То, что всегда твое
Возрастные ограничения 18+
…Алла пребывала в состоянии легкого подпития и вполне могла добраться до автобусной остановки своими ногами.
-Подожди, — задорным тоном задержала она своего спутника прежде чем запрыгнуть в салон подходящего маршрутного такси, — У тебя очень нежные руки: ласковые и добрые.
И этот ее комплимент глубоко и надежно засел в мозгу Севы, никогда за свою жизнь положительно не воспринимавшего подобные приятные замечания. По сути, Сева вообще не привык к комплиментам. Наверное, Алла была первым человеком в его жизни, от которого он услышал что-то такое трогательное в свой адрес. Тем более, что речь шла о его руках, приученных к тяжелому физическому труду. За последние пятнадцать лет они огрубели и отвердели, не зная покоя и иногда сводимые судорогами перед сном. Сева совсем не жалел их, получал ссадины и ушибы, бывало, что ковырялся в мусоре и бытовых отходах (чай, не баре) без защитных перчаток. Да и вообще, всю свою жизнь Сева получал на руках синяки, порезы, ушибы, вообще не обращая внимания на столь неважные (пусть и неприятные) пустяки. Зато все эти травмы заживали быстрее и безболезненнее чем на других частях его тела. По сути, руки Севы пребывали в гораздо более качественном состоянии и выглядели менее изношенными несмотря на мозоли и жесткость и сухость кожи.
Алла была первой в его жизни женщиной, с которой он прогулялся под ручку и при этом чувствовал внутри приятную дрожь. Алла понравилась ему с первого дня их общения. Примерно одного с Севой возраста, невысокая, худенькая, говорливая. И голос ее приукрашивал и дополнял все остальные частицы ее привлекательности. Звонкий и нежный, искренний и добрый – в голове Севы будто теплые волны накатывали и успокаивали. Когда Алла обращалась к нему, Сева хотел слышать ее снова и снова. Ее голос вызывал в его памяти самые светлые воспоминания из детства. Например, о том как в классе ему нравилась Надька Золотарёва, которой он так и не посмел сказать об этом ни в школьную пору ни после. А со временем Сева и вовсе разочаровался в женской искренности.
После того комплимента из уст подвыпившей Аллы прошло около полугода. И что-то произошло с руками Севы в лучшую сторону. После того как он прошелся с Аллой под ручку всего-то двадцать-тридцать метров от магазина до остановки (ради ее просьбы ему пришлось притормозить выгрузку товара и чуть задержаться на точке) его собственные руки наполнились приятной легкостью. Сева будто перестал чувствовать вес носимых им тяжестей. Да и болезненные судороги перед сном как-то быстро сошли на нет, а если и возникали то сопровождались минимумами болевых ощущений и времени.
Однако этот период времени, принесший Севе немалую долю внутреннего облегчения и удовольствия, имел и свою цену. И ценой стала больничная койка после реанимации в результате жуткой аварии, в которую он угодил по вине водителя большегруза, догнавшего такси с Севой в салоне. От сильного удара легковой автомобиль занесло в сторону, он подскочил на бордюре и на скорости несколько раз перевернулся. Сева получил множественные ушибы и переломы, жутко расшиб голову и потерял сознание. Тогда же он обнаружил как трепетно и нежно держит на руках родную красавицу дочь, внешне ничем не отличимую от той Надьки одноклассницы чей образ легко вспоминался, вызываемый завораживающим Севу голосом Аллы. Она тоже была с ним, ласково обнимала за плечи, ее теплое дыхание дрожало и замирало от восторга. В тот момент Алла, Сева и их дочь были единым целым. И такого счастья Сева еще не испытывал, оставшись с любимой семьей вдали от всего остального мира. Тогда Сева обрел свой настоящий Дом – вечный и светлый. И руки его были крыльями всемогущего нежного Света.
-В твоих руках так легко, так просторно, — твердила счастливая Алла в ухо Севы, — Как будто в руках Матери. Как будто в колыбели. Нет ни сил ни желания ее покидать, хочется оставаться там вечно. И парить и раскрыть себя всю, всем своим естеством почувствовать этот теплый легкий Свет. В твоих руках я чувствую себя правильно и целиком сложенной. Чувствую как они подходят мне, будто все до них было чужим. Поправляйся скорее, ради меня, ради тех кому нужен…
Она была рядом с Севой пока он лежал в больничной койке без памяти, пока пребывал с Аллой в Доме в любви и радости. Она была одной из совсем немногих посетителей, проводивших свободное время в больнице возле Севы, без капли фальши беспокоясь за его здоровье. Алла осторожно брала его за пальцы загипсованных рук. Она чувствовала еле заметную дрожь и пульсацию их, чувствовала как быстро и сами по себе исцелялись они, пребывая в состоянии некоего постоянного движения. Этот процесс не прерывался ни на миг, но в хватке ее собственных пальцев заметно ускорялся, будто заряженный ее прикосновениями. И тогда Алла тоже видела образы ее собственных воспоминаний детства, в котором было совсем немного боли и слез горестей и в которое иногда так сильно хотелось вернуться.
Это был дар, приобретенный Севой с рождения. Дар, предназначенный Алле. И Сева мог пользоваться своим даром по назначению. Он однозначно был воспитан и вполне начитан и грамотен, но Алла очень тонко чувствовала его закрытость от внешнего мира, которая уже стала неотъемлемой частью Севы, которая могла удерживать его подобно каким-то щупальцам на одном месте в случае попытки освободиться. Лишь его руки были неподвластны окружавшим Севу стенам. Стоило Алле ухватиться за них, и он бы покинул свое добровольное заточение сам, открыв все свое внутреннее богатство. Он определенно хотел этого.
-Твоя мама говорит, ты пишешь стихи, — со стеснительной улыбкой говорила Алла, сжимая пальцы Севы в своих руках, — Она говорит, что ты наотрез отказываешься читать их даже ей. Она уверена, что это очень хорошие стихи, что у тебя есть талант. Но я знаю, что дело не только в нем. Все дело в твоих руках. Это руки созидателя, руки творца. Столько души в них. Я очень хочу послушать что-нибудь из твоих стихов… Поправляйся скорее, слышишь?
Алла легонько коснулась губами его открытого носа. И не заметила как маленькая, соленая и горячая ее слезинка упала Севе на лицо…
без окончания
-Подожди, — задорным тоном задержала она своего спутника прежде чем запрыгнуть в салон подходящего маршрутного такси, — У тебя очень нежные руки: ласковые и добрые.
И этот ее комплимент глубоко и надежно засел в мозгу Севы, никогда за свою жизнь положительно не воспринимавшего подобные приятные замечания. По сути, Сева вообще не привык к комплиментам. Наверное, Алла была первым человеком в его жизни, от которого он услышал что-то такое трогательное в свой адрес. Тем более, что речь шла о его руках, приученных к тяжелому физическому труду. За последние пятнадцать лет они огрубели и отвердели, не зная покоя и иногда сводимые судорогами перед сном. Сева совсем не жалел их, получал ссадины и ушибы, бывало, что ковырялся в мусоре и бытовых отходах (чай, не баре) без защитных перчаток. Да и вообще, всю свою жизнь Сева получал на руках синяки, порезы, ушибы, вообще не обращая внимания на столь неважные (пусть и неприятные) пустяки. Зато все эти травмы заживали быстрее и безболезненнее чем на других частях его тела. По сути, руки Севы пребывали в гораздо более качественном состоянии и выглядели менее изношенными несмотря на мозоли и жесткость и сухость кожи.
Алла была первой в его жизни женщиной, с которой он прогулялся под ручку и при этом чувствовал внутри приятную дрожь. Алла понравилась ему с первого дня их общения. Примерно одного с Севой возраста, невысокая, худенькая, говорливая. И голос ее приукрашивал и дополнял все остальные частицы ее привлекательности. Звонкий и нежный, искренний и добрый – в голове Севы будто теплые волны накатывали и успокаивали. Когда Алла обращалась к нему, Сева хотел слышать ее снова и снова. Ее голос вызывал в его памяти самые светлые воспоминания из детства. Например, о том как в классе ему нравилась Надька Золотарёва, которой он так и не посмел сказать об этом ни в школьную пору ни после. А со временем Сева и вовсе разочаровался в женской искренности.
После того комплимента из уст подвыпившей Аллы прошло около полугода. И что-то произошло с руками Севы в лучшую сторону. После того как он прошелся с Аллой под ручку всего-то двадцать-тридцать метров от магазина до остановки (ради ее просьбы ему пришлось притормозить выгрузку товара и чуть задержаться на точке) его собственные руки наполнились приятной легкостью. Сева будто перестал чувствовать вес носимых им тяжестей. Да и болезненные судороги перед сном как-то быстро сошли на нет, а если и возникали то сопровождались минимумами болевых ощущений и времени.
Однако этот период времени, принесший Севе немалую долю внутреннего облегчения и удовольствия, имел и свою цену. И ценой стала больничная койка после реанимации в результате жуткой аварии, в которую он угодил по вине водителя большегруза, догнавшего такси с Севой в салоне. От сильного удара легковой автомобиль занесло в сторону, он подскочил на бордюре и на скорости несколько раз перевернулся. Сева получил множественные ушибы и переломы, жутко расшиб голову и потерял сознание. Тогда же он обнаружил как трепетно и нежно держит на руках родную красавицу дочь, внешне ничем не отличимую от той Надьки одноклассницы чей образ легко вспоминался, вызываемый завораживающим Севу голосом Аллы. Она тоже была с ним, ласково обнимала за плечи, ее теплое дыхание дрожало и замирало от восторга. В тот момент Алла, Сева и их дочь были единым целым. И такого счастья Сева еще не испытывал, оставшись с любимой семьей вдали от всего остального мира. Тогда Сева обрел свой настоящий Дом – вечный и светлый. И руки его были крыльями всемогущего нежного Света.
-В твоих руках так легко, так просторно, — твердила счастливая Алла в ухо Севы, — Как будто в руках Матери. Как будто в колыбели. Нет ни сил ни желания ее покидать, хочется оставаться там вечно. И парить и раскрыть себя всю, всем своим естеством почувствовать этот теплый легкий Свет. В твоих руках я чувствую себя правильно и целиком сложенной. Чувствую как они подходят мне, будто все до них было чужим. Поправляйся скорее, ради меня, ради тех кому нужен…
Она была рядом с Севой пока он лежал в больничной койке без памяти, пока пребывал с Аллой в Доме в любви и радости. Она была одной из совсем немногих посетителей, проводивших свободное время в больнице возле Севы, без капли фальши беспокоясь за его здоровье. Алла осторожно брала его за пальцы загипсованных рук. Она чувствовала еле заметную дрожь и пульсацию их, чувствовала как быстро и сами по себе исцелялись они, пребывая в состоянии некоего постоянного движения. Этот процесс не прерывался ни на миг, но в хватке ее собственных пальцев заметно ускорялся, будто заряженный ее прикосновениями. И тогда Алла тоже видела образы ее собственных воспоминаний детства, в котором было совсем немного боли и слез горестей и в которое иногда так сильно хотелось вернуться.
Это был дар, приобретенный Севой с рождения. Дар, предназначенный Алле. И Сева мог пользоваться своим даром по назначению. Он однозначно был воспитан и вполне начитан и грамотен, но Алла очень тонко чувствовала его закрытость от внешнего мира, которая уже стала неотъемлемой частью Севы, которая могла удерживать его подобно каким-то щупальцам на одном месте в случае попытки освободиться. Лишь его руки были неподвластны окружавшим Севу стенам. Стоило Алле ухватиться за них, и он бы покинул свое добровольное заточение сам, открыв все свое внутреннее богатство. Он определенно хотел этого.
-Твоя мама говорит, ты пишешь стихи, — со стеснительной улыбкой говорила Алла, сжимая пальцы Севы в своих руках, — Она говорит, что ты наотрез отказываешься читать их даже ей. Она уверена, что это очень хорошие стихи, что у тебя есть талант. Но я знаю, что дело не только в нем. Все дело в твоих руках. Это руки созидателя, руки творца. Столько души в них. Я очень хочу послушать что-нибудь из твоих стихов… Поправляйся скорее, слышишь?
Алла легонько коснулась губами его открытого носа. И не заметила как маленькая, соленая и горячая ее слезинка упала Севе на лицо…
без окончания
Рецензии и комментарии 0