Из воды и света

1.
…-До меня дошла информация, будто ты занимаешься знахарством, — с ходу перешла к делу Екатерина Павловна едва Стас закрыл за собой дверь.
-Звучит неожиданно, — усмехнулся он, встав на одном месте, и мысленно дав самому себе обещание настучать Димасу в бубен за длинный язык.
-Стас, мне нужна твоя помощь, — пересилив свое стеснение, пожаловалась Екатерина Павловна, — У моей сестры нашли злокачественную опухоль груди. Сам понимаешь…
-Я не занимаюсь травами или какими-то целебными снадобьями, — остановил Стас, стерев улыбку с лица (это было правило – никаких шуток когда речь касалась чьих-то проблем, подобных этой), — Сразу хочу предупредить, любой естественный недуг становится частью тела. Избавиться от него значит отнять от тела какую-то часть. Цена этому – боль. И боль будет сильной. Не смертельной, но сильной и мучительной. Захочет ли ваша сестра испытать ее?
Совсем немногие соглашались с его условием. Грубо говоря, из десятка всего двое-трое, готовые на любые жертвы, слишком сильны были их недуги. Но оно того стоило.
И вот теперь, неделю спустя после этой короткой беседы, серебристый «Гольф» остановился рядом со скрипучей калиткой небольшого деревянного дома, доставшегося матери Стаса в наследство от бабки Тани. Ключами от него, однако, пользовался только один Стас. Вроде не так далеко от города, но будто невидимая стена отделяла две цивилизации друг от друга, изолируя всегда свежую сельскую тишину от душной индустриальной клоаки.
Гости, вошедшие во двор дома, обнаружили Стаса в сырой от утренней росы траве раздетым по пояс. Молодой человек сидел на коленях лицом к набиравшему силы на предстоящий день солнцу, закрыв глаза, и беззвучно шевеля губами. Было еще прохладно, но безоблачное небо обещало еще один жаркий майский день. Впрочем, синоптики обещали к вечеру сильный дождь, возможно с градом. Но если погода и переменится, то не сейчас, чтобы у Стаса хватило времени провести назначенную на сегодня процедуру.
-Поклонитесь ему, — коротко приказал он, сохранив прежнюю позу, даже глаз не открыл, даже не поприветствовал своих гостей.
Таким чужим Екатерина Павловна видела своего студента впервые. Будто на его месте был сейчас кто-то другой, ей даже показалось, что из тела Стаса исходило слабое свечение. Они прибыли к нему втроем, Ольга не решилась ехать без мужа. Она и сейчас сомневалась, уже готовая лечь под нож, лишь бы убраться отсюда поскорее.
Но голос Стаса, внезапно стрелой ворвавшейся в рассудок всех троих, в особой степени напугал только ее одну. Что-то зловещее проскочило в нем, что-то жесткое, что-то грубое и холодное. Она сразу поняла, что требование этого странного молодого человека, в первую очередь, было предназначено ей.
-Кому ему? – переспросила Екатерина Павловна, про себя уверенная, что уже знает ответ.
-Солнцу, — уточнил Стас, — Хотя бы сейчас проявите к нему уважение, прежде чем просить о помощи.
-Что за бред? – фыркнул Владимир, спрятавший свой скептицизм под жестким натиском Екатерины Павловны.
-Я никого не держу, — только ответил Стас, — До свидания.
Возникла неприятная пауза, в ходе которой здравый рассудок еще неприятнее развернул в голове Ольги небольшой фильм удаления части ее тела холодным стальным скальпелем. Она будет всего лишь очередным пациентом хирурга, который получает деньги за свою работу и забудет о ней едва Ольга покинет стены больницы. А что ожидает ее? Владимиру наверняка будет противно видеть ее тело в постели, если он и останется с ней, то только из жалости и только на первое время. Ольга была еще слишком молода, чтобы терять ту часть тела, на которую мужики обращают внимание либо сразу, либо после ног. Всего полтора года в браке, но наверняка у Владимира уже был кто-то на стороне, так и ожидающий подходящего момента.
Мгновенно накрутив себя до истерики, Ольга мысленно схватилась за голову. Она и не заметила как опустилась на колени рядом со Стасом, тяжелый холодный голос которого, оказывается только замер в ожидании, но не стерся из головы. Ей стоило только потерять контроль над собственной уверенностью, пусть всего на мгновение, как холодная игла этого пустякового требования угодила прямо в цель. Сырая трава приласкала Ольгу подобно материнским рукам. Приятная слабость прошла по всему телу от ног к голове, тело ее слегка покачнулось.
-Отец, — вновь беззвучно зашевелил губами Стас, но Ольга слышала каждое его слово, — Я Тот Кто Почитает слово Твое, кто Уступает воле Твоей, кто Терпит наказания Твои, кто Преклоняет голову перед лицом Твоим…
Она сразу ощутила слегка жгучее и вместе с тем приятное прикосновение, как если бы по ее лицу провели ладонью. Ольга не смотрела на солнце, направив взгляд на бурьян, испоганивший некогда хороший огород. Но когда эта сила коснулась ее лица, Ольге пришлось зажмуриться, потому что ей показалось, будто свет солнца внезапно стал намного ярче. Будто мощная вспышка блеснула на месте светила, едва не ослепив ее. И сразу же вслед за прикосновением ей на плечи опустились невидимые, но теплые ладони света. Их мягкая хватка напоминала руки отца, когда он играючи подбрасывал ее в детстве, ловил, а Ольге хотелось взлетать еще и еще. Это были те же самые руки, она узнала их. Из них обеих Ольга старалась хранить детские воспоминания более бережно, в то время как Катька практически забыла самые яркие их моменты.
И она увидела себя маленькой девочкой, взмывающей высоко в небо, касавшейся его тонкими ручонками, что даже дух захватывало, а затем мчавшейся прочь прямо в твердую и мягкую одновременно хватку отцовских рук.
-Вы знаете, что вас ожидает? – услышала она вдруг потеплевший голос Стаса.
О да, Ольга знала. Стас рассказал Катьке о процедуре почти во всех подробностях. Сестра ничего не стала от нее утаивать, передала услышанное слово в слово. Добавила только, что «оставшийся след от ожога куда перспективней уродливого шрама на месте отрезанной сиськи».
Сейчас, обласканная солнечным теплом и свежестью утренней росы, она уже ничего не боялась, хотя ей потребовалась неделя, чтобы решиться пройти через очень болезненное испытание, предложенное Катькой. И как, хоть, та вообще узнала об этом необычном парне? Точнее, о его «хобби»?
-Вы уверены в том, что ваш страх лечь под нож под наркозом сильнее страха корчиться в судорогах, получая ожоги? – продолжал давить Стас, — Поверьте, у вас еще есть возможность отказаться от своего решения.
-Я уже все решила, Станислав, — ответила она, чувствуя как ее упертость начинает даже ей нравиться, настолько пугающей Ольге представлялась будущая физическая неполноценность, — Я не хочу под нож.

2.
«-Что же я делаю?» — спрашивала она себя, переступив порог просторного сарая за домом, уже наполненного солнечным светом через разобранную крышу.
В середине постройки стояла пара раздвинутых кухонных столов, один в продолжение другого. Только увидев их, только придя к мысли, что ей уготована участь лежать на них, Ольга растеряла всю свою решимость покориться физическим страданиям. На высоком широком пне стояла жестяная фляга с ключевой водой, наполненная Стасом незадолго до приезда Екатерины Павловны и ее сестры. На плотно закрытой ее крышке лежало нечто продолговатое толщиной с палец, обернутое цветастой материей. Почему-то, Ольга сразу поняла, что это нечто она зажмет зубами, чтобы не потерять сознание от собственных стенаний. Эта мысль отразилась неприятным жжением на искаженной опухолью груди. Она уже представляла как все будет происходить, и холодный безжизненный металл в руках беспечного хирурга показался Ольге куда более приятной альтернативой. Там, хотя бы, под наркозом. Рядом с пнем стоял глубокий тазик все с той же ключевой водой.
-Раздевайтесь по пояс и ложитесь, — без излишних проволочек предложил Стас.
Он разрешил Катьке быть рядом с ней, оставив Вовку на улице, точнее сам Вовка отказался принимать участие в предстоящем действе. Единственное, на что у него хватило и желания и смелости – пригрозить Стасу проблемами физического характера в случае если Ольге станет хуже. Впрочем, молодой человек или же сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей, или же взаправду их не услышал, занятый своими мыслями.
Ольга знала, что придеться раздеться, и логично рассудив, что Стаса интересовала только ее болячка, отправилась к нему в блузе, снять которую, как она на тот момент думала, могла без стеснения. Однако сейчас она находилась не больнице, и не на приеме у врача, перед которым оголяла грудь, понимая смысл его работы. Стас не был врачом, это Катька общалась с ним почти свой каждый рабочий день в обычном технаре, не имевшем, между прочим, никакого отношения к медицине. Кстати сказать, она так и не ответила на логичный вопрос сестры про то как узнала о необычных способностях какого-то деревенского студента. И перед тем как снять с себя и блузу и бюстгальтер Ольга перевела нерешительный взгляд на сестру в надежде услышать от Катьки что-нибудь ободряющее.
-Делай как он говорит, — только сказала та, сама испытывая легкую растерянность, как если бы это она оказалась на месте младшей сестры.
Хотя нет, на месте Ольги ей быть совсем не хотелось.
-Вы уверены в своем решении? – нарушил возникшую паузу Стас, очень хорошо понимая ее причины, — Если нет, предлагаю вам остановиться прямо сейчас.
-Нет, — внезапно заявила Ольга, расстегивая пуговицы блузы.
Она и сама не знала откуда вдруг ощутила крепкий заряд уверенности, подвигнувший ее к ожидаемым от нее действиям. Но уж точно не от сестры.
Она не стала затягивать с процессом раздевания, потратив на него всего несколько секунд. Она даже не испытала смущения, представив покрасневшую и опухшую левую грудь человеку, которого видела впервые в жизни. На лице Стаса не дрогнул ни один мускул, будто он привык видеть подобные болячки каждый день. Но так оно и обстояло на самом деле, и все его «пациенты» имели проблемы онкологического характера.
-Ложитесь, — только повторил Стас, потратив на изучение болячки этой молодой привлекательной женщины всего мгновение.
Когда она легла, лучи солнца упали Ольге прямо на лицо. Вместе с ними на ее лицо опустилась так же невидимая ладонь, пригвоздившая голову Ольги к столу. Множество теплых ручейков разлилось по всему ее телу, протянулось вдоль рук и ног до кончиков пальцев, тонкими, но очень прочными стержнями устремилось вдоль позвоночника. Тепло зафиксировало ее тело в недвижимом положении. Даже дышать стало немного труднее.
-Еще раз повторю, это очень болезненная процедура, — напомнил Стас, сжимая в руках мундштук, — Откройте рот. Не бойтесь, здесь все стерильно, так что никакая инфекция вам не грозит.
-А что мне делать? – подала голос Екатерина Павловна, готовая выполнить любое требование Стаса.
-Будет лучше если вы возьмете сестру за руку, так сказать, для облегчения страданий. Это на самом деле помогает, — позволил себе улыбнуться Стас впервые за все утро.
Ольга даже не почувствовала как Стас прикоснулся к ее телу, опустив ладони на больную грудь. Но ровно до того момента как он начал читать свое нечто похожее на молитву.
-Отец мой Всевидящий, Жизнь Согревающий. Имя Твое незабвенно. Сила Твоя несокрушима. Воля Твоя неоспорима. И изойдут напасти все темные под взором Твоим всепроникающим. Ибо свет Твой не имеет границ…
Жжение в теле Ольги нарастало постепенно, его эпицентр находился как раз под ладонями Стаса. Но еще не набрав всей своей силы, оно заставило больную застонать, зубы ее впились в ткань плотной резиновой затычки. И это было единственным, что Ольга могла сделать, не в силах никак более пошевелиться. Боль вытесняла все остальные мысли из головы, все остальные чувства. Боль заставила Ольгу пожалеть о своем решении пойти на поводу у сестры.
Она чувствовала как из стержней тепла, протянутых вдоль позвоночника, во все стороны побежали новые обжигающие ручейки. Совсем скоро внутри нее полыхала самая настоящая сеть. В какой-то момент Екатерине Павловне показалось, что она видит эту сеть, свет от которой пробился сквозь тело сестры.
-Терпи, Олюнчик, терпи, — шептала она чуть слышно, чувствуя на своих щеках не менее горячие слезы сострадания.
Как завороженная она смотрела на сияние паутины, захватившей даже Ольгино лицо. Вот теперь жгучая боль в ее теле набрала максимальную силу. Хрупкое женское тело так и норовило изогнуться дугой, зубы больной едва не прокусили мундштук насквозь.
Но вот Стас наконец умолк, зарядив тело Ольги необходимым количеством энергии, накопленной за утро и прибереженной для обряда исцеления. Тело его блестело от пота, и сам он едва не задыхался словно после длительного марш-броска. Встретив его взгляд, Екатерина Павловна не увидела в нем никаких эмоций. Ничего, кроме пустоты, как если бы взглянула в глаза неживой куклы. И на миг женщину кольнул страх перед тем кого она знала два года, будучи его классным руководителем. Оказывается, она ошибалась. От того кого она, якобы, знала осталась, похоже, одна физическая оболочка.
Стас открыл крышку фляги и опустил руки в холодную ключевую воду. Вода зашипела, пропустив тепло как можно глубже, будто проглотила и сберегла до нужной минуты, облако пара окутало широкий плотный торс Стаса, устремилось прочь. Он зачерпнул холодной воды, оставшейся ближе к поверхности фляги остывшими руками, чтобы пролить живительную влагу на искаженное гримасой боли лицо Ольги, затем на ее грудь, в которой находился эпицентр ее страданий.
-Что делать дальше? – с нетерпением спросила Екатерина Павловна.
-Довериться материнским рукам, — как-то отстраненно сказал Стас, проливая холодную воду на тело Ольги вновь и вновь.
-Мать, меня Оберегающая, Жизнь Порождающая. Руки Твои священны. Голос Твой сладок. Слезы Твои неподдельны. И омоют ласки Твои водами чистыми тело бренное, ибо помнит оно чрево Твое оберегающее…, — бормотал он будто в каком-то трансе.
Впоследствии ни Ольга ни ее сестра не смогут вспомнить ни единого слова из этих молитв.
Наконец Стас обхватил ладонями левую руку больной у самого плеча. Ольга приготовилась было к новой боли, но вместо этого ощутила нежную спасительную прохладу, от которой прежняя боль казалась такой неестественной, такой мифической, такой далекой. Будто ласкающий тело ветер неспешно пробежал по руке к самым кончиком пальцев, унося боль с собой. Собрав капли с ее руки, насухо ее вытерев, Стас стряхнул их на пол. Раздалось противное шипение, они запузырились так, словно попали на раскаленную плиту. Да, Ольга пока не чувствовала освобожденную от обжигающей паутины руку, но и боли в ней больше не было.
Продолжая бормотать свои молитвы, Стас обогнул стол и точно так же сжал другую ее руку. И вновь Ольга ощутила дуновение ветра, устремившегося от плеча к пальцам. Новая ласкающая волна прошла вдоль линии груди к животу и ниже, затем раздвоилась и побежала по ногам, забирая с собой и эти невидимые горячие стержни, приковавшие ее к столу, и их отростки. Оставались лишь голова и эпицентр всей этой боли, находившийся в пораженной опухолью груди. И вновь Стас опустил высушенные ладони во флягу с водой.
-Ваш недуг заключен не в физическом теле, — обратился он к ним обеим, и не глядя ни на одну из женщин, — Все оттого, что ему позволено быть там.
Стас набрал новую пригоршню воды, поднес ее к больной груди Ольги, затем резким движением перевернул сложенные лодочкой ладони тыльной стороной кверху, опустив их на грудь и не дав воде вытечь. Вместе с его прикосновением Ольга почувствовала прикосновение еще одних, жгучих рук, сдавивших виски, между которыми вспыхнула раскаленная нить, пронзившая голову. Она мгновенно поняла, что сейчас должно произойти. Поэтому сжала затычку со всей силой на которую только была способна.
Ее сестра могла поклясться, что видела этот яркий свет, хлынувший из-под ладоней Стаса, свет, хлынувший из его головы. Это была секундная вспышка, раскалившая воздух до невероятного пекла, будто второе солнце зажглось прямо перед ней. Малейший вдох наверняка спалил бы ее изнутри. Ей пришлось сильно зажмуриться и отвернуть голову. Когда это миниатюрное солнце погасло, Стас все еще стоял у изголовья Ольги, опустив ладони ей на грудь. Из-под пальцев его струился густой пар. Глаза Ольги были широко распахнуты, взгляд казался остекленевшим. Только чуть слышный ее стон служил доказательством ее жизни. Даже страшно было представить ее ощущения последних секунд.
Но вот Стас отнял руки от ее тела, представив изумленным глазам Екатерины Павловны вполне здоровую на вид (за исключением красных отметин, оставленных его пальцами) грудь ее сестры. Подобно зомби, слегка шатающейся походкой Стас направился к тазу с водой. Не без труда ему удалось поднять его над головой за ручки и вылить нисколько не нагретую во время финальной вспышки света воду на себя. Она противно зашипела, в один миг доведенная до кипения. Пар накрыл Стаса с ног до головы, практически целиком спрятав его от взглядов своих гостей. Владимир вошел в сарай как раз в этот момент с намерением посмотреть как продвигается процесс исцеления.
-Ну нихера ж себе, — не смог сдержаться он, изучив обстановку…

3.
-Беда людей в том, что они пытаются подчинить неподчинимое, — заговорил Стас в ответ на вопрос о том сколько ему должны, — Будучи сотворенные водой и светом, люди считают, что могут контролировать их, заставить их выполнять свою волю. Это все равно что рубить свои же собственные корни, питающие тебя жизнью. И что самое страшное, у людей это получается. Как и все остальные кто был здесь вы пришли, ведомые своими корнями. Но и как и все остальные вы забудете. Пройдет год-другой, лет пять максимум, и вы вновь забудете о ваших корнях. Забудете, потому что это легче всего. Мне ничего не нужно от вас, скорее наоборот. Но вам не под силу в этом признаться…
Уже вечером, глядя на побагровевший диск заходившего солнца (обещанного синоптиками дождя «возможно с градом» так и не последовало, и лазурь неба не портило ни одно, даже легкое облачко), Стас заговорил, казалось, сам с собой. И по мере того как речь его подходила к концу, он чувствовал как набирает свою невиданную мощь сила, частью которой он являлся. Он вновь просил солнце о прощении за то, что растрачивал свою силу на тех кто уже давно был обречен. Он просил прощения всякий раз после встречи с ними. Он ненавидел их. Он жалел их. Он оплакивал их. Он говорил с солнцем со слезами на глазах, но по щекам его катились тонкие полоски света и таяли, не успевая долететь до земли. И как и всегда по окончании его обращения к солнцу, в ответ приятная теплая ладонь гладила Стаса по голове, едва ее касаясь. И как и всегда речь его окончилась когда совсем стемнело и заметно похолодало.
-Разреши мне вернуться Домой, Отец, — впервые попросил он, понимая, что хотел этого не один год.
Стасу не пришлось долго ждать ответа, хотя эта пауза казалась невыносимой вечностью. Но словно предчувствуя его, он закрыл глаза, а в следующий миг теплая волна накрыла его с головой, вынудив Стаса встать на колени.
-Спасибо, Отец. Я Сын Твой, — неслышно возблагодарил он, склонив голову.
Затем растянулся на холодной траве, лег на спину, лицом к чистому звездному небу.
-Разреши мне вернуться Домой, Мать, — почти беззвучно обратился он во второй раз.
И вновь прошла, как ему показалось, целая вечность прежде чем прохладная освежающая волна промчалась по его телу, от головы к ногам.
-Спасибо, Мать. Я Сын Твой, — во второй раз ответил он и закрыл глаза.
Ему было совсем не холодно лежать на остывшем воздухе голышом. На самом деле Стас совсем не чувствовал ни холода ни тепла. Единственными его ощущениями были хватка крепких отцовских и невесомых материнских рук. Так лежал он до первых капель утренней росы. С каждый мгновением, приближавшим рассвет тело его все больше закипало изнутри, источая пар и бледное свечение. Вместе с тем он наслаждался материнскими руками, качавшими его, уводившими сознание к звездам, к бесконечности, к вечному успокоению. Возможно, он даже слышал ее гипнотически мягкий голос, каким она пела свою сладостную колыбельную. Его уносило все дальше и дальше в бесконечность, и вот он уже видел чистый невесомый свет, мчавшийся ему навстречу, стремившийся соединиться с ним. Все ближе и ближе был этот свет. И едва блеснули первые лучи восходящего солнца, свет коснулся его, тяжело опустился прямо на лицо, на секунду задержался, прервав качение материнских рук. В этот миг он был повсюду, будто проглотив свое дитя, вернув себе утраченную некогда часть.
Свет вырвал его из тела, оставив последнее все в тех же нескончаемо нежных, материнских руках. В то время как свет уносил его прочь, проливая солнечными лучами на то место где он был всего мгновенье назад, его тело без остатка растворялось в примятой сырой траве.

конец