Направление юго-восток
Сергей Лисс Возрастные ограничения 18+
Они подобны каждой частице моего тела, оторванные от меня фрагменты, устремляющиеся куда-то в бесконечную высь. Холодные и бездушные, немые – голоса окружают меня, будто рожденные мной самим. Но я чувствую их чужеродность. Сколько помню – ни разу голоса не звучали внутри меня по моей воле. Их неизменно много, бесчисленное количество, переплетенное в тугую нить, которой не суждено изогнуться.
Я слышу голоса непостоянно, три раза в месяц через каждые полгода. Тогда я практически, что называется, выпадаю из собственной головы на пару часов, подхваченный голосами и уносимый ими куда-то за пределы мироздания. Невозможно разобрать хоть что-то в этом нескончаемом их смешении; как бы я не старался напрячь все свое сознание и сконцентрироваться хотя бы на одном конкретном элементе из всей какофонии, у меня не получается. Все что мне остается – подчинение их движению все время вверх. В эти периоды времени голоса в моей голове берут мое тело под свой контроль, продолжая его функции без моего участия. И все же после них я обнаруживаю себя либо в сидячем либо в лежачем состоянии, наполняя свои отключенные мозги воспоминаниями. Память всегда возвращается, голоса не забирают ее с собой безвозвратно.
Я знаю, что не болен, что мне не нужна помощь психиатра, у меня не случалось никаких травм головы. И то, что со мной происходит я могу объяснить лишь непонятным образом перехваченной трансляцией каких-то сигналов. Я знаю, что источник их находится где-то на юго-востоке, за несколько тысяч километров от меня, но очень и очень мощный, направленный исключительно в космическое пространство. И в очередной раз проснувшись ночью и глядя из окна четвертого этажа в звездное небо, я чувствую источник всем своим естеством. Как если бы находился прямо возле него, как если бы мог коснуться его руками. Полагаю, что он должен быть достаточно большим, если его сила достигает меня. Его сила пульсирует и резонирует постоянно, однако выход ее наружу происходит строго в определенные отрезки времени. Это мертвая сила, бездушная, не придуманная человеком. Как будто сухая листва срывалась бы с веток и устремлялась бесконечно далеко ввысь, оставляя землю чистой и не изгаженной. Так мозг дряхлого старика избавляется от утративших смысл воспоминаний. И таких воспоминаний невероятно много. Много настолько, что для хранения их требуется просто огромное хранилище. Размером, например, с гору.
А вдруг где-то на юго-востоке в самом деле есть такое место, целая гора, свидетелем отправляемых далеко за пределы Земли воспоминаний которой я являюсь? Гора – передатчик отмерших земных воспоминаний. Возможно, сама Джомолунгма. Что если сама земля, по которой я хожу каждый день, соединяет меня с ней? А вот буквально на днях я услышал фразу – камни могут говорить. Может быть, это они передают мне ту мертвую, бездушную, но естественную природную силу, связуют с источником за тысячи километров от меня?
И как безумец я выбегаю на улицу среди ночи в поисках подходящих придорожных камней. Мне не нужны абы какие камни, только те, которые находятся на юго-восточном направлении от меня. Но даже понимая это важное условие на интуитивном уровне я знаю, что у меня ничего не выйдет. Один за другим я хватаю и отбрасываю безмолвные, лишенные какой бы то ни было силы камни в сторону, перебираю все подряд. А внутри бьется мысль попробовать обратиться к ним когда придет время новых сигналов. Не во время трансляции, а прямо перед ней, до того как я вновь услышу голоса в голове. И почему раньше я никогда не думал попытаться так сделать?
Как это началось со мной? Могу лишь предположить, что после того как однажды, впервые в своей жизни, и крайне неудачно (к разочарованию Никиты, позвавшего меня с собой на заработки) я занялся строительными работами. Тогда от меня требовалось совсем немного помощи при работе мастеров с каменной кладкой, однако я неудачно упал, едва не сломав ноги, после чего вернулся домой, поняв, что работа с камнем не моя стезя. Но уже тогда я чувствовал какие-то внутренние препоны, протестующие против той поездки на объект. В голову так и лезли самые мрачные опасения и сомнения в собственных силах и в благополучном завершении всех работ. И уже тогда, в должности «принеси-подай-иди нафиг, не мешай», в самый первый раз, взяв подготовленный к работе камень в свои руки, я испытал некую неприязнь к тому чего должен был касаться руками на рабочем месте. Слишком тяжелым показался мне тот кирпич, слишком холодным, почти ледяным. И хотя я был в тряпочных перчатках, его враждебность по отношению ко мне ощущалась целиком, в каждом самом мелком его кусочке. И все прочие там камни, предназначенные для работы, оказались такими же враждебными — тяжелыми и ледяными.
Куда легче мне давалось ковыряться в земле — копать ее весной и осенью под зиму, рыхлить и пропалывать грядки. Деревня была моим домом во всех смыслах, и променять ее на городские джунгли я мог только на самый крайний случай. Запах земли я чувствовал с самого своего рождения, для меня он всегда был сладок, гораздо слаще любых других ароматов. Земля всегда меня грела, ходить по ней мне доставляло удовольствие, пожалуй, в ходьбе я чувствовал даже некий прилив сил.
И вот передвижение в сторону юго-востока стало отличным от передвижений в других направлениях. Больше того, оно стало как-то физически неудобнее. Все из-за той мощной силы, открывшейся мне практически сразу после первых перехваченных мной сигналов. Будто юго-восток стал более требовательным, четко поставив мне задачу быть в том направлении сосредоточеннее, чего не происходило со мной прежде.
Но вот я чувствую приближение нового выброса знакомых сигналов. Каждый раз оно сопровождается странным бурлением в моей голове, сплетением мыслей и эмоций в единый плотный клубок, вокруг которого образуется подходящая для голосов пустота. Она постепенно растет, сжимая этот хаос моего сознания в полное ничто. Как правило, этот процесс длится не больше получаса. И сейчас мне этого времени вполне хватит, чтобы попытаться проверить насколько я прав в своих догадках. И снова я спускаюсь на улицу за каким-нибудь камнем с пола на юго-восточном направлении. Голова гудит, гудит все тело, каждое мое движение осторожно и неторопливо. Лишь бы не оказаться на улице когда голоса наполнят мою голову целиком, нарастая и множа свое количество. Не обращая внимания ни на кого и ни на что, огибаю родные стены единственного в поселке четырехэтажного дома, оказываясь с юго-восточной его стороны, под окнами родной однушки. Подбираю несколько придорожных камней, больших и маленьких. Чувствую в пальцах их вибрацию, гудит сама земля, стоит лишь слегка коснуться ее пальцами. Вибрация нарастает с той же степенностью что и голоса в моей голове. Мощная естественная сила источника подобно тонкому ручейку разливается в реку, поток которой впадает в меня, не проходя через меня насквозь.
Сжав камни, я возвращаюсь в дом. И могу с уверенностью сказать, что это они ведут меня. Они придают мне уверенности в ногах, как бы замедляют не останавливающееся сжатие моего сознания. Я чувствую как земля обращается ко мне через них. И голос ее – нескончаемые мимолетные вспышки образов, быстрые настолько, что просто проходят куда-то через меня, не оставляя следов своего существования.
И тогда голоса в моей голове просто наваливаются на меня всей своей бесконечной массой. Сейчас мне нужно только недвижимо лежать, сжимая камни в кулаках, сейчас происходит что-то другое, непохожее на прежние их вторжения. Заряженные голосом земли камни придают голосам вес, тормозят их скопление, стремящееся в черную небесную бездну. Теперь я могу расслышать жуткие крики и вопли агонии, стоны физической боли, отчаянье и обреченность. Безнадега и хаос заключены в каждом голосе, страх и ненависть, и нет намека на что-то приятное. Голоса напоминают плач, безутешные и нескончаемые слезы скорби, от которых все мое тело покрывается гусиной кожей. И собственный плач рвется наружу сам собой так, что ничего нельзя с ним поделать. Он не порожден страхом. Это другое. Это земля очищается от боли и слез скорби, собирая ее даже из самых отдаленных и труднодоступных уголков, сгоняя ее в один источник и направляя вглубь Вселенной. Имеется ли конечный адресат, получающий земные страдания, находящийся в курсе всех этих мучений и ненависти? Знает ли оно обо мне? Знает ли о тайном слушателе, который в курсе, который понимает и чувствует всю эту грязь как будто свою собственную? И одинок ли я в прослушивании подобных сообщений?
Но нет сомнений в том, что земля отпустит меня, желая, чтобы я и дальше был свидетелем ее сигналов. Зная о моем неприятии тесных душных городских стен, выжимающих из людей все соки порядочности и заботы, и оставляя от них брюзжащие раздраженные оболочки, она сделает все, чтобы я оставался самим собой, таким, каким был с рождения. Земля удержит меня от каких бы то ни было перемен, накрепко привяжет меня к себе. Лишь бы я и дальше был тесно с ней связан. Единственным чему она не станет противиться – моему движению на юго-восток, к источнику, что уже довольно долго передавал негативные переживания, творимые и сохраняемые людьми. Но я знаю, что останусь на своем месте, ведь форма не имеет для меня значения. А то, что внутри мне известно и так.
Я слышу голоса непостоянно, три раза в месяц через каждые полгода. Тогда я практически, что называется, выпадаю из собственной головы на пару часов, подхваченный голосами и уносимый ими куда-то за пределы мироздания. Невозможно разобрать хоть что-то в этом нескончаемом их смешении; как бы я не старался напрячь все свое сознание и сконцентрироваться хотя бы на одном конкретном элементе из всей какофонии, у меня не получается. Все что мне остается – подчинение их движению все время вверх. В эти периоды времени голоса в моей голове берут мое тело под свой контроль, продолжая его функции без моего участия. И все же после них я обнаруживаю себя либо в сидячем либо в лежачем состоянии, наполняя свои отключенные мозги воспоминаниями. Память всегда возвращается, голоса не забирают ее с собой безвозвратно.
Я знаю, что не болен, что мне не нужна помощь психиатра, у меня не случалось никаких травм головы. И то, что со мной происходит я могу объяснить лишь непонятным образом перехваченной трансляцией каких-то сигналов. Я знаю, что источник их находится где-то на юго-востоке, за несколько тысяч километров от меня, но очень и очень мощный, направленный исключительно в космическое пространство. И в очередной раз проснувшись ночью и глядя из окна четвертого этажа в звездное небо, я чувствую источник всем своим естеством. Как если бы находился прямо возле него, как если бы мог коснуться его руками. Полагаю, что он должен быть достаточно большим, если его сила достигает меня. Его сила пульсирует и резонирует постоянно, однако выход ее наружу происходит строго в определенные отрезки времени. Это мертвая сила, бездушная, не придуманная человеком. Как будто сухая листва срывалась бы с веток и устремлялась бесконечно далеко ввысь, оставляя землю чистой и не изгаженной. Так мозг дряхлого старика избавляется от утративших смысл воспоминаний. И таких воспоминаний невероятно много. Много настолько, что для хранения их требуется просто огромное хранилище. Размером, например, с гору.
А вдруг где-то на юго-востоке в самом деле есть такое место, целая гора, свидетелем отправляемых далеко за пределы Земли воспоминаний которой я являюсь? Гора – передатчик отмерших земных воспоминаний. Возможно, сама Джомолунгма. Что если сама земля, по которой я хожу каждый день, соединяет меня с ней? А вот буквально на днях я услышал фразу – камни могут говорить. Может быть, это они передают мне ту мертвую, бездушную, но естественную природную силу, связуют с источником за тысячи километров от меня?
И как безумец я выбегаю на улицу среди ночи в поисках подходящих придорожных камней. Мне не нужны абы какие камни, только те, которые находятся на юго-восточном направлении от меня. Но даже понимая это важное условие на интуитивном уровне я знаю, что у меня ничего не выйдет. Один за другим я хватаю и отбрасываю безмолвные, лишенные какой бы то ни было силы камни в сторону, перебираю все подряд. А внутри бьется мысль попробовать обратиться к ним когда придет время новых сигналов. Не во время трансляции, а прямо перед ней, до того как я вновь услышу голоса в голове. И почему раньше я никогда не думал попытаться так сделать?
Как это началось со мной? Могу лишь предположить, что после того как однажды, впервые в своей жизни, и крайне неудачно (к разочарованию Никиты, позвавшего меня с собой на заработки) я занялся строительными работами. Тогда от меня требовалось совсем немного помощи при работе мастеров с каменной кладкой, однако я неудачно упал, едва не сломав ноги, после чего вернулся домой, поняв, что работа с камнем не моя стезя. Но уже тогда я чувствовал какие-то внутренние препоны, протестующие против той поездки на объект. В голову так и лезли самые мрачные опасения и сомнения в собственных силах и в благополучном завершении всех работ. И уже тогда, в должности «принеси-подай-иди нафиг, не мешай», в самый первый раз, взяв подготовленный к работе камень в свои руки, я испытал некую неприязнь к тому чего должен был касаться руками на рабочем месте. Слишком тяжелым показался мне тот кирпич, слишком холодным, почти ледяным. И хотя я был в тряпочных перчатках, его враждебность по отношению ко мне ощущалась целиком, в каждом самом мелком его кусочке. И все прочие там камни, предназначенные для работы, оказались такими же враждебными — тяжелыми и ледяными.
Куда легче мне давалось ковыряться в земле — копать ее весной и осенью под зиму, рыхлить и пропалывать грядки. Деревня была моим домом во всех смыслах, и променять ее на городские джунгли я мог только на самый крайний случай. Запах земли я чувствовал с самого своего рождения, для меня он всегда был сладок, гораздо слаще любых других ароматов. Земля всегда меня грела, ходить по ней мне доставляло удовольствие, пожалуй, в ходьбе я чувствовал даже некий прилив сил.
И вот передвижение в сторону юго-востока стало отличным от передвижений в других направлениях. Больше того, оно стало как-то физически неудобнее. Все из-за той мощной силы, открывшейся мне практически сразу после первых перехваченных мной сигналов. Будто юго-восток стал более требовательным, четко поставив мне задачу быть в том направлении сосредоточеннее, чего не происходило со мной прежде.
Но вот я чувствую приближение нового выброса знакомых сигналов. Каждый раз оно сопровождается странным бурлением в моей голове, сплетением мыслей и эмоций в единый плотный клубок, вокруг которого образуется подходящая для голосов пустота. Она постепенно растет, сжимая этот хаос моего сознания в полное ничто. Как правило, этот процесс длится не больше получаса. И сейчас мне этого времени вполне хватит, чтобы попытаться проверить насколько я прав в своих догадках. И снова я спускаюсь на улицу за каким-нибудь камнем с пола на юго-восточном направлении. Голова гудит, гудит все тело, каждое мое движение осторожно и неторопливо. Лишь бы не оказаться на улице когда голоса наполнят мою голову целиком, нарастая и множа свое количество. Не обращая внимания ни на кого и ни на что, огибаю родные стены единственного в поселке четырехэтажного дома, оказываясь с юго-восточной его стороны, под окнами родной однушки. Подбираю несколько придорожных камней, больших и маленьких. Чувствую в пальцах их вибрацию, гудит сама земля, стоит лишь слегка коснуться ее пальцами. Вибрация нарастает с той же степенностью что и голоса в моей голове. Мощная естественная сила источника подобно тонкому ручейку разливается в реку, поток которой впадает в меня, не проходя через меня насквозь.
Сжав камни, я возвращаюсь в дом. И могу с уверенностью сказать, что это они ведут меня. Они придают мне уверенности в ногах, как бы замедляют не останавливающееся сжатие моего сознания. Я чувствую как земля обращается ко мне через них. И голос ее – нескончаемые мимолетные вспышки образов, быстрые настолько, что просто проходят куда-то через меня, не оставляя следов своего существования.
И тогда голоса в моей голове просто наваливаются на меня всей своей бесконечной массой. Сейчас мне нужно только недвижимо лежать, сжимая камни в кулаках, сейчас происходит что-то другое, непохожее на прежние их вторжения. Заряженные голосом земли камни придают голосам вес, тормозят их скопление, стремящееся в черную небесную бездну. Теперь я могу расслышать жуткие крики и вопли агонии, стоны физической боли, отчаянье и обреченность. Безнадега и хаос заключены в каждом голосе, страх и ненависть, и нет намека на что-то приятное. Голоса напоминают плач, безутешные и нескончаемые слезы скорби, от которых все мое тело покрывается гусиной кожей. И собственный плач рвется наружу сам собой так, что ничего нельзя с ним поделать. Он не порожден страхом. Это другое. Это земля очищается от боли и слез скорби, собирая ее даже из самых отдаленных и труднодоступных уголков, сгоняя ее в один источник и направляя вглубь Вселенной. Имеется ли конечный адресат, получающий земные страдания, находящийся в курсе всех этих мучений и ненависти? Знает ли оно обо мне? Знает ли о тайном слушателе, который в курсе, который понимает и чувствует всю эту грязь как будто свою собственную? И одинок ли я в прослушивании подобных сообщений?
Но нет сомнений в том, что земля отпустит меня, желая, чтобы я и дальше был свидетелем ее сигналов. Зная о моем неприятии тесных душных городских стен, выжимающих из людей все соки порядочности и заботы, и оставляя от них брюзжащие раздраженные оболочки, она сделает все, чтобы я оставался самим собой, таким, каким был с рождения. Земля удержит меня от каких бы то ни было перемен, накрепко привяжет меня к себе. Лишь бы я и дальше был тесно с ней связан. Единственным чему она не станет противиться – моему движению на юго-восток, к источнику, что уже довольно долго передавал негативные переживания, творимые и сохраняемые людьми. Но я знаю, что останусь на своем месте, ведь форма не имеет для меня значения. А то, что внутри мне известно и так.
Рецензии и комментарии 0