад не возьмёшь. А она смягчилась, спросила уже по-другому:
— Что так?..
— Да понимаешь, Оленька, сердце пока молчало…
— Да? – она глянула с интересом. – И… что, ты всегда был один? Или…
— Или! – твёрдо сказал Кирьянов. – Мы разошлись, как в море корабли. Давно.
— А дети? – охнула она.
— Не было, — тут он сказал правду. Никогда детей у него не было и быть не могло: мужское бесплодие.
— И что, всё сам? – сочувственно расспрашивала она.
— Сам; куда денешься? Зато всё умею! – рассмеялся он. – Ты учти!
— А зачем мне учитывать? – Ольга смотрела сурово. – А угадал ты правильно. Одни мы с дочкой. Погнала я своего мерзавца пять лет назад. Гулял очень, а я брезгливя, понимаешь?..
— Понимаю, понимаю. И что, с тех пор… одна? Всегда?
— Да, — просто сказала она. – Одна. Всегда. И никаких «радостей», запомни. Или серьёзно – или никак. Такая уж я. Не знаю, хорошо это или плохо, но другой мне быть не дано. Проверено.
…Женщина всё больше нравилась ему. Ну надо же, какая! Чистенькая! Да и хорошенькая, неглупая; фигурка – так бы и съел. Она с ним откровенна; это хорошо. Значит, можно взять своё, несмотря на её суровые девизы. Одиночество, особенно женское, — это как болезнь! Главное, правильно микстурку подобрать. А Кирьянов был большой знаток и хорошо в этом разбирался.
Вот и сейчас: пасьянс как на ладони. Правильно он сказал, что одинокий. Она подсознательно допустила его в «женихи», женатого – отшила бы сразу, несмотря на всю ласковость. Видал он и таких.
…Разговорились откровеннее, и незаметно за окном замелькал вечер. Впереди ещё была целая ночь езды, а утром раненько Кирьянов прибывал на место. Целая ночь! Это уже что-то. Ночь – не день, это он отлично знал. Редко когда удавалось ему в таких одноразовых знакомствах добиться чего-то с ходу днём, а ближе к вечеру – успех был почти гарантирован. Но тут надо было всё-таки ещё «дожать», а иначе – так всё разговорами одними закончится.
— Эх, Олечка, запала ты мне в душу, — глядя прямо женщине в глаза, говорил он. – Честно, не думал, что такое и бывает. Вообще уже не верил в любовь, понимаешь?.. Тем более в такую, которая сразу, как удар молнии! С первого взгляда. Я ведь – веришь? – ещё когда только до вагона добежал, глянул – и уже что-то ёкнуло. Ещё не понял, но догадался. Так и есть, не ошибся. И верить себе боюсь, и не верить – не получается! Вот оно, счастье. В последнем вагоне. Сказка, да и только.
Он осторожненько пока её обнимал, а она молча восторженно слушала, таинственно блестя глазами, и всё жалась, жалась к его плечу, как бы требуя:
«Говори! Говори!!! Говори!!!»
И он вдохновенно плёл, как никогда и никому. «Писатель, блин!» — с восторгом подумал о себе. «Талант, что ли?» А потом понял, что просто пересказывает ей историю жизни одного своего знакомого, которого, кстати, считал не совсем «при памяти». Это у него «сердце пока молчало».
А Ольга слушала, замерев, и каждое его слово было как капля долгожданного бальзама на её измученное сердце.
— Олечка, выходи за меня!
Ох, как забилось сердце!!! Да неужто?..
— Нет, Иван, так сразу не могу я решить. Подумать надо.
(А сердце уже ликовало, уже кричало: «Да! Да! Да!» Ты только ещё раз попроси, дорогой! Повтори!!!)
И он повторил. Он был настойчив. Да, всё решено. Никогда он не встречал такой женщины. Это судьба, разве она сама не видит?
Он деловито достал блокнот:
— Всё. Точка. Диктуй.
— Что диктовать? – удивилась она.
— Как что, ёлки? Адрес! – засмеялся он. – Как же я тебя найду? Или ты хочешь, чтобы я всю страну на уши поставил через «Жди меня», а? И не жалко тебе бедных волонтёров и народных денег? – балагурил он. – Представляешь, Игорь Кваша на весь мир вдруг с экрана: мол, ищет несчастный влюблённый свою проводницу. Особые приметы: последний вагон!
Она счастливо хохотала, пока он в самом деле записывал адрес; причём не забывая о подробностях:
— Так. А на какой трамвай садиться? А потом? Рядом – магазин, говоришь? Диктуй название!
Он также записал телефон и её «полные анкетные данные». Для порядка, а как же!
— Так что, Олечка, жди меня буквально через неделю, в крайнем случае – через две. Что нищему собраться? – только подпоясаться!
Он уже строил «планы»: мол, свою «квартирёшку» срочно продаст, переедет к «жене». Работу в другом городе с его специальностью и опытом найти не проблема. Ну, а если нет, — так у него ж золотые руки! Такой «бизнес» на дому организует, деньги некуда будет девать. Да и потом, — разве в деньгах счастье?
— Хотя и без них, конечно, не порядок, — деловился он. – И я их добуду, обещаю. Семья всё-таки! Это не то что один, ты не думай, я понимаю. И, кстати, заберу тебя с этой проклятой работы! Не для тебя это дело!
— Ой, Ваня! – испугалась она. – А что же я делать буду?! У меня ж нет другой специальности… Да и привыкла я, работу свою люблю!
— В декрет уйдёшь, а там – видно будет!
У неё распахнулись глаза:
— Как – в декрет?..
— Ты не знаешь, как? – улыбался он ласково — настойчиво. – Естественным путём, милая, и никак иначе. Мне одной нашей доченьки мало, запомни. Ещё бы парочку!
(Он сказал «нашей»! – женщина ликовала. Ещё и не видел её дочку, а уже принимает девочку всем сердцем!)
«Неужели?! Неужели?» — боялась дохнуть от счастья. Вдруг – сон, не дай Бог?! И мысленно торопливо помолилась: «Матерь Божья, ты же тоже женщина, помоги мне!!!»
Кирьянов становился всё нежнее и настойчивей; он чувствовал, что она уступает, уступает…
— Господи, что ж я делаю?! – ахнула она, взглянув на свою оголённую грудь.
— Ты отдаёшься мне, любимая! Жена моя единственная! – жарко шептал он.
По Ольгиным щекам катились, не скрываясь, счастливые слёзы:
— Ванечка, неужели я дождалась?! Ты не думай, — заторопилась она, — что я всякая — разная, что вот так, прямо в вагоне, с первым встречным… Я не такая!!! Просто я всю жизнь тебя искала…
— Я и не думаю, родная, не думаю… Я думаю, какая ты красавица… — ох и ночка выпала, сплошное восхищение!
Женщина, видно, по-настоящему изголодалась по мужской ласке; любая Ленка «отдыхает».
«И к тому же, — подумал Кирьянов, — если женщина любит, она действительно отдаётся, а не «даёт». Разница!»
…Мгновенно наступил серенький холодный рассвет, и влюблённые, очнувшись, поняли, что через каких-то полчаса им предстоит расстаться.
— Ненадолго, Оленька, запомни! – торопливо одевался Кирьянов.
— Может, ты мне тоже оставь на всякий случай адрес, телефон?.. – робко попросила Ольга. – Мало ли… Вдруг блокнот потеряешь…
— Конечно, конечно… — Кирьянов косо рванул клочок бумаги из записной книжки, небрежно записал: «Иван Петров, …» ну, и так далее. Ясное дело, ерунду всякую написал. А то ещё начнёт в самом деле искать…
Поезд между тем отстукивал уже последние километры, и Кирьянов, полностью собранный, сидел с Ольгой в обнимку, спокойно глядя в окно.
Она всё ещё что-то говорила, говорила, счастливо и сумбурно. А напоследок спросила:
— А хочешь, я тебе пельменей заготовлю? Полную морозилку! Они у меня знаешь какие?! Пальчики оближешь, а потом – откусишь!
Он рассеянно кивнул, а она продолжала:
— Завтра уже буду дома, и, пока мне не в рейс – налеплю побольше. И как только ты переедешь – то и томиться не надо, через полчаса всё на столе! С маслом, с перцем!
И торжественно добавила:
— Ох и кормить я тебя, Ванька, буду! За всю свою холостую жизнь отъешься!
…Вот так и закончилось это интересное приключение. Она крепко расцеловала его у вагона, торопливо вскочила на ступеньки и долго ещё махала, пока поезд не исчез вдали. Мелькнул последний вагон, и Кирьянов сказал сам себе вслух: «Вот это да!»
А впереди было ещё целых три свободных, непредсказуемых, восхитительных командировочных дня.

Свидетельство о публикации (PSBN) 5546

Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 11 Октября 2017 года
Лариса РАТИЧ
Автор
Поэт, прозаик. Член Союза писателей России, член Конгресса литераторов Украины, выпустила семь книг стихов и прозы.
0






Рецензии и комментарии 0



    Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии.

    Войти Зарегистрироваться
    ДУШИ ПРЕКРАСНЫЕ ПОТЁМКИ 0 +1
    УХА ИЗ ПЕТУХА 0 +1