Книга «»

Подружки (Глава 3)



Возрастные ограничения 18+



«Это Ася, Марго, Дима», – поочерёдно представил мне Вано только подошедших к бревну ребят. «О, вот это уже интересно», – подумалось мне.

– Понимаете, херня в том, что они вроде как бабы, а вроде как друзья. То есть с ними вообще не варик. Обидно даже! – заливал мне позже вечером Дима, когда вся компания, с час без дела прошатавшись по ранчо, оказалась наконец на школьном стадионе, освещённом высокими яркими прожекторами.
– Ага, друзья с пё**ами, – поддержал Захар.
– А вы тогда подруги с х**ми, – со смехом ответила Ася.
– Ой, от вас много толку! – вскинула бровь Марго. Тоже мне, женихи, как с козла молока!
– А чем мы тебе не женихи? – встрял в разговор Саня.
– Тем, что вы придурки.
– И чего же ты тогда с нами тусишь?
– Хз…вы угарчики, – пожала плечами Марго, они с Асей переглянулись и громко заржали чему-то, одним им известному.

Ася и Марго. Вспоминаю о них, и на сердце моём расцветает весна. Весной в Москве всё звенит: капли о жестяной козырёк, тонкие извилистые ручейки талой воды. Цепь, заземляющая троллейбус, отходящий от остановки, бьётся переливом о наконец подсохший асфальт, а не смесь талого снега и грязи. Звон смеха наших девчонок.
Во всех районных тусовочках были бабы, но наши – самые красивые. Не чета нам. Поступили в приличные универы, у обеих обеспеченные родители, и главное – никому из нас не давали. Районные девки – все либо пацанки, либо давалки, а Ася и Марго – недостижимый идеал, непонятно за какие такие заслуги оказавшийся рядом с нами. Сами они говорили, что так, как с пацанами, весело им не было ни с кем. «Вы просто угары!» – восклицала Марго, заливаясь смехом над очередными нелепыми историями, которые случались с завидным постоянством.
С расцветающей весной районная жизнь закипала пуще прежнего, и девочки всё чаще тусовались с пацанами, предпочитая их общество и простор дворов прокуренным клубам и заутреням в ресторанах, набивших оскомину за долгую зиму.
В ресторан их везли мужики, жаждущие свежей плоти да горячего супа (непонятно, чего больше хочется в пьяное утро, но очевидно, что если бы первого, повезли бы явно не в ресторан). Ася с Марго с радостью составляли им компанию, весело щебеча всё утро, располагая кавалеров непринуждённостью, присущей только самому юному, наивному возрасту, а потом бочком сливались, пока официант не принёс счёт, и кавалеры, наевшись жирненького и горяченького, не перешли бы к требованиям расплатиться за веселье. Натурой, как водится.
Далее: до дома на попутках (не было же тогда денег на столь доступное теперь такси), продолжение тусы на какой-нибудь хате, где зависали пацаны, и возвращение домой за полдень.
– Ну, как переночевали у Аси?
— Хорошо, мам.

В компанию их привёл Димас, самый закадычный друган Вано. Мне он никогда особо не нравился: смазливое личико, фраерская причёсочка, начищенные до блеска ботиночки, свитерочки с треугольным вырезом – эдакий маменькин сынок (на деле – совсем наоборот). Единственный из парней, кто часто покидал пределы района, и кого девочки иногда брали с собой на ночные кутежи в клубы Москвы, заведомо жертвуя бесплатными коктейлями и завтраками в ресторанах. «Кстати, его частенько принимают за гея. И что он? Подыгрывает, конечно!)))» – тихо рассказывала мне Ася как-то раз. Дима был их «подружкой», и дружба эта была настоящей, тянущейся ниточкой из самого детства.
Такие, как он, обычно, выбираются из районного болота сразу по окончании школы, поступая в университет. Но это не случай Димаса. Вообще, три слова могли бы его охарактеризовать. Слащавый. Культурный. Расп**яй. Из всей тусы он имел наибольший потенциал чего-то достичь и меньше всех прикладывал к этому усилие. Лень была пороком, который он в себе искренне ненавидел, но совершенно не мог его в себе искоренить. Лень было. Он честно пытался изменить свою жизнь и очень страстно всех уверял, что в этот раз у него получится, но раз за разом его запала хватало не больше, чем на неделю.
Так, к двадцати пяти годам он: был не допущен в десятый класс (одноклассники Марго, Ася и даже Ваня с Захаром остались до одиннадцатого), кое-как закончил экстернат, не поступил, год ничего не делал, поступил в вуз на платное, отучился год, вылетел, отслужил в армии, поработал на пятнадцати работах, на каждой не задерживался дольше двух месяцев, через маму попал на неплохую государственную службу, где платили стабильные копейки, не требуя при этом умственных затрат, что тоже наскучило ему через полтора года, и он собственноручно подписался под программу сокращения, после которой ему выплатили приличную сумму, растянутую им ещё на год безделья.
Впрочем, последнее, конечно, случилось намного позже описываемых мною событий, но является, однако неотъемлемой частью его портрета.
Мать съехала от Димы к своему мужику после того, как узнала, что сын откровенно прогуливал университет и, как следствие, вылетел после первой же сессии. Вместо того, чтобы апеллировать, переводиться или идти работать, Дима с той самой злополучной зимней сессии всё лежал дома на своём маленьком стареньком диване, покуривал с друзьями сигаретки в подъезде да побухивал на выходных. Последней каплей в чаше терпения матери стал случай, произошедший в мае, как раз накануне моего прибытия домой.
К Димасу заскочил Захар, тоже не допущенный до сессии (правда, уже летней) и поставленный на отчисление. Он тогда задумал зарядить ректору и начал приторговывать на районе дурью, которая, естественно, была у него с собой. Димас с Захой раскурились прямо на балконе, пока мамка была в квартире, и, учуяв с кухни странный запашок, пришла поглядеть, что творится в комнате. Они не заметили, как она подошла к стеклопакету балконной двери и с ужасом и недоумением с минуту глядела на из развлечение.
Захар тут же ретировался. Между матерью и сыном разгорелся скандал. Крик. Пощёчина. Сбор вещей. «Так ты ещё и наркотики употребляешь! Это же ужас просто! Никакого уважения! Дима! Ни-ка-ко-го! Я устала! Тебя уже поздно воспитывать, живи как хочешь, я только за квартиру буду платить!»–губы матери дрожали, в глазах стояли слёзы, голос истерически дрожал, хотя она была из тех женщин, что обычно умудряются сохранять спокойствие при общении с отпрысками и мужчинами.
Развернулась, хлопнула дверью. Дима смотрел в глазок, как она дожидается лифта, теребя в руках бежевый шёлковый платок. Кровь прилила к его лицу, хотелось заплакать, выбежать к ней, вцепиться в ногу, как когда-то, когда он был маленьким мальчиком и не скрывал своих чувств. «Ну и пофиг» — заключил он, закурил сигарету прямо в коридоре и пошёл в её спальню, распластавшись на большой двуспальной кровати, выдыхая дым прямо в потолок, и долго-долго лежал так, прокручивая в голове всё произошедшее.
Так он остался один в двушке с хорошим ремонтом на окраине Москвы.
Димас думал, мама погорячилась и вернётся через несколько дней, однако настрой её был серьёзный, два раза ещё она приезжала за своими вещами и привозила продукты, после чего приезжать перестала, общаться стали больше по телефону, видеться на нейтральной территории, и делами его она с завидным упорством не интересовалась.
– Ты вообще как себя чувствуешь? – спрашивали его пацаны.
– Ой, да нормально я себя чувствую, чего вы при**ались?
Но это, конечно, было обманом. Деньги, которые она оставила на первое время, быстро закончились, и Дима просил приходящих к нему ребят купить ему сметаны, масла и буханку белого хлеба – делать гренки, запивая водой из-под крана. Девчонки таскали из дома вкусности, помогали убираться и делились с ним сигаретами в обмен на то, что двери его квартиры всегда были для них открыты, можно было зависать там по вечерам и бухать перед клубом каждую пятницу. Когда дела стали совсем плохи, после недолгих размышлений Димас не нашёл ничего лучше, чем сдать свою квартиру.

– Дим, ты что, серьёзно? – со смехом спросила Ася, когда он озвучил нам свою идею. – Ты реально хочешь так сделать?
– Не, ну а чё, деньги будут, а делать ничего не надо.
– И как ты планируешь жить с чужим человеком?
– Я сдам им свою комнату с балконом, а сам буду тусить в маминой. У нас же не проходная.
– Ах-ха-ха, это так мило! Блин, ну ты даёшь! – смеялась Марго. – Чисто в твоём стиле! Ты бы лучше работу нашёл!
– Да я найду… Просто, что мне делать? Официантом идти с хачами работать? Или курьером за копейки?
– Блин, а помириться с матерью и пойти учиться – не вариант?
– Ну начина-а-а-ется. Нет, не вариант! – отрезал Димас и через неделю нашёл по сети молодую пару из Иваново, лет под двадцать пять, решивших перебраться в Москву.
Девки тогда поржали над ним, не поверив, что он и вправду кого-то подселит, пока не завалились к нему и сами не увидели несколько лишних пар обуви.
«Заваливайтесь», – радушно пригласил Дима, отворив тяжёлую, обшитую изнутри коричневой кожей металлическую дверь, со множеством замочных скважин, через некоторые из которых можно было подглядеть за жизнью квартиры номер 199.
– Ди-и-им, ты что, серьёзно? Это чьё? Что за фигня? – спросила Марго, указывая кивком на обувь.
– А, это квартирантов, – небрежно бросил Димас через плечо, удаляясь на кухню с буханкой свежего хлеба, сыром, маслом и молоком в полиэтиленовом пакете, принесённом девочками.
– КвартирантОВ? – переспросила Ася.
– Да, Аня и Паша. Парень с тёлкой. Из Иваново.
Девки начали давиться смешками:
– Дим, ну ты даёшь! Ты что, их на материной кровати разместил?
– Бл*, ну нет, конечно. У себя. А сам у неё.
У матери: в большой комнате с навесным потолком, регулировкой света, кондиционером, большой двуспальной кроватью с чугунными завитушками у изголовья и фисташковым бархатным покрывалом, в тон чуть более светлым стенам. У себя: в комнате, которая всё никак не могла повзрослеть, навсегда оставшись детской любимого сына. Компьютерный стол, заваленный барахлом ещё со школьных времён, какие-то медальки, грамоты, небольшая односпальная тахта, фотки маленького Димы; она хранила в себе трепет материнского сердца, не способного признать, что мальчик стал мужчиной.
– Ребят, вам точно нормально на односпальной? Я думал вписать одного человека…
– Да ничего, мы уместимся. Прижмёмся как-нибудь, – робко ответила невысокая светленькая Аня, когда они впервые приехали к нему посмотреть комнату.
– Ну смотрите. Только я на балконе курю, надеюсь, вы не против? – единственным плюсом этой комнаты был балкон. – Я стучаться буду, не переживайте!
И они ударили по рукам, не подозревая, конечно, какой у Димаса проходной двор и что в их отсутствие шнырять покурить будет не только хозяин хаты, но ещё с десяток человек. Да и присутствие новых жильцов никого не смутит. Димас продолжал радушно вписывать своих закадычных друзей и подруг, собирая с них еду и курево, и веселился на отведённые ему судьбой пятнадцать т.р. в месяц.

– Да-а-а, ну у неё и обувь! Ты зацени, Рит! – Ася потешалась над дешёвенькими штиблетами из кожзама, скромно примостившимися рядом с пятью парами Диминых кроссовок. – Я вот не понимала никогда, как можно носить дерматин? От него же ноги воняют!
– Ой, да забей, Ась. Они вообще странные. Не, я понимаю, бабла у них нет, но ты посмотри, сколько жрачки! – и Дима повёл всех на кухню.
– Вот эти бананы, – он показал на связку почерневших бананов в запотевшем полиэтиленовом пакете, – два батона хлеба, вот все эти конфеты, – на столе стояла миска, полная шоколадных конфет, остаток которых был бережно завёрнут в пакет, завязанный аккуратненьким узелком, – это всё их. Виноград, два брикета масла, сыр, мясо, курица, – он перебирал продукты в трещавшем по швам холодильнике.
Девки заржали:
– Дим, тут твоё-то есть?
– Не-а. Только сметана, вот, и то заплесневела, – он показал на баночку с небрежно закрытой фольгированной крышкой; пластиковая, видимо, потерялась.
Ася внаглую приподняла её двумя пальцами и, заглянув внутрь, обнаружила с пяток сизых пупырышков плесени на остатках, размазанных по стенкам баночки.
– Ха-ха-ха, да, сметанка свежая у тебя. И чего ты, воруешь у них?)))
– Нет, конечно, я вообще не трогаю. Но ты посмотри, все эти йогурты, молоко, хлеб – половина просрочена давно, а они всё покупают и покупают.
– Да-а, – протянула Марго, и стремящийся к виску уголок её брови вытянулся в идеальную дугу, – на нормальную обувь денег нет, а на еду всегда найдут. Никогда не понимала таких людей! – она презрительно скривила губы. – Вот на фига им столько еды? Чисто деревенские замашки, как у Соболевой, помните? За границей ни разу не были, зато пожрать всегда дома есть.
– Да-да, Рит, – поддержала Аська, – мы к ней после уроков частенько заваливались, ха-ха-ха, помнишь, вечно дома пожрать есть, не то что у нас. И на всё лето в деревню. Никогда этого не понимала тоже. Хотя… вот посмотришь на наших женщин в метро, которым за сорок, и сразу всё ясно. Вот это вот, – она окинула взглядом кухню, – вылезает потом жиром на жопе и ослиным выражением лица, которое в своей жизни ничего кроме холодильника и телика не видело. Нет бы в театр сходить. Такие вечно жалуются, что денег на театр нет, но на жиры свои есть. А чего ты бананы то не выкинешь? Они, вон, зачервят скоро.
Девки искренне верили, что они хорошо разбираются в людях, что им достаточно нескольких минут соприкосновения с такой незначительной, но весомой гранью быта, как кухня, чтобы составить верное суждение о личности.
– Рит, ну как я их выкину, это же не моё. Я им говорил: ребят, вы бы выкидывали то, что не нужно или испортилось. А эта Аня так на меня посмотрела, как на врага народа, мол, «нашим дедам на войне есть нечего было, а ты так говоришь», и промямлила, что они всё съедят.
– Колхо-о-о-оз.
– Господи, как ты это терпишь?
– Да нормально терплю, мне пофиг. Они тихие.
– Ой, да это они его терпят, Ась! – сказала Марго. – Вон, люди в одиннадцать-двенадцать домой приходят уставшие, а мы ж тут вечно музло на всю слушаем, дверью хлопаем, орём. По-любому они свалят от тебя, Дим!
На что Димас лишь безразлично пожал плечами.
Потом, в какую-то из пятниц, наши тёлки порывались с этой бедной Аней бухнуть, не столько, чтобы узнать человека, сколько, чтобы поднять её на смех. «Привет, Ань. Серёга на работе ещё? Пойдём с нами посидим, винца бахнем?» – приторно вещала Ася. И Аня пошла. И выглядела она на кухне как испуганная собачонка. Жёсткий московский стёб (к которому я и сам не мог привыкнуть первые месяцы – всё не знал, что ответить, чувствуя себе полным придурком), мат, сигареты – всё это было для неё дико и не нравилось ей.
По взгляду читалось, что она ждёт не дождётся прихода своего молодого человека, чтобы уйти от неприятной компании. Девок её настроение только раззадоривало, и они становились всё жёстче и жёстче: «Да ладно тебе, пойдём с нами. Чего ты тушуешься, мы не кусаемся! Курить будешь? Не куришь? Ты серьёзно? Смотри-ка, правильная какая! А чё, как вам на кушетке-то спится, не очень тесно?» – всё это они говорили таким сахарным тоном, надменность так сквозила в их улыбочках, что девочка всё отчаяннее вертела в руках бокал, пока не расплескала его на себя, найдя наконец повод закрыться в ванной – замыть футболку (читай: перевести дух и собраться с мыслями). «Не хочешь с нами поехать, мы тут тусить собираемся. Могу одолжить тебе свои туфли, правда, у меня тридцать седьмой размер», – завела Марго, когда Анечка вернулась на кухню, вся красная как помидор.
– Рит, хорош. Оставь человека в покое. Она вас боится уже! – одёрнул её Димас. – Ань, не обращай на них внимание, они дуры.
– Ой, слышь, а сам-то!
– Да чья бы корова мычала! – обиженно затарахтели девчонки.
В целом я был с Димой согласен, мне тоже было жаль Анечку, но куда приятней было быть ровней нашим девчонкам, чем ей. Я промолчал. Девки, что-то бубня, засобирались на тусовку. Мы с Димой остались, подвалил Захар и добавил маслица в огонь ещё и тем, что начал нагло подкатывать, рассевшись в комнате Ани и Паши на вертящемся, раздолбанном, школьном стуле Димы, закинув ноги на стол, где лежали их вещи. Кайф ему обломал её парень, вернувшийся с работы.
Паша поздоровался со всеми крепким рукопожатием, держась прямо и открыто. Он, не скрывая злости, сверлил Захара глазами весь вечер после того, как увидел его выходящим из комнаты, где находилась его девушка.
– Да ладно, чё ты волком смотришь? – начал Захар, когда Паша нарочно задел его плечом, протискиваясь к холодильнику, стоящему в углу и без того тесной кухни. Мы все сидели за столом, а они оба стояли: Заха наливал в кружку пива, а Паша намазывал себе бутерброд и шёл обратно, убрать брикет масла.
– Я? Тебе показалось! – с вызовом ответил парень.
– Не думаю…
– Эй, хорош! – сразу начал Дима.
– А чё я? – Заха начал заводиться, но Паша спокойно вышел из кухни, за руку попрощавшись со всеми, кроме него. В каждом его движении, взгляде, слове чувствовался внутренний стержень, которого многим из нас не доставало.
Через пару месяцев они съехали, и Димас снова остался без денег.

Свидетельство о публикации (PSBN) 17388

Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 06 Апреля 2019 года
А
Автор
Автор не рассказал о себе
0






Рецензии и комментарии 0



    Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии.

    Войти Зарегистрироваться
    Возвращение цыплёнка 0 0
    Триумф воли 0 0
    Стадик 0 0
    Грач и Родион Раскольников 0 0
    «Москва купеческая разбазарена барыгами» 0 0