Зимние игры. Часть 2. Поход.

Вот и кончилась зимняя сессия. Все, кто мог, стали разъезжаться по домам. Наше общежитие располагалось на Курляндской улице. Это в царские времена был дом малюток. Корпус был разделён длинным широким коридором на две не равные половины. С одной стороны коридора располагались большие комнаты, где проживало по 12-13 человек, с другой – маленькие. В них жили по 3-4 человека. Мы жили в большой комнате. Из двенадцати человек только трое из нас не могли уехать домой на каникулы: мы с Валей и Нина Разварова из г.Гурьева, что где-то а Казахстане находится. Правда, не уехала и моя землячка Рэна. Но она на каникулы ушла жить к очень хорошей знакомой, большому другу их семьи. Мне в свой Сталинабад добираться почти десять суток, Вале ещё дальше. Встал вопрос, как провести каникулы. У Вали уже был друг – паренёк из их группы. Он был влюблён в Валюшку, проводил в нашей комнате много времени, стал «своим». Коля был весёлым юношей. Ладный, с вихрастыми блондинистыми волосами, с симпатичным небольшим дефектом речи, который как-бы и должен быть у него. Шутник, выдумщик, весельчак. Играл вполне прилично на баяне, пел частушки. Голос был слабенький, но в компании другого и не надо. Плясал русские танцы, цыганочку, яблочко. Говорил, что он плясал в каком-то военном ансамбле песни и пляски. Одним словом – душа компании. К тому же он хорошо фотографировал и не ленился печатать нам фотокарточки. В нашей комнате его все любили, радовались его приходу. С Валюшкой у них были истинно дружеские отношения. На них было приятно смотреть. Симпатичная парочка. Все у нас быстро к этому привыкли и считали, что так будет вечно.
Однажды, Коля пришёл вечером и предложил нам с Валей принять участие в лыжном походе.
— Это – агитпробег, посвящённый предстоящим выборам. Это не простой поход. Набирают тех, кто что-то умеет делать: петь, плясать, стихи читать.
Дело в том, что в апреле (обычно в пасхальные дни, чтоб отвлечь от церковного праздника) проходят выборы генерального секретаря страны. Кандидат один – Иосиф Виссарионович Сталин. Естественно, все будут голосовать за него. Тем не менее, в феврале и марте проходила предвыборная агитация под лозунгом: «Все на выборы!» Главное, чтоб явка была 100%-ая, и чтоб проголосовали как можно быстрее. Тут были просто соревнования между агитаторами. Я как-то тоже была агитатором. Мне понравилось: общение с новыми людьми, семьями. Я биографию вождя им не читала: она итак везде расклеена, о достижениях в стране тоже: почти все всё знали. Меня расспрашивали об Азии, узнав, что я оттуда приехала, и я охотно рассказывала им свою биографию, мамину. И про Стаханова, и про басмачей и т.д. С некоторыми семьями я подружилась. А в одной семье я вообще была желанной гостьей, особенно для детей, которые быстро ко мне привязались. Я читала наизусть им детские стишки, которых знала уйму, показывала разные фокусы, такие как отрывать и приклеивать на место указательный палец, разные манипуляции с пальцами рук, тени на стене. Мне пригодилось всё, чем мы развлекались в школьные годы. В этой семье меня усердно подкармливали, считая, что я очень худенькая. Редко в какой семье были мужчины. Странно. Везде мамы, бабушки и дети. С этой семьёй, где тоже была бабушка, мама и двое ребятишек (шести и четырёх лет) я долго, больше года, поддерживала тёплые отношения. Обычно развлекала, но иногда и горестями своими делилась. Получала сочувствие и утешение.
Ох, ох! Отвлеклась. Итак, Коля предложил отправиться в агитпробег. Но мы ведь ничего не умеем!
— Я научу вас плясать, — тут же решил Коля. – Так, начали. Главное в русских плясках – это научиться бить дроби. Начнём с самой простой. Встали рядышком, смотрим внимательно на мои ноги. Толчок правой ногой, подскок и быстро два раза об пол и…сразу левой толчок, подскок с двумя быстрыми, быстрыми притопами. Нет, не так. Смотрите внимательней, быстрей стукайте об пол. Ну! Тра-та-та та, тра-та-та. И…тра-та-та та, тра-та-та.
Мы старались очень усердно. «Сопели во все дырочки». Были на удивление очень серьёзными. Нам нравилось наблюдать, как бьют русские дроби. Сами по себе дроби – музыка. Мы с удовольствием топотали, подскакивали, но всё никак не получалось. Коля оказался очень терпеливым педагогом. Пытался объяснить нам и так, и эдак. И что? Количество попыток перешло в качество. Тра-та-та та…тра-та-та! Получилось! Ой, как здорово! Пока получается раз через три. Главное – мы уловили музыку этих движений, ритм. Теперь только допрыгать, достучать до автоматизма. Для этого нужно теперь только время, а его-то и нет. А тут Коля говорит:
— Отлично, но на одной дроби танец не поставишь. Эту запомните и отрабатывайте везде, где придётся, даже в туалете. В русских танцах всего три основные дроби. Главную — вы поняли. Теперь ещё две.
Мы стали умолять, чтоб не все сразу, а то мы запутаемся. Но Коля был неумолим и был прав. Оказалось, что немного усложнить получившуюся дробь проще, чем учить её как новую.
— Так, сначала с одной подбивкой. Смотрите, первый подскок делаете с ударом нога об ногу. Надо успеть до этих двух коротких ударчиков. Не получается. Так, а ну-ка возьмитесь за перила как балерины у станка. Ага, опираясь на них, смотрите, как в замедленной съемке, медленно проделываем всё: вот так. Молодцы! Поняли. Закреплять будете позже. Давайте теперь поочерёдно: правой – траа-та-та, левой – траа-та-та. Так, левой труднее. Ну, ещё раз и ещё! Чтоб как маятник! О! Поняли! Молодцы девчонки. Значит, дело пойдёт. Вы тренируйтесь, а я пошёл нас записывать, если ещё не набрали
группу.
Коля убежал, а мы всё топотали и топотали. Приятно, когда получается. Главное, мы уловили ритм. Теперь всё пойдёт как по маслу. Часа три мы на этой лестничной площадке около военного кабинета топтались. Она на отшибе, довольно просторная. Недаром её облюбовали наши студенты, приехавшие из Китая. Да, вот это организованность! Каждый день в большую перемену они собирались на этой площадке и делали «производственную гимнастику». Ползали змеёй, изгибались ящерицей, просто кланялись и крутились. Кто-нибудь командовал: «раз, два, три», естественно, по-китайски. И плевать они хотели на нас, глупых зевак. Потом все привыкли, и они занимались своим делом старательно и добросовестно. Вот и мы теперь как китайцы усердно стучали в пол каблучками, приговаривая: «тра-та-та та, тра-та-та».

Вот и Коля. Записал нас. Оказалось: уже десять человек. Успели. Коля им объяснил, что мы готовим программу, и получил разрешение от инструктора не занимать нас организационными вопросами, такими как заготовка продуктов, например. Мы с Колей разошлись по своим общежитиям, получив инструктаж, гласящий, чтоб мы тренировались в любое удобное и неудобное время в любом месте. Завтра встреча здесь же.
По дороге домой мы, пользуясь, тем, что сумерки, и народу на улице практически нет, останавливались, отрабатывали свои дроби. Немного пройдя, снова колотили об асфальт своими каблучками. И снова, и снова.
В общежитии мы по дороге в туалет, где висели и умывальники, задерживались на лестничной площадке (благо, мы жили на последнем этаже), держась за перила выстукивали дроби. На обратном пути то же самое. Утром мы уже могли передвигаться, вытанцовывая дроби, т.е. били дроби на ходу. Нравилось нам это ужасно. Коля уже присмотрел какую-то аудиторию, где было просторнее и начал «ставить» первый танец. Этот танец был простенький и быстро запомнился: то я к баянисту иду, то Валя, то вместе. Обхаживаем баяниста. Она, я, вместе. Сходимся, расходимся. Кружимся поочередно со своим баянистом. Как бы отбиваем его друг у друга. Каждый элемент начинается и кончается дробью: подошла к баянисту – дробь, покрутились вместе – дробь, вернулась на своё место – дробь. Потом Валя то же самое, но с другой дробью. Ну что ж, как будто и ничего. Нам понравился танец. Теперь – танец на нас на двоих. Всё вроде бы то же самое, но последовательность движений никак не запоминается: когда мы сходимся и расходимся задом, когда расходимся развернувшись. Когда переходим восьмёркой, когда ещё как-то. Уж придумали, как условно всё записать. А то вместо того, чтобы покрутиться в одну сторону, одна из нас может уйти совсем в другую сторону. Кошмар!

Коля на кафедре физкультуры помог нам подобрать лыжи: мы то в этом ничего не смыслили. Крепления он подобрал какие-то другие: полужёсткие. Совсем другое дело – эти не должны сваливаться то и дело с ботинок. Взяли какие-то одеяльца: спальников, наверно ещё не было. Пока остальные закупали еду и питьё, мы с Валей, вооружившись гарантийными письмами от администрации института в несколько Домов Культуры, помчались добывать костюмы. Это оказалось не простым делом для юных глупеньких девочек – несмышлёнышей. Но постепенно научились находить директрис, костюмерш, кастелянш, и, наконец, толково объяснять, что нам нужно и добиваться своего. Ну вот: красивые пёстрые широченные юбки, русские длинные вышитые рубахи (блузки), безрукавочки, приталенные (очень нам понравились), фартучки, косыночки и….сапожки. Красные на каблучках: стучать дроби хорошо. К тому же отлично подошли по размеру! Подобрали костюм и для Коли: шаровары, рубаха-косоворотка оранжевая с кушаком, кепка и, конечно же, сапоги красные. Довольные мы приступили к сбору. Время поджимало. Наспех упаковали рюкзаки. Ой! Какие тяжёлые! Всё из-за этих ситцевых, а может, сатиновых, широченных юбок. Надо было выбрать что-нибудь попроще. Личных вещей пришлось взять по минимуму. А ещё что-то из продуктов нам дали: причём, раз костюмами рюкзаки забиты, то что-то, что занимает мало места, т.е. консервы. Но они же тяжёлые! Однако в начале мы этому факту особенного значения не придали. Рано утром вся группа собралась у института. Валентин, студент выпускного курса — наш инструктор. Он нёс ответственность за сохранность и благополучие всех участников этого похода. Это был очень приятный молодой человек. Высокий, стройный, в меру строгий, в меру весёлый. Нам он казался очень взрослым и серьёзным. В его обязанность входило читать лекцию (поход – агитационный). Биографию И. В. Сталина и достижения страны под его руководством, как до войны, так и во время Великой Отечественной войны и, конечно, после победы. Другой Валентин, Валя Дегтярёв — студент пятого курса. Весёлый, балагур, правая рука нашего инструктора. Наш гитарист и, по совмещению, чтец (читал басню Крылова). Коля маленький — рыженький паренёк, тихонький, студент второго или третьего курса — наш балалаечник. Люся А. — студентка из той же группы, что и Коля с Валей. Поскольку она не участвовала в самодеятельности, то она предложила себя в качестве поварихи. Аля – студентка сантехнического факультета, тоже первокурсница — наша певица. Остальных я не помню. Да и были ли они?
Итак, устроившись поудобнее в электричке, стали составлять программу нашего выступления. После лекции открывает концерт Коля какой-нибудь патриотической песней. Потом инструментальный ансамбль играет что-то вроде «Светит месяц…», потом пляска на троих под баян, потом песня. «Какая песня? Аля, что будешь петь?» Оказывается, она одна не будет, не может, ибо в школе пела только в хоре, хоть и запевалой. «Будете ей подпевать» — заявил Валентин Д., обращаясь к нам с Валюшкой. «Да мы не можем: мы — безголосые» — пытались мы отговориться. Мы и танцы – то ещё не освоили». Однако, ребята решили попробовать. Оказалось, что ни одной песни мы все по настоящему не знаем. Часть слов у одной, часть у другой. А тут ещё кому-то пришла мысль в голову, что известные песни лучше не петь: их ведь народ знает в лучшем исполнении. Резонно. А тогда что петь? Тут Аля предложила песню про какой-то краснотал, то ли кустарник такой, то ли деревце – никто не знал об этом растении ничегошеньки. Помню лишь в припеве слова: «Ах, краснотал мой, краснотал, кого ты тёмной ночкой ждал». Решили на ней остановиться. Аля напела мелодию, написала нам слова. Ребята подобрали музыку, и мы стали разучивать, благо ехать около 3х часов. Авось что-то успеем. Аля пела первым голосом. Не скажу, что он был выдающийся, но вполне приятный и достаточно сильный. У Валюшки голосок оказался очень приятный, но слабенький. А я так вообще без голоса, но в общей куче сойдёт. Мы с Валей пели вторыми голосами. Нам понравилось: как будто бы и не плохо получалось. Периодически, мы с Валей выскакивали в тамбур и репетировали свои танцы: «верёвочка» (тра –та — та – та тра-та-та), дробь (тра — та-та-та тра – та-та); вперёд пошли (тра-…), «маятник» (тра — …). Уф! Опять в двух местах ошиблись. Снова! Уже зовут петь.

Три часа пролетели как одно мгновение. Подъезжаем к началу нашего пути на лыжах. За артистическими приготовлениями мы с Валей совершенно забыли, что не умеем ходить на лыжах. Более того, нам стало казаться, что тот кросс – это что-то не реальное, что мы встанем на лыжи и…побежим! Сошли с электрички, встали на лыжи, а они что-то плохо идут вперёд. Коля маленький и Люся оправдываются, что все лыжи хорошо натёрты под теперешнюю погоду. И действительно, у всех катятся как по маслу. «Ну, ничего. Приноровимся». Валентин, сверившись с картой, повёл нас по целине к шоссейной дороге – трассе. Он прокладывал лыжню. Его не надолго сменял Валентин Д… Мы с Валей шли последними, так что снег был уже прилично укатан. Но нам было трудно идти, и мы молили бога, чтоб скорее добраться до трассы. Нам казалось, что там будет идти легче. Эх! Кабы мы знали наперёд, что нас ждёт, ни за что бы в эту авантюру не влипли. Ох! Наконец-то трасса. Все наши друзья рванулись вперёд, как будто услышали выстрел стартового пистолета. А мы с Валей почти сразу упали. У нас рывок не получился. Встать оказалось очень трудно: рюкзаки катались по спине, перетягивая нас то на одну сторону, то на другую. Хотим встать на коленки, чтоб удобнее было подняться, так они перекидываются через голову. Сначала мы с Валюшкой смеялись, т.к. нам казалось, что вот сейчас встанем и побежим догонять наших. А их уже не видно: скрылись за горизонтом. Потом стали вставать аккуратно, помогая друг другу придерживать рюкзаки.
то на другую. Хотим встать на коленки, чтоб удобнее было подняться, так они перекидываются через голову. Сначала мы с Валюшкой смеялись, т.к. нам казалось, что вот сейчас встанем и побежим догонять наших. А их уже не видно: скрылись за горизонтом. Потом стали вставать аккуратно, помогая друг другу придерживать рюкзаки. А надо сказать, что они у нас были достаточно тяжёлые из-за юбок. К тому же весьма плохо упакованы: ибо плоскость, примыкающая к спине, представляла собой живот беременной женщины на предпоследнем месяце, только «пупком» касающаяся спины.
Мы уже решили, что о нас совсем забыли. Иногда тихонько друг от друга смахивали слезу. Ещё даже песню какую-то сочинили и пели её в те короткие минуты спокойного передвижения. «Вот, как бывает на свете: две дуры в поход собирались….».Какая-то машина шарахнулась от нас и проехала мимо. Нет, чтоб подвезла хоть немного, хоть до наших. «Где они? Что ж, они нас бросили?» Ой! Кто-то появился на горизонте. Спешит к нам. «Коля, Коля! Мы здесь!» Подъехал Коля.
— Ну что ж вы застряли так! Мы замёрзли вас ждать. Что-нибудь случилось?
— Мы же тебе говорили, что не умеем ходить на лыжах. Надо было учить нас не каким-то дурацким танцам, а ходьбе на лыжах. Нам их неправильно смазали: они идут назад, разъезжаются в стороны, а вперёд не хотят. А ещё у нас рюкзаки…
Тут одна из нас падает и Коля, пытаясь помочь подняться, понял, в чём дело. Но переупаковывать нет ни времени, ни возможности. Он полазил в рюкзаках рукой, где-то что-то поправил. Теперь площадь соприкосновения со спиной стала больше. После падения вставать стало легче, да и падать стали меньше, но, к сожалению, скорость передвижения не прибавилась. Коля сказал, что он замёрз (мы-то мокрые – вспотели), что пришлёт кого-нибудь в помощь. Прибежал Валентин Д., потом Коля маленький. Все по очереди бегали к нам, чтоб согреться. Потом Валентины решили, что нам нельзя идти последними: надо, чтоб сзади кто-то был и в качестве помощника и погонялы. Все пытались нам объяснить, как надо отталкиваться, как передвигать ноги, но у нас в мозгах что-то заело. Теоретически всё понятно, а практически ноги как надо не передвигаются.

День клонится к закату. Вечером концерт, а нам ещё идти и идти. Поднялся ветер. Наши попутчики стали мёрзнуть. Валентин принимает решение идти по целине недалеко от дороги, т.к. с одной стороны, мы с Валей по целине, то есть по лыжне лучше ходим, а с другой остальным придётся пробивать тропу, т.е. не замёрзнут. Так и сделали.
Бедные наши друзья! Как старательно они топали по глубокому снегу! Устали. Захотели есть. Не известно, что нас ждёт впереди: успеем ли дойти до полуночи (?!) до пункта назначения, будет ли время что-нибудь перекусить. Валентин объявляет «перекус». И тут выясняется ужасное: Аля, которая должна была купить мясные консервы, т.е. тушёнку, купила крабовые консервы. Вместо ветчины она купила… бобы, да ещё в стеклянных банках. Холодно! Крабовые консервы представляли собой послойно уложенные на какую-то бумагу (это какие-то крабовые пластинки) кусочки крабов. Этот слой чего-то мокрого и холодного снимешь на кусок хлеба, дальше пластинка. Чуть-чуть холодного мокрого краба и снова пластинка. Валентин Д. сразу говорит: «Ну, коза, ешь сама свою капусту, и чтоб тебе было пусто». Все засмеялись и, пососав эти бумажки, ругая Алю, побежали дальше. А прозвище «коза» намертво прилепилось к Але, которая обрекла нас на полуголодное существование. Ведь деньги общественные не вернёшь.
Ну, вот и пункт назначения. Зима. Темнеет рано. Деревня как вымерла. Не у кого спросить, где колхозное правление. Мы где-то приютились у стеночки, спасаясь от ветра, а Валентины ушли на разведку. Они вернулись достаточно быстро. Людей уже распустили по домам, т.к. думали, что мы уже не придём сегодня. Можно перенести на завтра, но нас ждут в следующем колхозе. Наш профком со всеми колхозами созвонился, договорился, чтоб нам организовывали достойную встречу.
— Ничего. Попейте чайку, отдохните, осмотритесь, а мы мигом организуем народ. Не волнуйтесь, будет полный клуб.

Какой ужас! Мы с Валюшкой чуть инфаркт не получили: просто тогда это было не модно. Мы были в шоке. И было отчего: мы ведь толком ни один танец не прогнали, песню целиком и полностью толком ни разу не спели. Уже забылись все слова. А танцы! Как бить дроби, если ноги не слушаются. Устали, в коленках трясутся. Мы даже наряды толком не примерили. А сапожки с каблучками! Мы же на каблуках никогда не ходили! Однако, делать нечего. Хорошо ещё, что нас поселили прямо в клубе. Он оказался большим, с множеством комнатушек. Мы быстро облачились в свои наряды (слава богу, всё на месте) и пошли репетировать. Пару раз прошлись под «тра – та-та…». Где же Коля? Мандраж ужасный! Ну, наконец-то! По разу прошлись под музыку. Нас зовут чай попить. Мы — отказываемся. Вспоминаем слова песни. Запутались. Зовём Алю. Она пьёт чай, смеётся. «Как она может?!»
Ну, вот. Свершилось. Зал полон. Народ шумит, требует начинать. Валентин берёт свою шпаргалку с датами жизни великого И.В.Сталина и идёт на сцену. Идёт не торопясь, прокручивая в мозгу текст доклада, да чтоб где-то сократить, учитывая наше опоздание, ну, и быстро не кончить, чтоб дать нам возможность собраться с духом и что-то повторить. Умница! Золотой человек! Он нам стал как старший брат: заботливый, родной и близкий. Мы-то с Валей оценили это сразу: ни малейшего осуждения нас за наше неумение владеть лыжами, и за то, что мы это скрыли.
Слышим дружные аплодисменты скорее за то, что не замучил их нудным докладом. У нас народ очень отзывчивый: всё понимающий и всё принимающий, как надо, сочувствующий и поддерживающий. Мы это сразу поняли. Только Валентин по окончании доклада объявил: «А сейчас будет дан концерт силами молодых, очень молодых артистов – студентов первых курсов нашего замечательного строительного института», как грянул гром аплодисментов. Валентин поднял руку, призывая к вниманию. Зал мгновенно затих. «Только я заранее прошу снисхождения к юным артистам. Они проделали большой путь. Некоторые из них впервые на лыжах. Представляете, каково им было? ( Добрый смешок) Они очень устали. Но они постараются сделать всё возможное, чтоб вам было интересно». Зал опять разразился аплодисментами и криками: «Давай, не тушуйтесь».
Вышел Коля. Зал затих в ожидании. Коля что-то сыграл, уж не помню, что именно. Зал одарил его такими аплодисментами, как будто впервые слушают баян. А, небось, в селе свой баянист есть, да и не чета нашему Коле. Но, такой благодарный у нас народ. Да и то понятно: свежая струя в их повседневной действительности. Потом играли трио. Затем, пока Коля переодевался, играли дуэт: балалайка с гитарой. Здорово у них получилось! Потом, мы станцевали первый танец. Успех! Коля всех обаял: такой залихватский ухажёр! Зал хлопал, стучал ногами, что-то кричал. Чтоб их успокоить, вышел Валентин Д. Прирождённый артист! Выждал паузу. «Крылов». Пауза. «Иван Андреевич!» Пауза. «Басня». Пауза. «Заяц во хмелю». Пауза. И начал, медленно, с чувством:
« В день именин, а может быть, рожденья
Был Заяц приглашён к Ежу на угощенье»
Дальше понятно, что Заяц перебрал, сильно захмелел, оставаться у Ежа не захотел, хотя тот предупредил, что в лесу объявился лев. Заяц пошёл домой, по дороге крича, что плевать он хотел на Льва. Лев проснулся, схватил Зайца. «Э! Где это ты так нализался?» Заяц со страху сразу протрезвел, и, чтоб спасти свою шкуру, стал оправдываться.
«Да я…Да вы….Да мы….Позвольте объясниться!
Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас.
Там лишнего хватил. Но всё за Вас!
За ваших Львят (жест рукой над полом)! За Вашу Львицу (оглаживает руками солидный бюст и зад львицы. Смешок в зале)!
Ну, как тут было не напиться?!»
Зал разражается смехом и аплодисментами. Никто не слушает мораль, которая гласит, что лев не любил пьяных, но обожал подхалимаж. Потому, отпустил находчивого зайца.
Зал ревел. Аплодисменты, топот ног, крики «Браво» и «Бис». Шум, хохот, требование повторить. Валентин начинает с середины. Перед тем, как заяц начинает оправдываться, он выдерживает паузу, делает уморительную просящую мордочку зайчика и говорит нарочито медленно: «за Ваших львят (зал затих в предвкушении). За Вашу львицу! (Бюст, зад. Теперь Валентин ещё и хвост погладил). Зал взрывается. Слышны возгласы: «Ну, как тут не напиться!»
Да! Вот это успех! Зал долго не может успокоиться. Это был наш коронный номер! Валентин чутко чувствовал, когда зал начинает скучать. Басня сразу всех развеселила, и успех всему нашему маленькому концерту был обеспечен.
Так что этот первый вечер нас многому научил. Утро. Надо идти дальше. Но у нас с Валей так болят ноги, что нет сил, чтоб заставить себя двигаться. Мы с ней чуть не плачем. Нас утешают и уверяют, что потихоньку ноги разойдутся и к вечеру болеть перестанут. Превозмогая адскую боль в ягодицах, мы потихоньку начинаем двигаться.
Валентин ушёл вперёд, чтоб сориентироваться, как лучше проложить дальнейший маршрут. На горизонте видна его фигурка. Ко мне подкатывается Дегтярёв.
— Видишь, как идёт Валентин? Смотри, смотри внимательно. Корпус вперёд, колени присогнуты. Шаг, толчёк! Смотри, как красиво, как легко! Ты же обезьянка: хорошо можешь всех дразнить. Вот, присмотрись и попробуй пойти, передразнивая его. Вот! Зовёт уже. Пошли!

И я пошла! Покатилась! Уловила ритм! Здорово как! Еду! Еду! Качусь! Мимо проходит Дегтярёв: «Молодец, Лаврик!» — показывает большой палец. С той минуты он всё время называл меня «Лаврик». Я, вдохновлённая, и про боль забыла. К вечеру действительно становится легче. На следующий день опять преодоление боли, которая за ночь снова скопилась. Но теперь она отступила быстрее. Так мы и двигались от деревни к деревне, от села к селу. Встречали нас везде радушно. А вот с ночлегом было по-разному: иной раз замечательно, а иной раз просто ужасно. Вспоминаются несколько случаев. Как-то нас поселили по квартирам: девочек к одной хозяйке, ребят — к другой. Наша хозяйка оказалась очень гостеприимной. Спать она привела нас в просторное помещение. Пол застлан толстым слоем сена. Мы сразу плюхнулись. Раскинули руки, ноги: простор, ведь! Сеном пахнет не передаваемо! Какое счастье! Наши тела давно уже не отдыхали. Обычно нам предоставляли маленькие помещения агитпунктов, заставленных какими-то подрамниками, заваленными разными плакатами. Спать приходилось и на полу, и на столах, подстелив тоненькие одеяльца. Раз, правда, дали несколько тюфяков, которые мы положили поперёк. Так что бокам было довольно мягко. А тут – сено! Мягко, душисто! За дверью что-то шкварчит. Идёт аппетитный запах, но он нас не очень прельщает: с сеном не хочется расставаться. Но вот хозяйка приглашает к столу.
— Девоньки! Скоренько, скоренько! Картошка поспела!
Картошка! На свиных шкварках! Кажется, сто лет не ели картошку: всё каши из брикетов. Ах, какой аромат! Слюнки текут! А ещё она нам понемногу самогонки налила. «С устатку». Ну, мы выпили. Впервые в жизни. Чуть не задохнулись. Это тебе не водка!
— Капусточкой, капуской закусывайте.
О! Другое дело! Теперь картошечку с сальцем! Какая же она душистая и аппетитная! Около каждой из нас стоит тарелка с вилкой, а рядом ломоть хлеба с внушительным куском сала. Мы переглянулись и, не сговариваясь, сложили всё сало на один кусок хлеба, прикрыв вторым. Женщина заметила. Ешьте, ешьте, я утром ещё отрежу. Мы немного стушевались. Говорим: «Мы для своих ребят. Они мясного да жирненького с начала похода не ели. Вот эта девочка у нас оказалась козой: вместо мясных консервов купила на все деньги крабовую капусту». Женщина, естественно, ничего не поняла. Мы после выпитого самогона развеселились, объяснили более доходчиво, принесли банку. Хозяйка тут же ловко открыла её громадным ножом. Настороженно стала попробовать невиданный деликатес. Мы объяснили, что это вроде раков, только морских. Женщина ковыряла, пробовала, плевалась, но забрала у нас, чтоб завтра удивить соседок.
Шутя, смеясь, мы сами не заметили, как съели всю картошку. Такое количество! Хозяйка уговаривала хлебом выбрать и оставшееся растопленное сало, но мы отказались, как говорится в одном из анекдотов: «Не потому, что осознал, а, потому что иссяк». Вот и наши возможности просто иссякли. Утром на остатках сала была пожарена яичница: по два яйца каждой! Ай да хозяюшка! Вчерашнее сало мы всё же завернули в газету. Да ещё она отрезала увесистый кусок специально «для хлопцев».
Ребят тоже покормили сытно вкусным борщом, и также «сытно» напоили самогоном. Подвыпившие ребята подарили хозяину бутылку водки, которая в колхозах практически не продавалась. Это было неразумно с их стороны. Но, что возьмёшь с пьяненьких!
Другой раз нас поселили в агитпункте. Дали электроплитку для приготовления еды, немного дров для железной печки. А мы шли весь день под ветром. Нас хлестал жёсткий крупинчатый снег. Мы промёрзли. Сейчас невозможно себе представить, что мы шли в лыжных костюмах, даже отдалённо не напоминающих современные. Это были штанишки — бриджи и курточка, одевающаяся через голову, из довольно плотной фланельки с начёсом внутри. От ветра ткань эта более или менее защищала, но промокала довольно быстро. Поэтому мы пришли в очередной колхоз промокшие и промёрзшие. А сушиться негде. Здесь оказались хозяева не столь гостеприимные. Поэтому, мы после выступления, оказавшись в таких неприветливых условиях, пожгли все стулья, все плакаты, но желаемого тепла не добились. Комната была длинная и, конечно, натопить её было сложно. Зато стояли какие-то столы, огромные, похожие на бильярдные. Мы их сдвинули и улеглись на них спать: всё-таки не на холодном полу. Легли плотно друг к другу, стараясь покрыться одеялами внахлёст. Тогда кому-то доставалось двойное покрывало. Мы часто так ложились. Девочки в середине, мальчики по краям. Обычно мы ложились в таком порядке: Коля маленький с краю, потом Люсенька, потом Коля Г, рядом Валюшка, за ней я, потом Коза, дальше Валентины. С одного краю чередовались Коли, с другого – Валентины. В этот раз В. Дегтярёв лёг между мною и Козой. Я, конечно, повернулась к Валюшке и лежала, затаив дыхание. Улёгшись, Валентин обнял меня, прижался. «Ну, что? Так теплее? Спи, спи!» Какой там уснуть! Лежу, боясь пошевельнуть даже пальцем ноги, изображаю спящую. Вдруг, Валентин приподнимается на локте и всматривается в моё лицо. В комнате светло: ночь морозная и лунная, да и от снега светло. Окно напротив. Я чувствую его дыхание и нахожусь на грани потери сознания. Он наклоняется и целует меня в щёку. Ложится и, как мне показалось, сразу засыпает. А я?! Я в ужасе, растерянности. Так и пролежала полумёртвая до утра. Утром всё было, как обычно. Ни насмешливого взгляда, ничего предосудительного я не увидела и не почувствовала, хотя сама боялась поднять на него глаза. Но всё было обычно. Хотя нет: я почувствовала некоторую заботливость по отношению к себе, чего раньше не замечала. А дальше это вошло в обыденность: он теперь всегда ложился рядом, обнимал и … «засыпал». А когда я немного расслаблялась, он «просыпался» и целовал в висок (лицо я старалась прятать глубже) или в темечко, или в шейку и …засыпал. Теперь уж засыпала и я. Я измучилась от длительного недосыпа. Хорошо, что у меня организм с детства к этому приучен и по сей день, между прочим. Жилистый организм.
Как-то, уже ближе к концу похода ночевали опять в агитпункте. Для нас заботливо натопили печь. Дали какие-то тюфяки. Благодать! Мы плотно поужинали, выпив, как обычно водочки. Девочки по 50г, мальчики – по 100г. Поход близился к завершению, продукты тоже, но сухофруктов оставалось ещё достаточно много, и в тот вечер было наварено много компоту. Но он не очень утоляет жажду. А так как было жарко и душно, то всё время хотелось пить: компотик насыщенный, вкусный. Ночью количество выпитой жидкости дало о себе знать: то и дело кто-нибудь выходил «погулять». К счастью, Валентин Д. в эту ночь спал с краю. Я прислушалась к Валюшкиному дыханию и тихо спросила: «спишь?» «Нет. Я думаю, не выйти ли нам подышать свежим воздухом?» «И я о том же». Мы вышли на улицу. Морозец! Луны нет, но от снега светло. Чёрное небо усеяно искрящимися звёздами. Я тогда впервые обнаружила, что они мигают: то гаснут, то вспыхивают. Живое небо! А заснеженные деревья? Какие красивые! Вдруг Валя показывает вперёд: «Смотри, что это?» Впереди из земли вырос яркий луч. Он нас поразил своей необычностью: из-под земли в небо высоко уходит яркая игла. Яркость постоянная по всей высоте. Прожектор? «Нет, — говорит Валюшка. – Я прожекторов насмотрелась: от них свет постепенно рассеивается. Это что-то другое». «Может, так начинается северное сияние?» А яркая игла стала постепенно превращаться в светящийся цилиндр, расширяясь, увеличиваясь в диаметре. Нам показалось, что яркость немного уменьшилась. Мы стояли и смотрели, как заворожённые. «Ой!» Валюшка всплеснула руками: «Надо разбудить кого-нибудь!» Метнулась в помещение. Я кричу вдогонку: «Пусть Коля захватит фотоаппарат!» Вышли Коля с Валей, когда уже цилиндр превратился опять в узкую светящуюся линию. Пока Коля колдовал с фотоаппаратом, всё исчезло. Осталось какое-то странное чувство, у меня, во всяком случае: а было ли реальным всё увиденное? И что это было? Проделки природы? Или что другое? В ту пору ни о каких-то там НЛО ещё ничего не было известно, не было и уфологов. Во всяком случае, мы про это ничего не слышали. Утром пытались рассказать о необычной загадке природы, но реакция была какая-то пассивная. Кто-то посмеялся: «Пить вечером меньше надо, хорошо, что леший не привиделся». И все забыли, да и мы с Валей об этом случае никогда не вспоминали.
Тут я вынуждена прервать своё повествование. Дело в том, что в прошлое воскресенье, т.е. 28го декабря этого, т.е. 2014года, когда я дописывала предыдущий абзац, позвонил мой сын Андрей и пригласил съездить в Вырицу, поклониться святому Серафиму Вырицкому, особо чтимому у нас в семье. Время — около трёх часов дня. Едем. У меня дурная привычка: смотреть на дорогу перед машиной. Я же не за рулём, можно и окружением полюбоваться. Андрей мне часто говорит: «Ты бы по сторонам смотрела. Смотри, какая красота!» Вот и теперь, я спохватилась, поглядела вокруг: дорога красивая. Ели грустные стоят с поникшими от снега лапами, а впереди них, ближе к дороге лиственные деревья. Эти, напротив, весёленькие: все веточки в толстом слое инея, припорошенного снежком. Ажурные такие деревца, как тюль, вывязанная искусной кружевницей. Я глянула, оценила красоту и опять в асфальт вперилась. «Ой, мам, смотри: что за столб?» Странно! Дело к закату. На горизонте небо состоит из двух широких полос: У самой земли светло серая полоса, но достаточно плотная. Выше: тёмно-, очень тёмно- серая и очень плотная полоса. Граница между ними очень чёткая строго горизонтальная. От земли до тёмной полосы идёт строго вертикально значительного размера в диаметре светящийся столб. «Что это, мам, не знаешь? Первый раз за свои 56 лет сталкиваюсь с таким явлением». «Я думаю, что это солнце так светит». Хм! Только солнца-то не видно: нет его. К тому же от солнца же идут лучи в разные стороны. «Знаешь, Андрюша, а меня сейчас удивило другое обстоятельство: я только что, перед твоим звонком описывала аналогичную картину, что я видела в молодости, и о которой в жизни своей ни разу не вспоминала. Только вспомнила я ту картинку, как увидела похожую через 60 лет. Не веришь? Приедем, включим компьютер, и ты убедишься. Чудно! Оказываются не только в природе, но и в жизни встречаются необъяснимые чудеса».
Итак, мы ехали и удивлялись тому, что видели. Ехали так около получаса. То лес, подступивший к самой дороге, закрывал заинтересовавшее нас зрелище, то он отступал, и мы видели всё тот же столб, упирающийся в чёрную тучу. Вот очередной поворот дороги и перед нами предстала огромная свеча с шаром наверху. Именно с шаром типа воздушного. Огромная свеча, оканчивающаяся не пламенем, а шаром желтого цвета. Шар, т.е. солнце как-то сразу целиком выползло из чёрной тучи. Можно было спокойно смотреть на этот солнечный шар. Он не слепил глаз, от него не исходили лучи. Дальше дорога шла, окаймлённая густым лесом, и мы не видели последние минуты заходящего солнца, которое, видимо, «вдавило» свечу в землю. Обратно возвращались в сумеречной темноте. Подъезжая к городишку, где я жила, к Коммунару, Андрей обратил внимание, что все столбы вдоль дороги тоже представляют собой свечи с воздушными шариками на верху. Коммунар весь в светящихся столбах. Наверно, это частое явление, но ни я, ни Андрей с этим не сталкивались. Правда, в отличие от солнечного столба, эти исходили от лампочек как вниз, так и вверх. От лампочек, как и от солнца, лучей обычных не было. Мы решили, что в тот день была какая-то специфичная плотность воздуха, что и привело к столь неожиданному эффекту. Зато я теперь каждый вечер смотрю в окно и вижу обычные столбы с лампочками наверху. Пока всё как обычно.
Продолжу о походе. Вспомнился мне один из последних дней, вернее вечеров. Мы уже освоились на сцене, уже не боялись запутаться в танцах или забыть слова песни. Мы уже научились получать от выступлений особенное удовольствие: аплодисменты. В этот раз всё шло как обычно. Мы своим выступлением были довольны, но народу этого показалось мало. «Танцы, танцы давай» — кричала публика. Коля заиграл вальс. Мгновенно все скамейки оказались у стен, люди разбились на пары и закружились в вальсе. «Ещё!» Коля заиграл полечку. Нас с Валюшкой буквально стащили со сцены в круг, и нам пришлось плясать вместе со всеми. Тут какой-то дедок, очень колоритный в распахнутом тулупе и залихватски надвинутой на лоб шапке-ушанке, как сошедший с экрана, стал требовать: «русскую плясовую давай!» Коля заиграл, то, что мы плясали. Дед в подшитых валенках, в шапке с одним ухом вверх, а другим — в сторону, скинул свой тулуп, раскинул руки и пошёл «гоголем». Все стояли и хлопали в так музыки. А он стал выделывать коленца, топотать, вприсядку плясать. Потом разошёлся, стал вообще что-то несусветное вытворять. Да! Видать, был парень — что надо. И вдруг он этаким кандибобером подкатывается к нам и приглашает составить ему компанию. Ой, кошмар! Мы же импровизировать не умеем. Мы можем так, как выучили и только так. Мы можем только друг с другом: сошлись, разошлись, взялись под ручку, покружились, дроби постучали и всё. А тут этот вариант не пройдёт. Мы стали отмахиваться, но народ поддержал деда, и нам ничего не оставалось, как попытаться ему подыграть. Выручили дроби, которые мы усердно били то, наступая на него, то отступая. Но всё однообразно. Сельчане не выдержали: у них у самих ноги просятся в разгул. Через несколько минут, видя, что мы им ничего нового и интересного не предлагаем, сами пустились в пляс. Топотала вся деревня, ухала, подпевала. Там просто все плясуны, хоть в ансамбль песни и пляски забирай. Коля играл попурри из русских плясовых. Уже выдохся, устал. Объявили прощальный вальс, так и тут их не остановить. Подключился Валентин с гитарой и Коля с балалайкой. Объявили прощальный марш. Наш «оркестр» заиграл марш. Все зааплодировали и пошли танцевать фокстрот. Вот народ! Нас никак не хотели отпускать. Начальство погасило свет, на что народ ответил криками: «Играй, играй!» Мы с Валюшкой в темноте ушли за кулисы, быстро переоделись. Вот и Коли. Валентин что-то задерживается: оказывается, ему пришлось «на посошок» повторить конец басни. Уж не помню, что за помещение нам выделили, но помню, что идти от клуба было прилично. Когда мы вышли, нас ожидала толпа поклонников. Спрашивали, где учимся, откуда приехали и т. д. Наконец стали расходиться. Мы разбились на тройки. Идём друг за другом. Впереди Коза, Люся и Валентин. Замыкала наша троица: Валюшка, Коля и я. Сзади шли деревенские девушки, четверо, по-моему. Идут себе, смеются и вдруг запели: «Ой, краснотал, мой краснотал…» Да как запели! Мы сжали друг другу локти и не знаем, как себя вести. Нам показалось, что они над нами издеваются, смеются. Голоса сильные, красивые. Нам показалось, что они поют на три голоса. Песня в звенящем морозном воздухе разносится очень далеко. Поют задушевно. Нам и завидно и стыдно: куда мы-то со своими вокальными данными лезем? Эх! «Ну, понятно, что мы не певицы, понятно, что они голосистей. Ну, пусть бы запели что-нибудь другое, но зачем же «краснотал»? Чтоб нас унизить» — так думали мы, моля, чтоб скорее был поворот к нашему ночлегу. Нас за ужином утешали, но вечер был испорчен. И что делать дальше? А как было весело!
Оставшиеся день или два прошли благополучно. Едем домой. Вдруг мы осознали, что расстанемся сегодня и, может быть, не увидимся, кроме как случайно где-нибудь в вестибюле. А ведь мы уже сроднились. Решили общение продолжить хоть на какое-то время. Договорились, что в ближайшую субботу все встретимся у нас в комнате. Устроим вечер воспоминаний вскладчину. Познакомим наших девчонок с нашими новыми друзьями. Коля Г. вообще выразил мысль, что наша комната будет как бы постоянным местом встречи: праздники, дни рождения, всё можно организовывать именно у нас. Все согласились, даже не подумав, а как к этому отнесутся девчонки. Было убеждение, что мы всем доставим удовольствие.
В субботу, как и договорились, все, кроме Люси явились вечером к нам в 63-ю комнату. Уже все съехались. Все девчонки такие красавицы: одна Галка чего стоит со своей замечательной вьющейся, почти рыжей косой. А Нинча со своей точёной фигуркой. Ещё и на гитаре умеет играть. А Ася с осиной талией! Ой! Всех не перечислить, но что точно, так это то, что все красавицы и умницы. Стол быстренько накрыли, скромно, но сытно. Девчонкам не терпелось узнать интересные истории: мы ведь, как и обещали, до встречи ничего никому не рассказывали. Вечер получился весёлый, интересный. Особенно всех веселил Валентин Дегтярёв. Показывал, как мы с Валюшкой, особенно я, колупались сначала на лыжах, как спали, как спускались с горок. Смешил всех. Был в ударе. Рассказал басню. Она и здесь имела шумный успех. Играл на гитаре. Обещал в следующий раз придти со своим другом и поиграть дуэтом. А пока они сыграли втроём что-то из нашей программы. Мы спели свой «Краснотал». В коридоре, как обычно, по выходным были танцы. Но все предпочли развлекаться в комнате. Пора расходиться. Валентин со всеми попрощался и обратился ко мне: «Ну, что, Лаврик, проводишь меня?» Я быстро оделась, и мы вышли. Я проводила его до остановки – это практически через дорогу и вернулась. Седьмым чувством я поняла, что девочки меня осуждают. Поэтому, постаралась вернуться скорее и с трепетом вошла в комнату. Гости уже все разошлись. Идёт подготовка ко сну. В комнате висит какое-то напряжение. Чувствуется: были дебаты, но нерешённость вопроса сохранилась. Наконец, кто-то из девочек (теперь уж и не припомню, кто именно) очень поучительно сказал мне: «Лорка, мы тут подумали и решили тебя предостеречь, чтоб ты держалась подальше от Дегтярёва. Говорят, он большой любитель выпить и бабник. Оксанке Багрянской полгода морочил голову и бросил. А она не чета тебе: красавица, певунья. Не обижайся, подумай хорошенько. Мы о тебе беспокоимся». «Ну, девочки мои дорогие, спасибо! Как же жить дальше? Что делать с моей некрасивостью? Ну, ведь не уродка же я? – мучительно размышляла я бессонными ночами. – У меня талия тонкая, волосы вьются красиво». Я замкнулась в своих переживаниях. Извелась вся: «Ах, истомилась я горем». Сейчас, вспоминая это, думаю, кто же тогда меня отчитал? Перебирая всех, пришла к выводу, что это могла быть или Нина Разварова – комсомольский вожак, вся очень правильная и безапелляционная, всегда уверенная в своей правоте. Или Рэна Горохова, моя землячка: заботливая правдолюбка… Хотя это менее вероятно. Да, теперь-то чего об этом думать. А вот тогда «думой себя истерзала я». Ведь через неделю опять соберутся походные друзья, а Дегтярёв хотел ещё и друга привести. Вот и наступил этот день! Пришли только Коля, Коза и Дегтярёв со своим другом Заниным, и тоже Валентином. Занин В. был навеселе, Дегтярёв трезвый. Втроём они исполнили что-то в русском стиле. Потом мы под их инструментальный дуэт сплясали втроем кадриль. Потом за столом все вместе пели студенческие песни, потом Занин и Дегтярёв повеселили, исполнив «Танец маленьких лебедей». Пора расходиться. Последовало: «Проводишь нас?» И я пошла провожать. «Что ты такая серьёзная сегодня, а, Лаврик? Случилось что?» Как сказать, чтобы больше не приходил? А он, как на грех, Занину что-то про меня говорил и добавил, что его друзей Занин должен принимать как своих. «Значит, я Занину не понравилась. Ну и что? Он мне тоже не понравился», – размышляла я. Действительно, между нами сразу же возникла скрытая взаимная неприязнь. Через неделю они опять пришли. Теперь уже и Козы не было. Побыли немного и ушли. Я провожать не пошла. Как-то выкрутилась. Жизнь стала входить в своё русло. Я перестала плакать по ночам и в туалете. Больше он не приходил. Я смирилась со своей долей. Только сердце сопротивлялось, оно тосковало, сжималось до боли, если я видела кого-либо, чем-то напоминающего Валентина, пусть даже очень отдалённо. Просто, он мне всюду мерещился. Я совершенно не понимаю мужчин: ни в молодости, ни сейчас. Может, мне такие экземпляры попадались? Мне же надо выяснить: почему он больше не приходит? Обиделся? «Настоящий мужчина не должен на женщину так долго обижаться», – думала я. Я искала встречи с ним, якобы случайной. Каждый большой перерыв я не бежала в буфет за пирожками, а ходила по балюстраде с той стороны, где были мужские туалеты. Тщетно. Он в туалет, видимо, вообще не ходил. Слонялась по коридорам. С дрожью в коленках и ещё где-то в области живота, я отваживалась бродить в той части института, где занимаются архитекторы. Надеялась на встречу и с ужасом думала, а что сказать при встрече? Он же спросит: «Каким ветром тебя сюда занесло?» Гордость мне не позволит сказать, что его искала, соскучилась, захотела увидеть. Ходила, и всё прокручивала возможный диалог. В конце концов, я поняла, что это – конец. Глупо, ничего не объяснить. «Да, итак всё понятно. Девчонки были правы» — и я перестала «как дурочка» искать встречи.