Из цикла сказки для взрослых...

Из цикла сказки для взрослых «Сказка про казака Петра Громова и невероятное приключение с ним произошедшее».
1905 год
Казак отдельной сотни Уссурийского казачьего войска Петр Громов проснулся чуть свет, в пресквернейшем настроении. Вчера под ним погиб его конь, Гнедок, которого он помнил еще жеребенком. Он вырастил его еще сосунка, холил, лелеял, втайне от бати таскал ему сахар… И вот его не стало. Отец провожая сына на службу, сказал тогда ему: — Мой тебе Петька отцовский наказ. Береги честь казацкую, нашими предками в боях добытую, а пуще глаза береги коня, потому как казак без коня, что птица без крыльев.
Громов заворочался, заскрежетал зубами. Как наяву возник тот невесть откуда взявшийся япошка, набежавший не с той руки. Он успел повернуть коня и рубануть его с плеча. Но японец в последний момент нажал на курок своей арисаки. Конь встал на дыбы, приняв пулю на себя…
— Громов! – послышался голос урядника – Громов! Иди сотник зовет.
— Слыхал, слыхал – сотник Аракчеев, косая сажень в плечах с густой окладистой бородой, с сожалением кивнул головой – Коня потерять для казака горе. На то и война. Принимай коня Никифорова, его вчера раненого привезли, ночью отмучился… Царство ему небесное. Перекрестился. Ну иди с богом.
Громов молча повернулся.
— Да, зачем звал -забыл – Аракчеев приподнялся – вечером подбери с собой двоих, половчее, в разведку пойдете. Надо обстановку прощупать. Позже объясню подробнее.
Конь Никифорова вороной, диковатый жеребец, рванулся на дыбы, закосив бешеным глазом.
Урядник держащий его за узду, злобно цыкнул – Но! Не балуй – повернувшись к Громову, оскалился – Никого не признает, все Федьку хозяина ищет, добрый казак был… Намучаешься ты с ним. Покажет он еще себя – урядник сплюнул.
Выехали затемно. Громов первым, за ним лошадь в лошадь, два его близких друга с одной станицы. Чернявый бравый молодец Яшка Мордвинцев, этот и черту спуску не даст — безбашенный. Другой на вид невзрачный, будто бы неуклюжий, уже в возрасте Гришка Малюгин. У Гришки три Георгия, с ним сам наказной по имени отчеству.
Вороной шел неровно, вздрагивал, то и дело поворачивая морду, норовя укусить. Прошло уже больше часа. Далеко впереди показались огоньки.
Громов повернулся назад, тихо шепотом – Хлопцы будьте начеку, не курим смотрим за мной.
Чуть подальше проплешина, открытое место. Казаки пригнувшись к холкам, медленно продвигались вперед. Вдруг яркий всплеск света, столбом вырос рядом. Небо словно раскололось на две половины. Огненный смерч понеся прямо на них. Кони захрапели. Вороной заржал, попятился. Неведомая сила вырвала Громова из седла, потащила в воронку. Замелькали какие-то лица, вот вроде как маманя по двору, смотрит улыбается – Здравствуй Петенька… Отец сидит на крыльце, чего-то строгает, поднял голову посмотрел куда-то скрозь него, сынок Ванятка зашлепал босыми ножками по луже… Все смешалось, как в калейдоскопе слилось в одно. Темнота. Вот и конец подумалось Громову.
Защекотало в носу, Громов дернулся, открыл глаза. Маленький паучок бежал по лицу. Он лежал на дне огромной воронки, на спине широко раскинув руки. Все тело было налито тяжестью, словно укрыли свинцовым одеялом. Первая мысль – живой! Огляделся — где казаки? – Яшка! Гриня! вроде крикнул, еле-еле сам услышал. Громов с трудом повернулся, голова словно чугунная зазвенела… Тишина.
Контузило наверно – догадался Громов, ну ничего главное живой. Поднял голову, до края прилично. Осмотрелся. Все на месте. А чего же было то? Вспомнил столб огненный, вроде как с коня кто-то выдернул… Опять же батя, маманя, сынок Ванятка привиделись, все вот тут рядом… Тьфу ты – Громов сплюнул – видать сильно шарахнуло коли такие виденья. А где же конь? Где Гнедок? Этот никогда не бросит. Сколько он Громова выносил из передряг не счесть. Громов приподнял голову, свистнул. Подождал. Тихо. Тут до Громова пришло … коня то нет… Вспомнил сотника… Вороного… Слова урядника –Намучаешься еще с ним… Вот дела то.
Наверху послышались детские голоса. Показалась вихрастая белая головка.
— Гришка! Любка! Идите сюда, тут какой-то дядька казак лежит!
Еще две любопытные мордашки появились над краем.
— Вань, а чего это он здесь лежит, пьяный что-ли? И одет не как наши казаки. Да у него и сабля вон там с боку. Чудно. Наши давно не носят – девчонка лет десяти, испуганно огляделась.
— У казаков не сабля, а шашка – белоголовый, возмущенно глянул на девчонку – я у прадеда на фотке старой такую видал.
Громов зашевелился, попытался приподняться.
— Гришка! Давай на хутор позови дядю Федора да еще кого-нибудь. Он вроде раненый, самим не справиться Мы тут с Любкой побудем. Белоголовый явно был заводилой.
Добрый казак выйдет – подумалось Громову. Голова загудела колоколом. Да прилично шандарахнуло. В глазах потемнело…
Очнулся от петушиного крика. В комнате на койке, лежал в одном исподнем, формы не было. Мебель чудная, и не видал такую. Богатая знать хата, подумалось. Из соседней комнаты послышались голоса.
Мужской хриплый – Да я сам ничего не пойму, откуда же он взялся. Справа на нем чудная. Вроде наша казацкая, но такой сейчас нет. Будто бы дореволюционная. И шашка при нем. Вон и крест Георгиевский… Может кино снимали?
— Да какое кино – женский голос с придыханием – мы бы знали наверно. Да и где остальные?
— А бес знает, очухается сам скажет. Ты поди глянь, может нужно чего.
Громов поспешно закрыл глаза. Почувствовал мягкая женская ладонь легла на лоб. Женщина поправила одеяло, вышла.
— Лежит, вроде спит. Ты знаешь Петя, а он мне деда твоего напоминает. Дед у тебя геройский был. Ну прямо вылитый с той старой фотки.
— Перекрестись. Дед мой Петр Иванович Громов в русско-японской в отдельной сотне состоял. Отчаянный казак был. Мне батя мой про него рассказывал. Лошадей любил больше жизни. Коня под ним его любимого убило, он опосля на чужом коне и сгинул. Меня в честь него и назвали Петром. А я вон сына Ваньку в честь отца. Вот и выходит у нас Петьки да Ваньки.
Громов зажмурился, замотал головой – уж не сон ли это? Это как надо понимать? Не… шандарахнуло лихо… Видимо помутился рассудком… Дверь скрипнула, сквозь прищуренные веки Громов увидел белобрысую головку с любопыством смотрящую на него. Громов махнул рукой, подойди мол ближе. Пацан осторожно приблизился.
— Тебя как величают – Громов улыбнулся – ты меня не бойся, я не кусаюсь.
— А я и не боюсь – пацан тоже заулыбался – Иваном кличут в честь деда.
— Стало быть Ванятка, а скажи-ка мне Ванятка который тебе год.
— Мне через месяц десять будет, в сентябре в пятый пойду.
— Это значит какого года будешь? – Громов приподнялся на локте.
— Ну так и считайте, коли десять, сейчас две тысячи пятый значит я с тысяча девятьсот девяносто пятого – пацан недоуменно посмотрел на Громова, мол что еще за вопросы.
Громова прошибло холодным потом. В мозгу лихорадочно закрутились мысли. Если сейчас две тысячи пятый, был тысяча девятьсот пятый, стало быть, сто лет разницы? Громов откинулся на подушку, замотал головой.
Ваня подошел ближе, протянул руку:
— Дядька тебе чего плохо? Мамку позову?
Громов повернул голову, посмотрел рассеянным взглядом:
— Чего? А нет не надо, так задумался …Ты лучше принеси мне водицы испить.
— Я мигом – Ваня повернулся, ширкнулся за дверь.
Громов задумался, как быть? Сказать правду? Усмехнулся. За сумасшедшего примут. Нельзя. Ладно, назовусь другим, там видно будет.
— Нате вот – Ваня протянул кружку – холодная только.
Громов хлебанул через край, зубы заломило. Хороша водица.
— Ты вот что Ванятка, сбегай к мамке, пусть справу мою принесут, негоже казаку в подштаниках ходить.
— Дак постирала она ее, сушится во дворе – Ваня виновато пожал плечами – а шашка ваша лежит и крест тоже…
Громов потрепал мальчишку по голове – Ну тогда, скажи мамке пусть хоть какую одежонку подберет, мне прогуляться малость надобно.
— Да постой – Громов махнул рукой – сам то и не назвался. Степаном Никифоровым кличут, для тебя, стало быть дядя Степан – Ну иди с богом -потрепал мальчишку по голове.
Переодевшись подошел к большому зеркалу, что в стенном шкафе, оттуда на него глядел вовсе незнакомый ему человек. Ноги обхватывали не в меру узкие синие брюки, выпущенная напуск рубаха с погончиками, в клетку также была узковата. Лишь лицо с черными обвислыми усами, оставалось прежним. Громов фыркнул про себя – вот бы увидали бы казаки, срам да и только.
Хозяйка смущенно улыбаясь, встала из-за стола навстречу:
— Как вы себя чувствуете? Вы уж простите, что без спроса, да больно форма у вас запачкалась … — сбилась под пристальным взглядом, покраснела — есть хотите? Вот невпопад поди — подумалось ей.
Громов почувствовав ее замешательство, улыбнулся — Не беспокойся хозяюшка, да негоже чужому мужику за стол без хозяина. Вам премного благодарствую за помощь. Воздуху свежего подышать надобы… Пойду прогуляюсь малость, вон Ванятка меня проводит, если вы не против.
Она махнула, мол чего уж там, пусть идет.
Пошли по улице. Громов все оглядывался — чудно кругом. Вот увидел дом — в три этажа, под красной блестящей крышей, огороженный высоким каменным забором. Вдруг ворота сами растворились и оттуда выехала огромная черная машина с черными непрозрачными стеклами. Громов поневоле сжался внутренне, вдруг чего не так, может и броневик?
Заднее стекло опустилось, показалось лицо с двойным подбородком, в черных облегающих очках.
Громов почувствовал как ручонка Ванятки сильно вжалась в его руку.
Этот из броневика ухмыльнулся — Эй громовский выкормыш ты где дядьку такого грозного нашел?
Ванятка молча опустил голову, переминался с ноги на ногу.
— Чего молчишь? Язык проглотил – двойной подбородок заколыхался --батьке своему ряженому передай, жду его сегодня, до вечера. Сроку больше не будет. Стекло бесшумно затянулось, машина уехала.
Громов недоуменно глянув вслед машины, повернулся к Ване.
— Это кто еще? Из дворян что-ли? Почему он батьку твоего ряженым назвал?
Ваня зло глянув вслед уезжавшей машине:
— Так то Бельский… Может и из дворян, кто его знает. Все в станице скупил на корню. Теперь вот к казакам подбирается. Ряжеными нас зовет. А мы традиции хотим свои восстановить. Батька мой бьется, да не все понимают.
— А чего он срок ему до завтра наказал?
— Про то у батьки спрашивал. Не твоего ума, говорит дело, сами разберемся – Ваня возмущенно хмыкнул – а я уже все понимаю не маленький.
— Ну ты казак добрый — Громов приобнял мальчишку ( про себя подумалось родная кровь всеж-таки).Ряженые говоришь? – Громов дернулся было к шашке – вот черт нету же… Ну поглядим еще. Поглядим… Пойдем Ванятка пройдемся, чудно у вас тут.
Уже пополудни, ближе к обеду Громов с Ваней зашли в дом.
Хозяйка суетившаяся возле плиты, обернулась раскрасневшимся лицом, радостно вскрикнула:
— Ой! Как раз вовремя. И мой Петя пришел пообедать. У меня уже все готово. Вы уж проходите… – запнулась посмотрев на Громова.
— Степан Федорович – Громов улыбнулся – вы уж простите – голова чугунная, постучал себя по голове – забыл представиться. Никифоров Степан Федорович.
— Ну будем знакомы – позади раздался хрипловатый голос – Петр Иванович Громов, широкоплечий статный мужчина в казачьей форме протягивал руку.
Громов невольно вздрогнул, зажмурился, правда ли это? Не сон?
— Справу твою, хозяюшка моя постирала – ласково глянул на жену – не обессудь, садись за стол отобедай с нами, кто ты не спрашиваю. Посчитаешь нужным, сам расскажешь.
После обеда вышли во двор, присели на скамеечку, закурили. Ванька крутился рядом.
— Ты вот что Иван, сбегай до Малюгиных, пусть Федор Корнеевич до меня зайдет да по дороге Яшку Мордвинцева захватит, дело скажи не телефонное.
Громов, вздрогнул, услышав знакомые фамилии.
Повернувшись к Громову, Петр Иванович прищурился:
— Вот с прошлого года атаманствую тут в станице. Люди меня выбрали. Да не всем я видно люб.
Громов кивнул головой:
— А всем и не угодишь. Угождать и не надо. Ежели народ тебя выбрал, значит есть за что.
Помолчали, сосредоточенно затягиваясь.
— Вот я вижу хозяин ты добрый – Громов выпустил тонкой струйкой дым – не спрашиваешь, кто мол и откуда? Накормили, жинка твоя меня обстирала. Сынок твой Ваня по станице меня провел.
Громов бросил окурок, придавил ботинком, глянул на Петра Ивановича.
— А мне про себя особо сказать то и нечего. Из казаков. Придет время сам все узнаешь.
— Ну да ладно — Петр Иванович приподнялся – значит так тому и быть, пойдем уже в хату.
Прошли мимо кухни в просторную комнату, на полу лежал красивый ковер, у стены на стеклянной подставке стоял большой прямоугольной формы, вроде как ящик, только спереди стекло. Громов огляделся. У другой стены изогнутый вдоль стены диван, перед ним маленький, опять же стеклянный столик. Богато живут, подумалось Громову. Подошел к стене, там висели какие-то старые фотографии в рамках.
— Это вот мой отец – Иван Петрович Громов войсковой старшина, а вот этот мой дед полный мой тезка Петр Иванович Громов, героический казак был, служил в отдельной сотне. В русско-японскую сгинул.
На Громова со старой фотографии смотрел он сам. К ним еще тогда в полк фотограф приехал, вспомнил…
— Громов! – урядник забежал в палатку – давай дуй скорее в штаб, да приоденься снимать тебя будут. Он да еще трое накануне Георгиев получили. Его посадили на стул, а эти двое с двух сторон руки ему на плечи положили…
— Степан Федорович ты чего — Громова легонько встряхнули за плечо – все в порядке?
— А? – Громов удивленно оглянулся – увидел встревоженное лицо Петра – задумался малость.
— Побелел резко вдруг — Петр придержал за руку – присядь вот на диван. Давай телевизор включим. Взял небольшую штучку со столика. Вдруг ящик резко вспыхнул. Зазвенела музыка, замелькали люди.
Громов невольно сжался. Вдруг на экране появилось уже знакомое лицо с двойным подбородком. Он сидел развалившись в кресле беседуя с молодой девушкой. Она задавала ему разные вопросы, он неторопясь, самодовольно улыбаясь отвечал.
В этот момент в комнату забежал Ваня, вытянулся, скороговоркой выпалил:
— Господин Атаман! По вашему приказанию казаки Федор Малюгин и Яков Мордвинцев прибыли. Докладывает казак Иван Громов.
— Спасибо за службу!
— Рад стараться!
— Добрый у тебя казак растет Петр Иванович — чернявый казачок, в новенькой ладной форме, вошел вслед за Ваней.
— Проходи, проходи Яша, присаживайся, вот знакомьтесь гость мой – Петр Иванович кивнул в сторону Громова — Степан Федорович наш, из казаков будет.
Мордвинцев с интересом глянул на Громова. Поздоровались.
Следом вошел невысокий коренастый казак, вытянулся перед Петром Ивановичем:
— Ваше Высокоблагородие! Господин атаман! Подхорунжий станицы Богуславской Малюгин Федор Корнеевич…
— Будет тебе Федор — хозяин прервал — без чайных церемоний обойдемся. Знакомься вот гость мой — Степан Федорович.
Громов сидел глядя на происходящее, словно зритель, будто и не было его здесь.
В Мордвинцеве он отчетливо увидел своего сослуживца, даже движения те же, и взгляд резкий пронзительный — Яшкин.
Глядя на Малюгина невольно сопоставил его с Гриней – Григорием Малюгиным. Та же медвежья видимая неуклюжесть, цепкость взгляда, складка на лбу такая же как у деда. То что это их внуки Громов уже понял.
— Степан Федорович – донеслось до него, он встряхнул головой, отбрасывая видения – то наш человек из казаков, доверяю ему полностью.
Петр Иванович оглядев всех присутствующих, расстегнул верхнюю пуговицу кителя, начал:
— Позвал я вас братья казаки вот зачем – Петр Иванович мотнул головой в сторону телевизора – с этим фруктом у меня сегодня должен состояться окончательный разговор. Он мне на сегодня – усмехнулся в усы – последний день назначил. Либо мы под него ляжем, будем как нас зовут — ряженные, либо традиции свои восстановим, честь казацкую поддержим. Хочу услышать ваши мнения.
— Да чего там думать — горячий Мордвинцев аж привстал над столом — не для того мы эту форму надели, чтобы вот такие у нас верховодили. Я сам с тобой пойду Петр Иванович!
Малюгин медленно, обдумывая каждое слово:
— Что верно, то верно не для того мы эту форму носим, не для параду, как многие думают. В ней и в традициях наших, наша казацкая сила. Делай Петр Иванович как велит твое сердце. Мы всегда за тобой.
— Спасибо братья казаки, по другому и не думал за вас – Петр Иванович вопросительно посмотрел на Громова – ну а ты как Степан Федорович думаешь?
— Не знаю за что разговор, но этого – махнул головой в сторону телевизора--сегодня видел издаля, не понравился он мне. Давай Петр Иванович я с тобой схожу, на месте разберемся. Только справу свою одену, негоже казаку в этой одежде.
— На том и порешили – Петр Иванович повернулся к сидевшему в уголке молча Ване – сынок давай к мамке, пусть чайку организует.

После как Громов переоделся, приладил шашку, поправил крест на груди, вышел в переднюю, заметил как у всех изменились выражения лиц. Хозяйка прикрыв рукой рот, не в силах скрыть удивление смущенно отвернулась. Ванька восторженно смотрел на него. У Петра Ивановича вопросительно поднялась левая бровь, он глянул на супругу.
— Бравый ты казак Степан Федорович — Мордвинцев откровенно с восторгом рассматривал Громова – и темляк у тебя на шашке георгиевский. От деда или как?
— От деда, от кого еще – Громов повернулся к хозяину – ну чего тянем, пошли?
— Пошли, с богом –все повернулись на иконку в углу, перекрестились.
Подошли к воротам уже знакомого Громову особняка. Яшка нажал на кнопку звонка, раздался мелодичный звон, вспыхнуло окошко на домофоне, показалось лицо охраника.
— С чем пожаловали господа казаки? – в голосе слышалась плохо скрываемая ирония.
Громов удивленно смотрел на изображение. Петр Иванович выступил вперед:
— Доложи своему хозяину атаман Петр Громов пришел.
Лицо исчезло с экрана, через пару минут дверь открылась, вышли два спортивных, с характерными ежиками парня. У обоих сбоку висели кобуры, торчали ручки пистолетов.
— Атаман пусть проходит, с ним только один, остальные здесь ждут – процедил по- видимому старший.
Мордвинцев рванувшийся было вперед, наткнулся на строгий взгляд Громова – Подожди уже Яков, я с атаманом пойду.
— А ты сам кто будешь? Не местный что-ли? Что-то уж больно расфуфыренный. Вон и железку прицепил. Никак воевать собрался… --старший откровенно ерничал.
— А ты делай чего тебе говорят – оборвал его атаман — веди нас к хозяину, глянув на потемневшее лицо Громова, словно сказал – молчи.
Малюгин негромко – Атаман час ждем, после казаков кликнем.
Прошли коридорами, поднялись по широкой мраморной лестнице, подошли к огромной коричневой двери.
Внутри роскошного кабинета за массивным столом сидел уже знакомый Громову человек из броневика. На стенах с двух сторон висели охотничьи трофеи. Оленья голова с ветвистыми рогами, лосиная с рогами-лопатами. Но более всех привлекала голова огромного кабана-секача с кинжалами-клыками.
Хозяин кабинета поймав удивленные взгляды, самодовольно заулыбался.
— Эта зверюга моего лучшего пса порвала – махнул на кабанью голову – в лоб первая пуля не свалила… Присаживайся Петр Иванович, а это еще кто с тобой?
— То родственник мой приехал погостить — атаман присел с краю. Громов остался стоять.
— Суровый у тебя родственник, при оружии – усмехнулся — ну да ладно давай к делу, я вот тут уже все бумаги подготовил, бросил перед Петром Ивановичем папку, только твоей подписи и не хватает.
Петр Иванович не открывая папки, отодвинул ее в сторону:
— А знаешь Роберт Давидович не будет у нас с тобой договора –наша казачья эта земля и она не продается.
— В этом мире все продается, все покупается — холодно процедил толстяк –не создавай себе проблемы атаман, ты же знаешь мне твоя подпись нужна только для галочки. Все уже решено. Подумай о себе, о семье своей.
— Ты семью мою не трожь, Роберт Давидович — руки у атамана заметно подрагивали — я народом выбран, и нас ты не запугаешь.
— Да кто вы такие есть? –толстяк привстал, вышел из-за стола, вынул сигарету, прикурил затянулся — Вот скажи мне Петр Иванович самому то не смешно? Ходите как петухи, понацепили бляшек всяких себе, а вы их заслужили? Проходя мимо Громова щелкнул по кресту – Вот ты где его взял? Небось у деда скрутил…
В следующее мгновение произошло нечто. Лицо Громова потемнело, он резким движением выхватил шашку, дернулся было к толстяку, развернувшись секанул по кабаньей морде. Голова развалилась ровно на две половины, словно ее пропилили пилой.
Громов повернулся к толстяку, глянул на атамана:
--Дозволь атаман, я и этого кабанчика располовиню.
Ноги толстяка подкосились, от испуга он обмочился, пытаясь кричать.
В кабинет ворвались охранники, застыли с пистолетами у дверей.
Громов через плечо к ним:
— Дернетесь башку снесу вашему хозяину. Оружие на пол положили.
Толстяк отчаянно – Делайте что говорят! Он же порубит меня!
Охранники тихонечко положили оружие на пол.
В этот момент в двери сунулась чья-то голова:
— Роберт Давидович там у ворот казаков человек пятьдесят скопилось. Кричат. Требуют атамана показать. Нервные, злые.
Атаман дотоле сидевший как в оцепенение, дернулся вскочил:
— Понял ты надеюсь Роберт Давидович, за нами сила – повернулся к Громову восхищенно – здорово ты этого хряка разрубил. Пойдем уже казаки заждались.
Пошли — впереди атаман, позади Громов с шашкой наголо.
Уже дома обсуждая подробности разговора, Петр Иванович повернулся к Громову:
— А тебе Степан Федорович отдельное благодарствие, здорово ты этого гада напугал. А где ты так шашкой рубать наловчился?
— Было дело – Громов посмотрел на атамана – было…
— Ну да ладно сам знаешь… Может желание какое-нибудь есть? Все что в моих силах.
— Коня бы мне атаман – Громов задумчиво глянул поверх голов – Гнедка моего…
— Дак это дело решимое – атаман повернулся к Мордвинцеву — у тебя же хороший жеребец, гнедой вроде?
— Жеребец то добрый, но взрывной не каждого подпустит.
— А давай я гляну – у Громова загорелись глаза – может и подпустит.
Жеребец выплясывал, ссуча передними ногами. Мордвинцев еле удерживая его на короткой узде, повернулся к Громову:
— Смотри Степан Федорович поаккуратнее, диковат больно.
Громов только увидев коня почувствовал, защемило где-то со стороны сердца. Подошел, взял недоуздок у Мордвинцева – отойди Яша.
Прижался головой к лошадиной морде, что-то наговаривая, одновременно похлопывая по холке. Жеребец к удивлению всех затих, остановился. Громов птицей взлетел в седло.
Яков удивленно повернулся к остальным:
— Чудеса да только! Ведь никого не подпускал.
Громов сделав два круга, спрыгнул с коня.
— Добрый конь у тебя Яков. Почаще с ним заниматься надо. Застоялся он у тебя. В ночное гоняете лошадок?
Дак кто же погонит? – Мордвинцев огляделся, словно ища поддержки – я работаю… Так бывало выскочишь…
— Э нет Яша, конь он ухода требует – Громов ласково потрепал коня по морде – в ночном и помоешь его, и травки он свежей пощиплет. За это он тебе вспомнит добром. Хочешь сегодня в ночное сгоняю. Как атаман отпустишь нас с Ваняткой в ночное?
Ваня умоляюще посмотрел на отца. Петр Иванович развел руками, мол чего уж там.
Расположились на берегу небольшой речки, тут лесок выгибался подковой, оставляя обширное место, почти с футбольное поле. Смеркалось. Громов снял седло, уздечку легонько подтолкнул гнедого, мол иди гуляй. Гнедой коротко ржанул, легкой рысью к воде.
Развели небольшой костерчик. Громов отстегнул шашку, положил рядом.
— Дядя Степан а можно вашу шашку поддержать?
— Отчего же нельзя? – Громов протянул шашку Ване.
— Ух ты! Тяжелая какая! Можно из ножен вытащу?
— Смотри не обрежься – Громов потрепал мальчишку по голове – нравится?
— Еще бы, наши казаки такие не носят.
— Да не те нынче времена – задумчиво произнес Громов – не те…
— А я ведь сразу догадался, что вы и вовсе не дядя Степан – на лице Вани играли отблески костра.
— Догадливый… и кто же я тогда?
— Вы прадед мой Петр Иванович Громов, я вас узнал вы же точь в точь как на той старой фотографии. Когда вы переоделись вышли, мамка моя бате говорила, мол он это, а батя пальцем возле виска покрутил.
Громов притянул мальчишку к себе, приобнял. Искры от костра уносились в ночное небо.
— Вот видишь Ванятка вспыхнула искорка и нет ее. Так и жизнь наша пронесется и не углядишь. А память останется. Молодец твой батька, нашего громовского роду. И ты вот малой еще, а уже с понятием. Продолжай дело предков своих, уважай старших, слабых не трогай и все у тебя в жизни сложится…
В этот момент раздался топот копыт, тревожное ржание гнедого. Громов приподнялся всматриваясь в ночную даль. Гнедой выскочил из сумрака ночи явно чем-то встревоженный.
В этот миг Ваня дернул Громова за руку, обернувшись он увидел – огромный огненный шар катился по поляне со стороны леса, прямо на них. Мальчишка в испуге прижался к Громову.
— Не бойся Ванятка это за мной… Загостился я у вас … Пора и честь знать – лицо Громова было сосредоточенно спокойным.
Он поднял шашку, вложил ее в ножны, глянул — шар уже близко.
— Вот держи Ваня шашку, помни меня – обнял пацана, тот заплакал.
— Не плачь Ваня, казаки не плачут. Оттолкнул пацана. Сам навстречу.
Ваня поднял заплаканное лицо. На него пыхнуло жаром. Фигура прадеда растворилась в огненной лаве. Шар взмыл в небо с огромной скоростью исчез в ночном небе. Воцарилась тишина. Гнедой поднял морду жалобно заржал.
P.S. Было это не было, а только шашка хранится в семье Громовых как реликвия.
Май-октябрь 2017 г. Мекебаев О.К.


--