Как я потерял танк

Смейтесь, смейтесь. Мне, «Дедушке» ЦГВ не до смеха. Светят мне 2 года дисбата, и дослуживать потом. Сижу я на железнодорожных рельсах с двумя «черпаками» и думаю о маме, думаю о том, что не я приеду к ней в обещанный мне комбатом отпуск, а приедет она ко мне с «передачей» и со слезами на глазах. И такая меня тоска берет, что хоть вой. «Черпакам» то ерунда наказание – отсидят на губе суток по десять, и дослуживать. У меня же перспектива – трибунал.

И вот что интересно, как я, пока еще свободный человек, солдат, рядовой советской армии буду сдаваться властям. Нахожусь я в чужой стране, нужно идти в посольство, однако посольство в Столице, а я в жопе – это в переносном смысле, т. е. в провинции, хотя и в прямом смысле я в ней тоже. Ну не посольство, консульство, или любая воинская часть, так ведь до нее добраться нужно. Если по дороге в воинскую часть остановит патруль, значит, я не явился с повинной, а бежал, скрывался. И в этом случае, точно неизбежен трибунал.

«Вам скажут, что находчивей Мюнхгаузена нет» – в данном случае, не обо мне.

Но ранее везло!

Гл. 1 Как повезло

В 1985 году встретила меня страна Чехословакия приветливо. На пересылочном пункте, в «поле» березки как в России, сырая ветреная погода, каша гречневая с тушенкой, пахнет солярой, костры в бочках, брезентовые тенты, палатки, куча военной техники, как будто фильм снимают. Чего то, однако, не хватает!? А вот чего! Бардака меньше. В России, то ЕГО хватает!

Служить за границей почетно и чистенько! Служить, же в элитной части, за границей – почетно, чистенько и… «геморно». Потому как служба тут по уставу. За границей, конечно, порядка больше. Мамы менее беспокоятся о своих сыновьях проходящих службу в ЦГВ, ГСВГ,… и счастливы когда их дети попадают в элитную часть. Открою мамам тайну. Дедовщина в элитных частях за бугром тоже существует, но правда «с человеческим лицом».

В России, из-за разгильдяйства дедовщина беспорядочна и порой жестока. В элитных же частях, и тем более за границей, от дедовщины зависит качество боевой подготовки. Не полы тереть, не туалеты мыть, не свеклу и бульбу собирать учит дедушка, а боевой техникой управлять. Ну, а без пиз-улей управлять сложным устройством не научишь. Командиры с задачами по воспитанию «молодого» личного состава не справляются, хоть они и уставом в нос тычат (буквально). Дедушки, можно сказать, обеспечивают обороноспособность Родины.

Повезло мне с воинской частью – элита. Повезло и с воинской специальностью – механик-водитель установки ПВО. Комплекс КУБ. Пять танков, четыре с ракетами один «с зеркалом». С «зеркалом» это главная машина. В ней командир батареи. И тут мне свезло, именно на эту машину я поступил «мазутой». «Мазута» то есть механик-водитель, потому как все мы грязные, всегда в мазуте и соляре.

Далее, счастливая звезда продолжает мне светить. Мой танк лучший в полку, самый боеготовый. Все-то у него работает, все-то у него не битое, не гнутое, весь прям сверкает, как новенькая «шкода». За что спасибо предшественнику «мазуте».

А чего хорошего то в том? Так ведь в Советской Армии любят показуху. Смотр в ЦГВ – всё лучшее на смотр, штабные учения в ЦГВ – всё лучшее на учения, проверка войск – все лучшее к проверке. А это значит, что я «мазута» за полтора года службы объездил со своим танком, который весь прям сверкает, как новенькая «шкода» пол Чехословакии по железной дороге, правда вот, только в крупных городах не останавливался. Увольнительных заграницей нет, торчат два года в казармах служивые и света белого не видят. А у меня – свобода, в рамках железнодорожного вагончика конечно, с выходом на станциях.

Гл. 2 Шкода

Напомнил сам себе случай про новенькую «шкоду». Где то после года службы, очередной выезд в «поля». Полк стоял в населенной местности, деревни разбросаны тут и там. Полигон, совсем маленький находится в лесном массиве. Дорога к нему идет лесом, через две деревни, которые примыкают к лесу. Молодые механики-водители, необученные еще пиз-лями «дедушек», бывало, сносили на танке загородки. Так аборигены построили бетонные заборы вдоль деревень. Но танк не грузовик, то тут, то там в бетонных заборах дыры. Очень смешно за курами гоняться на танке. Идешь (то есть едешь) вдоль забора, из дырки выскакивает курица, видит танк куриными ошалелыми глазами и от него вдоль трассы. Она же курица, мозгов то нет свернуть. Бежит вдоль трассы. А я газку прибавил. Чую сейчас сдохнет — отпустил. Курица бежит, отдыхает. И так раза три. Комбат суровый мужик. Скажет, бывало: – Хватит дураё-биться. Приказ! Я сбавил скорость.

Проходим деревни, идем походным строем к полигону. Я в голове колонны. Трасса сквозь лес, с закрытыми поворотами, то есть не видно того, что за поворотом. Трасса узкая два грузовика с трудом разъедутся, а уж танк то занимает всю ширину дороги. Скорость километров 40, для многотонной гусеничной машины это много. Я когда «слоном» был, дерево тонкое снес на меньшей скорости, не заметил даже, бардачок у танка потом кувалдой правил. В общем, скорость приличная, легкий туман, повороты «закрытые». Подхожу к повороту, и Б-дь! Чех на новенькой «Шкоде» на меня, я на него. Глазищи чеха выросли за секунду как у страуса. Растерялся селянин. Руки с руля, закрывается ими, как будто спасение в этом есть. И я, не совру, струхнул. Но рычаги во второе положение и на себя. Танк чуть на дыбы. Хорошо дорога: грунт, на асфальте протащило бы ровно до середины новенькой шкоды. А чех видимо, и ноги с испугу к телу притащил, снял с педали газа. И шкодовка в сантиметре от бронированной машины, так чуть бочком остановилась.

Говорю же – везет.

Гл. 3 Вагончик

Так-то оно так, но далее по ходу, что, же дальше. А дальше железнодорожный вагончик. Из места дислокации на показуху гоняют нас по железной дороге товарняком. Происходит это следующим образом.

Состав:
Главная бронированная машина – это самоходная установка разведки и наведения (СУРН – мой танк). Тут стоит оговориться, о том, что для нас ракетчиков станция СУРН имя мужского рода, и я буду, с вашего позволения далее везде именовать ее: он. Перед смотром, покрашенный или отдраенный со стиральным порошком. Гусеницы смазаны мазутом. Резина на катках черная. Весь съемный инвентарь на месте, бревно, лопата, кувалда, двуручная пила, и прочее. В бардачках смазанный комплект ключей, чистая ветошь, аптечка. «Муха не сидела».

Далее старший – это, как правило «кусок», бывает и младший лейтенант, но редко. Нельзя без старшего, по уставу не положено.

Следующий – «Мазута». Тот, кто будет загонять боевую машину на железнодорожную платформу. И реально страшно это делать без опыта.

В заключении – два бойца, они должны крепить СУРН к платформе, накрыть брезентом, в пути кашу сварить пока старший спит. Основная задача у них караул при боевой машине, но это никогда не выполняется. Все диверсанты в Афганистане, у нас спокойно.
СУРН, как я уже сказал на жд. платформе, а личный состав рядом в вагончике.

Вагончик: представьте трамвай из фильма «Раба любви» с Елены Соловей, только чуть больше, и на железнодорожной базе. Ширина железнодорожного полотна в Европе уже, чем в России, потому вагончик смотрится замечательно, как из детской железной дороги производства ГДР о которой мечтал еще 5 лет назад. Внутри скамейки из вагонки, очень удобные, со спинкой. Верхних спальных мест нет. Буржуйка, ящик с углем, столик, туалет. Шик, блеск, красота. Жить нам в нем дня четыре, за это время можно проехать всю Чехословакию вдоль и поперек, но мы, же товарным составом отправляемся. А товарный состав формируют, расформировывают, формируют, расформировывают, формируют, расформировывают, и т.д. Время идет и служба идет. Хорошо.

Хорошо потому, что путешествуешь, что нет надобности вставать по команде подъем, нет зарядки, нет строевой подготовки, нет политзанятий, нет нарядов. Хорошо, что я механик водитель первого класса и жалование у меня 45 крон. И я могу себе позволить… Чешского пивка.

О чем это, бишь я. А о выполнении приказа.

Приказ: – Доставить СУРН из места дислокации к месту смотра по железной дороге в целостности и сохранности, а далее на месте его еще раз вымыть и протереть соляркой, чтоб блестел. И быть, несомненно, при нем во время смотра.

Что ж. Приказано сделано. Машина на платформе. Вагончик сцеплен с платформой. Личный состав в вагончике. Паровоз тянет нас к станции маневрирования.

Гл. 4 Маневрирование

А вот вспомнил еще случай.

У нашего необычного вагончика, на стойках, предназначенных для крепления верхних перил, ну чтоб держаться, приварены крючки, видимо вешать сумки. В таких путешествиях мы приловчились цеплять плашь-палатки за эти крючки. Получался гамак. Лежишь себе на уровне чуть ниже верхней полки, покачиваешься по ходу поезда. Чучух, чучух… Можно книжечку почитывать. Служба – малина. На ночь уснул я в гамаке в одном из таких путешествий, и сплю прекрасным крепким сном, даже не снилось ничего. А утром то состав формировать стали, часов в 6 утра. Маневрируют тепловозы, формируя товарный состав несколько иначе, чем когда формируют пассажирский поезд. А именно, подходят они к товарному вагону на скорости, врезаются в него, что есть мочи и БАБАХ. Вагон разве, что с рельсов не спрыгивает. А потом ни в чем не бывало, таким же образом цепляют его к составу. Так вот КАААК ЖАХНЕТ на рассвете, наверное, самолет с неба упал на вагончик. Приваренный крюк срывается. И мое от шока проснувшееся тело летит вниз, переворачивается лицом в пол, причем первым приземляется лицо. Хорошо в СУРНе аптечка есть. А все, главное дело – ржут! Что на ребят обижаться. Солдаты.
В очередной раз сформировали состав, и покатили мы по Чехословакии, по железке.

Гл. 5 Лицевая сторона

Как солдат водитель видит заграницу из окна своего автомобиля? Видит он небольшие поля, зеленые луга малюсенькие (не как на родине), на них пасется скот – чистый, вымытый. Видит он также красивые, как правило, каменные сельские постройки прям пряничные домики. Видит города с европейской архитектурой, ратуши, замки. Видит и современные города. Видит красивых иностранцев, может оценить современную моду. Может все это запомнить и, прибыв на родину, обо всем этом поведать согражданам.

Что видит «мазута», сопровождающий свой танк, который отправлен по стране «загранице» железной дорогой. Видит он полосу отчуждения, т. е. деревья и кустарники вдоль железки. Видит он кучи товарных вагонов и цистерн раскорячившихся на паутине железнодорожных путей маневрирования. Видит он пром-зоны, бетонные заборы, кучи угля, песка и щебня. Видит он рабочих, и видит он, что рабочая одежда и кроем и качеством отличается от российских телогреек. Про это он и расскажет согражданам.

Но мне «мазуте» довелось-таки увидеть Чехию с лицевой стороны. Прибыли однажды с очередным призывом в полк молодые водители колесной техники. А по расписанию раз в полгода в войсках проводится 500 километровый марш по дорогам заграницы. Многое количество автомашин задействовано в этом мероприятии, многое количество километров надо пройти по дорогам сравнительно небольших стран. Многое количество солдат-регулировщиков выставляют на перекрестках по всему маршруту для того, чтоб указывали они молодым водителям направление движения. Хотя и идут все в колонне. Но всё возможно. Может, отстанет кто.

Я ж не просто водитель, а водитель гусеничной техники, «тракторист» так сказать. Оторвали меня от моей любимой брони. С сотней бойцов бросили на перекрестки страны Чехии, в полном обмундировании, с автоматом и с жезлом. Выкинули утром.

– Жди колонну, покажи жезлом путь, потом жди колонну обратно, покажи жезлом путь. Последняя машина заберет тебя. Ясно?
– Так точно товарищ лейтенант!

Страна туманов утром не приветлива. Не рассвело еще. Городок Старе-Место цвета топленого молока в ранее утро. Перекресток о трех дорог. Фонари вдоль дороги желтого цвета, в России свет белый. Домики о двух, трех этажах. С печными трубами. Магазины и пивные заведения на первом.

Газ 66, выкинувший меня на место уехал. Остался я один сам с собою. Мечтательно так. Интересные, какие-то мысли приходят в башку. Типа, как оно будет дальше. С Родины передают о введении сухого закона, виноградники вырубают, водку отпускают по бутылке в руки, придумали трезвые свадьбы. Да бог с ним с алкоголем. Перестройка! Интенсификация вместо экстенсивного пути развития. Миша Горбачев чудит. Чернобыль случился.

И мечтается мне, что возглавлю я коммунистическую партию, реформирую ее. И пойдет за мной народ. И построим мы вместе КОММУНИЗМ.
Мечты прерывают первые прохожие, двое мужчин. Из ресторации, уже утром возвращаются. И не сильно пьяны. Поравнявшись с советским вооруженным солдатом, вежливо заводят разговор о том, что чехи восхищаются великим русским народом. Меня, конечно, начинает распирать неприкрытая гордость за русский народ, и я несу про него, про народ, совершеннейшую околесицу. О том, что у нас в московской области зимой постоянно минус 20, иногда минус 40, что у нас все работают на заводах, в учреждениях, а по выходным занимаются сельским хозяйством, значит, не отдыхают, значит трудолюбивы. Что мы продаем с приусадебного участка на рынке клубнику и за два сезона на эти деньги можно купить жигули. Чехи восхищаются, кивают, уходят.

За десяток метров слышу от них, что я курва. Понятно почему, потому что был 1968 год. И они все помнят прекрасно этот год. Нас офицеры постоянно инструктируют как надо себя вести – не реагировать никак.

Ушли, время близко к 6-ти утра. У меня электронные часы «монтана» купленные у здешних цыган за копейки, вообще для цыган российские части, расположенные в странах Варшавского договора хлебное место. Цыгане продают, бог знает, откуда взявшееся, всё, чего нет в России, и торгуют дешево. А Российские солдаты везут это все в подарок из-за границы, мамам, сестрам, бабушкам и ожидающим их девушкам. Изменив известную фразу Дяди Федора, на фразу: «Чтобы купить что-нибудь нужное, нужно сначала продать что-нибудь ненужное», легко догадаться, что продают цыганам солдаты. Соляру, еду, одежду, и пр. Взаимовыгодный симбиоз.

Наблюдаю. Вот, на одинокой улице показался автофургон, останавливается возле магазина, водитель выгружает несколько коробок с молоком прямо на тротуар. Уезжает. Минут через десять в магазине зажигается свет, мало одетый плотного сложения человек заносит коробки в магазин. Закрывает за собой дверь. Еще через пять минут открывается магазин. Значит шесть. Городок просыпается. В Европе рано начинается рабочий день. К 16 часам все чехи уже в ресторациях пьют пиво. Встают рано, засыпают рано.
Я подумал, что в России невозможно оставить что-либо на 10 минут без присмотра. Или сопрут, или сломают.

Жду колонну. Зарождается прекрасный солнечный день. Граждане проходят вдоль дороги и по переходу, заходят и выходят из подъездов, лавочек, пивных. День весенний, журчат ручейки, поют птицы. Не хочется портить идиллию, но очевидно, мне хочется в туалет по-большому. Я в шинели в каске, с автоматом (правда, без боевых патронов). Проклятье, сколько не ешь первый год службы, все жрать хочется, вот и нажрался перед выездом каши, картошки и кильки в томате. Понятно, почему хочется в туалет. Уже становится трудно терпеть. Ну, пусть дождусь я колонны, потом дождусь газ 66, а в нем и обделаюсь, пока ехать будем. Хотя нет, остановят на дороге, не звери же. Однако все одно терпеть уже не возможно. Хрен с ней с колонной. Нет нигде, черт возьми, укромного места, везде люди.

Как наблюдали за мной чехи, ведь такие действия не скроешь:

– С поста срывается вооруженный российский солдат с белым от страдания лицом. Быстрым шагом почти бегом устремляется на поиски ЧЕГО ТО. Скрывается за открытым на все стороны баком для мусора. Предпринимает, мельтеша необходимые действия для того чтоб присесть. Слава зимнему обмундированию, главный срам скрыт за полами шинели. Некоторое кол-во времени солдат неподвижен, лишь АК-47 боевой, незаряженный, медленно сползает с плеча, и падает в смесь мусора и мокрого снега, зачерпнув стволом некоторое кол-во воды. Ну да ничего!

Солдат встает. Подбирает автомат. И чуть ли не строевым шагом, чувствуется военная выправка, возвращается на пост. Сейчас без его внимания и мышь не пробежит.

Потом прошла колонна, потом через 8 часов моего угрюмого топтания на перекрестке прошла обратно, и меня забрал ГАЗ66.
Вот так я видел лицевую сторону Чехословакии.

Гл. 6 О малой родине.

Мы в пути к очередной сортировочной станции. Сейчас, я опять наблюдаю лишь полосу отчуждения, деревья и кустарники вдоль железки. Вообще, растительность в Чехии особенно вдоль дорог мало чем отличается от растительности вдоль дорог в средней полосе России. Те же потрепанные березы, вязы и ивы, в оврагах грязный камыш, пожалуй, чуть меньше борщевика, от которого у нас задыхаются окраины лесов и пролески. Состав идет медленно. Глаза устремлены в одну точку и не реагируют даже на изредка стоящие в растительном заборе большие ели. Глаза смотрят в себя. Вспоминается «гражданка». Славный город Люберцы. Любимая школа. Бассейн при школе где я занимался спортом и выполнил норматив КМС.

Здание Школы № 42 в Люберцах в новом районе строилось как экспериментальное. Таких школ не было даже в Москве. С огромным актовым залом, с отдельно стоящим бассейном. С огромной пришкольной территорией, где занимались ботаникой ученики средних классов, с большим плацом где проводили показательные пионерские линейки и с большим стадионом, на котором занимались люберецкие спортсмены. К таковым спортсменам принадлежу, и я! До моего призыва в Советскую армию спорт в Люберцах стал культом среди молодежи. Спортивная школа Спартак где в основном преподавали виды спорта, связанные с единоборствами, славилась школа волейбола, и мы пловцы не отставали. Наши воспитанники принимали участие в чемпионате России, а это о многом говорит. Но не о том. Как раз в год моего призыва созрели идеи «правильной» люберецкой молодежи. А именно: – Бей панков, металлистов, фанатов, спасай Москву. До отбытия на призывной пункт некоторое количество раз я приобщился к движению «Люберов». Ездили мы большими группами несовершеннолетней молодежи на электричках в Москву в Парк Горького драться со всеми, кто попадется под руку. И слава богу, что вовремя офицеры, работники военкомата вспомнили про то, что мне 18 лет и прислали мне повестку. А то кот знает, возможно чалился бы сейчас где нить в Воркуте или …

Хм. Вспомнился в этой связи мне случай такой. Уже дедушка я. В новый призыв пригнали из «учебок» большую партию молодых, конечно и нам в батарею «дерзких» определили. Несколько круглолицых казахов, двое из центральной России, один татарин из набережных челнов. И такой он был прям бойцовый. Дедушек игнорировал, приказы сержантов по боку. «Дерзкий», одним словом.
И вот после двух месячной акклиматизации стали «дерзкие» заступать в караул. И так с ними и сяк ну нет желания у них родине служить как следует. Но случай помог. Обуздал я их своим авторитетом.

Был год расцвета «люберецкого» движения. Я в армии, а мои друзья на малой родине, начали уже пошаливать рэкетом и прочими противозаконными действиями. Например, делили Рижский рынок с Долгопрудненскими. Появились уже измайловские, борисовские и прочие. Группировки «правильной» молодежи зарождались не только в Москве, но и, например, в Набережных Челнах, потому, видимо, и был столь дерзок вновь прибывший татарин.

Очередной караул. Отдыхающая смена, я в одной смене с татарином. Доставили свежую прессу. Журнал «Огонек», за январь, главный редактор Виталий Коротич. В «Огоньке» статья – «Контора люберов», как я потом, уже узнал статья, наделала много шума по всей России. Читаем. Практически все, уже наслышаны на «гражданке» про «люберов» и большинство присутствующих бойцов относятся к ним с симпатией, потому как все служащие в Советской Армии есть «правильные пацаны», а все неправильные, типа панков и металлистов от армии косят. Статья в сущности написана от лица «товарища из ВЛКСМ», и обсуждение неформальных молодежных организаций идет в преддверии ХХ съезда ВЛКСМ, но заинтересованные слушатели буквально проживают ситуации:
– Что вы здесь делаете?
– Хиппарей ждем. У них сегодня тусовка. Разгоним,— отвечает парень лет семнадцати, назвавшийся Борисом Тарановым.
— А зачем?
— Хиппи, панки и металлисты позорят советский образ жизни. Мы хотим очистить от них столицу.
Или вот:
– Зачем вы приезжаете в Москву?
– Мы приезжаем, чтобы бить панков, хиппи и металлистов и брейкеров тоже…
Или вот, тоже:
— А вы наш гимн слышали?
И цитирует первый куплет:
Родились мы и выросли в Люберцах.
Центре грубой физической силы.
И мы верим, мечта наша сбудется:
Станут Люберцы центром РОССИИ.
В конце статьи фраза, которая стала судьбоносной (в рамках срока службы конечно) для меня и моих молодых сослуживцев:
«Кто они, эти ребята, которые каждый вечер отправляются в Москву в первом вагоне семичасовой электрички? Кто скрывается под кличками: Заяц, Шкаф, Утюг, Рыхлый?»

Здесь я делаю для всех небрежный и ленивый комментарий:
– Заяц, неоднократный чемпион России по бодибилдингу, я с ним частенько в баню ходил. Заяц огромный парень у него жигули семерка, помню, когда он в нее влезал машина опускалась до минимального клиренса. А сиденье было заново установлено и приварено так чтоб здоровенные ноги не мешали баранку крутить.

Вижу недоумение, недоверие в лицах товарищей по оружию, а в то же самое время и нескрываемый интерес к моему комментарию.

– Шкаф тоже качёк, но жировой, Заяц более сухой, красивый! Утюг мастер спорта по вольной борьбе. Я с Зайцем к нему на соревнования ездил. Видел его победы. Крутой мужик. Сейчас он один из лидеров «люберецкой конторы». Рыхлый он и есть рыхлый, единственный минус водку жрет много, но пацаны контролируют.

Закончив последнюю фразу и взглянув на «молодых», я сразу понял, что все преграды, возведенные теми обстоятельствами, что мы сослуживцы разных призывов исчезли. Друзья, да теперь, уже друзья глядели на меня с таким уважением и с такой завистью, что меня даже передернуло. Передернуло так, как это бывает, когда с дикого бодуна утром вливаешь в себя глоток огуречного рассола. А главное татарин, тот самый татарин, «Дерзкий» удивительным образом переменился. Стал зачитываться уставом, интересовался у меня тонкостями караульной службы, как не замерзнуть на посту до смены, как не заснуть, как не обосра… ся наконец. Его поведение меня забавляло и в то же время весьма радовало. Но посудите, зачем мне «дедушке» ненужные конфликты к концу службы. Догадываюсь я, что татарин верил, что «любера» для малолеток из Набережных Челнов есть старшие братья, а как водится у всех без исключения народов, старший брат – авторитет.

Откровенно говоря, я несколько приврал в своем комментарии из всех перечисленных имен я знал только Зайца. Действительно ходил с ним пару раз в баню, знал, что у него есть семерка жигули. Остальное вранье во благо.

Гл. 7 Гречневая каша

Оторвался от воспоминаний о «родинке», оторвался от окна. Проголодался, надо бы поесть.

То время, когда хотелось есть все что можно глотать, прошло. Солдатско-столовская пища приелась, и вызывает у моих вкусовых рецепторов негодование. А вот в вагончике, тушенка, гречневая крупа, печка буржуйка, уголь, вода – будем варить гречневую кашу. Предвкушаем ее употребление с салом. К слову сказать, я, не подготовленный солдат, и гречку варить не умею. Но я смело, кипячу в кане воду, закидываю литровую банку гречки. Через некоторое время воды в кане нет, добавляю воды, через некоторое время воды нет, добавляю еще, и ее нет. Решил помешать, наблюдаю не кашу гречневую, а кашу каши гречневой. Ни двое «черпаков» и что самое смешное ни «кусок» наш гречневую кашу варить не умеют. Не подсказали мне. Ничего, съели с удовольствием, добавили тушенки, сала, но главное – это вкус продукта, приготовленного на открытом огне.

Гл. 8 Любовь к чтению

Поели, трясемся дальше. Настроение прекрасное книжку читаю. Я вообще люблю читать. В библиотеку в полку записан. Записаны, то мы, правда, все. Да вот читать по-русски не все умеют. 26 человек батарея, одиннадцать национальностей. Для многих задача выучить устав караульной службы не выполнима, им не до чтения. А я люблю. Правда, эта любовь не всегда на пользу в краткосрочной перспективе. В дальнюю, то конечно: из армии приду и в институт.

А тут вот как может быть. Располагалась батарея на «точке». Позиция, специально оборудованная для охраны аэропорта противозенитным комплексом КУБ. Месяц боевого дежурства. Караульная служба нон стоп. Лето. Середина дня. Солнечно. Я на вышке с автоматом, заряженным боевыми патронами. И с книжкой, как сейчас помню, читал, Федора Абрамова – «Деревянные Кони». Увлекся, про деревню, про грибы, и прочее. А комбат в свою очередь решил до обеда прогуляться не за тем, чтоб посты проверить, так свежим воздухом подышать.

Гуляет, значит, комбат, – на вышке солдат с автоматом, все чин чинарем. Гуляет дальше, опять все чин чинарем. Когда гуляет на третий раз, закралось подозрение у командира батареи, чёй-то солдат так уж неподвижен, и смотрит все в одну точку, как бы под себя. Не случилось ли чего.

Я читаю себе, отрываюсь, наконец, поднимаю взгляд. Вот блин, прямо предо мной метрах в 7-8 от вышки комбат стоит и криво так улыбается.
«Дочитал? – говорит – Пять суток ареста!»

Но по прибытии в полк я пять суток не отсидел. Я ж комбата по команде «учебная тревога, общий сбор» на танке в «поле» везу, ему нет нужды боеготовность полка ставить под угрозу. Я первый прибываю к танку и машину завожу. Когда комбат прибудет, сразу выдвигаемся на позиции. А на «губе» я не кормленный, не спавший, такого за рычаги сажать нельзя. Накосячу «отдрючат» комбата, да и жить ему еще не надоело. Вот и не сидел ни разу я на губе. Хотя объявляли в сумме суток 20.

Гл. 9 Полевые учения

В поезде, «команда отбой». Команды, конечно, никакой нет в вагончике. Но устали все, работы много было, марш-бросок до железки, погрузка, крепеж танка на платформе, общение с командирами, словом нервозная обстановка. Спать. «Кусок» только, по-моему пьяный вечерует. Скотина, в одну харю… Ну, ничего впереди очередная сортировочная станция, сбегаем за chladný nápoj.
Утро, проснулись, разумеется, кто, когда хочет. Я вышел в открытый тамбур умыться. Холодно и запах креозота. Я вообще думаю, что этот запах будет всегда со мной. Как напоминание о службе. Как человек воспоминает о любимой девушке по запаху ее духов. Девушки уже нет рядом, а запах встречается и как нахлынет, как нахлынут воспоминания. Так прям грудь щемит.

Эх. Вернемся со смотра, сто дней до приказа, приказ, дембель, и домой. Останется Армия в воспоминаниях. А дома девчонки. Девчонки.
– Холодно, однако, пойду в вагончик. Кусок спит еще, встанет похмелиться захочет. Да и мне бы сбегать.
Через 45 минут прибыли на сортировочную станцию. Я быстренько отлучился, до вокзальчика. Прикупил три шкалика. Один по дороге съел. Другие вместе с ребятами выпьем.

Часа два нас возили по путям. Отцепляли, подгоняли, прицепляли, отгоняли. И наконец, мы двинулись дальше. Чуть опохмеленные все, включая «куска», пожравши, мы завалились опять спать. Но после полутора лет службы, не спится. Вспомнилась прошедшая зима. Выезд в поле.

Месяц должен полк в полевых условиях провести. Морозная сырость в палатках, водой затопленные буржуйки (потому как, по технологии их ставят в ямы – для чего, неизвестно), злые «куски» и «веселые» командиры. Но и положительные моменты есть – питание из походной кухни, нет строевой подготовки, нет политзанятий.

Выезд полка в поле это событие. В казармах скука длинная, а тут за месяц столько забав, случайностей, коллизий, геройств – воспоминания на всю жизнь.

Забава, например, на танке кататься. Бывает всех старших офицеров, вызовут в полк, а «старлеям» на танк охота, за рычаги. И вот мы «мазута» справа, а «летеха» за водилу. Опыта то нет, страшно пи-дец. У меня, почему нос горбинкой, с одним таким горе водителем подпрыгнул на горке и носом в триплекс.

Но про другой случай мое воспоминание.

Однажды решили младшие лейтенанты пройти трассу на время. Двумя танками. Трасса как дорога с двусторонним движением, на окончаниях поворот на другую колею. Дают старт одной броне, тридцать секунд прошло, старт другой. Я в первой машине справа, мой летеха слева, идем по колее одна машина за другой. Стекол, то заднего вида нет. Черт знает, отстает он там, или догоняет. Хорошо идем. Доходим до поворота. ИИИ. Е-то-то-то-то. Этот дебил, что уменя водилой. Вместо того чтоб повернуть на другую колею, и идти по ней в противоположную сторону, зажимает рычаг во второе положение. Танк разворачивается, причем, весьма стремительно, на месте. И я вижу идущий на меня лоб в лоб второй танк на скорости километров 30, метрах в 30. Выпрыгивать, смысла нет, – раздавит, – в моей голове фильм, с названием, «вспомнить все». Шли то по-походному, люки открыты, вижу выражения лиц экипажа прущего на нас. Какая к черту военная выдержка, лица перекошенные «отвагой», белого цвета. Хотя выдержка офицерская, все-таки, имеется, и доказательство тому – я жив. Успел затормозить летёха-водила второго экипажа.

Надо отдать должное молодым офицерам. После отбоя вызвали нас в офицерскую палатку, и мы напились с ними, поднимая один только тост: – За второе рождение! Пока чокались, все пытались выяснить у старлея, какого хрена разворачиваться то решил. Так и не смог объяснить.

Гл. 10 Регулировщик

Это был второй мой выезд в «поле». Выезд зимний. Редко, но и в Чехии случаются морозы. Есть правило, бензиновые машины прогревать каждые пару часов в полевых условиях, в мороз. При «проверке» могут не завестись, а это значит что весь полк не боеготов. Есть в полку техническая батарея, бойцы загружают «снаряды» (ракеты) на боевые машины, с которых, собственно, осуществляется пуск. Автопарк – ЗИЛы 131, с бензиновыми двигателями. В первую морозную ночь проспали водилы технической батареи – ЗИЛ не завелся. В Советской Армии может львовский «хохол» сторониться «москаля», таджик с узбеком, объединившись драться с русскими, а потом между собой, казахи с круглыми лицами могут занять эшелонированную оборону тупого непонимания, «а, чей-то я, то», какой-нибудь здоровенный и добрый Лукчавичус косить от службы все два года. Но если есть «недоразумение» типа – «машина не заводится», все рядом и советуют, и помогают физически. Вот и посоветовали. «Давай дернем танком».

– Львович, подгоняй давай!

Подогнал, сдал задом. Нужно заметить, что когда танк загоняют в боксы, или на платформу всегда перед механиком водителем должен быть регулировщик. Ооо, это целая профессия. Показал левую ладонь закрытую (то есть к лицу), значит вперед влево, показал открытую, значит назад влево, обе ладони – прямо назад и т. д. Никаких маханий руками, как у америкосов, ни какого мелькания, все четко и ясно. При непонимании механик с платформы вниз. Это более чем неприятно. В моей батарее один парень был, казак донской, старослужащий, чуть учил меня пару раз кулаком по шлему, как надо понимать команды регулировщика, так я потом полтора года с платформы на платформу танки гонял, никому не доверяли. И здесь мне бойцы доверили ЗИЛ дернуть. Так вот подогнал задом с помощью регулировщика, прицепили тросом ЗИЛ, за лебедку.

«Старик один», сержант, говорит: «А вот теперь, тихонечко так, а немного погодя, трос натянется, скорости дай, и проехай метров 150. Машина и заведется» А сам скрылся. А я дебил, нет бы обратно вернуть его, мол, «регулируй, давай», решил сам справиться. Все как просил сержант сделал: тихонечко так тронулся, а немного погодя скорости дал и проехал метров 150. Остановился, довольный, с чувством собственного долга. Вылезаю из машины. Вижу, ребята не довольны, то есть не разделяют со мной радости огромной. Глянул, а ЗИЛ как стоял на месте, так и стоит. Только вид у водилы испуганный. Через секунд 20 ржут уже некоторые товарищи хуже коней. В бок глянул, лебедка валяется вместе с капотом от ЗИЛа оторванная, а в остальном чин чинарем.

Я в танке даже не почувствовал ни толчка, ни легкого дрожания. Вырвал лебедку и все дела. Трос еще не натянулся, а я газу дал.
Это сейчас смешно. В таких случаях, бывает, трос убивает людей. Но повезло, никто не пострадал.

Регулировщик важная персона в танковых войсках, это как воинская профессия.

Ну конечно пиз-улей, от комбата получили. Очень он строгий, и крепкий мужик. Нервы железные.

Гл. 11 Командир батареи

Было дело, идем на горный чешский полигон Доупов, последние километров 60, до точки, своим ходом (то есть нас везут не по железной дороге). Лезем по серпантину в гору. Спускаемся, лезем в гору,… опять спускаемся по серпантину, а я какого-то рожна передачу выключил, поэтому тяги на гусеницы нет. Поворот, внизу пропасть, не так чтоб пропасть, но шею сломать высоты хватит. Я зажимаю рычаг, машина останавливается, а должна поворачивать. Отпускаю, катит с горки прямо к обрыву. Справа комбат дремлет. Мне бы крикнуть ему: «Проснись комбат, нае-немся, же сейчас. Что делать не знаю». А я же скромный, весь растерянный такой, из семьи служащих, идиот. В пропасть, еду, и с собой тащу майора и двух рядовых. Комбат открывает глаза, секунда потребовалась, чтоб оценить ситуацию, он положил руку на рычаг переключения скоростей, я сообразил, выжал сцепление, он включил скорость, я зажал рычаги во второе положение, машина повернула, все живы, все здоровы и комбат опять задремал. Вот мужик, вот крепкий мужик.

На полигоне Доупов войсковые учения, март. В горах закопали бронированную технику. Сооружаем брустверы. Днем тепло, градусов 15. Все комбезы мокрые и от пота и от сырости. А вечером дежурство, надо быть на связи, то есть в танке в шлеме. Ждать приказ по радиосвязи. Дежурство сменное. Я первый иду в холодную броню, в мокром комбезе, температура падает до нуля. Торчать тут 2 часа. И никогда не забуду! Керосиновая лампа, я обнял ее ладонями, конечно не касаясь стекла, ладоням тепло, а все остальное тело трясет, прям очуметь как. Я раньше в России переживал морозы и под 30, но никогда мне не было так холодно как в эти часы на службе. Дежурство к концу, скоро смена. За полчаса до смены, появился комбат, в руках термос. Уселся на свое место. И принялся меня отогревать горячим чаем. Я прям растаял. Вот мужик, вот справедливый мужик. Однако это не значит, что завтра я не огребу за новый свой «прорыв».
??? Да, подвел я комбата. Танк потерял. Не быть ему теперь командиром дивизиона, потом полка, и пр. и пр.

Гл. 12 Глупое воровство

В вагончике грусть меня сморила и я заснул. Проснулся от гневных воплей нашего «куска». Спустился с гамака (плащь-палатки). Наблюдаю картину. Орет «толстое животное» на «черпака», – матом орет. Не понимая ничего, расспрашиваю второго: «что за неуставные отношения»?
А дело вот в чем. Отправляла «Куска» жена в дальнюю дорогу, и собрала ему еды, нормальной, домашней. Положила среди всего прочего шмат сала. «Кусок» в пути его почал резать. А когда спал, бойцы, по кусочку у него срезали, я видел это, посмеивался только. Вот застал он одного черпака за гнусным воровством, и орет. Мне веселье и разнообразие в дороге. Надо сказать, что такое глупое воровство случается в войсках довольно часто. Я вспоминал уже про боевое дежурство по охране аэропорта, ну это где меня комбат читающим на посту застал. Так тут же один боец, заступая в караул, по ночам, лазил в «хлеборезку» за сахаром и маслом. Нож-штыком дверь открывал, и также закрывал. Заметил хлеборез недостачу, причем повторяющуюся через день! Решили проверить. Застали с поличным. Ну, тут уж боец из нарядов не вылезал. Да и стыдно как то это, но очень смешно.

Гл. 13 Про боевых жен

Про боевых жен прапоров и младших офицеров есть что рассказать, раз уж к слову пришлось. Заканчивая училища, курсанты стремятся жениться поскорей. Женатый офицер на службе за границей точно получит отдельное жилье, а не женатый койку в общаге. Торопятся, женятся по-всякому и на ком попало. Прибыли в часть, ненормированный рабочий день. Жена дома, муж на службе, во всяком случае первые годы.

И вот тема такая: Еда из полковой столовой невозможно пресная, как говорится муж любит жену через собственный желудок, собирает жена мужу, когда он заступает начальником караула поесть. Жену в караульное помещение понятно никто не пустит. Муж отправляет бойца за едой домой. Гарнизонный городок маленький, пятиэтажки четыре, всё рядом, бегать недалеко. И вот же дурень, отправляет каждый раз одного и того же солдатика. Ну, понятное дело у обоих спермотоксикоз, у жены и у солдатика. Гарантировано уставом гарнизонной и караульной службы, что муж с караула не вернется. Развлекайтесь, только за временем следите. Нельзя же по часу за едой бегать. Муж заподозрил неладное, еще бы, боец однажды опоздал на заступающую смену!

Здесь Фантазия ставит сцены с безграничным содержанием драматизма. А Жалость со слезами умиления обвиняет в содеянном Судьбу злодейку. А личный состав полка лишь ржёт над ситуацией, и завидует счастливчику бойцу.

Но мы в вагончике, сугубо мужской компанией. Тут и там, на перронах чешские девушки. Мозг возбуждается. Интересно, за границей есть «плечевые» проститутки. Опять в тему вспомнил, как меня в армию забирали.

Гл. 14 Про случайные связи

14 июня исполнилось мне 18 лет, а 17 июня уже проводы, загребли меня по спец. набору не весной, не осенью – летом. Таким Макаром, я оказался один как перст, нет знакомых пацанов, кто-то уже служит, кто еще ждет призыва. Надо скорефаниться с кем то, я вообще общительный, люблю компанию и не просто абы с кем, а прогрессивных шалопаев надо подыскать, веселее будет. На пересылочном пункте, в небольшом подмосковном городе Железнодорожный приглянулась мне одна компашка, трое пацанов, явно друзья с гражданки, бузотные такие. Поводу познакомится, пока нет. А, смотрю в секу (азартная карточная игра) сели играть, по пятачку. А, я до армии дюже в карты любил играть и все более на интерес. В секу играть, опыт был приличный. Присмотрелся к игре. Вижу, ребята так потихоньку у призывников денюжку изымают. Как правило, родители в дорогу рублей по десять сыновьям давали, больше ни к чему. Надо впрягнуться, думаю. Впрягнулся и на третьей «сваре» все у ребят вынул. Обидно пацанам. Я говорю: «ребят вы я смотрю тут центровые, выходы у вас на волю должны быть, деньги общие будут, а вы подсуетитесь. Дня три тут чалится нам – скука». Ребята оживились. Мы подружились.

Три дня торчать на распределительном пункте нам не пришлось. На следующий день собрали нас, будущих «слонов» и на Киевский вокзал. Там старший команды, офицер, сержант и рядовые. Здесь мои новые друзья и показали, на что способны. Еще на Киевском договорились со служивыми, я отдал деньги, те принесли водки шесть бутылок, закуски. Солдатам отдали три пузыря и нам три, все «По-чесноку». Себе на вечер оставили.

В свое время сели выпили, закусили, потрепались, выпили, закусили, потрепались, выпили, закусили, потрепались,…

– А вот теперь пошли к проводнице!
– Зачем!
– Пошли, не маленький.

А я маленький еще, стремно. Рита, проводница поезда Москва-Киев приняла нас радушно, еще бы, мы с горилкой и закуска есть. Говорю ж: «я маленький», еще пару рюмок и спать, а ребята куролесить с Ритой. Утром я уже в своем плацкарте и не помню, как оказался.
Как наш загул остался незамеченным? Да все просто. Сержанту с рядовыми было не до нас, они убивали три пузыря, что им достались. А старший по команде в своем купе расположенном в другом вагоне до нас был далек. Думаю, доверял своим бойцам.
Оттопырились мы грамотно, но с новыми друзьями мне быстро пришлось расстаться. Через два дня после прибытия на место дислокации, убыли они в гарнизонный лазарет с ГОНОРЕЕЙ ОТ РИТЫ, все трое.

Гл. 15 Эмба

Разошлись наши пути дорожки на целый год. А встретились мы вновь, в Казахстане, на полигоне Эмба, на стрельбах. Они там служили постоянно, а я прилетел в составе полка. Очень повезло, что я был с ними знаком. Ребята брали меня с собой в степь на Шилке искать отработанные ступени от ракет. Вот воля где! Гоним на легком танке, ни души лишь пыль от машины столбом. Километров через двадцать, одинокое дерево, на яблоню похоже, листвы почти нет на нем, рядом пасется привязанная худющая корова (или бык). Еще через километр, юрта. Чудеса. Местные казахи угощали меня кумысом и казахским хлебом «Токаш». И очень приветливы. Те из них, кто знает русский язык, говорят на нем совершенно без акцента.

В Казахстане были весной, но там жара, жуть. Любую воду кроме привозной пить нельзя, условия походные. Мне легче было в «поле» в Чехии в сырой мороз. Я не люблю жару. А мои давние друзья служат тут уже больше года. Практически все время в полевых условиях. Очень загорелые. В душе заметил: до пояса коричневые, а ноги белые. Очень смешно.
Служба у них совсем другая, в самоволку идти не куда, женского пола нет, (воздержание длинною в год, после того как отметились в поезде), водки вроде тоже не видать, зато воля – степь. Захотел покататься по степи сел в Шилку, от которой только ходовая часть, и гоняй себе. Прикольно.

Гл. 16 Стрельбы

И все-таки самое интересное это сами стрельбы. Сначала, пятьсот километровый марш по степи. Очень трудно механику-водителю. Прибыли на точку, руки не разгибаются в локтях, а пальцы в фалангах. Буквально руки от рычагов отрывал. Так все застыло от напряжения. А далее: «я вас привез, запустил турбину, остальное сами».

Меня выгнали из машины, не мешай, мол, операторам, и это к счастью. Я перебрался в тенёчек от ЗИЛа 131, подальше от машин с ракетами и стал наблюдать феерическое зрелище. Минут двадцать ожидания. Фоном гудят турбины боевых машин, неистово крутятся зеркала. Вдруг верхнее «зеркало» застыло и «смотрит» в одном направлении. Значит там мишень, ее поймали на радар, ведут. Всматриваюсь в небо без единого облака, нет ли черной точки. Ничего. Вдруг резкий хлопок, свист и одна ракета с сумасшедшей скоростью – вертикально вверх. Думаю, – «куда???? мишень же справа должна быть», но в верхней точке резкий поворот вниз-вправо и практически горизонтально на мишень. Ушла, превратилась в точку, и вспышка. Мишень уничтожена.

Срываемся, 500 км обратно. Я опять никакущий, устал. Уже ночь. Полк отстрелялся на отлично. Командиры праздновать. Про нас забыли. Буквально отпуск, пять дней до рейса в Чехию. Вот в это время мои друзья меня и покатали по степи на «шилке». Да лихо! Вспомнить будет чего. :)

Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
…
С кем распрощалась я, с кем распрощалась я,
С кем распрощалась я, вас…

Гл. 17 Автомат Калашникова АК-74

Вагончик тронулся. И мы продолжили под стук колес свое турне по Чехии. Надо признать, что Кусок оказался не только бравым служакой. После того случая с воровством у него сала, уже в обед он накрыл нам поляну. И мы примирились: – насколько это вообще возможно. Алкоголя не было, но обед для нас, солдат был отличным. Жена у него украинка, и потому был домашний борщ из полуторалитрового термоса и многие пампушки с разными начинками. Мы опять наелись, поболтали «за гражданку» и уже готовились опять спать, как поезд остановился, мы в очередной раз на крупном терминале, приближался маневровый локомотив, будут расформировывать состав. Заснуть было не реально. Черпаки вылезли из нашего мини поезда справить малую нужду. В вагончике пока стоим, в туалет нельзя. АК-74 с собой на плече. По уставу положено таскать с собой оружие даже в туалет или хранить его в оружейной комнате, это личное оружие и за его утерю грозит тюрьма. Пометив заграничную щебенку «желтеньким» возвращаются. Мини поезд стал чуть двигаться. Очень медленно пока. Оба, один за другим поднимаются по трапу, АК-74 на плече. Но, черт побери, маневровый резко прибавил ход. Солдат, который был выше, опустил руку, потому что в кисть руки параллельно с хватом за перила держала сигарету и надежность крепежа с перилами была минимальна, а на плече висел автомат. Автомат его слетел с плеча, заехал прикладом нижнему солдату по шее. Тот взвыл от неожиданности и боли. Согнулся и в свою очередь потерял с плеча уже свой АК-74. Автомат прикладом улегся на рельсы и по нему проехал маневровый. Слава богу, хватило ума не прыгать, спасать личное оружие. Все живы. Дали сигнал машинисту, он нас видел метров в десяти. Маневровый тормознул. Бойцы подняли то что осталось от АК-74.

И вот мы едем на смотр со сломанным автоматом. Но не понимаем, что нам за это будет. Возможно и ничего, не потеряно же личное оружие.

Гл. 18 Счастливый поляк

Вообще забавные случаи и персонажи встречаются в войсках всегда и везде. Один боец намазал на ночь лицо солидолом, «жир, – говорит, – теплее будет». Утром прямо сразу в медчасть отправили, волдыри с лица сводить. Другой, «травник» едренть, всё кору с деревьев заваривал и пил. Его уж из медчасти не вернули. Комиссовали, наверное. Третий, это отдельная песня.

Поставили его, третьего, то есть, в караул. А мимо части сквозь лесную просеку, дорога идет, типа как у нас федерального значения. Ночь уже. По той дороге поляк на личном авто едет. Плохо поляк Чехию знает не Польша ведь. Видит, сквозь просеку огоньки горят. Думает, остановлюсь, спрошу живого человека. «Где, – мол, – я?» Не знал же он, что огоньки эти, по периметру советской воинской части разбросаны. Нашел поляк тропиночку, подходит к забору из колючей проволоки. «Дурашка, куда ты? Колючка же, ночь. Ты бы поляк внимательно подумал, развернулся бы да ушёл». Может и хотел уйти, да не успел.

– Стой, кто идет?
Поляк по-русски не понимает, понятно.
– Počkej, kdo jde?
Поляк, видимо понял, языки то похожи. Но оцепенел. Молчит.
Далее понятно:
– Стой, руки вверх.
– Stát, ruce nahoru.
Далее еще понятней:
– Стой, стрелять буду.
– Stoj, střelím.

А еще далее по всем правилам военной науки, предупредительный выстрел вверх. И огонь на поражение. Х… й знает, как поляк успел за дерево спрятаться. Однако не пострадал. А «Третий» 28 патронов из тридцати выложил в поляка, ни одного не попал. Слава богу.

«Третьего» тоже отправили на родину, дабы не лежало пятно позора на элитной воинской части в забугорной стране. А в чем пятно позора не уточняется, то ли в том, что действовал не в строгом соответствии с уставом караульной службы, то ли в том, что стрелять не научили бравого солдата кадровые офицеры.

Я б на месте поляка, все одно б не выжил! Умом бы тронулся, точно.
Так, что случай со сломанным автоматом это цветочки.

Гл. 19 Ресторация

Ягодки впереди. Мы имеем сломанный автомат АК-74. Находимся на сортировочной станции. Наш милый уже сердцу кусок заливает будущее горе. И невозможно его упрекнуть в этом: как он будет объяснять своей жене, украинке, отсутствие поощрений, а главное невозможность в ближайшее время получения очередного воинского звания: «старший прапорщик». И не решено еще как отреагируют на беду его, старшие офицеры на смотре дивизии. Развернуть поезд он не может.

А мы-то дураки! Нет бы, дать проспаться товарищу прапорщику, поддержать утром. Мол: – «Утро вечера мудренее».
НЕЕТ!

Мы – «дурилки картонные». Идем в самоволку. Идем мы за вином в чешский привокзальный ресторан. От наших комбинезонов за версту несет мазутом, соляркой и каменным углем. Мы два дня не мыты, волосы наши сальные (хотя и не длинные). Мы в яловых сапогах. Мы практически, сами по себе являемся химическим и газовым оружием одновременно. Применить мы его можем, если любой из нас снимет сапоги, чтоб перемотать портянки. Мы запрещены всеми конвенциями мира.

И мы идем в ресторацию, чтоб купить благородного вина. Мы не можем купить плохого вина, потому что все магазины, где оно продается, закрыты, уже полночь. Мы по крохам набрали на бутылку хорошей водки, с ресторанной наценкой. Браво идиотам.

Подходим к ресторации, минуем целующуюся парочку (они сразу перестали целоваться – амбре такое!), поднимаемся на второй этаж, ибо там стойка бара с напитками. Наблюдаем ошалелую публику. Прекрасное заведение в стекле и металле. Интерьер изумительный, шикарные женщины, элегантные мужчины. Мы направляемся к бару. У стойки на барном стуле молодая особа. Я не знаю, как она не крикнула Uložte ruskou armádu! Но в целом, конечно сплошное оцепенение! Молодой парень, видимо ухаживающий за этой девицей, быстро отступил, если не сказать свалился. Один бармен вопиюще сдержанно спросил, что-то нас по-чешски, я потом понял, что привыкший к любой публике он так научился быть вежливым, что даже угроза химической атаки, не могла запугать его. Мы показываем ему количество чешских крон, включая мелочь, что бы он сам выбрал для нас бутылку водки. Он опять не возмутился, но видно было, что своими чистыми руками считать, то, что мы ему подносим, не станет. Видимо сообразив, что от нас надо избавляться, потому что дамы начали падать в обморок, он взял красивую бутылку водки. Поставил на стойку. Мы оставили кроны.

Мы вошли, но надо, же еще и достойно выйти. Повернувшись на 180 градусов, я увидел, я не мог этого не заметить – Как мы наследили! Хорошо, что дотрагивались до всего, что тут находится только своими сапогами, но и этого было достаточно чтоб пригласить клининговую фирму, оттереть здесь все. Представьте, мы пришли в ресторан с тыла, то есть преодолели в сапогах расстояние от места, где мы оставили танк через всю сортировочную станцию. Дело было ночью, а потому на наших сапогах содержалась вся таблица Менделеева смешанная с собачьими экскрементами.

Дело сделано, бутылка куплена нужно достойно ретироваться. Сделав несколько шагов, аккуратно вкладывая пузырь в рукав комбинезона горлышком вниз в рукав предварительно расстегнув куртку, я произношу: «děkuji vám soudruzi».
Реакция господ чехов была разнообразной, большинство мужчин повскакивали со стульев, как русские офицеры в фильмах о Гражданской войне, те которые еще недавно были рядом со стойкой бара, спрятались за нее, видимо предполагая, что самый мужественный человек на свете – БАРМЕН их защитит. Дамы же единственные как сидели на своих местах, так и оставались сидеть за столиками, как гипсовые барельефы, выступающие из высоких спинок стульев.

О, если бы ранее нам преградил дорогу армейский патруль, мы не дошли бы до ресторации и не был бы испорчен русскими «вояцеками» приятный вечер в привокзальной ресторации. Но армейский патруль не встречается в местах, где формируют железнодорожные составы.

Гл. 20 Заключительная

Мы ретировались тем же путем, каким и появились – через рельсы. Но до танка еще не дошли. Дело в том, что бутылку мы выпили по дороге. И пришла идея – надо еще. А на «надо еще» нужны деньги. От отца у того из нас кто лишился автомата остались часы, советской марки «полет». Великолепный экземпляр, N камней, дорогие жуть.

Увидев позднего прохожего, нисколько не сумневаясь, практически набежав на истерически закричавшего чеха, стали предлагать ему купить часы. В связи, с чем поставили себя в неудобное положение, он подумал, что это ГОП СТОП. Стал падать перед нами на колени и умолять о чем-то на своем языке. Я не признал в нем чешский язык. Мы растерялись, он, курва улучил момент и пустился бежать вдоль, имевшего тут быть, забора. За ним гнались вполне сознательные, хотя и не вполне трезвые, молодые советские солдаты, пытаясь лишь только объяснить глупому, что предлагаем купить отличные часы. Он пропал из виду в ночи. А солдаты еще долго ломились в найденную в заборе калитку, выкрикивая фразу: «Vrať se příteli!»

Но набегавшись таким образом, и окончательно протрезвев, решили возвращаться.

Приходим на место! А танка нет!

ТАНКА НЕТ!

Все указывает на то, что он должен стоять укутанный в брезент, на платформе, рядом должен стоять полюбившийся вагончик.

– НОИХНЕТ!

Итак: в 3 часа ночи, три советских солдата, в чужой стране, без документов, без оружия, без средств, провонявшие и пристыженные своим новым положением сидят на железнодорожных рельсах и ждут рассвета. Все уже обдумано, обо всем переговорено, можно и прилечь, соснуть, завтра трудный день. Утром они будут замечены чешским железнодорожником. Будет сообщено куда надо. Повесят на них, потерянный танк, раздавленный автомат АК-74, вспомнят ресторацию,… Далее…

– Львович, просыпайся!!!
– НАСТОЯЩАЯ РУССКАЯ РЕЧЬ!
– Он вернулся, они прибывают!!!

Как же хорошо, что мы не искали ЕГО. ТАНК сам вернулся. Пока мы развлекались, танк отогнали и вернули, на тоже место, только на другой путь. Мы запрыгнули в вагончик. Дорогой прапорщик еще спал. Состав вновь сформировали, и мы снова отправились в путь.
На судьбе прапорщика поломка АК-74, «боевого незаряженного», никак не отразилась. Во всяком случае, в ЦГВ.

26 февраля 1990 года — с территории Чехословакии начался вывод советских войск.

Описанные события происходили в Лазне-Богданеч, Чехия, в.ч.п.п.41345 с 1985 по 1987 годы.