В дебрях Кресети (Глава 1)

Пролог

История эта произошла со мной и моим приятелем Лёней довольно давно — больше десяти лет назад. За давностью дней многое успело забыться. Что-то совсем стёрлось из памяти, какие-то события обрели немного другие смыслы, нежели те, которые были им присущи изначально. Что-то (и даже многое) из того, что будет описано, имеет во многом трансцендентный характер, а посему за достоверность и объективность этих описаний ручаться сложно. В дальнейшем, спустя годы, сколько бы мы ни обсуждали все эти события вместе с Лёнькой, мы никогда не могли с ним прийти к общему знаменателю. У нас не было единого мнения насчёт произошедшего с нами тогда. Так что не всё, далеко не всё, о чём здесь будет написано, может претендовать на достоверность. Однако же самое основное, самая суть произошедшего — будет отражена здесь полностью.

Несмотря на разное отношение к этим событиям в мелочах, в самом главном мы с Лёнькой всегда сходились. Место, о котором пойдёт речь, да и время, в которое всё произошло, были для нас неслучайны. Точнее сказать, мы были неслучайным образом помещены в эти пространственно-временные координаты. Как две каких-то важных нити, мы были вплетены в эту причудливую ткань странных, невероятных событий. И тот факт, что мы, будучи в трезвом уме (во всяком случае, точно не меньше суток), независимо друг от друга видели, слышали, воспринимали совершенно невообразимые для любого обычного человека вещи — самое главное доказательство того, что мы всё это не выдумали, и то был не плод нашего воображения, наших галлюцинаций и прочее. Итак, всё началось совершенно обычным июльским утром…

Глава первая, в которой я знакомлю вас с Лёнькой
и в которой он уговаривает меня сплавиться
по неизвестной нам обоим реке, на чужой лодке,
безо всякой определённой цели…

— Здорово, старик! — Лёнька вошёл в прихожую и сам закрыл за собой дверь. — Как поживаешь?
— Да всё как обычно, — ответил я.
— Значит, ништяк?
— Угу.
Было ещё довольно рано. Ну, как рано — часов 11. Для человека моего возраста (мне было тогда чуть больше двадцати) ничего удивительного не было в том, чтобы в начале июля спать до 11, завтракать в обед, ужинать ночью, ну и так далее. То, что Лёнька пришёл в такую рань и без предупреждения — вот это было действительно удивительно.
— Ты чего так рано? Хоть бы позвонил.
— Да ладно. Ничего не рано! Пройти-то можно?
— Заходи, конечно. Кофе будешь?
— Буду. А ты что, не завтракал ещё?
— Какое завтракал?! Ты меня разбудил вообще-то, — проворчал я и пошёл умываться.

— Ну чего, рассказывай, — начал Лёнька, чавкая бутербродом со шпротами и запивая чёрным кофе. — Как лето проходит? Есть планы?
— Да не особо как-то. На работу вот хочу устроиться. Только без диплома что я найду?
— Ну ведь он практически у тебя в кармане, не?
— Практически и в кармане — разные вещи. Неохота мне год ждать. А на работу устраиваться не пойми какую — тоже не вариант. Всё равно через год на другую пойду.
— Так отдохни пока, — авторитетно посоветовал Лёнька.
— Ну вот я и отдыхаю, — протянул я голосом, в котором точно не слышалось никакой радости и никакого летнего настроя. Лёнька явно это заметил.
— По тебе не скажешь. Ты как будто вагоны всю ночь грузил.

Я промолчал. Мне вообще по утрам было довольно трудно разговаривать с людьми, особенно с такими болтунами, как Лёнька — слова как-то даже не соединялись ни в голове, ни на языке. А настроение у меня и правда было немного… не сказать, что упадническое, но дни проходили довольно скучно. Ничего интересного в жизни не происходило. Диплом мой был отложен до следующего года из-за болезни, перенесённой весной. По сути, мне оставалось только ждать его защиты, а в институт ходить было уже необязательно — по всем предметам у меня стояли зачёты и оценки. За окном – самое начало июля. Июнь, первый месяц лета, месяц надежд, пролетел как-то незаметно, и я уже жил с тем ощущением, что лето вот-вот закончится. Я строил планы на осень и зиму, думал, куда временно устроиться на работу, а про отдых сейчас, этим летом, вообще не задумывался.

— Я кстати не просто так зашёл, — заговорил вдруг Лёнька, как-то хитро на меня поглядывая.
— А чего? — спросил я с любопытством.
— Ты сплавлялся когда-нибудь по рекам?
— Ну было пару раз, — сказал я, — в детстве.
— И как?
— Да никак, ничего особенного. Мы на Порогах как-то сплавлялись с предками. Ну и ещё по какой-то речке, с мамиными родственниками. Плывёшь себе да плывёшь. На ночь встаёшь на берегу — палатка, костёр, всё такое. А чего?
— Да у меня знакомые есть. Марика знаешь?
— Ну так, пару раз пересекались.
— Вот у него дача там есть, недалеко от Лугов.
— Это которые в ста километрах на юг?
— Ага. У них дом стоит на берегу такой широкой реки… не помню названия. А в эту реку впадает другая, поменьше. Выше по течению. Кресеть, что ли, называется. Короче, Марик со своими друзьями несколько раз по ней сплавлялся. Родители отвозили их на машине вместе с лодкой, и они плыли дня два или три. А потом на даче отдыхали. Баня, все дела.
— Ну и? Хочешь тоже сплавиться, что ли?

Лёнька допил свой кофе и опять как-то хитро на меня взглянул. Я сидел за кухонным столом напротив него и курил, пуская дым в открытое окно.

— А ты не хочешь? — спросил Лёнька. — Марик предлагает нам повторить их маршрут и потом затусить у него на даче.
— А сам он что, с нами поплывёт? — спросил я. По правде говоря, я не горел желанием оказаться на реке посреди леса с человеком, которого практически не знал.
— Не, он как раз на даче сейчас живёт. Родителям что-то помогает.
— А как мы тогда затусим? Если он там с предками.
— Да у него мировые предки! Тем более, что места там полно. Они нам точно мешать не будут.

Мы вышли на улицу. Стояла на редкость прекрасная солнечная погода, но мне от этого становилось ещё печальнее. В такую погоду торчать в пыльном душном городе, занимаясь тем же, чем можно заниматься и в любое другое время года — сидеть с друзьями в пабах, курить разную дрянь, смотреть фильмы и тому подобное — было всё-таки немного обидно. Мы сели на скамейку рядом с детской площадкой. Напротив нас два каких-то чумазых мальчугана в замызганных летних кепочках возились в песочнице, перекладывая пластмассовыми лопатками грязный песок из одной кучи в другую. Лёнька достал «Беломор» и закурил.
— Ну так что? Как тебе идея?
— Ну так… — нерешительно начал я.

По правде говоря, идея мне нравилась. Мешало только одно — я не особо доверял Лёньке. Он был тот ещё укурок. Как-то не вязалось у меня одно с другим. Сплав на лодке, даже по относительно спокойной и небольшой речке, — дело довольно-таки серьёзное и взрослое. А Лёнька у меня совершенно не ассоциировался с этим. Скорее, я видел его лежащим на каком-нибудь диком пляже в Крыму, обдолбанным в хлам, без одежды и с полупустой бутылкой вискаря в руке. Это была как бы его стихия. Но никак не сплав по реке, с палатками, готовкой еды на костре и прочим.

— Что смущает? — спросил Лёнька, лукаво глядя на меня и пуская папиросный дым прямо мне в лицо.
— Смущает то, что я не могу понять, как тебе вообще такая идея в голову пришла.
— А что здесь такого-то?
— Ну просто интересно.
— Да ты плохо меня знаешь! — начал урезонивать меня Лёнька. — Я всегда мечтал что-нибудь такое замутить.
— Блин, это ж серьёзное дело! А ты вообще никогда не сплавлялся.
— Ну и? Зато ты сплавлялся. Я чо, в походы, по-твоему, не ходил никогда?
— Знаю я твои походы, — отрезал я, но продолжать мысль не стал. — Ладно. Идея так-то хорошая, но только под твою ответственность. И где, кстати, мы лодку возьмём?

Лёнька сделал многозначительную паузу, погасил об скамейку папиросу и сказал:
— Насчёт этого не парься. Даст один товарищ. Живёт тут, неподалёку.
— Надеюсь, не дырявая?
— Ну мы возьмём её для начала, и протестируем. Как обычно это делается.

Мы договорились, что завтра или послезавтра посмотрим лодку и, если она в порядке, начнём собираться на сплав. Кажется, была суббота, и мы решили, что отплывать лучше всего в начале недели — в понедельник или вторник, в крайнем случае — в среду. Почему? Да просто чтобы на реке было как можно меньше народу. А к следующим выходным мы будем как раз уже у Марика на даче. Мы ведь не могли тогда ещё знать, что эта речка с красивым названием — настолько заброшенное и забытое Богом место, что там в любое время года и в любой день недели встретить хоть одну живую душу можно считать почти невероятной удачей.

— Ты с «Беломором», я смотрю, — заметил я Лёньке. — Есть?
— Да, осталось от вчера немного. Пошли накатим?
— Можно. Давай у меня?

Мы опять поднялись ко мне. Расположившись в большой комнате и открыв настежь окна, мы сели прямо на полу. Я принёс пустую бутылочку из-под «Бон аквы», и Лёнька быстро, привычными движениями сделал из неё дудку. Ну и дальше всё как обычно: фольга, булавка, зажигалка… И вот мы уже лежим на полу, и я сам того не понимая несу какой-то бред про лодки, про воду, про разделение мира на сухопутных и водоплавающих существ.

«Вода — это то, что всех нас похоронит. Мы все рано или поздно окажемся в воде» — неожиданно сказал Лёнька, как бы подхватывая мои мысли. Хотя я имел в виду совсем другое.

Очевидно, идея со сплавом по реке нас так вдохновила, что весь наш абсурдно-философский бред после следующих двух-трёх приёмов начал крутиться вокруг всего этого. Внезапно мне представилось, что ветер, который задувает в окно — самый настоящий морской бриз, и нам необходимо срочно выползти наружу, ему навстречу. Что мы и сделали. И вот уже минут через пять (а может быть, прошло полчаса или больше?) я в клетчатых шортах и пляжных шлёпанцах бежал по набережной, повинуясь воле ветра. Лёнька бежал за мной и нёс какую-то пургу про птиц, которых лишили крыльев и которые вынуждены жить среди собак. «Эгегей! Мы бездомные птицы! — орал он во всё горло. — Верните нам наше небо!»

Не помню, как, но вскоре мы очутились в каком-то душном прокуренном кабаке, размером чуть больше моего сортира. Мы сидели за одним столиком с двумя парнями, одного из которых я видел впервые, а другого знал, но не очень близко. Он что-то втирал Лёньке и подливал ему в рюмку какой-то тёмно-бордовый напиток. На мой вопрос, что это, Лёнька ответил: «Черёмуховая настойка! Крутая вещь! Только здесь можно выпить настоящей черёмуховой настойки». Я начал клевать носом, совершенно не следя за нитью их разговора. Мешать дурь с алкоголем — это тоже было не по мне. В конце концов, я встал и, ни с кем не попрощавшись, ушёл, еле волоча ноги.