Слабак

Славка жил в зимовье. Стояло оно ни где-то в глухой тайге, а в деревне в огороде его старенькой бабушки. Это было взаимовыгодное соседство, так как Слава был закоренелый холостяк в отдельном доме он не нуждался, небольшая избушка его вполне устраивала, а древняя бабулька, которая боялась умереть в одиночестве крайне нуждалась в помощи по хозяйству любимого внука. Соседство в полной мере устраивало обоих. Правда иногда, когда Славка с дружками затевал нешуточную пьянку, с танцами песнями, борьбой в огороде часто заканчивающейся мордобоем, бабушка забегала с вилами и всех разгоняла. Матёрые мужики, ходившие один на один на берлогу, зная её крутой нрав, разбегались как нашкодившие мальчишки кто куда. Всю жизнь она проработала в колхозе со дня его основания. Во время сенокоса она вставала в пять утра и сидела у окна прислушиваясь и вглядывалась, когда же к дому подходил грузовик или трактор она в конвульсиях вскакивала и бежала будить внука у которого со сном в свои двадцать пять лет в отличии от неё было всё в порядке. Без лишних прелюдий она начинала бить его костылём нервно приговаривая. — Вставай машина подошла! В войну во время страды за опоздание могли расстрелять, поэтому одни только мысли о том, что подошла машина, на протяжении многих лет вызывали в ней священный трепет, а когда машина подходила, трепет переходил в конвульсии. Дед её Михаил Лупонович недавно умер. Говорят, он был разведчик, кавалер двух орденов славы, имел ранение в пятку. В общем классные были старики, нечего сказать.
Слава по обыкновению лежал на диване, закинув руки за голову, я сидел рядом в кресле и размышлял о предстоящем двух недельном походе в тайгу на подлёдную рыбалку. — Зря ты зимой с ним в лес попёрся, — начал разговор Славян.
– Бандера, то привычный ему по хрен, а вот ты то не знаю. Я бы на твоём месте точно не пошёл. Тридцатку за день по такому снегу с продуктами и ружьями? Не знаю?
Дверь распахнулась и в жарко натопленное зимовьё, в месте с клубами пара вошёл Бандера. Вид его был весьма важен. Суконная куртка с пришитым капюшоном, ружьё, за плечами потёртый рюкзак, на ногах само шитые кожаные ичиги с шерстяным чулком, в уголке рта пожёванная папироса. Заметив в углу мою тозовку, он не раздеваясь деловито её взял и не вынимая папиросы изо рта принялся внимательно рассматривать.
— Дайка маслёнок, — не отрывая взгляда от винтовки, деловито потребовал Юрка, которого звали все, почему то с незапамятных времён Бандерой. Он умелым движением вставил патрон в патронник, передёрнул затвор и не давая нам со Славкой осознать происходящее, одной рукой отвёл ствол в сторону печки и выстрелил в пол. Затем также деловито вытащил гильзу и стал рассматривать пробитый капсюль.
– Хорошо боёк бьёт по центру, — задумчиво, в пол голоса, проговорил Юра, в глазах которого блеснул огонёк беззлобной зависти.
— Ты смотри! Прострелил пол и как-будто так и надо! — тоже в пол голоса беззлобно возмутился хозяин избушки. Бандера снял куртку сел на лавку, прижавшись спиной к печки подкурил успевший потухнуть окурок, улыбнулся и довольный собой проговорил: «Чё бабку то пугать? Да и холодно, на улице, сорокет, бегать туда-сюда».
За охотницкими байками засиделись далеко за полночь. Спал я плохо. Снился то раненый изюбр, то пробегающая на прыжках кабарга, то разбросанный по льду вокруг лунки чёрный таёжный хариус, то Юрка в своих шикарных ичигах. Проснулись рано. Открыв глаза, я увидел сидевшего на лавке возле печки Бандеру. Он также как вчера деловито разглядывал моё ружьё, сегодня разглядывал свои суконные портянки, которые собирался намотать поверх вязанных из собачьей шерсти чулок.
Лес был прямо за Славкиным огородом, поэтому чтоб не тратить утром время зря мы ночевали у него. Вышли по темноте, шли по набитому снегоходом снегу. По плану, разработанному и утверждённому моим таёжным напарником. Мы должны были пройти по этому следу десять километров, после чего свернуть в лес и махануть ещё километров двадцать. Несмотря на набитый бураном след ноги проваливались в снег по колено, картошка в рюкзаке и ружьё давили на плечи с каждым шагом всё сильнее и сильнее. Несмотря на мороз, всё тело было в поту, но по сравнению с отдышкой всё это было ерунда. Вот уже три часа мы шли и шли, поднимаясь на таёжный хребет. Мне приходилось каждые двести-триста метров останавливаться и отдыхать, Бандера же ехидно похихикивая то отставал, то забегал далеко в перёд. Смотреть где он там бегает у меня уже сил не было, я молча брел, опустив голову. Вдруг из под земли, на обочине лесной тропы раздался, чей то звонкий женский голос, который мгновенно разорвал тишину зимнего леса и чуть не разорвал моё сердце. Вздрогнув от страха, я увидел Юрку под корневищем огромной поваленной ветром лиственницы, он сидел на корточках с радиоприёмником и улыбался.

— Знаешь Бандер, — вытирая со лба пот, и пытаясь придать строгости в испуганном голосе, проговорил я, похлопывая рукой, по прикладу висевшей за спиной винтовки, – Ты до угораешь, я тебя точно шлёпну, ещё маленько бы и точно бахнул бы. Хорошо вовремя заметил, что это ты. Оба мы знали, что на тот момент бахнуть я мог только из своей вспотевшей задницы, в штаны.
— Ни чё, потерпи ещё маленько. За поворотом зимовьё будет колхозное, там покурим, передохнём чутка. От зимовья было одно название. Не было ни крыши, ни двери, ни печки, один вросший за много лет в землю чёрный от копоти полуразвалившийся сруб. Бандера попыхивая папиросой сидел внутри и слушал по радио песню на китайском языке. — Всё, — с досадой проговорил он. — Дальше одних китайцев ловить будет. — На хрен тогда таскаешь лишний вес? — спросил я друга, завалившись в снег на спину, не снимая ружья и рюкзак.
— Посидишь один, и китайцы в радость будут, – ответил почему то угрюмо он.
— Почему один? А я то тебе чё? Чем хуже радио? Юра промолчал.
— Чай то будем варить?- спросил я.
— Нет. Потом я тебя вообще не подниму, время уже обед, а мне ещё успеть засветло надо. Потом глаза где-нибудь на сук в темноте повешу.
— А меня то что, добьёшь? -привстав на локтях, пошутил я.
— Домой тебе Вова ворочаться пора, дальше хуже будет. Прошли только семь вёрст ещё двадцатка точно, а то и больше. С тобой точно засветло не дойти. Потом ни туда, ни сюда. В такой мороз в лесу ночевать намучаемся, что я с тобой делать то буду? В другой раз, летом пойдём, по лету легче.

Представив ночёвку в сорокаградусный мороз у костра, я сразу понял, что мой бывалый в подобных передрягах товарищ, прав. Выкурив ещё по одной Юрка переложив кое — что из харчей из моего рюкзака в свой, пошёл дальше в гору, а я побрёл вниз в сторону деревни. Первое что я выкинул по дороге назад была картошка. Потом в ход пошли сухари, китайская лапша, соль, чай. Наконец, подумывая, куда бы спрятать ружьё, я вышел в деревню. По деревни шёл как пьяный, домой пришёл в сумерках упал на кровать и спал до утра. Юра вышел из леса через три недели, взял коня и пошёл обратно за рыбой. Ещё через неделю привёз два мешка мороженой рыбы и козлятину. Я больше зимой в лес не ходил.