Останемся в настоящем
Кувырком Возрастные ограничения 0+
Парадокс, но летом я совершенно самостоятельно, то есть без будильника, очень рано встаю. Даже раньше, чем в будние учебные дни. Неважно, какая погода. Когда солнце с утра пораньше ошалело и ломится в окна, силой проникает в комнату – плевать ему на шторы, (а я их у себя и не держу) огненными прозрачными пальцами дергает тебя за ресницы, разлепливает глаза, то какой уж тут сон? Бегом во двор бороться с раскаленным великаном! Ну и что, что все равно проиграешь и солнце заберет в качестве трофея твою бледную кожу, заклеймит тебя золотистым оттенком и веснушками.
Как это «не хочешь»? Не хочешь первым сегодня увидеть как распускается цикорий у пруда? Ну это слишком! Можешь обозвать его «васильком», но отказаться посмотреть как небесно-голубые солнышки раскрывают свои лучики-лепестки…нет, такое цикорий не простит!
Потому я, не пререкаясь, не трачу время на долгие сборы у зеркала и завтрак, бегу в поле. Поле, кстати, бывшее болото, заросшее цветами. Радуга не такая разноцветная, как этот разноворсый цветочный ковер, под которым прячется болото. Находишь сухое местечко, ложишься, в голове -колосья, в ногах – ромашки, под рукой – бутерброды с арахисовой пастой, а в сумке – краски. Акриловые. Значит, будет портрет.
Ну а если нет солнца – тем лучше. Холод и облака – это по мне. Вооружись теплым свитером, (обязательно с горловиной) и хлебом, чтобы уточек кормить, и иди на озеро или на речку. Или в парк – голубям завтракать тоже надо, а то уток все кормят – развлекаловка у людей такая, а остальные птицы как будто есть не хотят. И про себя не забудь. Взял термос с кофе? Молодец.
Сегодняшнее утро оказалось вторым, моим любимым вариантом, простудилось от собственной сырости и укуталось в туман. Толстые тучи, тонкий дождик. Собираюсь быстро-быстро, чтобы как можно дольше побыть в спящем безлюдном городе. Наедине с уточками, голубями, воробьями, воронами. Кар-кар.
Шарю рукой по полке: книжка, блокнот, наушники. Нет, наушники сейчас ни к чему, не люблю слушать музыку по утрам, без нее ярче ощущаю немоту города. Так, ну вроде все…да закройся же ты! С силой пихаю упрямую дверцу шкафчика, а он мне в ответ роняет какую-то шкатулку. Не помню такую. Откуда взялась? На новой квартире все вещи только мои. Хотя, мама помогала с переездом, могла и сунуть чего. Верчу в руках бирюзовый с золотом ларчик, внутри что-то звенит. Ладно, потом разберусь. Кидаю его в сумку.
Около получаса быстрым шагом и я на месте. Спускаюсь по грязно-розовым ступенькам на каменный берег, на удивление чистый. За спиной чужой двор, в белой высотке со стеклянными балконами живут совершенно неизвестные мне люди, у каждого свои заботы, свои проблемы, мне нет до них дела и им до меня тоже. Личные границы. У каждого. Нас много, людей. Эти мысли и пугают, и успокаивают одновременно. Сажусь на камни, поближе к камышам, пахнет морем и осенью, ветер свистит, речка шелестит, утки крякают, кушать просят.
Когда я докрошила последний кусок ржаного хлеба и с утиным завтраком было покончено, вспомнила о своей загадочной шкатулке. Еле-еле открываю ее и вижу монеты. Медные, железные, даже серебряные, с непонятными рисунками, лицами, буквами. Грязные, пыльные, в песке, чуть ли не в паутине. Лет 500, не меньше. Я так и ахнула. Ну откуда этому взяться у меня в шкафчике? Чья-то шутка? Может, это бутафория? Однако, чутье и запах из ларчика подсказывают, что монеты подлинные. Ладно, даже если так. Даже если не задаваться вопросом откуда это у меня появилось и когда, то что мне делать с ними сейчас?
Вариант отнести в полицию я отмела сразу же. Монеты себе присвоят, а я еще и виноватой воровкой окажусь. Продать? Историческую ценность? Ну уж нет. Хочется сделать что-то романтичное, волшебное, вернуть их в историю…А вдруг они и правда волшебные? Ну а что? Раньше были обычные монеты, а належались, настоялись, мистикой обросли? Ведунье их какой-нибудь показать что ли? Хоть погадает мне на них? А на что гадать-то? На суженного? Нужен он мне больно. Ладно, нашла и нашла. Пусть лежат дальше, само как-нибудь разрешится. Ага, само. Как-нибудь. Как? А вдруг украдет кто-нибудь? Я часто забываю закрывать входную дверь. Никто пока еще не вламывался, конечно. Но раз я об этом подумала, теперь обязательно вломится и обчистит. Я ж везучая. Надо какое-то укромное место найти…Да у меня в комнате кроме того шкафчика, мольберта и кровати нет ничего. А на кухне черт ногу сломит, я сама их там потеряю. Кровать… А если под подушку? Чего-чего, а подушек у меня в избытке, мягко, пушисто, я и не почувствую под ними этот ларчик злосчастный. Смешно звучит, конечно, но какая разница?
Вернулась я уже поздно вечером, не раздеваясь плюхнулась и уже сквозь сон: «черт, монеты…», кое-как сунула шкатулку под золотистую подушку, так и уснула.
Обычно я не запоминаю свои сны, сплю так крепко, что ни чей-то храп, ни телевизор, ни мяукающие кошки вокруг меня не мешают. Падаю в темноту-глухоту, как Алиса в яму, что-то там происходит непонятное, а наутро опять возвращаюсь на свою «Третью планету». Изредка только кошмары всплывают в памяти, но и то мимоходом, а тут…
Франция. 1429 год. Орлеан. Безумная толпа, видимо, французов, мечется из стороны в сторону, то рассыпаясь как тараканы по кухне, то сталкиваясь в визгливую кучку с боевыми топорами. «Чертовы англичашки, что о себе возомнили? Хозяева мира, не сидится им на месте!» — это я во сне французский стала понимать, да. Я, к слову, стою босая, в пижаме с зайчиками.
— Простите, о ком вы говорите? – робко интересуюсь тоже по-французски.
— Осада Орлеана англичанами, мадемуазель. Карл 7 и Иоланда Арагонская, жена герцога Людовика 2 Анжуйского создали армию для величайшей битвы.
— Битвы?
— Так точно, с минуты на минуту прибудет Жанна Девственница, принцесса королевской крови, и да прольется здесь и сейчас английская паршивая кровь.
Ох. Мысли в голове забегали как эти великие французские войны, все перепутались, накалились, закипели.
— Мадемуазель хочет лицезреть зрелища? Вам бы укрыться, мадемуазель.
— Передайте Жанне мое почтение и скажите, пожалуйста, чтобы не шла в следующем году в поход к этим англичанам. Пусть без нее разбираются.
— Мадемуазель, постойте-ка!
Но я вовремя вырвалась из сна, так и не приняв участия в кровавом побоище.
Сегодня утро солнечное, окна сдались под напором лучей. Уже поздно и комната пропеклась как шарлотка изнутри и давит жаром на виски. А еще и бензином несет, хоть спичку подноси и все загорится, вся комната и я вместе с ней, как Жанна Д’арк. Рука у меня еще под подушкой, кстати, (проснулась в той же позе, как засыпала). Нащупываю шкатулку и почему-то отдельно лежащую монетку. Достаю: французская, на медной решке коряво выгравирован Карл 7. Неужели… да, выходит, так и есть. Каким-то образом эта монета выпала из шкатулки, вероятно, когда я «прятала» ее в «укромное местечко» и принесла мне свои воспоминания из своей безвозвратно ушедшей юности: осаду Орлеана, резню, суматоху. Невероятно, но факт. Хорошо, что получилось проснуться, все-таки мне своя эпоха по вкусу.
Получается, остальные монеты могут так же? Китайские юани, английские пенни, датские кроны? У каждой копеечки свое прошлое? И она не прочь им поделится?
Как это «не хочешь»? Не хочешь первым сегодня увидеть как распускается цикорий у пруда? Ну это слишком! Можешь обозвать его «васильком», но отказаться посмотреть как небесно-голубые солнышки раскрывают свои лучики-лепестки…нет, такое цикорий не простит!
Потому я, не пререкаясь, не трачу время на долгие сборы у зеркала и завтрак, бегу в поле. Поле, кстати, бывшее болото, заросшее цветами. Радуга не такая разноцветная, как этот разноворсый цветочный ковер, под которым прячется болото. Находишь сухое местечко, ложишься, в голове -колосья, в ногах – ромашки, под рукой – бутерброды с арахисовой пастой, а в сумке – краски. Акриловые. Значит, будет портрет.
Ну а если нет солнца – тем лучше. Холод и облака – это по мне. Вооружись теплым свитером, (обязательно с горловиной) и хлебом, чтобы уточек кормить, и иди на озеро или на речку. Или в парк – голубям завтракать тоже надо, а то уток все кормят – развлекаловка у людей такая, а остальные птицы как будто есть не хотят. И про себя не забудь. Взял термос с кофе? Молодец.
Сегодняшнее утро оказалось вторым, моим любимым вариантом, простудилось от собственной сырости и укуталось в туман. Толстые тучи, тонкий дождик. Собираюсь быстро-быстро, чтобы как можно дольше побыть в спящем безлюдном городе. Наедине с уточками, голубями, воробьями, воронами. Кар-кар.
Шарю рукой по полке: книжка, блокнот, наушники. Нет, наушники сейчас ни к чему, не люблю слушать музыку по утрам, без нее ярче ощущаю немоту города. Так, ну вроде все…да закройся же ты! С силой пихаю упрямую дверцу шкафчика, а он мне в ответ роняет какую-то шкатулку. Не помню такую. Откуда взялась? На новой квартире все вещи только мои. Хотя, мама помогала с переездом, могла и сунуть чего. Верчу в руках бирюзовый с золотом ларчик, внутри что-то звенит. Ладно, потом разберусь. Кидаю его в сумку.
Около получаса быстрым шагом и я на месте. Спускаюсь по грязно-розовым ступенькам на каменный берег, на удивление чистый. За спиной чужой двор, в белой высотке со стеклянными балконами живут совершенно неизвестные мне люди, у каждого свои заботы, свои проблемы, мне нет до них дела и им до меня тоже. Личные границы. У каждого. Нас много, людей. Эти мысли и пугают, и успокаивают одновременно. Сажусь на камни, поближе к камышам, пахнет морем и осенью, ветер свистит, речка шелестит, утки крякают, кушать просят.
Когда я докрошила последний кусок ржаного хлеба и с утиным завтраком было покончено, вспомнила о своей загадочной шкатулке. Еле-еле открываю ее и вижу монеты. Медные, железные, даже серебряные, с непонятными рисунками, лицами, буквами. Грязные, пыльные, в песке, чуть ли не в паутине. Лет 500, не меньше. Я так и ахнула. Ну откуда этому взяться у меня в шкафчике? Чья-то шутка? Может, это бутафория? Однако, чутье и запах из ларчика подсказывают, что монеты подлинные. Ладно, даже если так. Даже если не задаваться вопросом откуда это у меня появилось и когда, то что мне делать с ними сейчас?
Вариант отнести в полицию я отмела сразу же. Монеты себе присвоят, а я еще и виноватой воровкой окажусь. Продать? Историческую ценность? Ну уж нет. Хочется сделать что-то романтичное, волшебное, вернуть их в историю…А вдруг они и правда волшебные? Ну а что? Раньше были обычные монеты, а належались, настоялись, мистикой обросли? Ведунье их какой-нибудь показать что ли? Хоть погадает мне на них? А на что гадать-то? На суженного? Нужен он мне больно. Ладно, нашла и нашла. Пусть лежат дальше, само как-нибудь разрешится. Ага, само. Как-нибудь. Как? А вдруг украдет кто-нибудь? Я часто забываю закрывать входную дверь. Никто пока еще не вламывался, конечно. Но раз я об этом подумала, теперь обязательно вломится и обчистит. Я ж везучая. Надо какое-то укромное место найти…Да у меня в комнате кроме того шкафчика, мольберта и кровати нет ничего. А на кухне черт ногу сломит, я сама их там потеряю. Кровать… А если под подушку? Чего-чего, а подушек у меня в избытке, мягко, пушисто, я и не почувствую под ними этот ларчик злосчастный. Смешно звучит, конечно, но какая разница?
Вернулась я уже поздно вечером, не раздеваясь плюхнулась и уже сквозь сон: «черт, монеты…», кое-как сунула шкатулку под золотистую подушку, так и уснула.
Обычно я не запоминаю свои сны, сплю так крепко, что ни чей-то храп, ни телевизор, ни мяукающие кошки вокруг меня не мешают. Падаю в темноту-глухоту, как Алиса в яму, что-то там происходит непонятное, а наутро опять возвращаюсь на свою «Третью планету». Изредка только кошмары всплывают в памяти, но и то мимоходом, а тут…
Франция. 1429 год. Орлеан. Безумная толпа, видимо, французов, мечется из стороны в сторону, то рассыпаясь как тараканы по кухне, то сталкиваясь в визгливую кучку с боевыми топорами. «Чертовы англичашки, что о себе возомнили? Хозяева мира, не сидится им на месте!» — это я во сне французский стала понимать, да. Я, к слову, стою босая, в пижаме с зайчиками.
— Простите, о ком вы говорите? – робко интересуюсь тоже по-французски.
— Осада Орлеана англичанами, мадемуазель. Карл 7 и Иоланда Арагонская, жена герцога Людовика 2 Анжуйского создали армию для величайшей битвы.
— Битвы?
— Так точно, с минуты на минуту прибудет Жанна Девственница, принцесса королевской крови, и да прольется здесь и сейчас английская паршивая кровь.
Ох. Мысли в голове забегали как эти великие французские войны, все перепутались, накалились, закипели.
— Мадемуазель хочет лицезреть зрелища? Вам бы укрыться, мадемуазель.
— Передайте Жанне мое почтение и скажите, пожалуйста, чтобы не шла в следующем году в поход к этим англичанам. Пусть без нее разбираются.
— Мадемуазель, постойте-ка!
Но я вовремя вырвалась из сна, так и не приняв участия в кровавом побоище.
Сегодня утро солнечное, окна сдались под напором лучей. Уже поздно и комната пропеклась как шарлотка изнутри и давит жаром на виски. А еще и бензином несет, хоть спичку подноси и все загорится, вся комната и я вместе с ней, как Жанна Д’арк. Рука у меня еще под подушкой, кстати, (проснулась в той же позе, как засыпала). Нащупываю шкатулку и почему-то отдельно лежащую монетку. Достаю: французская, на медной решке коряво выгравирован Карл 7. Неужели… да, выходит, так и есть. Каким-то образом эта монета выпала из шкатулки, вероятно, когда я «прятала» ее в «укромное местечко» и принесла мне свои воспоминания из своей безвозвратно ушедшей юности: осаду Орлеана, резню, суматоху. Невероятно, но факт. Хорошо, что получилось проснуться, все-таки мне своя эпоха по вкусу.
Получается, остальные монеты могут так же? Китайские юани, английские пенни, датские кроны? У каждой копеечки свое прошлое? И она не прочь им поделится?
Рецензии и комментарии 0