Не от мира сего

Вопреки рассказам и предостережениям местных жителей королевский лес встретил Генриха лишь мертвым запустением. Генрих, впрочем, не убрал своего меча, однако по мощеной дорогим камнем дороге он шел уверенной походкой, не озираясь по сторонам в ожидании внезапного нападения хищного зверя. На собственную реакцию он никогда не жаловался. Настроение Генриха было бодрым, с того момента как он прошел через ворота, обозначавшие границу владений Ледяной Анны, он неустанно насвистывал незатейливый мотивчик. Много снега и легкий морозец, щипавший щеки и нос приводили Генриха в восторг, окрыляли; он давно соскучился по зиме со всей ее легкостью и белизной, и сейчас как ребенок радовался яркому золотому солнцу, разлившему нежные цвета и оттенки по этому молочно белому покрывалу. Довольная улыбка не сходила с лица Генриха ни на миг. Он позволил себе даже поиграть с мечом на ходу, вертел его в руках как заправский воин, хотя держал оружие впервые в жизни.
А между тем, хищники, о которых ему рассказывали перед этим походом, следовали за Генрихом целой стаей, выныривая из-под снега, прыгая откуда-то со спины, выпустив когти и обнажив клыки. Вот только вокруг него была бледная черная пелена, дымка, о которой Генрих, кстати, и не подозревал, но оберегавшая его от возможных ран и увечий. Он попросту не видел ничего из описанного горожанами, ни единого живого существа.
-Ты видишь то же, что вижу я, Элиза? – смогла лишь спросить Ледяная Анна, вместе с верной служанкой наблюдавшая за очередным посланцем, вошедшим в ее владения.
-Он ничего не видит, ваше Величество, — в сильном волнении и тревогой кивнула та, — Не видит и не боится.
-Посмотрим, как он поведет себя в замке, — успокоила Элизу королева, впрочем, она уже понимала, что этот гость станет для нее последним.
Генрих же добрался до входной двери часа через полтора – два после того как оказался в королевских владениях. Он так никого и не встретил за это время, кого следовало порубить в капусту. И толкнув массивную дверь парадного входа в замок королевы, заправил меч в ножны. Лед окружал его со всех сторон, множеством слоев покрыв пол, стены, потолок – все, что только было можно. Еще здесь было множество обледенелых статуй всех тех кто приходил сюда до Генриха, намеревавшихся покончить с Ледяной Анной, по чьей вине все королевство оказалось во власти вечной зимы. Но все это было недоступно для глаз Генриха, отметившего про себя шикарный интерьер и уют внутреннего убранства замка. Здесь все было так как в кино, хотя поклонником фэнтези Генрих никогда не являлся. А последние несколько лет телевизор вообще не смотрел. Так что первые его впечатления были совсем кратковременными: да, цивильно, по-королевски, ничего особенного.
Однако здесь его и встретила Элиза – пухлая женщина средних лет в бело-голубом фартуке прислуги. Естественно, что Генрих не видел ни сверкавшего на солнце через большие окна инея, покрывшего лицо Элизы ровным слоем и впитавшегося в кожу, ни ее обледенелых синих губ, ни холодного пара когда служанка заговорила с ним. Ни ее растерянного взгляда, пока она так близко рассматривала его пожухлое сморщенное лицо с бездонными черными трещинами, как если бы оно высохло и полопалось на вечно палящем солнце без капли влаги. То, что увидела Элиза Генрих не видел никогда сколько бы не смотрелся в зеркало. Он увядал как увядает яркий цветок, забытый дождем. Увядало его сердце, отчего лицо Генриха стало таким ужасным, увядала и его душа, оставляя после себя беспросветную тьму и пустоту в темневших глазах. Для Элизы подобная картина была в диковинку, и даже обледенелое лицо ее госпожи выглядело куда приятнее.
-Мое имя Генрих, — представился он с легким задором в голосе, — Я пришел по просьбе горожан: у них серьезные проблемы, и в них они винят Ледяную Анну, их правительницу.
-Так значит вы переговорщик? – строгим тоном задала вопрос ее Величество, вставшая на ступенях широкой лестницы на второй этаж.
Вопреки ожиданиям Генриха увидеть дородную бабищу средних лет с кислым выражением на квадратном лице с двумя или тремя подбородками Ледяная Анна оказалась вполне привлекательной женщиной за тридцать с хорошенькой фигурой и всеми возможностями встретить принца на белом коне. На ней было ослепительно белое платье (настолько ослепительно белое, что неприятно резало глаза Генриха) до самого пола, идеально подчеркивающее стройное тело. Генриха вполне бы устроили еще всякие блестки и украшения, характерные для женщины статуса королевы. Густые черные локоны ее, незримо для Генриха покрытые инеем, спадали по узким плечам на грудь и за спину, лишенные каких-либо заколок или шпилек. Лицо же сияло своей природной красотой без помощи килограммов макияжа, который однозначно испортил бы весь естественный цвет, запертый под прочными корками льда. Приятный взгляд больших светлых глаз, однако, обжигал, скользил по Генриху с намерением изучить каждую его клеточку. Королева однозначно увидела то же, что и Элиза, даже чуть больше. Взгляд Ледяной Анны на секунду замер на груди Генриха, во всех деталях рассматривая умиравший цветок его сердца, и едва колыхнувшийся в ее сторону, будто заметивший, что за ним наблюдают. Ее гость был примерно одного с ней возраста, но за все годы жизни Генриха цветок в его груди ни разу не получил ни одной капли живительного дождя. Это была воля самого Генриха, будто забывшего об уходе за своим сердцем, не знавшем светлых чувств. В то время как сама Ледяная Анна познала боль предательства, ставшей причиной этого льда вокруг, Генрих оставался посреди голой сухой пустоши и, кажется, был доволен своим в ней пребыванием.
-По правде сказать, им не нужны никакие переговоры, — развел руками Генрих, словно очнувшись после еле заметного движения в его груди под взглядом королевы, — Нет человека – нет проблемы. К тому же они обвиняют вас в убийствах каждого кто осмеливался просить вас о милости. Они справедливо ненавидят вас.
-О милости не просят с обнаженным мечом, — так же словно очнувшись заметила королева.
-Ваши подданные утверждают, что без оружия им до замка не добраться, — простой улыбкой улыбнулся Генрих, — Впрочем, я не встретил по дороге через лес ни одной живой души.
-А вы чей подданный? – ради любопытства поинтересовалась королева, понимая, что у ее гостя нет желания напасть на нее.
Однако отсутствие интереса к нему как к убийце заменил интерес к его персоне.
-Ничей. Не люблю быть в услужении. Если же вас интересует как называется мое королевство и где находится, то на ваших картах его нет.
-Тогда как вы оказались здесь? – с недоверием улыбнулась Ледяная Анна.
-Трудно сказать. Так что там насчет переговоров?
-Ну вы же сами сказали, что им не нужны переговоры: нет человека – нет проблемы. Хотите обнажить меч? – она даже слегка вскинула голову.
-Не надо, Генрих, — неожиданно вмешалась Элиза, до того выпавшая из поля зрения как своей госпожи так и ее гостя.
Она даже осмелилась схватить Генриха за руку, которая была ближе к ножнам. Схватила и ощутила приятное тепло, устремившееся по всему ее телу.
-Позвольте нашему гостю остаться, — просила служанка королеву, не отпуская своей хватки, — Я уверена, вы сможете найти общий язык и выход без лишней крови.
Королева задержала на ней взгляд, в один миг ставший холодным и неприступным.
-Не думаю, что такое возможно, — объявила Ледяная Анна через секундную паузу, — Он останется здесь до утра.
Когда же Элиза увиделась с ней снова, проводив Генриха в его комнату где он мог переночевать, королева неотрывно и отстраненно наблюдала за ним в большое обледеневшее зеркало в собственных покоях.
-Что ты выяснила? – спросила Ледяная Анна, не повернувшись к служанке.
-Он так и не рассказал о своем доме. Сказал лишь, что здесь совсем не давит как там.
-Ты веришь ему? — усмехнулась королева, — Королевство, которого нет на картах. Как такое может быть? Он объяснил как попал сюда?
-Нет, ваше Величество, — вздохнула Элиза, — Но Генриху определенно здесь нравится. Его глаза…
-Его глаза подобны черной холодной бездне, — наконец повернулась королева к служанке, опередив ее заключения, — Как и лицо. Это ходячий мертвец, Элиза. Ты уже забыла его лицо?
Затем она снова переключила свое внимание на Генриха, занявшего горизонтальное положение на мягкой кровати. Он развалился прямо в верхней одежде, только снял обувь, видимо, рассчитывая на скорое отбытие из замка поутру. Совсем как Вальдо, который мог поступить точно так же, да еще грязный после охоты. Анну всегда раздражало подобное поведение, однако за его ласки и нежность королева прощала все. Или она в так думала, что прощала, откладывая какую-то часть раздражения глубоко в сознание ровно до того момента пока этот сосуд не заполнился до краев. Затем Генрих заложил руки за голову и с блаженным выражением лица уставился в потолок. Конечно в его голове сейчас был образ Ледяной Анны, никуда не девшийся за все время после их общения. Она же видела как увядший цветок его сердца слегка шевельнулся в ее сторону.
-Думаю, вы лучше меня знаете, что в этом Генрихе больше жизни чем кажется, ваше Величество, — осмелилась высказать свое замечание Элиза и сразу же опустила глаза в пол.
Однако когда королева резко обернулась на это замечание, резкой болью отозвавшейся в груди, то обнаружила, что держит обе руки прижатыми к сердцу. И только сейчас до Ледяной Анны дошло, что она чувствует эту боль.
-Оставь меня, — только смогла сказать она растерянно, попросить, не в силах потребовать.
-Ваше величество, простите…
-Оставь меня, — уже громче повторила королева все тем же просящим тоном.
Боль вызвала слезы, проступившие на ее глазах и застывшие новыми полосками льда. «-Я чувствую себя как никогда живым и хочу взять как можно больше», — только сказал ей Вальдо перед самой их свадьбой, объясняя свою измену.
-Откуда ты взялся? – сквозь слезы причитала королева у изголовья кровати крепко заснувшего Генриха, — Зачем вернулся? Что с собой сделал?
Она не могла не пойти к нему, не могла перенести боль в груди, вызванную Элизой, и уж тем более не могла удержаться от того, чтобы прикоснуться к нему. Голос Вальдо, его «чувствую себя как никогда живым» непрерывно звучал в ее мозгу. Этот голос был совсем рядом, будто Вальдо не покидал ее после своих откровений. Она хотела осязать его, ее привязанность к своим чувствам никуда не делась за эти годы. Лед оградил ее, и королеве казалось, что его защита прочна, но стоило лишь ей коснуться пальцами полопавшегося лица Генриха, пройдя сквозь его темную защитную дымку, льда будто никогда не было. Она понимала, что Вальдо больше нет, что это совсем другой человек, однако не могла ничего с собой поделать. Все ее естество взбунтовалось против нее, не желая больше находиться под твердой коркой льда. Ей просто жизненно необходимо было чувствовать рядом с собой того кто мог чувствовать ее естество, ее сердце. Она не могла быть все время Ледяной Анной, не имела права если хотела жить. Это желание обнажилось в ней вместе с ее прикосновением губ к губам Генриха. Вся сладость этих прикосновений показалась ей каким-то открытием, таящим в себе всю глубину мироздания. Она просто отвыкла, забыла, что значит влечение. Прежде она чувствовала ненависть, источаемую ее гостями, приходившими лишь с целью ее смерти, ранеными, разодранными волками, охранявшими ее лес, но все же ненавидевшими ее за ее лед и холод. Они заледеневали без ее помощи, сам замок, куда они, наконец, добирались не в силах дать бой королеве, превращал их в эти статуи. Она лишь наблюдала, не вступая ни с кем из них в прямой контакт. Наблюдала отстраненно и вместе тем безжалостно, желая им смерти. Ни в ком из этих «героев» она не видела ничего мужественного, ничего крепкого, что гарантировало бы ей поддержку, в которой она нуждалась. Конечно она верила, что Вальдо вернется, вернется несмотря на свое предательство. Верила, что примет его обратно. Ее Вальдо не остановили бы никакие хищные звери, никакой лед, никакой холод. Он знал ее, почти, да практически всю.
Она осыпала и осыпала Генриха поцелуями, касаясь губами мрачных бездонных трещин на его лице, желая как можно скорее их исцеления…

В то же самое время Генрих уже бодрствовал после крепкого сна, не прерванного ни разу за ночь. Он не сразу понял, что проснулся – настолько сильно и отчетливо образ Ледяной Анны сохранился в сознании. Сохранилось в сознании каждое ее прикосновение, легкое и освежающее, подобно нестираемым следам на лице. Он будто помнил продолжение, оставшееся недоступным его пробудившемуся в реальности взору. Его собственное воображение поутру будто слилось с ходом событий его последних сновидений. И это было логичным их продолжением, куда более приятным по сравнению с прикосновениями ее губ. Как если бы он не засыпал там, а просто лежал с закрытыми глазами, ничем не выдавая свое притворство и позволив Ледяной Анне выразить свою слабость. Ведь его руки обняли и прижали ее к нему, а королева практически не сопротивлялась, разбудив его ответную страсть, в которой так нуждалась последние несколько лет.
В своих снах Влад видел множество самых разных людей – знакомых, родственников, вообще каких-то левых персонажей. Были и женщины, много самых разных. Все это были незнакомые ему прежде образы, наверняка встречавшиеся ему в повседневной жизни, но не удостоенные внимания. Хотя, Владу было плевать на все эти тонкости: там, во сне все они были просто на загляденье, и с каждой он обязательно развил бы любовь до гроба. При пробуждении после подобных сновидений Влад старался полежать как можно дольше с закрытыми глазами, чтобы приятные образы не сразу растворялись в привычной и опостылевшей ему реальности.
Но Ледяная Анна несомненно отличалась от всех прочих до нее «ангелов с крыльями», клявшихся ему в верности и любви до конца жизни. Она не могла выйти так просто из головы Влада даже когда он открыл глаза, понимая, что слегка опаздывает на работу. Ее образ – лицо и стать – нашел надежное место в его памяти, чтобы быть постоянно доступным. Это определенно доставляло Владу удовольствие. И всю последующую дорогу в маршрутке до места работы, занимавшую около получаса с учетом утренних пробок, он находился в визуальном контакте с этим образом. В наушниках рулил мелодично приятный чилл-аут, к которому Влад неожиданно легко и быстро привязался, едва услышав в самый первый раз. Дома на компьютере у него уже накопилась изрядно большая фонотека данного направления и схожих с ним жанров, в телефоне же Влад хранил самые-самые сливки. Музыка смягчала унылую серость от сырых и пасмурных декабрьских улиц без намека на зиму и снег, от скучных будней, больше похожих на программу, заложенную в бороботов, именуемых людьми, да вообще от всего. Пожалуй, музыка была единственным живительным глотком. Она звучала в наушниках Влада непрерывно, даже на рабочем месте, и благодаря ей он чувствовал себя отстраненным от этого мира, чувствовал себя в маленькой неприступной крепости где не было места прочим удовольствиям.
Сегодня же в эту крепость вошла Ледяная Анна – женщина из его приятного сна, в котором даже был сюжет. Про себя Влад даже выстроил целую «Санта-Барбару» с Генрихом и королевой в роли главных героев. Весь день в его голове друга сменяли какие-то новые образы, из-за которых Влад едва не напортачил в сопроводительных документах. А после работы ему позвонил корефан, приглашавший на день Рождения их общего знакомого, общая приятный вечер в хорошей компании и с девчонками. У Влада не было никакого желания никуда идти: душ, ужин, часок за виртуальными гонками под привычную исцелявшую музыку, кровать. И так год за годом – семидневные будни, лишь в субботу и воскресенье можно было расслабиться полуденным сном. Влад не любил праздников и прочих торжественных и шумных мероприятий, относился к ним крайне пренебрежительно, и вообще был скучным и чересчур домашним существом.
Естественно, что о существовании подружки рядом с ним не могло быть и речи. Ее Владу заменяло яркое и богатое воображение, генерируемое нескончаемой музыкой, увлекавшей Влада куда-то прочь из реальности. Даже перед монитором он мог отключиться, а пару раз было так, что он приходил в себя на полу. Что-то происходило внутри него, выдергивало из реальности в черную пустоту где была лишь музыка. Нет, на работе все было в порядке, на работе Влад чувствовал себя достаточно хорошо. И вроде бы не перенапрягался. Да и на здоровье не жаловался. Потому что его провалы не были связаны со здоровьем, он чувствовал нечто другое поскольку находился в сознании если слышал каждый трек от первой ноты до последней без всяких временных обрывов.
Зато сегодня весь день он чувствовал легкую приятную дрожь внутри от одной лишь мысли о Ледяной Анне и желание вновь увидеть ее во сне, заставившее его сердце несколько раз биться чаще. Даже музыка казалась ему насыщеннее и богаче в звуках.
-Ты очень мало отдыхаешь, и можно сказать, вообще не позволяешь себе роскошь отдыха, — сказала королева когда Генрих открыл глаза поутру и приходил в себя после неприятных серых сновидений где сырая зима была совсем непохожа на зиму.
Он обнаружил себя под бледно голубым одеялом (с недоступными его взору, но допустимыми в мыслях сосульками) полностью раздетым. И прежняя комната, предоставленная ему Элизой, теперь превратилась в просторное помещение какой-то избы посреди леса, сквозь наполовину замерзшие окна которого внутрь вливался мягкий солнечный свет.
-Где мы? – только спросил Генрих, чувствуя себя здесь как-то свободно, по-домашнему уютно, будто всю сознательную жизнь провел в этих стенах.
-Вдали от всех, — мягко улыбнулась королева, склонившись над ним и глаза ее засияли от удовольствия, — Только ты и я. Никого больше.
Она протянула к нему тонкие руки, желая, чтобы Генрих взялся за них. Непривыкший к флиртам Влад обязательно постеснялся бы сделать это, ожидая ее намерений вытащить его из-под одеяла пока он оставался нагишом. Но на Генриха руки Ледяной Анны произвели просто гипнотическое воздействие всей их плавностью и изящностью. Сжать их в своих руках было одно удовольствие, о котором Влад и понятия не имел, избегая возможностей начать отношения с девушкой. Генрих ощутил невесомость и воздушность в своих руках, но еще была еле заметная вибрация сердца Ледяной Анны, вошедшая в унисон с его собственным, будто в этот сладостный момент Генрих и королева были одним целым. В одно мгновенье он оказался вне пределов избы в окружении множества деревьев, кружа с Ледяной Анной над белоснежным покрывалом снега. Она сияла и сверкала на солнце, играя цветами и оттенками подобно какому-то кристаллу, не выпуская своих тонких нежных пальцев из хватки Генриха. На ней было все то же длинное белое платье, в котором он встретил королеву в самый первый раз, и сейчас оно казалось ее неотъемлемой частью, телом, внутри которого блистала вся суть Ледяной Анны.
-Тебе нравится? – с сиявшими от восторга глазами вопрошала она, глядя в глаза Генриха.
Вместо ответа он притянул ее к себе, повинуясь ее истинной красоте, открывшейся Генриху в этот момент, к такой какой она должна была быть в его воображении. А в этот момент растаял ее лед, обнажив нежность кожи и плавность черт юного девичьего лица. Королева почувствовала это и совсем не растерялась, наоборот, будто ждала когда наступит столь значимый для нее миг, именно с этой целью оставшись с Генрихом наедине. И когда настал, не могла сдержать своего восторга.
-Только не отпускай меня, — едва дыша сказала она и почувствовала как в объятьях Генриха ей легко и свободно, — Раскройся.
Сердце ее трепетало в восторге, Генрих ощущал его в своей груди, трепетавшее вместе с ней. И не было и не могло быть ничего важнее и великолепнее в целом мире. Она прижалась к нему всем телом, будто пытаясь войти в него, слиться с теплом тела Генриха. Смотрела прямо в его глаза, со всей своей искренностью и улыбкой, тянулась к нему, тянулась к цветку в его груди, набухавшему новой жизнью в ее руках, какими Ледяная Анна обняла Генриха.
В то же самое время Влад уже должен был проснуться в последний будний день перед короткими выходными, настроившись на пятничный рабочий аврал, и не мог покинуть столь приятный сон, перехвативший его дыхание. Королева держала цветок внутри Генриха обеими ладонями, и Генрих не хотел, чтобы она отпускала их.
-Тебе плохо там, — без труда определила она, чувствуя как цветок в его груди пришел в движение, — Там нет настоящей жизни, только холодное отражение. Мне это знакомо. Останься со мной, Вальдо, не уходи больше, мы нужны друг другу.
Не было больше вокруг ни деревьев ни снега: Генрих и королева поднялись в нескончаемую белую пелену или же она наглухо укрыла их обоих прочь от сторонних глаз и ушей. Не было вообще ничего кроме них двоих. И Генрих вдруг пришел к мысли, что знает ее лучше ее самой. Но это было уже неважно для него, оставаясь где-то во тьме глубины его мыслей. На первом же месте была Ледяная Анна, уже не Ледяная, просто Анна – имя, выхваченное из бесконечности имен, хранившихся в памяти Влада.
-Обещаю, что не уйду, — против его воли сказал Генрих, не в силах отвести взгляда от ясных очаровательных глаз королевы.
Он не мог сказать по-другому, Анна была внутри него, Анна подчинила его всего. И это не было наказанием Владу за его стены, место в которых было лишь музыке и воображению. Наоборот, в сиявших глазах Анны было больше жизни и тепла чем он мо ожидать от темной холодной бездны, в которую провалилось сознание Влада, не желавшего возвращаться в реальный мир где не было ничего кроме приятных мелодий, очарование которых бледнело и сходило на нет перед очарованием Анны. А после обещания Генриха она стала еще прекраснее, обретя долгожданную радость быть любимой им. Именно эта ее радость и была той бездной, поглотившей Влада во сне, откуда уже не было возможности вырваться. Ни возможности, ни желания.

конец