Простые вещи (Глава 13. Оставь надежду)

Яркий свет одинокого фонаря освещал дрожащую руку, которая весьма медленно и неуверенно опускала конверт в ящик. Едва слышный звук от соприкосновения бумаги и металла.
Что сделано, то сделано. Нужно ехать домой и хорошенько выспаться перед таким важным днём.
"… Я никогда и не думал, что смогу примерить на себя роль палача, но этого требуют обстоятельства: либо я это сделаю, либо рано или поздно кто-то испробует эту роль на мне. Я давно привык, что не могу быть чертовой пешкой в этой большой игре. Всё в мире динамично, перемены — они неизбежны. Всегда есть те, кто создают перемены, а есть те, которые под них послушно подстраиваются.
Наш мир динамичен, никто и ничто не остаётся без изменений. Мы — динамичны. Настолько, насколько может позволить наш разум, заставляющий нас принимать ключевые решения.
… Мой выбор был сделан задолго до этого судного вечера, в который я окончательно решился на две вещи: это письмо тебе и план по вынесению собственного правосудия. И я даже не знаю, какое из этих решений далось мне сложнее…
… Кстати, я поговорил с Феликсом (владельцем Сильвера, как ты помнишь), и он уже приступил к подготовке нашего выпускного вечера, так что не смей ни о чём волноваться!
Уверен, что всё будет в порядке. К тому же, я ещё просто обязан написать книгу, где ты будешь главной героиней и каждый день ловить птицу счастья за её колоритный хвост.
Артур Сербин".
Обрывки письма стали покрываться туманом сновидений, всё больше и больше переплетаясь в моей голове. Это давало подсознанию конкретный сигнал о том, что именно сейчас необходимо дёрнуть переключатель жизненных сил, чтобы погрузиться в бездну покоя.
Щелчок.

###

Минувшая неделя ожидания и подготовки выдалась сложной. Я каждый день, одержимый своим принципиальным желанием, вскакивал с постели ровно в шесть утра, полностью уверенный в себе и в своих дальнейших действиях.
К сожалению, как выяснилось при диалоге с Феликсом, при первом же упоминании тёмных моя эмоциональная составляющая снова дала сбой, и я снова стал терять контроль над своими мыслями. Правда, периодически я всё-таки пытался уговорить самого себя отступить назад.
Ни за что. Никогда.
Каждый раз, пересекая порог Сильвера, я надевал на себя маску беззаботного и спокойного управляющего, распоряжаясь заведением на ура. Но, как только, я оказывался наедине с собой, миллионы неоднозначных мыслей пытались одурманить и обмануть меня. Я давно уже смирился с тем, что какие-то шестерёнки в моей голове дали сбой.
Я ничуть не боялся будущего сценария, что мне стоит совершить один спорный поступок? Я беспокоился за дальнейший исход событий, который просчитать было практически невозможно. Возможно, это станет своеобразной кульминацией в этой бесконечной борьбе с самим собой.
Нужны перемены. Скоро всё изменится. Бесповоротно.
В моём деле мне больше всего нужны были единомышленники, которые ни на минуту не будут сомневаться в правильности моей задумки. Мне была необходим поддержка, и я, конечно же, её получил в лице Матвея и Алисы, которые в свою очередь набрали самостоятельные команды, готовые следовать за мной.
В эту ночь, несмотря на бесконечную усталость, пронизывающую моё тело от и до, я не сомкнул и глаза. Прозвенел будильник, который я тут же выключил, умылся ледяной водой и посмотрел на своё отражение.
— Скоро всё закончится. Не беспокойся, Серб.
Я прибыл на точку сбора последним.
В общем итоге, я насчитал ровно семнадцать человек, которые готовы положить конец целой эпохе. Я поймал тёплый взгляд Матвея и подошёл к нему.
— Все готовы? – спросил я максимально громко, чтобы мой вопрос услышали абсолютно все участники данного мероприятия.
Кивок головы каждого из ребят чётко ознаменовал, что пути назад — нет.
— Алиса, Лера и Матвей едут со мной. Дорога будет долгой — наберитесь терпения.
— Может быть, всё-таки скажешь, куда едем, командир? — с ухмылкой спросил у меня мой старый знакомый, Игнат Шейдаев.
— Кто взял его с нами? — недовольно спросил я.
— А что такое, командир? Что-то не так? — неожиданно для меня ответил Игнат.
— Я обещаю тебе, что ты договоришься… Матвей, зачем нам Шейдаев?
— Серб! Это я его позвала, — вступилась за него Черышева. — Всё в порядке.
Хм, интересный расклад. Я решил сдержаться и промолчать.
— По машинам, — скомандовал я и с хлопком закрыл за собой дверь, поймав довольный взгляд мерзкого Игната.
Наш экипаж в составе из четырёх машин выехал к месту вынесения приговора.
Светало.
— Мой первый вопрос будет немного глупым, но всё же: с каких пор ты водишь машину? — спросил Фадеев.
— Феликс сделал мне права. Здесь автоматическая коробка передач — думать много не надо, хах.
— Хорошо живёшь, — ответил мой друг.
— Не жалуюсь.
— Может быть, всё-таки просветишь нас? — с заднего сидения донёсся голос Свиридовой.
— Мы едем поджигать лечебницу, — уверенно и немного тщеславно ответил.
Ехидная улыбка пробежалась по моему помятому лицу, оставляя за собой едва заметный след от мимической морщины.
Как жаль, что на самом деле, никаких семнадцати человек не было и в помине. Никто, кроме Алисы, даже не в курсе, куда и зачем я сейчас отправляюсь.
Как жаль, что все эти диалоги были лишь отголосками моей больной и вконец разрушенной фантазии, которая уже давно затянула меня в такую тину, из которой выбраться уже невозможно.
Как жаль.

###

Я достал из правого кармана пачку с последней сигаретой и закурил.
Воодушевлённо, крайне медленно и осознанно, размышляя о том, как могло всё произойти, если в один осенний вечер мы с Матвеем остались бы дома.
Моё состояние меня пугало и самого. Вся моя фантазия казалось такой реальной, а теперь я абсолютно уверен в обратном. Какие-то записки сумасшедшего.
Мои глаза невольно опустились вниз, словно заранее прячась от всего того, что случится через несколько минут.
С каждым приближающимся мгновеньем мне всё больше казалось, что я парализован и отныне стал навеки частью этой лечебницы.
Я застрял где-то в чертогах своего разума, забывая обо всём на свете. Осматривая выцветающими зрачками ветви деревьев, создающих одну большую паутину, я поймал себя на мысли о том, что по-настоящему из своего круга общения я не знал никого, даже Матвея Фадеева.
Кто он? Почему мы общаемся? Куда он пропадал?
Зато мне почему-то казалось, что Алису я знал всегда, с самого детства. Я никогда и ни к кому такого раньше не испытал… Странно, может быть, это и есть любовь? Когда совсем неважно, сколько времени ты знаешь человека, а в секунды, когда весь мир останавливается, ты пытаешься осознать, насколько тебе дорог этот человек.
Да, теперь уже ничего не будет, как прежде. Да и вообще, как прежде не будет никогда. Всё меняется, переходит из одного состояния в другое. Всё, всё, всё, а я лишь часть этого огромного «всего», которая подчиняется всё тем же законам физики, что заставляет меня здесь и сейчас предчувствовать самый кровожадный огонь в моей жизни.
В любом случае, если бы не случился тот самый вечер у Глеба Браумаса, то это была совсем другая история со своим нейтральным концом. В моей действительности всё намного проще.
— На сегодня я дал вам слишком много возможностей, чтобы остановить меня. Хватит, пожалуй, — тихо и довольно пробубнил я себе под нос.
Моя жизнь уже давно перестал быть чем-то большим и цельным, превращаясь в кучу осколков, которые никогда не станут частью больших историй.
На сегодняшний день приговор был прост и очевиден: двадцать канистр керосина. По две на каждый из этажей и оставшиеся на приграничную территорию. Эта игра стоит свеч.
— Оставь надежду всяк сюда входящий, — я вынес свой окончательный вердикт и бросил недокуренную сигареты в сторону лечебницы.
Яркое пламя моментально охватило больницу, всё быстрее и быстрее охватывая место, где относительно недавно находили свой покой психически нездоровые люди.
Спустя время послышались крики. Крики нелюдей. Они резали уши, заставляя каждую клеточку мозга страдать вместе с ними. Огонь всегда побеждает.
Вместе с этими криками умирала и частичка меня. Частичка чего-то хорошего, вечного. Неописуемая частичка всего того, что я уже стал терять так давно и так много.
Из-за забаррикадированных окон пытались выбраться десятки людей в мантиях, но всё это было напрасно. Показались их руки, я видел их изуродованные глаза. Ветер стал разносить огонь всё выше и выше, не давая тёмным никаких шансов в этом противостоянии.
На мгновение замер и я, пытаясь ещё раз осмыслить всё то, что только что своими руками натворил.
Последствия необратимы. Обратного пути нет. И это прекрасно.

###

Границы реальности моментально стёрлись благодаря особенному для меня человеку. Её уже до боли знакомые черты лица находились от меня на расстоянии поцелуя.
Дышать было сложно. Казалось, что вот-вот я снова утрачу связь с миром и начну задыхаться. Я почувствовал мерзкий вкус крови у себя во рту, мешавший добывать бесценный ресурс.
Глаза открылись не сразу, сложилось неприятное ощущение, что они смазаны клеем. Неизвестный источник света неприятно резал мои глаза.
Проснулось тело. Оно моментально разгорелось синяками и ссадинами, которые заставили меня тихонько завыть.
Как оказалось, всё было не так трагично, как мне могло показаться раньше, и находился я не где-нибудь, а в собственной постели.
Я попытался привстать, опираясь руками на кровать. Больно. Дышать по-прежнему было немного проблематично, кружилась голова.
Со стороны кухни послышались аккуратные шаги, а через некоторое время дверь в комнату открылась и показалась Алиса, одетая в строгую классическую рубашку в чёрно-белую полоску, заправленную в джинсы. Её лицо было предельно серьёзным и в чём-то даже расстроенным.
— Проснулся, — сказала она тихим голоском, при этом показалась первая улыбка на её лице, — Матвей, быстрее сюда!
Вновь послышались шаги, и в комнату вошёл Фадеев.
— Серб! — налетел на меня он. — Ты что натворил? — он схватил меня за плечи и стал трясти моё больное тело. — Я спрашиваю тебя: ты что натворил?
— Аккуратно! — заступилась за меня Черышева.
— Тише, здоровяк… У меня всё тело болит…
— Ты мог погибнуть! Ты мог погибнуть! — повысил голос мой друг.
— Матвей… Пожалуйста, спокойнее, — сквозь зубы проговорил я. — Что случилось… Я не помню…
— Отец ранним утром принёс мне твоё письмо, и я сразу же подняла на ноги Матвея, и мы отправились к лечебнице. Когда мы подъехали всё вокруг уже почти догорало. У тебя куча ожогов по всему телу, — произнесла Черышева. — Ты заживо сжёг десятки людей… Ты… Уничтожил их.
Я тут же осмотрел своё тело и заметил несколько вздутых волдырей.
— Это не люди, — ответил я. — Они заслужили этого.
— А кто же они тогда? С каких пор ты возомнил себя тем, кто способен решать, кому дано жить, а кому нет? Артур, что происходит? — устроила настоящий допрос Алиса.
— Зачем ты это сделал, Артур? Зачем!?
— Ты столько времени потратил, чтобы доказать всем, что не являешься тем, кто ты есть на самом деле, но… Каков итог? Ты лишь подтверждаешь статус «сумасшедшего»… Я не общалась с тобой до этого года, ноя уверена, что раньше ты был совсем другим…
— Она права, Серб. Ты нездоров, — согласился Фадеев.
— Я — вполне нормальный, ясно? Я — не сумасшедший.
— Запомни, Артур. Как мы мне сейчас не было сложно это признавать, но отрицание своего безумия — это первый признак безумия, — ответил он.
— Ты… — хотела что-то мне сказать Алиса.
Но я нагло перебил её, имея в своём рукаве главный козырь этого вечера.
— Может быть, спросим у Эрика, заслуживают ли они жизни? Что думает по этому поводу Эрик Бютнер!? — её рот самопроизвольно открылся, в стеклянных зрачках тут же показались первые капли. — А? Чего молчишь? Давайте! Попробуйте ещё раз меня обвинить в этом… Да я спас этот город! Я… Я! — я подавился, и мне снова стало сложно дышать.
Матвей смотрел на меня с таким презрением и ненавистью, что мне стало жутко не по себе. Алиса напоследок заглянула мне в самую душу, расплакалась и покинула мою комнату.
— Мне очень жаль, что я так долго дружил с таким ничтожеством, как ты, Артур. Прощай.
Он в спешке последовал за Черышевой, покидая пределы моего маленького царства.
— Да убирайся! Убирайтесь! Не хочу вас видеть! Обоих! — кричал я вслед. — Оставьте меня! Оставьте…
И я снова остался абсолютно один в своей пустой и холодной квартире. В голову по-прежнему лезли хаотичные и глупые мыслями, которые меня так сильно тревожили и пугали.
Я не мог ни на секунду забыть о том, что примерил на себя безликую роль палача, забывая гуманные ценности, знакомые мне с раннего детства. Этот ужас теперь навсегда останется со мной, несмотря на то, что, возможно, этот поступок сделает меня ещё на несколько шагов ближе к истине, которая давно перестала быть для меня самой целью.