Этот берег наш
Кувырком Возрастные ограничения 0+
— Что ты делаешь?
Я слышу, но оставляю без внимания: твой вопрос, твой голос – они для меня естественны как щелканье кузнечика вон там, между камышами и ромашками, как деловитые переговоры уток о том, кто будет ближе к хлебному берегу: «Я! — Нет, кря!», как грохотанье трактора где-то совсем близко. Так. А что, собственно, здесь делает трактор?
Трактор уже на протяжении 7-9 дней тщательно очищает противоположный берег от ненужных деревьев. Застройщик счел «ненужными» все.
— И что же там будут строить?
— Скоро туда водрузят очередную «Пятерочку» или автостоянку, или детскую площадку.
Ты задумчиво теребишь еще не распустившуюся ромашку.
— Эй, оставь цветочек в покое!
— А, да…Конечно…
Возвращаешься к своему скетчбуку. Скетчбук – цвета сгоревшей карамели, какую мамы жарят на чайной ложке своим детям от кашля. По одному краю тонкая полоска кружева, по центру – сушеный клевер.
— Смотри, как тебе? – показываешь какую-то оранжевую карандашную мордашку, но я не слышу твоих слов: на лодке мимо нас проплывает бригада азиатских строителей, бурно обсуждая то ли предстоящий обед, то ли строгого начальника. Многозначительно косятся и, уже сменив тон, осыпают нас каскадом крикливых комплиментов (а может и нет) на своем национальном.
Пожалуйста, не сочтите меня расисткой, я вовсе не презираю сами нации, а только некоторые их составляющие. Киргизы, армяне, азербайджанцы, русские – просто слова, существительные, а мужик, еле стоящий на ногах и пытающийся ухватиться за тебя или ухватить тебя за что-то, явно нарывается, чтобы дать ему по рукам и выслушать твое к нему презрение.
На противоположном берегу валится еще одно дерево.
— Ну это уже слишком! – я со злости бросаю гладкий холодный камень в воду, но он почему-то перелетает мою относительно большую мишень и приземляется на этом злосчастном берегу.
— Что за черт?
— Где была твоя силища на школьном волейболе? – усмехаешься.
Меня это раззадоривает еще больше и я снова отправляю в произвольный полет следующий камень. Он стукается о желтую кабину гудящего трактора – тот прекращает работу. Забавное совпадение. Пускаю в ход еще один. Снова в цель, вернее, цели-то у меня нет, но тем не менее, уже вторая машине затихает.
Мой азарт передается и тебе – берешь в руки золотистый камешек.
Мы не верим в мистику, но приходится. А это именно мистика: до противоположного берега не меньше ста метров, а наши «снаряды» размером с крышечку от гуаши.
Но нам все равно, мы продолжаем бомбардировать технику.
Рабочие испуганно переговариваются: строительно-разрушительные агрегаты рассыпаются. Может, боясь, что их постигнет та же участь, а может, опасаясь гнева начальства из-за бесследной пропажи машин – песчинки тракторов на глазах смешиваются с землей, они снимают оранжевые жилеты и покидают берег.
Мы самодовольно, с видом победителей, улыбаемся.
— С тобой всегда происходят странные вещи…
Я слышу, но оставляю без внимания: твой вопрос, твой голос – они для меня естественны как щелканье кузнечика вон там, между камышами и ромашками, как деловитые переговоры уток о том, кто будет ближе к хлебному берегу: «Я! — Нет, кря!», как грохотанье трактора где-то совсем близко. Так. А что, собственно, здесь делает трактор?
Трактор уже на протяжении 7-9 дней тщательно очищает противоположный берег от ненужных деревьев. Застройщик счел «ненужными» все.
— И что же там будут строить?
— Скоро туда водрузят очередную «Пятерочку» или автостоянку, или детскую площадку.
Ты задумчиво теребишь еще не распустившуюся ромашку.
— Эй, оставь цветочек в покое!
— А, да…Конечно…
Возвращаешься к своему скетчбуку. Скетчбук – цвета сгоревшей карамели, какую мамы жарят на чайной ложке своим детям от кашля. По одному краю тонкая полоска кружева, по центру – сушеный клевер.
— Смотри, как тебе? – показываешь какую-то оранжевую карандашную мордашку, но я не слышу твоих слов: на лодке мимо нас проплывает бригада азиатских строителей, бурно обсуждая то ли предстоящий обед, то ли строгого начальника. Многозначительно косятся и, уже сменив тон, осыпают нас каскадом крикливых комплиментов (а может и нет) на своем национальном.
Пожалуйста, не сочтите меня расисткой, я вовсе не презираю сами нации, а только некоторые их составляющие. Киргизы, армяне, азербайджанцы, русские – просто слова, существительные, а мужик, еле стоящий на ногах и пытающийся ухватиться за тебя или ухватить тебя за что-то, явно нарывается, чтобы дать ему по рукам и выслушать твое к нему презрение.
На противоположном берегу валится еще одно дерево.
— Ну это уже слишком! – я со злости бросаю гладкий холодный камень в воду, но он почему-то перелетает мою относительно большую мишень и приземляется на этом злосчастном берегу.
— Что за черт?
— Где была твоя силища на школьном волейболе? – усмехаешься.
Меня это раззадоривает еще больше и я снова отправляю в произвольный полет следующий камень. Он стукается о желтую кабину гудящего трактора – тот прекращает работу. Забавное совпадение. Пускаю в ход еще один. Снова в цель, вернее, цели-то у меня нет, но тем не менее, уже вторая машине затихает.
Мой азарт передается и тебе – берешь в руки золотистый камешек.
Мы не верим в мистику, но приходится. А это именно мистика: до противоположного берега не меньше ста метров, а наши «снаряды» размером с крышечку от гуаши.
Но нам все равно, мы продолжаем бомбардировать технику.
Рабочие испуганно переговариваются: строительно-разрушительные агрегаты рассыпаются. Может, боясь, что их постигнет та же участь, а может, опасаясь гнева начальства из-за бесследной пропажи машин – песчинки тракторов на глазах смешиваются с землей, они снимают оранжевые жилеты и покидают берег.
Мы самодовольно, с видом победителей, улыбаемся.
— С тобой всегда происходят странные вещи…
Рецензии и комментарии 0