С. Федорченко - Каменный мужик с фуражкой в руке

Случилось это давно, может быть, лет сорок назад. Во всяком случае моему старшему сыну Алексею, которому нынче уже под пятьдесят, тогда было не больше десяти лет.

В тот вечер мы с Алексеем вышли из душного зала кинотеатра «Октябрь», где только что посмотрели зарубежный боевик, и, с удовольствием вдыхая свежий майский воздух, медленно брели по центральной дорожке Комсомольского проспекта. Вдруг сын схватил меня за руку: «Папа, смотри!» Я обернулся и увидел сидящего на скамейке мальчугана. Съежившись (было прохладно), уткнувшись головой в колени, он чуть слышно всхлипывал. Мы подошли к нему и несколько секунд, стояли, не зная, что делать. Очень худой, бедно и не по погоде легко одетый. На вид ему было не больше четырех лет. Я положил руку на его плечо. Он вздрогнул, поднял голову и испуганно посмотрел на меня.
— Не надо нас бояться и кричать тоже незачем. Лучше расскажи, почему плачешь? Обидел кто-нибудь? Здесь-то как оказался?
— А вы меня в милицию не уведете?
— Слушай, да ты дрожишь весь. А ну! — сын снял с себя куртку и накинул ее на плечи мальчугана. — Вот так. А то еще простынешь. Лечи тебя потом. Ну давай знакомиться. Меня Алешей зовут, папу — Сергеем Анатольевичем, можно называть просто дядя Сережа. А тебя?
— Меня — Колькой.
— Тебе сколько лет?
— Шестой год пошел. Я уже большой-большой.
— Плохо растешь, Колька! Мы с папой подумали, что тебе всего года четыре…
— Еще вырасту! Мамка говорит, я буду большой, как папка. Он у нас высокий-высокий был. Как вы, дядя Сережа, а может, еще выше.
.- Подожди, почему «был»? Где он сейчас? — насторожился я.
— А нету его.
— Как нету?
— А убили его. Какие-то дядьки. Мамка рассказывала, он с работы шел вечером, а они у него деньги стали просить и закурить. А у папки как раз папиросы кончились и денег, честно-честно, не было! Тогда дядьки сказали: чего ты врешь! И стали его бить. И убили папку.
— Их посадили в тюрьму? Мама говорила тебе об этом?
— Рассказывала. Нет, не посадили. Они сказали, что это он сам упал и убился.
Я содрогнулся, вдруг представив горе и дикую несправедливость, обрушившиеся на эту маленькую, никем и ничем не защищенную семью. Алеша, кажется, испытывал такое же состояние. Он прижался ко мне, будто искал защиты, и прошептал: «Разве
так может быть, папа?» Что я мог ему ответить? Или просто промолчать? Я выбрал последнее. И, думаю, Алеша понял, потому что, отойдя от меня, он подошел к Кольке и протянул ему руку. Тот шлепнул своей маленькой ладошкой по ладони сына.
— Держись, Колька! А эти негодяи свое получат. Не может быть, чтобы им это обошлось. На чем-нибудь попадутся.
— Вот что, Алеша, — я наконец вышел из оцепенения, в котором находился. — Держи деньги и беги в гастроном, что напротив. Купи молока, булок, пряников, воды фруктовой, ну что там еще? В общем, сам знаешь, накормить надо парня. Пока бегаешь, я попытаюсь у него выведать, что случилось и почему.
В разговоре со мной мальчуган был словоохотлив и откровенен. Так что вскоре я знал все. В этот день, под вечер, он с мамой отправился в магазин за продуктами. И пока она стояла в очереди, Колька кинулся в любимый отдел («где за стеклом конфет много»). Налюбовавшись на всю эту недоступную роскошь, он вернулся к маме, туда, где ее оставил. Но ее там не было. Колька обошел весь магазин, заглянул во все углы и даже спросил у толстой продавщицы: «Тетенька, а моя мама хлеб у вас купила?» Толстуха отругала его, доведя мальчишку до слез. Нарезвившись, он сел прямо на полу у входной двери и стал вглядываться в лица входящих и выходящих женщин, пока его не вытолкнули на улицу…
… Алеша появился вскоре. В пакетах было все для Колькиного «ужина» — бутылка молока, какие-то булочки, пряники, конфеты, бутылка «Буратино». Ел он с жадностью, сметая «со стола» все подряд: молоко запивал водой, пряники жевал вместе с конфетами. Заканчивая есть, вдруг остановился и покраснел. Это было видно даже в наступающих сумерках.
— Ой, а я про вас забыл! Как это я… Съел почти все. Дядя Сережа, Алеша… Не оставил вам…
— Коля! О чем ты? — Алеша погладил мальчугана по голове. — Нас дома накормят. Давай соберем все остатки и веди нас к своей маме. Говори, какая улица, номер дома…
— А я не знаю! Правда, не знаю, какая улица и какой дом… Мы раньше в бараке жили и в этот дом недавно переехали. Мамка бы сказала, а я не знаю…
— Коленька, дорогой, припомни, что около вас есть особенного, ну такого, что не как у всех, а только возле вашего дома. Что- то, может, стоит, растет или строится? Ну вспомни!
Колька наморщил лоб, внимательно, совсем по-взрослому посмотрел на меня.
— Всё! Вспомнил, дядя Сережа, вспомнил! Около нашего дома стоит большущий дом. Мамка говорит, туда люди ходят
музыку слушать и еще плясать. А кругом деревья, как в лесу, кусты всякие, трава. И еще. Мужик там есть, он, правда, каменный.
— Памятник, скульптура, что ли?
Я вопросительно посмотрел на сына: мол, а ты что думаешь?
— Папа, по-моему, это где-то возле Дворца Свердлова. В нем и поют, и танцуют, деревьев и кустов много и скульптура есть. Все сходится!
два мы, выйдя из троллейбуса, подошли к Дворцу Свердлова, как Колька замахал руками. Вернее, длинными рукавами Алешиной куртки, которые едва не доставали до земли и в которых скрывались его ручонки.
— Нет, это не тот, как его… Дворец! А это, Алеша, что?
— Это фонтан, Коля.
— А у нас там нету никакого фонтана. Деревьев тут, правда, много. Но мужик не наш. У нашего голова голая-голая, а у этого шапка.
— Это не шапка, а шлем. Он же летчик. А чего ты, Коля, сразу не сказал, что ваш мужик лысый?
— Лысый — значит какой?
— Это значит когда у человека на голове совсем нет волос. Надо было сразу об этом сказать. А то мотаемся тут…

В голосе сына чувствовалось раздражение. Я решил, что пора брать власть в свои руки.
— Вот что, друзья. Давайте- ка попробуем обойтись без споров и ссор. Я имею в виду тебя, сынок. Ты уже взрослый парень, так что будь примером для нашего Коли. Понимаю. Что оба вы порядком устали, но уж потерпите еще немного. А дом твой, Коля, мы все равно найдем. Теперь ясно, что ваш «каменный мужик» — это Ленин. Был такой очень знаменитый человек. Подрастешь — узнаешь о нем много интересного. Памятники ему поставили за его заслуги, В центре города таких памятников два. Один находится перед оперным театром, второй — возле Дворца культуры Ленина. Куда ехать? Честное слово, не знаю. Тот Ленин, что у оперного театра, а я его хорошо помню, стоит во весь рост, в правой руке у него фуражка.
— Дядя Сережа, а наш Ленин без фуражки! Ее у него нету. Он в одном пальте.
— Не «в пальте», Коля, а в «пальто».
— Все, поехали к Дворцу Ленина. Вдруг там тот Ильич, которого ищем…
То, что мы увидели напротив Дворца, повергло нас в уныние. На четырехгранном невысоком столбике торчала голова вождя.
— Разве это мужик? — возмутился Колька. — Одна лысая голова и даже без пальта!
— Коля! Повторяю: слово «пальто» не изменяется, хоть «есть пальто», хоть «нет пальто».
— А у меня оно изменяется.
-Довольно, ребята! Не спорьте. На дворе ночь. Поиски заканчиваем, — я посмотрел на часы — было без четверти двенадцать. Сейчас едем к нам домой. Ты, Коля, ополоснешься, поужинаем, вы, парни, отправитесь спать, а я свяжусь с отделением милиции. К утру, глядишь, что-то прояснится.
… В трамвае, в котором мы возвращались домой, кроме нас никого не было. Водитель, пожилая женщина, не спеша катила вагоны, лишь слегка притормаживая возле безлюдных остановок. Уютно устроившись у Алеши на коленях, Колька смотрел в окнго; разглядывая проплывающие мимо дома и улицы. Когда подъехали к зданию глав почтамта, Колька вдруг спрыгнул с колен и прижался носом к стеклу.
— Ура! Это же наша почта. Здесь моя мамка посылки отправляет.
Услыхав Колькин крик, водитель остановила трамвай и открыла входные двери.
— Что тут у вас случилось?
Не отвечая, мальчуган пронесся мимо нее и пулей вылетел из вагона.
— Алеша, дядя Сережа! Посмотрите, все, как я говорил. И деревья, и большой дом, где музыка. И мужик каменный, как его…
-Ленин.
— Как стоял этот Ленин, так и стоит. И чего было его искать?
Я взял Колю за руку и подвел к памятнику.
— А ну-ка посмотри на товарища Ленина. Внимательно смотри! Что у него в правой руке?
-Ничего. Нет, держит чего-то.
— Не «чего-то», а фуражку. Аты нам говорил, что у него в руках ничего нет. Эх, Коля, Коля! А мы тебе поверили…
— Я нечаянно, дядя Сережа! Честное слово, не хотел вас обманывать. Не видел я у него этой фуражки. Вы с Алешей на меня теперь рассердитесь, да? — Колька чуть не плакал, переминаясь с ноги на ногу.
— Да ты что, Коленька! — сын впервые назвал мальчугана так уменьшительно-ласкательно. Как можно на тебя сердиться? Ты у нас такой хороший, — Алеша обнял малыша. — Мы не забудем тебя. А ты нас будешь помнить?
— Еще как! Вы с папкой такие добрые, накормили, не бросили. Я и мамке про вас расскажу. А я уже пришел. Вон в наших окнах свет горит. Это мамка ждет меня, — прокричал Колька, помахал нам рукой и скрылся за кустами сирени.
Больше Колю мы никогда и нигде не видели. Алеша, правда, в тайне от меня (но я все равно об этом знал или догадывался) несколько раз ездил к его дому.
Я тоже, бывая вблизи опер
ного театра, не раз прохаживался возле Колькиного дома в надежде: а вдруг увижу или встречу его? Но всякий раз неудачно.

Как-то незаметно подкралась зима. А вскоре пришли предновогодние дни. Мы вовремя не запаслись новогодней елкой и 31 декабря в поисках хоть какой-нибудь захудалой красавицы ездили по всей Перми. Наконец кто-то подсказал нам, что елки продаются на площади напротив Центрального гастронома. Мы кинулись туда и вскоре с вполне приличной елкой стояли на трамвайной остановке, что напротив оперного театра.
— Пап, а ты помнишь, как мы в мае здесь высадились с Колькой? Долго искали его дом и кое-как его нашли?
— Конечно, помню. Я и сейчас о нем думаю. Давай-ка вот что: сходим к его дому! А вдруг повезет, и мы встретим нашего сорванца?
Когда мы подходили к дому, из него вышла молодая женщина.
— Вы к кому пришли? — спросила она.
— Мы… это… к Коле. Мальчик тут один живет. Он, конечно, тут не один, а с мамой… — глядя почему-то на меня, нерешительно проговорил Алеша.
— Так это Коля Мельников! У него еще отца нет. Да вы, наверное, это знаете… А вы — это те, которые как-то весной его подобрали? И потом искали, где он живет?
— Вы об этом знаете? — вступил я в разговор.
— Да Колька об этом всему дому рассказал! И все ждал, что вы к нему придете…
— Мы приходили, но как-то… не получалось его увидеть, — согласился я.
— Если вы к ним, то их сейчас нет. В магазин они ушли, что-то Кольке купить из одежды. Они уже и елку поставили, — женщина отошла от подъезда и показала на окно третьего этажа. Окно действительно светилось разноцветными огоньками. «Новогодняя елка — это хорошо», — подумал я и посмотрел на сына. Наверное, в эти минуты он думал | то же самое. Вообще, все наши мысли, касающиеся нашего маленького друга, совпадали.
Прошли годы, а «каменный мужик с фуражкой в руке» все стоит и стоит, вызывая у кого-то ностальгические воспоминания о прежних временах, а у кого-то острое желание заменить фигуру бывшего вождя на скульптуру какой-нибудь музыкальной знаменитости. И наш Колька, вернее, Николай… (как его по батюшке?), проходя мимо, наверняка вспоминает, как он — этот мужик много лет назад помог ему (или наоборот?) найти свой дом.

Сергей ФЕДОРЧЕНКО
г. Пермь