Михалыч

Будильник прозвенел в 5:30. Иван Михалыч встал бодро, без вот этого вот: «ещё пять минут». Это же на рыбалку, а не на работу. Всё, что нужно, уже было аккуратно навалено на полу на кухне. Даже термос с заваркой и сахаром стоял на столе. Пока закипал чайник, Иван Михалыч проследовал в ванную для мыльно-рыльных процедур. -Даа, дружище, идут года — бормотал Михалыч, выпятив нижнюю небритую челюсть и пуча на своё отражение заспаные шары. На самом деле, Иван в свои 38 лет ничем особым от своих ровесников он не отличался. Ну, да, слегка висит живот, ну лысина на половину коллайдера, морщины… Всё, как у всех. Заварил чай, залил термос, врубил телек без звука для фона. Жена и дети, конечно же ещё спят. Бутерброд с маслом и колбаской заходил на автомате. Глаза бегали по куче шмотья. В голове крутилось: «точно всё взял?». -Наживка, б… дь, — сказал в слух Михалыч и метнулся к холодильнику. Опарыши после ночи в криокамере чувствовали себя, но не очень. Посмотрев на часы, Михалыч ускорился. И вот стоит он уже на остановке пригородной маршрутки с сигаретой в зубах и рюкзаком наперевес. Взгляд устремлен в бесконечную дорожную даль в надежде на появление долгожданного транспорта. Ваня спиной ощущал этих конкурентов: «Стоят, б… дь браконьеры конченые. Не спится, б… дь, в выходной. В теплой лунке не ловится, б-дь… И гражданские эти какого бобра повылезали. Выходной, люди! Вы куда в шесть утра? Диван дома, зомбоящик, жена теплая, куда вы, б… дь?! Спи и попердывай, не занимай место в маршрутке своим бесполезным туловищем». Подъехала маршрутка, сидячих мест нет. Михалыч — привыкший, сбросил рюкзак в уголок на задней площадке, удочки тоже в угол, стоит думает о смысле жизни и вообще. Ещё полчаса и на месте. Ну, пешочком ещё минут сорок. Вышел Михалыч и улыбнулся. Солнышко, птички поют, травка полезла в полях — лепота! Проселочная дорога рыжела двумя полосами в лес. И с таким высоким чувством наслаждения и морального удовлетворения дошел он до речки, что благодать и очищение на душе. -Водааа, -водааа. Кругооом -водааа, — напевал Михалыч, выходя к речке. А красотища-то какая открылась! Кое-где на берегах еще лежал опостылый дряхлый снег. Вода была на удивление чистая и спокойная. Синее-пресинее, как сосед Борька, небо. Невидимые птицы заливаются мажорными нотами на каждом дереве. Берег был ровной ступенькой. До воды в половодье было всего полметра. Михалыч сбросил рюкзак, присел на полено, установленное возле костровища. Закурил. Сколько раз в жизни он приходил утром на речку один, и каждый раз — как в первый раз. Тишина, спокойствие и умиротворение. — А как же без этого, — сказал Иван, и достал из рюкзака флягу с горькой жидкостью. Не выпивал он в одно лицо, только на рыбалке. Отпив без малого пятьдесят миллилитров, Михалыч рыкнул в удовольствие и закусил шоколадкой. -Кто же закусывает водку шоколадом, — вопрошал, бывало, сосед Борька. -Соси сосишку, — отвечал Михалыч. Поплавковая удочка — это отдельная тема. Каким бы ты ни был рыбаком — поплавок, это своя, нерушимая, как скала, тема. Есть два пути уйти в Нирвану: отслужить двадцать лет в буддийском монастыре Тибета, или посидеть три часа с поплавковой удочкой на спокойной воде. У Михалыча денег до Тибета не было, да и двадцатку отдавать на сомнительное удовольствие не хотелось, поэтому поплавок. В этот день Иван ничего не поймал, но это не важно. Он увидел поклевку, а этого достаточно для личного удовлетворения и для хорошего настроения на целую неделю. И возвращался Михалыч домой, как домой. Жену и детей любил сильнее, нежели без рыбалки, и на начальника в цехе меньше матерился. Да и вообще меньше матерился. «В следующее воскресенье в баню пойду с веником» — настраивал себя на трудовые будни Михалыч.