Простые вещи (Глава 4. Испытание неопределённостью)

Дом пустел на глазах. Никто не желал оставаться хоть как-то причастным к этому вечеру, поэтому стремительно покидали «корабль» имени Глеба Браумаса.
Стас смотрел на меня жалобными, молящими о помощи глазами, я же продолжал бездействовать, отказываясь верить в происходящее. Как только маленькая Яна перевела его внимание на себя, я снова спустился на первый этаж и мимолётом осмотрелся, в очередной раз, разочаровавшись в отсутствии моих друзей.
Всё казалось инертным, блеклым и ненастоящим. Мне ужасно хотелось снова проснуться у себя дома, чтобы подойти к старому зеркальцу и осмотреть своё слегка помятое лицо.
Вдруг ко мне из-за угла подошёл Игнат Шейдаев, который будто специально выжидал меня.
— Что, попал ты, Сербин? — с грязной ухмылкой спросил он.
Я не совсем понял его намёк, но довольно быстро овладел к нему новой вспышкой агрессии.
— Что!? Ты о чём?
— Кажется, смерть Глеба будет на твоей совести. Однако, стоит признать, ты оказался человеком, способным отвечать за свои слова.
— Что ты несёшь? — я оттолкнул его двумя руками в область груди, а он лишь продолжил гримасничать.
— А что, и меня тоже утопишь?
В моей голове пробежала гнусная мысль, которая была самым весомым аргументом не в мою пользу: несколько часов назад я орал Глебу, что убью его, а последним человек, с кем он виделся, был снова я. Вот чёрт. Такие совпадения вообще бывают?
Нет! Этого не может быть, он сам задохнулся, принимаю ванную, а я всего лишь хотел помочь.
Вдруг мне вспомнилась фраза своего друга о том, что пьяный человек способен утонуть в любой луже, что тут говорить про здоровую джакузи?
— Только не зарекайся, — продолжал меня доставать Шейдаев.
— Хватит! — крикнул я.
В этот момент в дом сначала ворвались люди в синих халатах, а за ними двое мужчин в строгих классических костюмах. Один из них довольно уверенным взглядом посмотрел на нашу небольшую стычку.
— Товарищ-следователь, вот он хладнокровно утопил парня… Это всё он! — мерзкий Шейдаев при первой же возможности доложил на меня.
Следователи уже были готовы задержать меня для допроса, но от страха я рванул на кухню, а затем на задний двор. Предчувствуя погоню, я в состоянии адреналина неуклюже перелез через забор и устремился вглубь чащи огромного Бурого леса.
Я бежал по мокрой листве, даже не думая останавливаться, периодически спотыкаясь об хитро спрятавшиеся брёвна. Всё на свете в мгновенье ока потеряло свою значимость. Границы реальности растворились в темноте бесконечного леса, про который ходит немало страшных легенд.
Запас сил стал понемногу покидать моё тело, и я споткнулся об очередное хитро спрятавшееся дерево, несколько раз перекатился кубарем и неуклюже скатился в небольшой овраг, который был полностью заполнен грязной дождевой водой. Моё тело почти целиком погрузилось в этот своеобразный водоём. Я лежал на спине, уже полностью промокший, замёрзший и уставший. Пожалуйста, пусть это всё это окажется глупым сном…

###

Абсолютно пустой и разрушенный город. Неподалёку доносилась звуки скрипки. Я находился в неизвестном мне дворе между заброшенными многоэтажными домами.
Недалеко от себя я увидел силуэт. Он скрылся в одном из открытых подъездов старого дома.
Любопытство и ещё какое-то противное чувство заставило меня следовать за ним. Подъезд действительно находился в ужасном состоянии: в некоторых местах отсутствовали целые куски стены, проходы загромождали кучи строительного мусора, освещение здесь практически отсутствовало.
Я начал своё преследование неизвестного силуэта. Ненадолго я остановился, закрыл глаза и отдышался.
Постепенно стало ощущаться лишнее дыхание на этаже со мной. Оно было повсюду. Ступеньки, соединяющие этот этаж с двумя другими, растворились во мраке.
Вдруг на меня накинулась внеземная сила, повалив моё худощавое тело на холодную бетонную глыбу. Я тут же почувствовал разрывающую боль в спине.
Я сумел разглядеть изуродованное лицо незнакомца, которое с трудом можно было назвать.
Отовсюду поползи насекомые. Они были крупные, голодные и злые. Меня стали разъедать тысячи проклятых насекомых, но я не испытывал ничего, кроме отвращения.
Я уже давно был мёртв, благодаря этому взгляду выцветших зрачков странного существа, в котором успел краем глаза разглядеть какие-то до боли знакомые мне черты.
Треск битого стекла. Всё пропало.

###

Я не знаю, как долго длится этот ужас, и который сейчас час. Но с неба по-прежнему падают капельки дождя, фильтруясь осенней листвой высотных деревьев.
Моё тело давно уже онемело и промёрзло, медленно и предательски оставляя меня. Порой я снова начинал думать о том, что всё происходящее не больше, чем чья-то глупая выдумка, ведь это не могло произойти со мной, самым обычным выпускником. Всё это — обман, иллюзия или что-то ещё наподобие этого. Я попытался сосредоточиться.
Правда, к сожалению, холодная вода не давала мне много времени на частые и непрерывные размышления.
Несколько раз я даже смирился мыслью о том, что моя бесславная жизнь так и закончится в этой канаве. Конечно, это не самая почётная или красивая смерть, но что тут поделать? Мой организм был совершенно другого мнения и каждый раз черпал силы из невообразимого запасного источника жизни.
Очередная волна холода и грязи немного сбавила обороты размышлений, поэтому я снова забылся на неопределённый срок. По-прежнему было темно, но чувствовалось, что вот-вот начнёт светать.
— Сербин! — в моей голове послышался знакомый сиплый голосок Соловьёвой. Кажется, я совсем сошёл с ума.
— Артур! — а это уже был низкий бас Фадеева.
— Чёрт… Пропал наш парень. Как бы волки его не сожрали ещё…
— Здесь вообще-то не водятся волки!
— Да откуда тебе знать-то…
Голоса этого небольшого диалога стали переплетаться у меня голове.
— Эй! — я попытался привлечь к себе внимание, но из-за простуженного горла мой голос стал совсем слабым. — Эй! Я здесь! Я здесь! — снова и снова повторял я.
— Тихо! Слышите?
— Да к чёрту тебя, Фадеев… Тебе вечно что-то кажется…
— Я здесь…
— Серб! — отозвался голос в ответ. — Серб!?
— Я здесь! Здесь! — через несколько мгновений мой овраг был освещён ослепляющим лучом, который стал для меня своеобразным светом в конце туннеля.
Силуэт Матвея Фадеева аккуратно присел на корточки и стал вытаскивать меня своими сильными руками из этой лужи. Я по-прежнему ничего не чувствовал, кроме холода и инертности, которые на двоих полностью сковали моё тело.
— Нашёл, — гордым голосом подтвердил Матвей. — Нашёл! Артур, как я рад тебя видеть… Ты как? Серб? Серб!?
Мои тяжёлые глаза сомкнулись, а мыслительный процесс остановился, заставляя моих друзей уйти в новую фазу отчаяния и безмятежности.

###

Проклятый свист кипящего чайника! Какой же ты жестокий и беспощадный! Кажется, я стал просыпаться. Да, точно, стали активизироваться мои больные точки.
Я открыл глаза и удивился от приятного факта, что находился в своей комнате. Как меня это обрадовало! Какое счастье! Какое облегчение! Это был просто глупый сон, который я просто нескоро забуду.
Противный свист прекратился. Так, а кто поставил чайник? А кто его выключил?! Несмотря на своё состояние, я всё-таки кое-как поднялся с постели и сквозь боль добрался до своей крохотной кухни.
На столе находились две чашки свежезаваренного зелёного чая, целая тарелка с поджаристыми тостами, ассорти самых простых фруктов и какие-то шоколадные конфетки. Я был приятно удивлён такому прекрасному набору. У плиты стоял Матвей, и я был безумно рад его видеть.
— Эй! Приятель! — я заулыбался, словно ребёнок, увидевший под новогодней ёлкой огромную цветную коробку.
Но его лицо осталось неизменным: хмурым и безрадостным. Он лишь кивнул в знак приветствия и присел на мягкий уголок, устремив свой взгляд в кружку с чаем.
— Проснулся наконец-то, — за пять лет знакомства я ещё никогда не видел Фадеева таким серьёзным и расстроенным одновременно.
— Проснулся. Это ты меня вытащил? — я сразу решил задать этот вопрос, чтобы проверить, насколько реальны события минувшей ночи.
— Да больше некому, — тут он позволил себе небольшую ухмылку. — Так бы и сгнил себе. В лучшем случае, сожрали бы тебя волки… Смерть так себе, скажу прямо.
Вот чёрт, это был не сон…
— Я даже не знаю, что и сказать… Спасибо…
— Да к чёрту твои благодарности, Серб. Спас и спас. Это всё ерунда по сравнению с главной темой нашего разговора. Давай-ка лучше поговорим о том, чем ты занимался вчера у Глеба, — это имя моментально заставило моё сердце забиться быстрее.
— Погоди… Сначала я всё-таки хочу кое-что спросить, — я собрался с духом, глубоко вздохнул и продолжил, — Глеб жив?
— Значит, ты всё прекрасно понимаешь сам, — этим ответом Матвей уничтожил во мне малейшую надежду на то, что весь ужас, случившийся ранее – был моей выдумкой. — Ты больной, Серб! О чём ты вообще думал? — всё это он говорил очень стремительно, постепенно повышая голос.
— Тихо-тихо… Пожалуйста, не стоит так стремительно давить, у меня до сих пор голова идёт кругом… Давай по порядку. Желательно, с самого начала.
— В таком случае, я хочу сначала услышать твою версию случившегося и свериться с тем, что я услышал от следователей.
— К чёрту, какие следователи?! — от упоминания этих персонажей у меня в очередной раз всё перевернулось в голове.
— Давай рассказывай, — велел Фадеев довольно серьёзным и строгим тоном.
— После того, как мы с тобой в очередной раз разминулись, — и я начал рассказывать ему подлинную правду вплоть до того момента, как я выбежал из дома. — А потом я споткнулся и оказался в той самой яме…
Матвей отпил из маленькой кружки и серьёзно задумался, пытаясь собрать детали от мозаики минувшего вечера воедино.
— То есть Глеб сам попросил тебя помочь ему забраться в ванную?
— Да естественно он сам попросил! — чересчур эмоционально отреагировал я.
— Хорошо. Пьяный человек, он и в луже утонет, а тут целая ванная.
— У меня в голове была абсолютно такая же мысль.
— Так я тебе её и сказал когда-то давно ещё, в классе девятом, вроде как…
— Наверняка, — согласился я. — Так что? — неуверенным и даже дрожащим голосом спросил я.
— Что?
— Глеб… Он...?
— Да нет больше Глеба. Да. Эту ночь дом Браумасов запомнит на всю жизнь. В понедельник отменили пары, всем лицеем едем на похороны. Утонул человек, Серб, наш одноклассник. И хоть мы с тобой оба прекрасно понимаем, что ты не виновен, но в следствии ты главный подозреваемый! — с каждым словом повышал тон Матвей. — Да чтоб тебя! Ты единственный подозреваемый!
— А сегодня суббота? — вновь неуверенно спросил я, словно пропуская все слова Фадеева мимо ушей.
— Да какая разница, Серб? Воскресенье сегодня, это что-то меняет? Какая вообще разница!?
И теперь, дождавшись официального подтверждения информации о смерти Браумаса, сложилось ощущение, что у меня оторвали огромнейший кусок от сердца и добавили злосчастную запись в карму.
В горле застрял ком, который негласно свидетельствовал о том, что мне сказать нечего. От этого факта никуда не убежишь и не спрячешься. Артур Сербин причастен к убийству человека…
Матвей находился в таком же подавленном состоянии, но он держался молодцом.
— Тебе грозит тюрьма, Артур. Твоя жизнь теперь под большой угрозой, — Фадеев констатировал факт, который я и сам прекрасно понимал, но боялся себе в этом признаться.
— Что будем делать?
Я лишь неуверенно помотал головой в разные стороны, в глубине души желая, чтобы в очередной раз бесконечные капли осеннего дождя портили и без того небрежную причёску одного из самых непримечательных учеников лицея академика имени Сахарова…
Таким образом, размышляя и собирая все наши мысли в одну общую кучу, мы просидели до четырёх утра, обсуждая все возможные варианты развития событий, и сошлись, что мне нужно будет изолировать себя от лицея хотя бы на неделю, чтобы дождаться дальнейшего развития событий. Ну, а потом уже действовать по ситуации.
Фадеев уехал домой, а я остался в гордом одиночестве допивать уже давно остывший чай, по-прежнему размышляя о произошедшем.
Несмотря на своё паршивое состояние, я решил, что небольшая прогулка будет для меня полезна. За такой короткий срок случилось слишком много всего.
Спустя пятнадцать минут я стал еле-еле перебирать своими ватными и тяжёлыми ногами, поэтому присел на скамейку в соседнем дворе. Один вечер, один случай, и твои взгляды на жизнь меняются самым коренным образом.
Мне вспомнилось далекое школьное утро, когда обстоятельства сложились так, что я и Глеб пришли задолго до начала первой пары. После принудительного рукопожатия и вынужденной паузы мы всё-таки решились на открытие диалога, который совсем незаметно перерос в увлекательную дискуссию, которая с головой накрыла нас обоих. Да, какое же было наше общение разочарование, когда за пятнадцать минут до начала пары стали подтягиваться остальные ребята, пытаясь настырно вмешаться в наш разговор.
Всё стало мне резко казаться пустым и ненужным. Образование — формальность, любовь — выдумка, счастье — вопрос самообмана. Глупые, наверное, даже в чём-то детские и наивные мысли лезли ко мне ещё довольно долго.
Пошёл дождь. Мелкий. Именно такой был необходим мне для того, чтобы напомнить о том, что я всё ещё жив. Я давно привык к дождю и любил его всем сердцем. Сквозь небольшой туман, поглотивший незнакомый для меня двор, я заметил довольно высокую и статную фигуру, приближающуюся в сторону моей скамейки.
Мне стало немного не по себе, и моя первая мысль была о том, что у меня начались галлюцинации.
Однако, это был вполне реальный молодой человек, который хладнокровно присел рядом со мной, снял капюшон, закрывающий довольно правильное по форме лицо, и глубоко вздохнул.
— Друг, сигарета найдётся?
Из его уст это прозвучало весьма целесообразно, все мои мысли сразу рассеялись.
Я с удовольствием достал пачку и протянул ему.
— Благодарю. А огонёк будет?
Будет. Он закурил. Из-за присущего людям любопытства я стал разглядывать его тщательнее. Короткая стрижка, русые волосы и глаза. Ох, эти глаза, как много огня было в этих глазах, казалось, что его зрачки периодически переливались пламенем. Это были глаза, полные ненормального энтузиазма, одержимые неприступной целью, одна мысль о которой заставила бы кого угодно содрогнуться.
— Как прошёл день? — неожиданно спросил он, бросив мне искромётный взгляд и шальную улыбку.
— Бывало и лучше.
— Кхм, не каждый день обвиняешься в смерти человека, верно?
Я чуть не подавился собственным языком от удивления.
— Что!? — кое-как вымолвил я.
Незнакомец лишь горячо рассмеялся.
— Не волнуйся, друг, всё в порядке. Всё будет в порядке…
Он тут же бросил недокуренную сигарету в сторону урны, моментально поднялся и стремительно исчез в усиливающемся тумане, оставляя мне целую кучу новых вопросов без ответов.

###

Самая первая утренняя мысль о том, что я всё-таки сошёл с ума, показалась мне вполне адекватной и объяснимой. Проклятый незнакомец окончательно сбил меня с толку.
Я лежал в своей грязной кровати, разлагаясь от своего бездействия. Любые телодвижения приносили мне боль, в том числе и попытки мыслительного процесса.
Я решил, что неплохо было бы начать с медицинского осмотра своего тела. Правая рука была наполовину покрыта свежей кровавой корочкой, которая в некоторых местах уже успела немного подгнить. Я слегка до неё дотронулся и тут же зашипел от боли, волна которой пробежалась по всем конечностям. Состояние другой руки было куда лучше: лишь пара синяков и несколько небольших ссадин.
Живот и спина также неприятно пестрили синей краской и небольшими алыми полосками, которые уже постепенно стали проходить. На удивление, ноги также пострадали не слишком сильно.
Я был уверен, что нет лучшего лекарства на свете, чем горячая ванна с морской солью, какими-то целебными маслами и, конечно же, ароматическими свечками, расставленными по периметру.
Вода набралась, щелчком пальцев загорелся огонь, в голове пропали все ненужные мысли, и я погрузился в хаос, который стал для меня настоящей здравницей.
Всё складывалось просто волшебно, но неожиданно в моё подсознание попытался нагло ворваться неизвестный мне персонаж, который в своём желании был очень настырен. К сожалению, его появление в моём океане размышлений автоматически привело к смене картинки в моей голове, в которой я уже был не единственным персонажем.
В мгновенье ока перед нами появилась какая-то загадочная дверь, ведущая неизвестно куда и которую при всех своих усилиях он никак не мог открыть.
— Тебе помочь? — из вежливости спросил я.
— Привет, Артур. А ты уже помог мне. Именно благодаря тебе, я здесь и оказался. Оглянись по сторонам, нравится?
Местечко было действительно довольно жутким, и с каждой секундой моё желание поскорее убраться отсюда возрастало по экспоненте. Бурый лес превратился в исчадие ада, которое не приснится даже в самых страшных снах.
— Что? Мы знакомы?
Я подошёл к двери, которая стояла между двумя могучими деревьями, и попытался дёрнуть ручку. Моя попытка была успешной, и я с лёгкостью открыл дверь, ведущую в неизвестность.
— Чудесно. Ты знаешь, что это за место? — словно игнорируя мой вопрос, ответил незнакомец.
Паренёк был до жути знакомый, он кого-то мне напоминал. Правда, цвет его лица был какой-то нездоровый. Лицо было худое, а кожа тонкая, если вглядываться, можно было даже заметить лопнувшие кровяные сосуды.
— Понятия не имею.
— Действительно, куда тебе.
— Действительно, куда мне? — огрызнулся я.
— Ты хочешь вернуться обратно?
— Да что ты несёшь? Ты кто вообще?
Мне это всё надоело, поэтому я решил закончить наш бессмысленный диалог и избавиться от своего загадочного собеседника, пытаясь пройти сквозь дверной проём. К моему удивлению, по неизвестной мне причине я не смог сделать этот один единственный шаг, чтобы оказаться с противоположной стороны. Сложилось ощущение, что между мной и дверным проёмом образовалось невидимое магнитное поле, запрещающее мне сделать этот ключевой шаг.
— Не так просто, — ухмыльнулся он. — Для начала, Артур, просто признайся.
— Что? В чём признаться?
— Что ты хладнокровно утопил меня, — заиграли около семнадцати мускулов, и он улыбнулся. Я тут же узнал в нём образ Глеба Браумаса.
— Глеб!? Что ты несёшь? — я не понял его иронии, но всё же не смог не спросить. — Так что случилось в тот вечер?
— Я утонул. Этого мало?
— Будто в этом есть хоть капля моей вины?
— Наивный. С этого момента начинается особая фаза в твоей жизни, название которой ты узнаешь чуть позже. Теперь ты жертва системы, Артур.
— Да наплевать! Как мне вернуться обратно? — с безразличием ответил я.
— Это будет долгий путь, который принесёт тебе много боли. Это только начало, Артур. В один момент над лесом повисла поглощающая мгла, раздался глухой рёв, словно это было предупреждение о надвигающейся опасности. Недалеко от себя я увидел длинный худой силуэт, который появился из ниоткуда и стал властно приближаться в нашу сторону. — Так что, признаешь?
Глупо было оставаться на месте, особенно когда существо с двумя мелкими глазёнками и огромным ртом, из которого торчали гнилые зубы, ускорило свой шаг.
— Ты пытаешься мне угрожать? Я прекрасно знаю, что всё это ненастоящее… Небольшая сценка, которую придумал мой мозг, всего-навсего…
— А ты не думал, что всё происходящее как раз и есть небольшая сценка, которую ты ежедневно выдумываешь? Возможно, ты уже давно потерял эту тонкую грань и перестал отличать настоящее от своих глупых иллюзий.
— Да отвали ты уже…
Я попытался ещё раз выйти из этого ужасного места, но безуспешно. Существо приближалось.
— Просто признайся.
— Никогда!
— Ты можешь обмануть кого угодно, но не себя самого. И это самое прекрасное, что есть во лжи!
Существо совершило олимпийский прыжок и схватило меня за правую ногу своими длинными костлявыми руками. Я хотел вырваться, но не смог даже пошевелиться, и уже чувствовал, как этот монстр начинает жадно обгладывать мою стопу. Ни звука, ни движения, ни даже вздоха — голая боль, неприкрытая ничем. Может быть, так лучше?

###

Воздуха… Воздуха!
Я хотел моментом выскочить из ванной и набрать полные лёгкие чудесного кислорода, но понял, что не могу пошевелиться. Тело полностью онемело. Чёрт, как же мне нужен был волшебный воздух… Мысли стали постепенно обрываться.
Вдруг я почувствовал, как волшебная сила тащит моё ослабевшее тело вверх, и уже через несколько мгновений самое дорогое богатство на земле снова стало мне доступно.
— Серб, Серб! Что ты творишь!? Серб! — это был до боли знакомый голос, который совсем недавно сумел вернуть мне душевное равновесие.
Чудом я сумел открыть глаза и среди полумрака увидел статные черты лица Фадеева. Он опустился на колени и прижал меня к своей груди.
— Мат-вей… — слова давались мне довольно тяжко из-за воды, которая забилась в самые потаённые уголки моего тела.
— Идиот! Ты с ума сошёл!? Ты что творишь вообще? Я чуть с ума не сошёл…
— Всё хорошо со мной… Вопреки всем своим утренним мыслям могу заявить, что я хоть и сошёл с ума, но жить я по-прежнему хочу. Пока… — в шутливом тоне ответил я. — Но, в любом случае, спасибо тебе. Ты очень вовремя! Снова.
— Скажи «спасибо» своей памяти, которая не позволяет тебе даже закрыть входную дверь на замок. — Действительно, ну и память! — Я с похорон.
— Как-то ты слишком резко темы меняешь… Можно немного поделикатнее?
— Переживёшь, — напрочь перебил меня Матвей.
— Верно. Ладно, как всё прошло? Наверняка, меня все ненавидят и презирают?
Фадеев поднялся на ноги, осмотрел меня довольно циничным взглядом и произнёс:
— Давай-ка ты лучше вылезешь из ванны, оденешься, и тогда уже нормально поговорим. А то, мне совсем не по себе…
Я с большим нежеланием вылез из тёплой ванной и пошёл одеваться в свежую домашнюю одежду. Весь этот процесс занял не более трёх минут.
Матвей уже по старой привычке поставил чайник и устроился на моём мягком уголке.
— О нет, сейчас опять будет очередной душераздирающий разговор, — с недовольным лицом начал я диалог. — Верно?
— Ты давай присаживайся. Не люблю, когда глаза собеседника находятся на другом уровне от моих.
Я послушно присел и сразу же, будто по инерции, опустил виноватые глаза куда-то в пол.
— У тебя здесь курить можно?
— Да вообще нежелательно. Но для тебя могу сделать исключение, только около вытяжки давай. Или в окно кури.
— Нет, в окно холодно. Мерзкая осень в этом году. Хотя, в принципе, как и обычно. Ладно, потом покурим.
— Ну? Давай сразу к сути.
— В общем, если отбросить лирическое вступление и все остальные детали, то в результате следствия, которое, попрошу тебя заметить, завершили досрочно, смерть Браумаса признана несчастным случаем, а тебя признали полностью невиновным.
Я ожидал любого, даже самого мерзкого расклада, но такое умозаключение Фадеева показалось мне ложным.
— Ну, что умолк? Сказать нечего? — с довольно смелой улыбкой на лице обратился ко мне Матвей.
— Вот именно, что сказать нечего.
В глубине души я прекрасно понимаю, что эта новость для меня должна стать бальзамом для больного сердца, но на самом-то деле, как такое возможно? Я в замешательстве от полного незнания деталей. От этого и не становится легче.
— Да о чём ты? Справедливость. Карма. Удача, в конце концов! Можешь называть этот счастливый фактор, как тебе захочется. Можем даже назвать его фактором Сербина, — я ухмыльнулся от забавной иронии Фадеева, он продолжил, — Но результат-то очевиден.
— То есть всё вот так совсем просто?
— Да я бы не сказал. Остались некоторые проблемы довольно бытового характера.
— Озвучишь?
— Первая проблема: тебя в буквальном смысле ненавидит весь лицей. Весь день не угасали разговоры о тебе, чёртовом маньяке, который идеально всё спланировал и выбрал подходящий момент, — здесь я позволил себе ноту иронии, но Матвей сразу же меня поправил, — А что ты смеёшься? Я вполне серьёзно. Тебя презирают, Серб, причём это относится не только к ученикам. Наш физрук вообще весь день тебя проклинал… Единственные люди, которые ни слова о тебе не сказали, это отец Глеба и его сестра, бедные, убитые страшным горем люди.
— Я другого отношения и не ждал, в принципе… Ладно, я понимаю. А вторая проблема?
— Что?
— Ты говорил, что осталось две проблемы…
— А, точно, сам уже сбился с мысли. Вторая проблема состоит в том, готов ли ты сам себя простить и дальше жить в гармонии со своим внутренним миром? Если всё было именно так, как ты мне рассказывал, а я уверен, что всё так и было, значит всё в порядке, Артур. Твоей вины в этом действительно нет. Уверен, что со временем ты это поймёшь.
— Во время принятия ванны так получилось, что я задремал.
— Интересно, — перебил меня мой собеседник.
— Дай закончить… В мой сон ворвался Глеб, который пытался меня обвинить в своей смерти. Он ещё что-то говорил про новую фазу в моей жизни…
— Серб, ты опять хватаешься за глупые сны?
— Но в тот раз сон был предостережением, как оказалось. А ты абсолютно также даже не выслушал меня.
— Прости, но это всё совпадение. Ну, не верю я во всю эту чепуху. Просто не верю.
— Ладно, как скажешь.
Я уже хотел рассказать Матвею про свою встречу с незнакомцем, но в последний момент решил перенести этот разговор на более поздний срок.
Чайник закипел в нужный момент времени, и вернул нас в чувства. Матвей налил кипяток в две маленькие кружки с чаем и снова обратился ко мне.
— Серб, хватит пропадать в размышлениях. Я понимаю, что всё это очень сложно, но этот неприятный инцидент остался позади. Мистическими высшими силами судебное правосудие также обошло тебя стороной. Сейчас скажу очень банальную и примитивную фразу, но без этого я не смогу считать свой дружеский долг выполненным: нужно просто жить дальше.
— Да-да, я понял. Если честно, то не знаю, как бы всё это пережил без тебя, — от сотни приятных мыслей, которые всё-таки добрались до моей головы, я с трудом сдерживал слёзы.
— Постарайся не расплакаться… Как в тот новогодний вечер, ладно? — предательская слеза словно назло покинула границы моего глаза, давая Фадееву новый повод для широкой дружелюбной улыбки. — Ну, я же просил!
И тут я уже дал волю всем своим эмоциям, которые копились во мне долгое время, Матвей подошёл ко мне и в очередной раз за вечер приобнял, слегка постукивая меня по спине.
— Всё позади. Давай продолжим наше чаепитие, а после — ложись отдыхать. Эту неделю побудешь на дистанционном обучении, а дальше всё вернётся в прежнее русло. Я уверен. Уверен.

###

На улице уже стало заметно прохладнее, чувствовалось, что зима уже совсем не за горами. Дождь перестал приносить прежнюю свежесть и лёгкость, заменив эти свойства на неприятную морозную колкость, а деревья стали терять последние листочки, лишая этот серый город последних ярких цветов.
Я бы не сказал, что две недели, которые я провёл практически, не покидая своего убежища, пролетели быстро и незаметно. Отнюдь наоборот, ежедневно время тянулось неимоверно долго, а из-за моей слабости и полностью окутавшей меня лени, я не мог себе позволить никаких толковых дел.
Конечно, иногда в мои однотипные будни добавлял немного красок Матвей, который докладывал мне о сложившейся в лицее обстановке, которая, по его словам, по-прежнему накалялась.
В общем, мы решили, что логично будет заменить неделю дистанционного обучения на две. И эти четырнадцать дней прошли со знаком внутренней борьбы, в которой с небольшим перевесом всё-таки одержала победу ясная мысль о том, что я совсем не имею никакого отношения к случившемуся инциденту.
Именно с этой мыслью, я и вышел на улицу в очередной понедельник, будучи готовым к любым оскорблениям и самым ненавистным взглядам. Дорога показалась, на удивление, интересной, ноги уже совсем забыли, когда последний раз двигались по этому маршруту.
Подходя к воротам лицея, мне хотелось услышать, как сзади меня зовёт Фадеев, но в этот раз моё желание не сбылось, и я открыл тяжёлую входную дверь в гордом одиночестве.
Я, как можно, скорее скинул с себя верхнюю одежду и направился к информационному стенду, чтобы освежить в памяти наше расписание. Математический анализ, химия и физкультура – типичный набор для начала новой недели.
— Ого! Ничего себе, кто явился, — со стороны лестничного проёма послышался противный голос Шейдаева, который подошёл ко мне и продолжил. — Как скоро?
Я пытался не поддаваться на его провокацию, но всё же довольно аккуратно ответил:
— Как скоро? Что?
— Хах, а ты ещё спрашиваешь? Как скоро, мы сможем увидеть тебя за решёткой, — это заявление показалось мне чертовски мерзким, и мне сразу же захотелось дать Игнату по голове, но я совсем не имел права вмешиваться в новый конфликт.
Ребята с параллели, которые остались у лестничного проёма, оставались довольны таким дерзким началом диалога со стороны их приятеля, а я, сохраняя спокойствие и хладнокровие, развёл руки в сторону, дёрнул несколько раз бровями и шёпотом ему ответил:
— Как только ты начнёшь собирать сплетни реже, чем твоя сестра, — я издевательски хлопнул его плечу и оставил наедине с этим довольно простым по содержанию оскорблением, которое, кажется, неслабо его задело.
Я поднялся на второй этаж, чувствуя кучу выжигающих взглядов в свою спину, но я, на удивление, довольно быстро смирился с этим явлением. До начала пары оставалось каких-то пять минут, и весь второй этаж представлял собой отдельный мир, в котором жизнь била ключом: некоторые обсуждали самые горячие и пикантные темы, кто-то неистово повторял материал, беспокоясь за оценку в первом полугодии, другие же просто громко смеялись из-за разных глупостей.
Моё внедрение в этот относительно новый для меня мир изменило здесь всё и сразу, заставив каждого на несколько коротких мгновений отложить свою мимолётную рутину, и обратить свои взоры в мою сторону. Они все прекрасно понимали, кто сейчас будет проходить по этому коридору и за что меня стоит ненавидеть. Это знали абсолютно все: от совсем маленьких и глупых семиклассников до злых и матёрых выпускников, которые пропитались ненавистью ко мне больше остальных. Образовалась немая сцена, которая, по моему сценарию, должна была смениться уверенным, чётким и ясным действием с моей стороны. Но всё оказалось куда сложнее, чем представлялось моей голове. Мои худые ручонки задрожали, ноги стали неаккуратно подкашиваться, а огромные зрачки беспорядочно бегать из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от такого количества желчи.
В этой ситуации было непозволительно думать головой, нужно было просто слепо следовать вперёд, перебирая дрожащими ногами, всё ближе и ближе приближаясь к заветному кабинету. Никаких мыслей, просто идти вперёд…
Казалось, что время остановилось, потеряло всякий смысл, но я старался не думать об этом и просто продолжал идти в самый конец коридора, где находился нужный мне двести десятый кабинет.
Мой взгляд невольно остановился на моих одноклассниках, которые как обычно, находились около аудитории, и все как один, смотрели на меня дикими презирающими глазами… Я подошёл к этому столпотворению почти вплотную и остановился, понятия не имея, следует ли мне сейчас с кем-то здороваться или просто что-то говорить.
— Привет, — всё-таки вырвалось у меня. — Привет, — ещё раз повторил я для уверенности в том, что все прекрасно увидели мой дружелюбный настрой.
Я облокотился об стену и ещё раз обратил взор на своих одноклассников, среди которых не заметил Драдемадова и Соловьёвой. На этаже по-прежнему царила мёртвая тишина, которая в нашем лицее была довольно редким гостем.
Ко мне в голову вкралась аккуратная мысль, что мне стало немного легче от факта отсутствия Стаса, и тут же прозвенел звонок, нарушивший всеобщий ритуал молчания. Я первым вошёл в кабинет и сел на привычную для себя вторую парту третьего ряда и приготовился к уроку.
Сложилось ощущение, что наш преподаватель совсем не торопится начинать занятие, и это ощущение оказалось оправданным. В течение пяти минут драгоценного для любого преподавателя времени, он не сказал ни единого слова, словно чего-то неистово ожидая. По кабинету стали доноситься недоумевающие перешёптывания, которые постепенно превратились в настоящий словесный хаос.
Егор Алексеевич понял, что без его вмешательства так дальше продолжаться не может, поэтому молодой специалист поднялся и вышел к центру доски, начиная свою пламенную речь.
— Класс, внимание! Хочу вам всем доложить следующую информацию: вопреки всему своему профессионализму я отказываюсь преподавать и готовить вас к экзамену, если в моей аудитории будет присутствовать кто-либо, причастный к смерти человека. Как вы все прекрасно понимаете, в данный момент в этом кабинете как раз и находится такой человек, которого и человеком-то назвать язык не у каждого повернётся…
Вот это поворот! Ладно ещё с ребятами, их ещё можно было бы понять, но, чтобы Егор Алексеевич, один из моих любимых преподавателей, отказывался вести занятие из-за меня… Это был для меня самый настоящий нож в спину, который моментально вернул меня к жестокой реальности, которая прямым текстом говорила мне: «Тебе здесь не рады, мальчик!».
Он вернулся к первоначальному сидячему положению, сложил руки и снова уткнулся куда-то в сторону, намекая на то, что ждёт моего ответа.
— Сербин, пошёл вон отсюда! — довольно прямо и грубо обратилась ко мне Вика Бертышева, маленькая фурия с волосами цвета моркови.
Если бы я сказал, что вся эту ситуация меня никак не задела – мне бы пришлось солгать, причём довольно профессионально солгать.
— Это редкая ситуация, когда ты сказала действительно что-то стоящее, — поддержал её Егор Алексеевич. — Убирайся, Сербин. Не знаю, как насчёт остальных моих коллег, но лично я даже воздухом одним дышать не желаю с… — Он сделал небольшую паузу, набираясь уверенности и решительности для финального слова. — … С такой мразью как ты, Сербин.
Мразь? Да что ты себе позволяешь, товарищ-преподаватель? Меня это до невозможности взбесило, и я моментально вскочил со стула.
— Что? Что ТЫ сказал? — переспросил я в довольном грубом тоне, в котором все почувствовали нотки угрозы.
Осмотревшись по сторонам, я ощутил полный контроль над сложившийся ситуацией: это были два десятка тяжёлых, но до жути пугливых и аккуратных взглядов. Я медленными и выверенными шагами стал неспешно приближаться к Егору Алексеевичу.
— Сербин, что вы делаете? Остановитесь немедленно! — дрожащим голосом пытался он остановить мой «дружелюбный» посыл.
Я же остановился около него, посмотрел на него сверху вниз, затем ещё раз осмотрел всех и каждого в этой аудитории. Да, сначала мне было ужасно неловко от того, что меня все презирают, но в моей голове произошла настоящая революция, которая позволила мне осознать тот факт, что эта однородная серая масса боится меня.
— Кажется, ты назвал меня мразью? А ты, Бертышева, что-то там сказала насчёт нежелания видеть меня в этом кабинете. Верно? — параллельно обратился я к своим обидчикам, которые продолжали молчать, виновато убирая глаза куда-то в сторону. — Верно. Так вот, если вам, уважаемый Егор Алексеевич и не менее уважаемая Виктория, не знаю, как вас по батюшке, угодно, чтобы меня не было на ваших занятиях, значит, всё будет по вашим желаниям.
Я вплотную приблизился к двери, взялся за ручку, но в последний момент резко развернулся через правое плечо и добавил:
— Но предупреждаю, господа, если я ещё раз от кого-то из вас услышу хоть малейший упрёк в свой адрес – берегитесь. Надеюсь, вы все хорошо помните о возможных последствиях.
На этой красивой ноте, я вышел из кабинета, аккуратно закрыл дверь и был полон решимости отправиться домой, чтобы поразмыслить о том, как можно начать извлекать выгоду из этой сложившейся ситуации.
Мою грустную и озадаченную физиономию сменила широкая нахальная улыбка, которая свидетельствовало о том, что теперь всё будет намного проще. Проще, чем когда-либо…

###

Как только я открыл металлическую входную дверь и вздумал покинуть пределы лицея, так сразу же на пороге столкнулся с девушкой, которая, видимо, очень торопилась на занятия.
— Ну, аккуратнее! — прикрывая руками глаза, по инерции выдал я.
— Серб! Ты что ли? Ох, Серб, — это была Соловьёва, которая, к моему удивлению, была очень рада меня видеть.
— Да к чёрту, кто же ещё? — усмехнулся я. — Ты чего опаздываешь?
— Погоди-погоди, тебя не было полмесяца на парах, и ты сейчас спрашиваешь у меня, почему я опаздываю? — она мило заулыбалась, а потом от радости обняла меня.
— Отличный парфюм… Прям с ума сводит, — не соврал я, вдыхая аромат её нежной кожи.
— Ох, спасибо. Правда, отличный аромат! Мне тоже очень нравится! Что, куда пойдём?
— В смысле? Ты же на пары собиралась, вроде как.
— Какие пары, Серб? Мы сейчас же идём в «Штрих», нам нужно срочно отметить твоё возвращение! — её энтузиазм бил через край, что уже само по себе было немного подозрительно.
Конечно, я удивился такому быстрому развитию событий, но всё-таки отвергать такое заманчивое предложение не стал. «Штрих» был самым обычным баром с простым интерьером, дешёвой мебелью и тусклым освещением, зато с демократичными ценами и неподалёку от нашего лицея.
Бар с момента открытия стал пользоваться популярностью у молодёжи, особенно у несовершеннолетних школьников, так как здесь никогда не требовали документов для подтверждения возраста.
—… даже Егор Алексеевич назвал меня мразью и отказался вести занятие в моём присутствии, представляешь? — я закончил свой рассказ о своё «триумфальном» возвращении в лицей и ждал реакции своей собеседницы.
— Вот как… — довольно наигранно ответила Саша. — Да, в принципе всё это время в лицее именно такая обстановка и была. Все ребята только и говорили о том, какой же ты ублюдок. Но от наших преподавателей я такого точно не ожидала…
— То есть ты не считаешь меня виноватым в смерти Браумаса? — подводя итог нашей небольшой беседы, спросил я, открывая перед Соловьёвой входную дверь в бар.
— К чёрту, Серб. Мы с тобой довольно давно знакомы, и я прекрасно знаю, на какие вещи ты способен, а на какие нет, — рассуждала Саша, как будто мы знали друг друга с детства.
Но это всё была наглой ложью. Мы знакомы с ней только второй год, из которых четверть мы совсем не общались, а она даже не в курсе о моей коме… Я решил не упоминать этот факт в слух, поэтому просто улыбнулся и осторожно кивнул.
— А кто тогда виноват? — вновь спросил я.
— Ну, — затянула Саша, — наверное, виноват сам Глеб… Следователи же установили, что это было самоубийство, совершённое в состоянии алкогольного опьянения.
— Значит, ты всё-таки не уверена в этом.
— Да почему!? — да потому что это прекрасно видно по твоим рассуждениям!
— Ладно. Закрыли этот вопрос. Тогда почему ты пошла в тот вечер к Глебу без нас? Мы же договаривались идти туда вместе, — я продолжал рубить правду-матку.
— Я что, на допросе?! — возмущённо спросила она. — Хватит!
Мне стало довольно приятно от мысли, что я задаю такие прямые и довольно щекотливые вопросы довольно сдержанно и без лишнего волнения. Реакция Соловьёвой была ожидаемой.
— Тебе не нравится мои вопросы?
— Просто я единственная, кто хоть как-то протянул тебе руку помощи, а ты вместо благодарности устраиваешь мне какой-то непонятный опрос. Это… Это нормально?
— Что?! Рука помощи? Ты сейчас серьёзно? — её ответы забавляли меня всё больше и больше.
Она не отвечала, пытаясь спрятаться в наступившей тишине.
— Ты случайно не знаешь, почему сегодня Фадеев не пришёл? И телефон у него выключен.
— Матвей? Да он вообще вторую неделю не появляется в лицее, с тебя пример берёт.
Фадеев всё это время не появлялся в лицее!? А вот это очень странно…
— Почему? Не знаешь?
— Понятия не имею, — коротко ответила она.
Я уставился в сторону своего коктейля, который очень гармонично разбавлял скучный цвет древесины нашего столика. В моей голове снова и снова возвращался один и тот же вопрос. Почему Матвей всё это время врал мне? Да и вообще, где он сейчас?
— Серб, — вернула меня в реальность Соловьёва.
— А? Что?
— Всё в порядке?
— А тебе есть до этого хоть какое-то дело? — на удивление, грубо ответил я.
Она приоткрыла рот и уставилась на меня своими большими глазами, в которых читалось недопонимание от сложившейся ситуации.
— Саш, зачем ты меня сюда пригласила? Я ведь прекрасно понимаю, что ты ко мне не относишься так, как хочешь мне это показать. Тебя никогда не было до меня дела. И я уверен, что на пару ты опаздывала специально, чтобы пересечься со мной. Тебе что-то нужно. Что-то определённое…
Я сумел в себе найти силы, что посмотреть ей прямо в глаза и понял, что разочарование всё-таки было не от того, что я веду себя так грубо, а от того, что я сумел разоблачить её безразличие. Тем не менее, она периодически их прятала, отводя свой одновременно красивый и пустой взгляд куда-то в сторону. Соловьёву мучила совесть.
— Почему ты не пришла в тот вечер?
— Ты всё ещё про тот вечер у Глеба?
— Да к чёрту его. Я про наше несостоявшееся свидание. Прошлой весной.
— Какое? — то ли прикидывалась, то ли действительно не понимала моя собеседница.
— После которого меня сбила машина, а потом я впал в кому.
Она продолжала виновато молчать.
— Кома? — переспросила Саша.
— Да.
— А ты уверен, что она вообще заканчивалась? — этот вопрос сумел завести мои размышления в тупик.
Как она вообще только додумалась до такого вопроса?
— Что ты несёшь? Я тебя не понимаю…
— Ладно. Этот разговор уже давно перешёл в неизлечимую стадию, Серб.
— Соглашусь, пожалуй.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Мне это безразлично, — ответил я.
— В принципе, как и мне. Прости, — здесь же я наоборот почувствовал нотки обмана, которые приятно стукнули по моему сердечку.
Между нами снова образовалась пауза, наполненная всё тем же мерзким и неловким молчанием, которое действовало мне на нервы всё сильнее и сильнее.
— Держи, — вставая из-за стола, Саша протянула мне небольшую визитную карточку.
Я принципиально не стал брать её сразу, поэтому спросил:
— Что это?
— С тобой очень желает познакомиться один человек. Причём довольно давно.
— И что теперь? — с безразличием возразил я.
— Это насчёт Фадеева, — ответила она, оставляя за собой довольно весомый аргумент в нашем споре. — Я боюсь, что здесь всё намного серьёзнее, чем кажется. В любом случае, будь осторожен.
Она аккуратно положила карточку на деревянный столик, показательно развернулась и покинула пределы этого бара.
Я же ещё раз попытался осмыслить нашу неслучайную встречу, которая оказалась для нас обоих в чём-то определяющей, и отправился домой, где ещё раз внимательно осмотрел визитку и решил, что с делом Матвея лучше не медлить.
Посередине голого белоснежного фона шрифтом красного цвета красовалось определяющее слово «Адвокат», а шрифтом чуть меньше — нужный адрес.
Через тридцать минут я уже стоял около нужной мне двери с выгравированным числом двадцать три. Рука с лёгкой дрожью потянулась к звонку. Лёгкое касание. Ещё раз.
Дверь почти моментально распахнулась, и я увидел перед собой молодого человека высокого роста.
Его русые волосы средней длины были элегантно зачёсаны на правую сторону. Широкий лоб с аккуратной морщинкой посередине и маленький лисий нос, имеющий островатый кончик, сразу почему-то намекнули мне о его хитроватости, а крупные губы правильной и эстетичной формы на пару с идеальными зубами прямым текстом намекали об его утончённой манере речи.
— Артур Сербин? Ну, наконец-то! Я ждал этой встречи целую вечность, приятель!