*пока без названия* (Глава 1)

Середина октября у многих характеризуется с золотым дождём из хрупких и лёгких, как дымок, листьев. Дождей становится все больше и больше. Порой льёт неделями. Уже не так тепло, как в сентябре, но ещё не так холодно. Если надеть какую-нибудь кофту, то замёрзнуть будет трудно.

А он снова сидел на крыше и то ли мечтал, то ли размышлял, то ли просто отсутствовал в реальности. Скорее всего все вместе. Мы уже, наверное, этого никогда не узнаем. Его дом относился к разряду тех домов, которые называют дуплексами. Отдельный дом с симметричной планировкой комнат на двух хозяев. Он жил на верхнем, на последнем, этаже. Из его окна можно было вылезти на крышу веранды, которая, обычно, в это время года уже закрыта. Он каждый вечер сидел на этой крыше и вечно о чем-то думал.

Во второй половине дома жила другая семья: мама, папа и дочка — самая обыкновенная семья, каких полно на свете. Катя — самая лучшая ученица в своём классе, если не в параллели. По крайней мере, так думали её родители. На учёбу она давно, что называется, забила. Вечные долги по предметам убили в ней желание учится. Было и ещё кое-что. У Кати был парень, с которым они дня два назад расстались. Причём очень болезненно для Кати. Как оказалось, он её не любил, а влез в отношения ради статуса, чтобы показать друзьям, что он может покорить сердце девушки. По законам несправедливого устройства мира, Катя безумно любила этого подлеца. А теперь она ходит с разбитым вдребезги сердцем. Её было за что полюбить. Красивая, высокая, худая девушка с острыми скулами и голубыми глазами. Её шикарные русые волосы, длиной до её талии, сводили с ума кого угодно. Добрая, всегда отзывчивая Катя всегда до конца оставалась преданной любому делу и человеку. Если что-то делать, то обязательно до конца, иначе и смысла нет браться за это дело. Если любить, то только всем сердцем и безразмерной душой.

Он сидел на крыше, свесив ноги вниз. Прохладный осенний ветерок ласково их обдувал. Он был одет в домашние штаны, которые гордо называл «трико», в черную футболку и свитер телесного цвета. Он не мерз, ему было тепло. Раздался звук открывающегося окна.

— Ты чего сидишь?-раздался голос Кати.

— Как и всегда,-ответил он.

-Стёп, ты ведь простынешь,-начала она уже привычный и так приевшийся Степану разговор.

-Нет, не простыну. Лучше присоединяйся.

Она вылезла из окна и подсела рядом с ним. Её профиль был бесподобен, впрочем, как и всегда.

— Расскажи что-нибудь.-попросила она после продолжительного молчания.

Уже стемнело. Любой ветер продувал насквозь, обмораживал пальцы на руках. Недавно прошедший дождь оставил лишь сырость на земле и холодный, влажный воздух. Осень. Октябрь.

-Это началось в апреле,- начал Степан.-Когда почки на деревьях только появились, а вместо толстых пуховиков можно было надевать лёгкие и полюбившиеся мне за плотность кожаные куртки. Или ветровки. Было тепло ровно до тех пор, пока не подует ветер. Был холодным, как и октябрьский, но различие заключалось в том, что после леденящей прохлады тебя ждёт жаркое солнце. А потом снова ветер, который заставляет тебя дрожать от холода.

Я тогда учился в 9-м классе. Так совпало, что этот год был выпускным не только в средней школе, но и в музыкальной. Отучившись семь лет в музыкалке на аккордеониста, я понимал, что это, в прочем, не моё, что по музыке дальше не пойду. В последней учебной четверти, когда нужно было собрать все силы и дать последний бой сначала комиссии на выпуском экзамене, а затем и госэкзамену, желание учится, к сожалению, закончилось. Сил не хватало. Всё было на пределе.

Так начиналась четвёртая четверть…
Первым днём был понедельник, как и у всех, очень тяжёлый день. Я встретился со своими братками в школе. За каникулы, длившиеся неделю, никто не успел соскучиться. Как и обычно в этот день я подшучивал над всеми, а все подшучивали над всеми, включая меня. Всё живёт также, как и всегда, идёт своим ходом. Вечные шутки, подколы учителей, иногда обиды, реже – желание открыто вступить в спор, стараясь отстоять свою точку зрения. Всё как всегда. После школы я пошёл на занятия в музыкальную школу, которая располагалась недалеко от школы.

Идя из школы, я, как всегда слушал музыку в наушниках. Тогда у меня играл Летов. Он пел про перестройку, «идущую по плану». Когда я зашёл в «музыкалку», поднялся на второй этаж, мне пришлось выключить, наверное, самую известную песню " Гражданской обороны". Тогда я даже не подозревал, что меня ждало.

Для музыкантов конкурс – это праздник, большое торжество. Там музыканты расслабляются телом и духом. Когда же мой преподаватель по аккордеону сказал мне, что я поеду на неделю на Чёрное море, я понял, что вот он, мой перекур. Он был необходим мне, как глоток воды в пустыне. Неделя на выездном конкурсе — это один-два дня усиленной работы, три-четыре дня отдыха. Заслуженного отдыха. Оставалось готовиться к мероприятию, но не забивая на учебу. Мне оставалось отучиться ещё неделю. Это была самая долгая неделя в моей жизни.

Неделю спустя я уже любовался красотой моря из окна автомобиля. Меня поселили в комнате с другими участниками конкурса. Организаторы учли про коварство конкурсантов, ведь зависть ещё никто не отменял, поэтому в комнате со мной жили двое представителей других номинаций.

-Ты кто?-спросил один из моих новых соседей по комнате, когда я вошёл в комнату с аккордеоном, упакованным в чехол, надетый как рюкзак.

Этот парень был из тех, кого называют тихонями, но, как позже оказалось, это не так. Первое, что бросилось мне в глаза – это его тёмные глаза и такие же волосы. Они не были чёрными, скорее тёмно-русого оттенка. Густые тёмные брови, которые начали срастаться, лишь подчеркивали одинаковость цвета волос и глаз. Над верхней губой некой тенью красовались усики, которые называют «пушок». Он лежал, развалившись на кровати. Его инструмент красовался рядом, новенький черный баян «Юпитер» — баян, который был чуть выше нормального, среднего, класса. Вообще, война между аккордеонистами и баянистами у музыкантов приравнивается к разряду бесконечных войн, но здесь, на этом конкурсе, аккордеон и баян-разные категории.

-Аккордеонист,-с некоторым волнением ответил я. Парень явно расслабился.

-Опа, а шо это… Новенький?-спросил немного шипелявый паренек.

Он был очень худым и очень высоким, как шпала. Его лицо было побито шрамами от прыщей на висках. Короткие, слегка кудрявые и твердые волосы, казались грязными, но, как оказалось позже, это было виной освещения.

-Стас,-сказал длинный, и протянул мне руку.

-Степан.

-Я, если что, Влад,-сказал баянист, будто боясь, что про него забудут.

Я занял свободную кровать, поставил сумку на тумбочку и осмотрел комнату. Цвет стен не был вызывающим (пастельный оранжевый), три кровати, три тумбочки рядом с ними, один средний шкаф на всех, отдельный туалет. Душа не было. Большое, широкое окно с широким подоконником. Обычная комната в лагере, каких полно на побережье.

Разговорившись с соседями, я узнал, что Влад приехал из Саратова. Стас был на год старше меня и, к моему удивлению, живёт в одном с ним городе. Он играет на гитаре. Я заметил, что Стас постоянно шутит. И всегда в тему. Мы с ним сдружились сразу. Все трое учились в последнем классе музыкалки. Предстоящий экзамен стал общей темой для общения. Стасу было всё равно на то, как он отыграет на нём. Влад же, как и я, волновался, усердно готовился, занимался сутками. Мы общались до поздна, забыв, что завтра конкурсный день.

Утром я встал, умылся, заправил постель, позавтракал с соседями, поднялся наверх, надел костюм, повторил программу выступления, сложил аккордеон в чехол и отправился на конкурс. Там уже сидели, приготовившись ещё семеро аккордеонистов – все номинанты. Конкуренты. Стас пошёл вместе со мной. Когда я достал инструмент, Стас забрал его у меня, сказав, что он меня дождётся. Он пожелал удачи и ушёл на улицу.

Все молчали. Напряжение в воздухе осознавалось не только головой, но и ощущалось всем телом. В зале для выступлений был слышен разговор жюри, но о чем они говорили разобрать было сложно. Я должен был выступать пятым. Тревоги не было, зато она читалась на лицах других.

Через минуту вызвали первого. Парень, одетый в классическую одежду, явно волновавшийся встал, подошёл к двери. Все ему пожелали удачи. Дверь закрылась. И вновь тишина. Через минуту началась игра. Он играл маленькую прелюдию ре-минор, которую написал Бах. Классика. Звуки шли из его аккордеона, а вот музыки не было. «Сырая программа» — подумал я. Парень «спотыкался». Потом он играл какую-то сонату, но так же, как и Баха.

Следующая была девчонка, лет тринадцати. Она играла уже увереннее, но не идеально. Звуки лились, прослеживалась четкая музыка, но всё оборвалось… Она ошиблась, а начать с момента ошибки не смогла. Вот тут я ощутил резкий холод внутри. Страх. Вот он, ужас, леденящий душу. Но времени ещё достаточно, чтобы его побороть. Девчонка вышла и, чуть не плача, пошла прочь.

Третьим был парень лет тринадцати. Он спокойно отыграл свою программу, мелодично, плавно, как бы напевая ее, занимаясь обычными делами. Страх поутих. Но холод на коже и пустота в груди остались, как напоминание, что бояться стоит.

Четвертым шёл парень, одетый в красный костюм. Его яркий наряд, выделялся за белым " Вельтмейстером". Его программа была огромной, шикарной, помпезной. Помимо полифонии, он играл Сонатину и джазово-эстрадные произведения. Вот он — конкурент. Теперь появилось волнение. Оно создало вакуум в груди.

Когда парень вышел с счастливым лицом, я понял, что иного выхода, как идти в зал, не было.

Небольшой зал. Скорее всего для хореографии. Сейчас здесь все по-другому. Посреди зала стол. Как две парты в длину. За ними четыре члена жюри. Трое дядек и тётка. Первым слева сидел лысый мужчина лет пятидесяти, с добрыми голубыми глазами. Он весь сиял изнутри. Он объявлял меня и мою программу. Второй мужчина, с седыми, грязными волосьями, внимательным, холодным взглядом пронзал меня насквозь. Здравствуйте мурашки. Женщина сидела второй справа. На вид ей было за шестьдесят. Её циничный взгляд не давал нормально играть конкурсантом. Противно и неуютно. Теперь стала очевидна причина не самой лучшей игры предшественников. Четвёртый-самый молодой. Ему было чуть больше сорока на вид. Он смотрел в сторону, задумавшись о чём-то. Напротив них стоял стул. Стул выступающего. Самый простой и, как оказалось, жесткий стул. Неудобный стул.

Ладно. Нужно сосредоточиться.

Вдох. Выдох. С какой там ноты начинается? Ага. А в левой руке? Угу.

Руки впились в аккордеон. Ладони вспотели.

Расслабились… И… Поехали.

Итак, Бах.

Раздались три длинных звука. Гармоничных. Правильных. Ура. Пошла мелодия, тема. Вторая фраза. Третья фраза. После этого в левой руке раздается симметричный «ответ», повторение. Вторая фраза в левой, третья… Переключение на тему в правой руке. Сложное место в левой. А здесь нужно добавить звук. Громче мелодичнее. Третий голос. Уже сам по себе начал с темы, как запоздавший в разговоре. Там, где уже шли во всю споры между первым голосом и вторым, третий только повторял фразу, из-за которой все началось. Пошёл спор. Как хаос. Где ничего не понятно. Все слилось. В кучу. Но в кучу, где ясно, о чем спорят. Четвёртый голос прогудел тему в левой. Неудобное место. Но красивое. Мажорное. Как светлый луч. И снова тоска. Все гармонирует. Первый голос повторение темы. Вторая фраза, третья… Второй голос-тема. Вторая фраза, третья. Все в симбиозе. Дополняет друг друга. Мажор сменяется минором, и наоборот. Звуки, что называется, созвучны, звуковедение правильное, характер исполнения-всё это рождает мелодичность. Последнее повторение темы в произведении. Скоро конец? Стоп. Это же кульминация. Сейчас должно быть самое громкое и красивое место. О, да, все правильно. Прямо таки оргазм какой-то… Все. Конец близок. Четыре отдельных ноты и… Да!!! Аккорд. Обычное окончание для Баха, которое звучит везде по-разному…

Отдых.

Подготовка к следующему произведению…

Минута тишины…

И второе произведение…

Сложное. Быстрое. Нужно чуть больше концентрации, Давай. Вдох. Выдох. Приготовились… Вдох… Выдох…

Раздались резкие, чуть глухие аккорды. Началась тема произведения. Быстро посыпались ноты. Как из пулемёта. Мелодичности нужно. Так… Громче. Ещё. Всё, чуть тише. Повторение темы. Переход. Тут погромче. Давай… Тише-тише-тише. Снова тема. Равные по длительности и разные по звучанию, ровные, острые звуки рассыпались по аудитории. Жюри довольно. Все, кроме тётки. Что ей не нравится? Так. Вторая часть. Чем же была не довольна тётка? Что я делаю не так? Может не так сел? Вроде так. Чёрт! Снова отвлёкся! Хорошо, что не налажал. Собраться! Давай! Завершение пулемётной арии. И… Окончание. Пулемётные очереди стихают. Тише, тише, тише, тише и тише…

Всё…

Всё.

Всё позади?

Неужели?

Я вышел из зала. Явно довольный. Меня уже встречал Стас.

-Как отыграл?

-Отлично. А там посмотрим.

Через час играть конкурсную программу отправился Влад, а ещё через час Стас. Оба, по их словам, отыграли достойно. У нас было хорошее настроение, нужно было как-то отметить выступление. Мы решили скинуться, накупить сладостей в местном магазинчике и втроём вместе посидеть у моря. Скинулись по двести рублей. Итого шестьсот.

-Давайте я пойду?-предложил Влад.

Я и Стас согласились.

Через полчаса, в половину девятого вечера, мы сидели на берегу Чёрного моря, общаясь друг с другом. Дул солёный ветер, в лицо то и дело прилетали брызги. Море было спокойным. Его волны преломляли лучи заходившего солнца, которое окрашивало небо и всё вокруг в малиновый цвет. Даже облака, мирно плывущие по небу, были окрашены в этот цвет. Солнца не было видно из-за прибрежных скал, однако море, чьи волны разбивались о берег, отражало последние лучи солнца и заливало берег малиновыми красками. На берегу никого не было. Только мы.

-Прямо идиллия какая-то,-сказал Стас, наблюдая за пейзажем.

-Да, красиво. Очень,-добавил я, дожёвывая мармеладного червячка.

-Эх, мне даже стих один вспомнился,-неожиданно для всех сказал Влад.

-Какой?-спросил его я.

-Очень классный,-сказал Влад, после чего начал рассказывать наизусть стихотворение.

Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах.
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну —
Пережито-забыто, ворошить ни к чему.
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род.
И весна… и весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.

Повисла тишина, начало которой не было замечено. Так бывает, когда какой-то рассказ становится очень интересным, что все его слушают, а он взял и закончился.

-Грустенько,-сказал Стас после продолжительного молчания.

-А тебе как?-спросил Влад у меня.

Тогда я промолчал. Во мне что-то происходило, что-то ожило. Что-то, что не могло остаться не замеченным. Это что-то пробудило поток разных мыслей, которые не давали покоя той ночью. Они лезли, толпились, шумели, как толпа, во время эвакуации. Не было гармонии, какая была раньше. Что-то щёлкнуло. Что-то изменилось.

Когда мы собрались возвращаться, было уже за 10 вечера. Солнце давно ушло за горизонт. На востоке, в километрах десяти, был портовый городок. Свет от его береговых прожекторов подсвечивал морскую гладь. Море вокруг этого городка горело холодным белым пламенем, языки которого то загорались неведомым по яркости светом, то исчезали в никуда. Всё было окутано загадочной серебряной дымкой, которая своим блеском разбивала тьму на далеко вокруг, даже в десяти километрах на запад, где мы и сидели. Если поднять взгляд в небо, то можно было разглядеть тысячи огоньков: маленьких и крупных, одиноких или не очень – все они мелькали на темно-серой пелене то здесь, то там, вырисовывая на небе различные узоры, которые люди именуют созвездиями. Но не все созвездия можно было разглядеть на почти черной простыни – отражавшие свет от прожекторов города светло-серые облака продолжали тихо плыть по небу. Сам берег был погружён почти в полную тьму. Ветер всё так же бросал в лицо солёные брызги. И тишина…

Вернувшись обратно, в комнату, которая после берега казалась мне узкой, замкнутой клеткой, я пошёл в душ. Он находился в подвале здания. Спустившись по лестнице, я попал в узкий и длинный коридор подвала. Я повернул налево. Трубы, тянувшиеся вдоль коридора по потолку, зрительно давили на меня. Редко встречающиеся двери были чем-то похожи. И не одинаковым цветом, не формой вставок на них и даже не золотыми табличками, которые гласили «Прачечная» или «Инвентарная». Что-то другое объединяло их. Смотря на уходящий вдаль коридор, меня пробирали мурашки. В душе, под струёй горячей воды, мне в голову пришла мысль. «Есть ли шанс у этого мира выжить?». Я не знаю причину появления у меня этой мысли. Она засела у меня в голове надолго.

Однако, наутро этой мысли уже не было. Мы с Владом и Стасом отправились на завтрак. Противная манная каша с комочками понравилась только Стасу. Влад не стал её есть, а я впихнул в себя через силу. Когда завтрак был окончен, мы со Стасом пошли гулять, а Влад, оправдавшись желанием почитать книгу, вернулся в комнату. Расположившись в тени на лавочке, я начал диалог:

-Чем займёмся сегодня?

-Не знаю. Здесь особо нечем развлечься.

-Да, согласен. За неделю мы наскучим друг другу, поэтому нужно что-то думать.

-Ну можно пойти сегодня с моими знакомыми погулять. Они прикольные челики.

-Можно. А что ты о них расскажешь? Всё-таки новая компания, сам пониманиешь…

-Они весёлые, прикольные, а самое главное – открытые: всегда готовы пообщаться с новыми людьми.

-Ну это же хорошо.-улыбнулся я.

-Возможно. Если ты не интроверт…

Мы посмеялись.

-А Влада возьмём?-спросил я.

-Конечно. Он же один с ума сойдёт. Я вообще думаю, что у него нет желания что-то придумывать. Но и заняться чем-то нужно…

Стас приостановился. Он о чём-то задумался. Мне остаётся только догадываться о том, какая мысль к нему тогда пришла. Но это явно было чем-то не из приятных.

-Пошли тогда к твоим?-предложил я.

-Пошли. Только Влада забрать нужно.

Мы поднялись за Владом и, оторвав его от чтения довольно увесистой книжонки, на которой красовалась надпись «Ангелы и Демоны», под недовольное бурчание Влада мы его вытащили на улицу и направились к знакомым Стаса, его коллегам, гитаристам. Они жили в корпусе, который располагался в другом конце лагеря. Пришлось пройтись и послушать недовольное бурчание Влада о том, что «в книге только завязка началась, а он тут бредёт непонятно куда». Когда мы пришли к корпусу, на котором гордо красовалась буква «Д», мы присели на лавочки у входа. Корпус, скорее всего, был построен самым первым. По крайней мере так казалось. Единственный корпус, где не было пластиковых окон и дверей, а были железные и деревянные. Вместо пластиковых окон в пол, которые стояли везде на входе, были покрыты типичной стеклянной, зелёной плиткой, которая застала времена Союза и которая была одним из последних его очевидцев.

Мы уже полчаса слушали рассказ Влада о его чтиве, когда двери корпуса раскрылись, и из них выпорхнула высокая девушка. Она бросила на нас взгляд, который длился меньше секунды, но в котором я сумел разглядеть редкой красоты голубые глаза. Было в них что-то, что понять тогда я не успел. Её верхняя губа была немного приподнята так, как будто душка вдыхала воздух в грудь. Острые скулы, казалось, разрезают всё, что из касается. Её светлые волосы покрывали плечи. Белый свитер, заправленный в чёрную доходившую до колен юбку, дополнял её лёгкость и изящность и чистоту. Эта девушка казалась пушинкой, которую в любой момент может унести случайный порыв солёного ветра. После непродолжительного взгляда на нас, она пошла лёгкой, изящной походкой прочь.

-Красивая,-сказал Стас.

-Ага, просто бомба,-подтвердил Влад.

Я промолчал. Я был согласен с ними. Да, она красивая, просто бомба. «Космос»-твердил я про себя: «Она просто космос. Она не просто красивая, не просто бомба, она словно из сна». Нет, не подумай, я тогда не влюбился, я просто был пленён её красотой и тем, что было в её глазах.

Пока парни смотрели вслед уходящей девушки, из корпуса появился парень ростом с Влада. Длинная чёлка была зачёсана влево, тёмные глаза и довольно густые брови, резкие черты лица, красивая, новая одежда, которая соответствовала тому, что носят, ровная осанка – всё указывало на то, что этот парень пользуется спросом у девушек и что он умеет этим спросом пользоваться. «Пижон» — констатировал я. Лёгкой, еле слышной походкой он подошёл к нам и протянул руку Стасу. Они поздоровались. Стас, с присущей ему шепелявостью, как-то робко представил нас с Владом Пижону.

-Это Лёха. Мы с ним учимся вместе в музыкалке,-сказал Стас.

-Лёша,-сказал парень довольно приятным голосом и протянул руку Владу.

-Влад,-ответил баянист, после чего пожал руку.

Парень протянул руку мне:

-Лёша.

-Степан.

Он крепко сжал мою руку. Я читал, что в правилах этикета принято пожимать руки очень крепко. Этот парень явно владел манерами. Тогда я и не мог догадаться, что это рукопожатие принесёт мне много историй и изменит судьбу.

-А где остальные?-спросил Лешу Стас.

-Сейчас подойдут,-ответил Лёша.

Повисло неловкое молчание, которое нарушил Лёша:

-Ну что, парни, на чём играете?

-Баян,-ответил Влад.

-Аккордеон,-ответил я.

-А разве вы не конкуренты?-спросил Лёша.

-Нас оценивают как разные категории,-ответил я.

-Ага, хоть кто-то додумался,-сказал Влад и улыбнулся.

Лёша тоже улыбнулся.

-А вот мы со Стасом в одной категории…-начал Лёша, посмотрев на Стаса и ехидной улыбкой. Стас ответил тем же.

-Просто у нас спор: кто из нас двоих займёт место выше?-объяснил Стас.

-Парни, вы дыры так просверлите друг в дружке,-с усмешкой добавил Влад.

Все рассмеялись. По Стасу и Лёше было видно, что они давние знакомые и что они через многое на подобных конкурсах прошли. Они были даже чем-то похожи друг на друга. Это было видно.

Я краем глаза заметил движение к корпусу. Посмотрев туда, где эти движения были замечены, я снова увидел эту девушку. Она возвращалась в корпус всё той же походкой, слегка покачивая бёдрами. Она приближалась. Я мог разглядеть её глаза. Голубые озёра. Таких глаз я не видел. Вот она уже совсем близко и… Она смотрела прямо на меня. Почему она на меня смотрит? Что её так заинтересовало в таком, как я? Может я как-то не так одет? Или просто нелепо выгляжу? Когда она была у входа в корпус, она приостановилась у двери, не отрывая от меня своих голубых глаз, она постояла секунду, взявшись за ручку двери, и зашла во внутрь. А я так и остался стоять и смотреть в ту точку, где она была секунду назад. Я словно пытался собрать из своих воспоминаний её фигуру, её лицо, её глаза… Но тщетно: я не смог запомнить все её черты. Она была так прекрасна…

«Она была так прекрасна.
Что у меня нет слов.
Она как будто явилась из песен, из книг, из снов.
Она сказала — не смейте на меня так смотреть.
Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть.»

Эти строчки моментально всплыли у меня в голове. Вся эта песня описывала меня в ту минуту. Когда я вернулся в реальность, парни уже обсуждали учёбу. «Как же быстро они нашли общий язык!»-подумал я в ту минуту. Но продолжить этот разговор нам было не суждено.

Из дверей вышли два близнеца. Вытянутая шея, широкие плечи, высокий рот — эти гиганты явно были спортсменами. Лёша представил их Никитой и Давидом.

-А как ты их различил? – спросил я у Лёши, когда мы шли к парку, который был разбит на территории лагеря.

-У Никиты родинка на шее, а у Давида её нет.

Когда мы пришли в парк, все вовсю общались друг с другом, и, казалось, что все были знакомы уже задолго до этого. Влад поладил с книголюбом Лёшей, Стас нашёл общий язык с Давидом. Я же общался с Никитой, который, судя по его рассказам, оказался тем ещё непоседой (какое ужасное слово). Тогда он и упомянул про лагерь. Косвенно.

-Когда я был в лагере, — рассказывал Никита.- У нас было много забавных случаев. Помню мы к девкам ночью гоняли есть запрещёнку. Ну знаешь: колбасу, молочку и прочее, что быстро портится. Там к одной знакомой родители приезжали, привезли. Ну вот, сидим, значит, едим, а к нам вожатые. Двери-то закрыты, а они ломиться. А что нам делать-то оставалось: все в окно. Со второго этажа. Со мной Давид тогда был. Давид, помнишь?

-Ага. Все тогда так наложили из-за этих вожатых.- отвечал Давид. – А помнишь мы всех вожатых в корпусе фломастерами разрисовали?
Близнецы всё глубже погружались в воспоминания, а компания с интересом слушала их истории. Тогда мне и пришла мысль съездить в лагерь. Вернее, мне вбросили её в голову.

Вечером, перед дискотекой, куда собирались все наши, я поговорил со Стасом.

-Ты был в каком-нибудь лагере хоть раз? – спрашивал я.

-Нет, но я бы хотел, хз почему.

-Так давай попробуем вместе в один лагерь, в один отряд? Давай?

-Ну это тема,-сказал Стас и улыбнулся.-Нужно со своими поговорить.

-Да, если родители не одобрят, то будет плохо.

Сходив поочерёдно в душ, мы оделись в самое лучшее, что было у каждого, и отправились взрывать танцпол. Когда мы пришли туда, то увидели огромную толпу, где было человек четыреста. И вся это толпа была в каком-то состоянии, которое распространялось на каждого, заглатывало этого каждого, делало частью единого, частью этой толпы. Идея каждого движения бралась сама собой, проникало в каждую клетку тела, наполняло тело теплом, заставляло двигаться в такт музыки. И всё это толпа – единый и гармоничный организм.

Первый медляк.

Как это обычно бывает, самых красивых либо разбирают на самых первых нотах, либо они просто уходят из толпы, вокруг образуются парочки, которые бывают самыми разными: молчаливыми, говорящими, поющими, очень близко знакомыми, совсем чужие даже без общего языка, девочки с девочками – а между этими парочками петляют в поиске партнёра те, кто либо пришёл только на медляк, либо не может найти себе пару. В основном, это парни. Таким парнем был и я. Два отказа в первые тридцать секунд – дурной знак. Но я не сдавался и был вознаграждён за упорность. Передо мной появились два голубых озера и светлые волосы, доходившие до плеч. Она искала партнёра. Та самая, которая была так прекрасна. На ней была всё те же юбка и светлый свитер, всё те же лёгкость и невинность.

Она посмотрела на меня, явно узнав меня и не ожидая меня увидеть.

-Потанцуем? – спросил я у неё.

Уголки её губ плавно приподнялись вверх, а озёра засияли в сто раз сильнее, чем сияли раньше.

-Ну давай,-сказала она, улыбаясь.

Мы сделали друг другу шаг на встречу, она положила мне руки на плечи, как это делали другие девушки, а я, как делали это другие парни, положил ей руки на талию. На прекрасную, гибкую талию.

-Стёп,-представился я.

-Настя,- ответила она мягким, как бархат голосом.

-Ты на чём играешь?

-Скрипка. А ты на чем?

-Аккордеон.

-Прикольно. Вы же уже отыграли программу?

-Да, ещё вчера, а вы?
-Тоже вчера.

Между нами повисла неловкая пауза. Её нужно было срочно исправлять, чем-то заполнить этот вакуум. Я тогда вспомнил совет моего лучшего друга: «Говори обо всём, что придёт в голову». И тогда я просто задал ей вопрос, который удивил даже меня:

-Ты любишь хлеб?

Она открыто засмеялась. «Всё кончено» — подумал я, но в следующий миг заметил её улыбку: белоснежные, ровные зубы, большие широкие губы.

-Если ты про группу, то нет. А если про хлебобулочное – да.

-А какой: белый, черный или серый?

-Больше белый, но от чёрного тоже не откажусь. – отвечала она, продолжая смеяться.

-Да, белый прикольный. Я чёрный не люблю. Невкусный.

Она засмеялась громче.

-А зачем ты спросил про хлеб?

-Просто так. Интересно стало. Ты в каком классе?

-Десятый заканчиваю.

-Прикольно, ведь я на год младше.
-Ты технарь? Или гуманитарий?

-Я технарь. Математика там… Физика, все дела.

-А я наоборот: история, литература…

В этот момент медляк закончился, а с ним и наше с этой дамой общение на сегодня. Она попрощалась со мной, сказала, чтобы я заходил к ней в её корпус, в корпус «Д». Она ушла от меня лёгкой походкой, какой и подошла ко мне. Забавно, что вопрос о хлебе сделал этот вечер другим. И об этом я задумался только сейчас. Весь вечер я думал о ней, о её красоте, голубых глазах и её фигуре… Это было просто великолепно.

В общении с парнями, в постоянных встречах со скрипачкой, в размышлениях о разговоре с родителями и просто о мелочах жизни прошла неделя. Вернее, пролетела. Конкурсная неделя подходила к концу, а с ней и пребывание в лагере. Получив свой заслуженный диплом лауреата второй степени, что сравнимо со вторым местом, мы с Владом и Стасом, которые получили дипломы лауреатов третьих степеней, что сравнимо с третьими местами, мы отправились в кафе, что находилась на территории лагеря, отметили окончание конкурса, после чего отправились в корпус. Вечером, мы собирали вещи, а на следующее утро все уже разъехались по домам.

За неделю дома ничего не изменилось. За ужином я рассказывал родителям обо всём, что произошло со мной за эту неделю.

-Мам, а можно я поеду летом в лагерь? – неожиданно для самого себя спросил я.

Повисла недолгая пауза, которую прервал отец:

-Нам стоит с мамой подумать, но ты поищи варианты для отдыха.

-Есть один вариант, туда мои новые знакомые ездили. И поедут в этом году. Мне бы хотелось с ними.
-Хорошо, но нам с мамой нужно обдумать насчет этого.

Больше за ужином мы эту тему не трогали. Вернулись к ней лишь через неделю, когда вечером за ужином мама скзала:

-Мы с отцом подумали, почитали про этот лагерь в интернете, позвонили туда… Ты поедешь туда. Места там ещё есть…