Крапивная правда
Кувырком Возрастные ограничения 0+
Я люблю свою маму. Мне сложно называть ее именно «мама», потому что она упрямо выбивается из сплошь засеянного пшеницей поля, зеленой свежей едкой крапивой. Крапиву никто не любит, все ее боятся, считают вредным бесполезным сорняком: «она же жжется!» — вопят они, даже если на крапиве красуются белые цветочки, нежные как лепестки миндаля. В общем, если бы кто-то попросил описать мою маму, я бы сказала: «она как белая крапива».
В детстве я не играла со всеми на площадке, а шныряла по кустам, собирала разные цветочки или просто травинки и хранила их в большой изумрудной энциклопедии «Виды динозавров» в кожаном переплете с неизменно пыльным налетом. Совсем недавно я обнаружила между пожелтевшими, тонкими как папирус страницами, несколько засушенных веточек крапивы: резные листья не утратили своей изящности и кажутся коваными, все книга пропиталась пряным сладким ароматом: смесью мускатного ореха, ванили и лимона – так пахнет крапива. И моя мама.
Моя мама живет почти отшельницей, ни с кем не сближается, кроме меня и папы; презирает посиделки в «женском кругу», бессмысленный ядовитый треп ни о чем, а о ком; не убивает время в социальных сетях, со злорадством наблюдая, как стареют ее бывшие одноклассницы; не смотрит телевизор; не слушает модные песни по радио; ненавидит читать новости, газеты и глянцевые журналы.
Я люблю ее свежий ум, она как и крапива, не высыхает с годами, а припасает жгучий сок в прожилках.
Я люблю теряться с ней в холодных залах музея, среди толстых масляных холстов или нежных водянистых акварелей, стоять в разных углах, но всегда подмечать для себя одну и ту же «ту самую».
Я люблю крапиву за то, что она никогда не притворяется миловидной розочкой, хотя и у розы есть колючки, но она, коварная, их скрывает до поры до времени, а по началу привлекает тебя своим нарядным изнеженным бутоном. Мама же, крапива, откровенна и прямолинейна. Растопчет, раскрошит, уничтожит или тебя или себя саму своей жгучей правдой. Я люблю ее за то, что она никогда не восхищалась моими рисунками, если они были плохи, без прикрас и без жалости говорила, когда я была слишком худа или слишком полна.
Я люблю маму за то, что она никогда не была хозяюшкой. Да, дома всегда чисто, но у нас отродясь не было солений-варений в банках, обедов, перетекающих в ужины из трех, четырех, пяти блюд, вязаных самодельных салфеток, варежек, свитеров. Она смеялась над вышиванием, а коптеть над плитой терпеть не могла. Однако, одно блюдо неизменно появлялось на семейных праздниках. Под «семейным праздником» я подразумеваю компания из нескольких человек, якобы тесно связанных кровными узами, собравшихся по какому-либо надуманному поводу, чтобы испить ряд алкогольных напитков от 12 градусов до 40, а на закуску, вперемешку с потным салом перетирание друг другу косточек и заключительный скандал. Мама эти застолья ой, как не любила, поэтому бывали они редко, а вскоре совсем прекратились.
Секрет прекращения общения с родней был именно в этом единственном блюде маминого приготовления. Это был крапивный суп. Поев его, все гости несли какую-то околесицу, у них поднималась температура, глаза наливались кровью, пульсировали жилки на висках и запястьях. Самое противное и невероятное, что этой околесицей была сущая правда. Каждый, кто хлебнул хоть ложечку супа, начинал взахлеб рассказывать свои секреты. Иногда они были смешные и нелепые, а порой до того мерзкие, что мама не дожидаясь конца истории выпроваживала «близкого» родственника. Но какой бы секрет ни был, позорный или не очень, рассказчик больше не наносил повторный визит и так со временем мы избавились от навязчивых гостей.
Только спустя 7 лет после того, как наши семейные праздники стали состоять из меня с мамой да папой с пятью кошками, я узнала полный рецепт крапивного супа.
Как-то под Рождество я собралась испечь имбирные печенья. Это был поистине восхитительный вечер и я бы его запомнила, даже если бы не это происшествие с маминым секретом. Я не люблю зиму, но когда после прогулки по свежему, воздушному как сахарная пудра, снегу, вваливаешься в теплую квартиру, на ходу обматываешься в плед и идешь на кухню пить горячий чай с медом и облепихой, смотришь в окно, а там на фоне черноты мигают желтые прямоугольные огоньки, в них так же, как и ты, копошаться черные озябшие силуэты, наряжают елку, неуклюже танцуют, обнявшись, или по одиночке, ты в голове слышишь Франка Синатру и сам начинаешь медленно покачиваться в такт музыке…да, в такие моменты я всем сердцем люблю это время года. Так вот, в этот самый вечер я собиралась испечь печенья и обшарила всю кухню в поисках корицы. Я перевернула каждый шкафчик и в одном из них наткнулась на «второе дно». Осторожно подняла доску и увидела дюжину маленьких и очень старых баночек-скляночек. Все они были идеально чистые.
— Зачем тебе «живая трава»? – невозмутимо спросила мама у меня за спиной. – Устала?
— Что? Мама? Что это? Откуда это все? Зачем?
— Ну…Это всего лишь приправы…Что за бурная реакция?
— «Счастливая пряность», «Молчаливая петрушка» — просто приправы? Что-то я не видела такие в супермаркетах!
— Ну да, приправы. Я иногда добавляю их для пикантности…и для пользы.
— Какой еще пользы?
— Например «Живая трава», которую ты держишь, это от переутомления. Выдался тяжелый день? Насыпала себе чуть-чуть этого в салатик какой-нибудь и готово. Усталость как рукой сняло!
— И как часто ты «добавляешь пикантность»?
— Себе редко, чаще – вам или гостям нашим желанным. Помнишь суп мой крапивный, после которого их правдой наружу выворачивало? Так вот она, «Петрушка правды». Им же стыдно было на глаза нам показаться после того, что они наговорили, вот я их и отвадила этой травой.
— Вот это открытия…А это не опасно?
— Все индивидуально, зависит от человека и от меры, конечно. Я тебе потому и не рассказывала раньше об этом всем, боялась, что высыпешь кому-нибудь полбанки, а у человека аллергия или несварение, или того хуже – анафилактический шок.
— Ладно. А где ты взяла все эти специи? Не купила же…
— Это дедушкин секрет. Он мне все это богатство передал.
— Так он же пропал много-много лет назад?
— Он не пропал, его просто никто не видел, но у меня есть одна догадка. Смотри-ка: «Розмарин-невидимка», я думаю, в этом все дело…
В детстве я не играла со всеми на площадке, а шныряла по кустам, собирала разные цветочки или просто травинки и хранила их в большой изумрудной энциклопедии «Виды динозавров» в кожаном переплете с неизменно пыльным налетом. Совсем недавно я обнаружила между пожелтевшими, тонкими как папирус страницами, несколько засушенных веточек крапивы: резные листья не утратили своей изящности и кажутся коваными, все книга пропиталась пряным сладким ароматом: смесью мускатного ореха, ванили и лимона – так пахнет крапива. И моя мама.
Моя мама живет почти отшельницей, ни с кем не сближается, кроме меня и папы; презирает посиделки в «женском кругу», бессмысленный ядовитый треп ни о чем, а о ком; не убивает время в социальных сетях, со злорадством наблюдая, как стареют ее бывшие одноклассницы; не смотрит телевизор; не слушает модные песни по радио; ненавидит читать новости, газеты и глянцевые журналы.
Я люблю ее свежий ум, она как и крапива, не высыхает с годами, а припасает жгучий сок в прожилках.
Я люблю теряться с ней в холодных залах музея, среди толстых масляных холстов или нежных водянистых акварелей, стоять в разных углах, но всегда подмечать для себя одну и ту же «ту самую».
Я люблю крапиву за то, что она никогда не притворяется миловидной розочкой, хотя и у розы есть колючки, но она, коварная, их скрывает до поры до времени, а по началу привлекает тебя своим нарядным изнеженным бутоном. Мама же, крапива, откровенна и прямолинейна. Растопчет, раскрошит, уничтожит или тебя или себя саму своей жгучей правдой. Я люблю ее за то, что она никогда не восхищалась моими рисунками, если они были плохи, без прикрас и без жалости говорила, когда я была слишком худа или слишком полна.
Я люблю маму за то, что она никогда не была хозяюшкой. Да, дома всегда чисто, но у нас отродясь не было солений-варений в банках, обедов, перетекающих в ужины из трех, четырех, пяти блюд, вязаных самодельных салфеток, варежек, свитеров. Она смеялась над вышиванием, а коптеть над плитой терпеть не могла. Однако, одно блюдо неизменно появлялось на семейных праздниках. Под «семейным праздником» я подразумеваю компания из нескольких человек, якобы тесно связанных кровными узами, собравшихся по какому-либо надуманному поводу, чтобы испить ряд алкогольных напитков от 12 градусов до 40, а на закуску, вперемешку с потным салом перетирание друг другу косточек и заключительный скандал. Мама эти застолья ой, как не любила, поэтому бывали они редко, а вскоре совсем прекратились.
Секрет прекращения общения с родней был именно в этом единственном блюде маминого приготовления. Это был крапивный суп. Поев его, все гости несли какую-то околесицу, у них поднималась температура, глаза наливались кровью, пульсировали жилки на висках и запястьях. Самое противное и невероятное, что этой околесицей была сущая правда. Каждый, кто хлебнул хоть ложечку супа, начинал взахлеб рассказывать свои секреты. Иногда они были смешные и нелепые, а порой до того мерзкие, что мама не дожидаясь конца истории выпроваживала «близкого» родственника. Но какой бы секрет ни был, позорный или не очень, рассказчик больше не наносил повторный визит и так со временем мы избавились от навязчивых гостей.
Только спустя 7 лет после того, как наши семейные праздники стали состоять из меня с мамой да папой с пятью кошками, я узнала полный рецепт крапивного супа.
Как-то под Рождество я собралась испечь имбирные печенья. Это был поистине восхитительный вечер и я бы его запомнила, даже если бы не это происшествие с маминым секретом. Я не люблю зиму, но когда после прогулки по свежему, воздушному как сахарная пудра, снегу, вваливаешься в теплую квартиру, на ходу обматываешься в плед и идешь на кухню пить горячий чай с медом и облепихой, смотришь в окно, а там на фоне черноты мигают желтые прямоугольные огоньки, в них так же, как и ты, копошаться черные озябшие силуэты, наряжают елку, неуклюже танцуют, обнявшись, или по одиночке, ты в голове слышишь Франка Синатру и сам начинаешь медленно покачиваться в такт музыке…да, в такие моменты я всем сердцем люблю это время года. Так вот, в этот самый вечер я собиралась испечь печенья и обшарила всю кухню в поисках корицы. Я перевернула каждый шкафчик и в одном из них наткнулась на «второе дно». Осторожно подняла доску и увидела дюжину маленьких и очень старых баночек-скляночек. Все они были идеально чистые.
— Зачем тебе «живая трава»? – невозмутимо спросила мама у меня за спиной. – Устала?
— Что? Мама? Что это? Откуда это все? Зачем?
— Ну…Это всего лишь приправы…Что за бурная реакция?
— «Счастливая пряность», «Молчаливая петрушка» — просто приправы? Что-то я не видела такие в супермаркетах!
— Ну да, приправы. Я иногда добавляю их для пикантности…и для пользы.
— Какой еще пользы?
— Например «Живая трава», которую ты держишь, это от переутомления. Выдался тяжелый день? Насыпала себе чуть-чуть этого в салатик какой-нибудь и готово. Усталость как рукой сняло!
— И как часто ты «добавляешь пикантность»?
— Себе редко, чаще – вам или гостям нашим желанным. Помнишь суп мой крапивный, после которого их правдой наружу выворачивало? Так вот она, «Петрушка правды». Им же стыдно было на глаза нам показаться после того, что они наговорили, вот я их и отвадила этой травой.
— Вот это открытия…А это не опасно?
— Все индивидуально, зависит от человека и от меры, конечно. Я тебе потому и не рассказывала раньше об этом всем, боялась, что высыпешь кому-нибудь полбанки, а у человека аллергия или несварение, или того хуже – анафилактический шок.
— Ладно. А где ты взяла все эти специи? Не купила же…
— Это дедушкин секрет. Он мне все это богатство передал.
— Так он же пропал много-много лет назад?
— Он не пропал, его просто никто не видел, но у меня есть одна догадка. Смотри-ка: «Розмарин-невидимка», я думаю, в этом все дело…
Рецензии и комментарии 0