Десять ампул \ Глава 4

На улице жаркий день стремился к закату, солнце всё ещё было высоко, но самый апогей жары прошёл.
Нежданно-негаданно сознание вернулось к нему. Резкая боль в правом плече отдавала по всему организму и ударяла в мозг. Никто не знает, сколько Толик провалялся на полу, он почувствовал себя немного бодрее и попытался подняться.
— Боже мой, мне только что такое приснилось, не поверишь, товарищ младший се…
Он запнулся и не окончил фразу, когда увидал на полу снайперскую винтовку с оптическим прицелом, и стреляную гильзу внушительного калибра. Он замер, и по нему пробежала лёгкая дрожь.
— Так это был не сон.
— Да Толян, представь себе. Ты только что с этой винтовку завалил невиновную бабушку.
— Не убил, не убил. Освободил, вы слышите, освободил!!!
— В чём она была виновата?
— Не важно, невиновных нет! Среди всех тех, кто топчут эту землю своими ногами, невиновных нет.
— Толя, ты монстр и кровожадный убийца.
— Боже мой, плечо, это невыносимо. Который сейчас час? Полшестого! Господи в шесть часов концерт.
Он быстро оделся, и у него снова хватануло плечо.
— Надо бы дёрнуть обезболивающего, а то эта боль меня доконает.
Он открыл холодильник, взял уже охлаждённое обезболивающее покрытое инеем, и налил себе половину стакана. После чего жадно выпил эту живительную влагу, и поставил обратно бутылку. Постепенно боль начала утихать.
Он выскочил с подъезда и побежал быстрым шагом к театру. На большой афише была её фотография, она улыбалась ему и как бы манила за собой. Рассматривая афишу Толик, растаял и завороженно стоял, наблюдая её лицо, рисуя в своём воображении сцену их встречи, и подбирая слова, которые он ей скажет.
Он столько её ждал, он так надеялся на её приезд. И вот. Она приезжает, приезжает, чтобы встретиться с ним, с ним одним единственным, которого она искала столько времени. Искала и не могла найти.
И он ей всё скажет, как он её любит, как мечтал об этой встречи, как он был одинок в этой жизни. И что она, одна единственная женщина, которую он любит и лишь для неё одной готов пожертвовать всем вокруг, своей судьбой самим собой. Уже не говоря об окружающих. Она одна, ради которой он, до сих пор жив и каждый день, находит силы просыпаться и встречать очередной новый день. Без неё, это всё было бы бессмысленно.
На площади толкалось много народу, и он затесался в толпу, начав бродить в поисках билета. Глазами он начал рассматривать окружающих в поисках спекулянта. Вскоре его глаза остановились на одном персонаже, одетом в разноцветную гавайскую рубашку и светлые брюки. У него было большое пивное брюшко и лицо явно выраженного арабского происхождения.
— Эй, мужчина, билетик нужен?
— Допустим.
— Купи, ну!
— Сколько?
— Всего двести гривен.
-ДВЕСТИ ГРИВЕН!!!
— Всего на всего, как другу отдам.
Толя полез во внутренний карман плаща, как будто за кошельком. А спекулянт вынул билет и уже протягивал его Толяну. Но Толя вынимает из рукава длинный кухонный нож с широким лезвием длиной 30 сантиметров, которым обычно шинкуют капусту, а свободной рукой Толик взял билет. Спекулянт побелел и выкатил пластмассовые глаза.
— А теперь топай скорей отсюда, ну!
— Мужик, да ты что, а деньги?
И тогда Толя в упор посмотрел ему прямо в глаза своими завораживающе – пустыми глазами. Сколько всего было в этом взгляде. Пустота, жёсткость на грани с жестокостью, бесстрашие и явное желание отправить спекулянта туда, где уже лежат многие.
— Топай, я сказал!
В этот момент спекулянт понял, что деньги, это пожалуй не самое главное в жизни, и оставив в руке незнакомца билет, растворился в толпе.
— Наконец, неужели! Никто, никто не посмеет стать между ним и его любимой женщиной, между ним и его любовью, между ним и его мечтой. Ну а если кто и станет, тот даже представить не может, что с ним станет. Он занял очередь, и начал медленно продвигаться к входу, предвкушая предстоящую встречу.
Толик стоял и мечтал, просто стоял в очереди и грезил о скорой встречи и скором свидании. Он тысячи раз рисовал в своём воображении эту встречу. Она единственная и неповторимая, она объект поклонения и чуть ли не единственный человек, кто действительно достоин, жить и не осквернять эту планету, своим омерзительным существованием.
И сейчас он был как никогда близок к ней, к цели своей жизни. Он уже предвкушал её в своих объятиях, крепких как стропы мостового крана. Он уже давно знал, что ей скажет, он так долго подбирал слова этими бесконечными, бессонными ночами, и знал их наизусть. Он скажет ей, как долго этого ждал, как давно надеялся на эту встречу. И наконец скажет, как он её любит, и как она ему нужна, как давно он ею грезил. А потом, потом она ему расскажет, как она была одинока все эти годы своей жизни без него, как давно она его ждала. ЕГО и только его одного, но его всё не было. И вот он пришёл….
— Зря ты его отпустил, ой зря, я таких подлецов никогда не отпускаю, ну и лицо.
Бывало, идёшь, патрулируешь, охраняешь правопорядок, и тут на встречу идёт, походка, словно он король жизни и вообще директор суматохи. И лицо, как не понравится мне его лицо, так и всё. В уазик его значит, дубинками пакуем, и в отделении учим это не русское лицо, как надо правильно, какой походкой по городу ходить, чтобы знал. Я бы его ни за что бы, не отпустил, перетянул бы его по спине дубинкой, побегал бы он от Уазика по улицам, посмотрел бы я тогда, с каким лицом он на улицу показывался.
— Что это с вами, товарищ младший сержант?
— Да так, ничего, ностальгия, за работой скучаю.
— И она у меня спросит, где я был всё это время? В плену, в дыму в безмолвии, и бездне безысходности этого бытия. Очередь медленно продвигалась, и с каждым шагом он был всё ближе к мечте.
После ремонта, местный Драматический театр, был как картинка, застеклённый снаружи матовыми стеклопакетами. Толик, бросил беглый взгляд в один из них, и замер в оцепенении. Нет, он не увидел наряд милиции, он снова увидел себя.
Высокий, худощавый, в ободранной кожаной куртке « как у Клинта Иствуда», грязные брюки на подтяжках болотного цвета, убитые туфли.
И лицо, лицо. Небритое, побитое, в кровоподтеках и гематомах, рассечённая скула. Рот с двумя золотыми зубами и тремя вакантными местами под них. И потухший взгляд, как ничто другое дополнял картину.
Потухший, погасший, уставший от жизни, кто он? Неужели рыцарь? Неужели он мужчина её мечты, тот, кого она ждёт?
Какой-то оборванец, в котором едва — ли можно узнать человека, как можно полюбить такого? Зачем он ей такой нужен? Он представил себе её красивое лицо с застывшем на нём, гримасой ужаса при виде его. От этой мысли к его горлу подошёл ком. Боже мой, кого она увидит? Настроения у него больше не было, и лишь ледяные мурашки побежали по его спине. Эти мысли, словно нож, вошли в мозг и парализовали его работу. И тогда к нему пришло отчаяние.
Вход в театр был уже рядом, но было уже поздно, и никто этого не оценил. Он вышел из толпы, и пошёл не спеша, прочь отсюда. Толик « на автопилоте» начал пробираться сквозь толпу в направлении дома. Вдруг сзади раздались крики и возгласы, он обернулся. К нему приближались незнакомые люди, южных национальностей в характерных ярких рубашках, что-то крича на Толика и распихивая прохожих своими массивными животами.
— Толя это к тебе, пойди, спроси, что им надо!
Среди приближавшихся он узнал своего нового знакомого, спекулянта, который исчез не попрощавшись.
— Наверное, товарищ сержант он принёс дневную выручку, а заодно и выручку своих коллег, которых ты не успел гопнуть.
Толик никогда не любил людей, которым казалось, что Толик перед ними виноват. Мало того, они показались ему не симпатичными. И он решил их всех наказать, совершив тем самым хорошее дело, на благо всего прогрессивного человечества. Ведь если каждый день делать одно доброе дело, то этот мир станет значительно лучше.
Толик нащупал рукой ножны и сбавил ход, чтобы его могли догнать. Но вместе с «интуристами» к нему приближались шестеро милиционеров. Вступать в схватку с этими персонажами Толя не хотел, и он добавил хода, начав ломиться сквозь толпу, выбираясь подальше.
— Ну, вот и всё, хана тебе, они тебя возьмут.
Выбежав на главную улицу, он начал бежать вдоль проезжей части. Как, вдруг подбегая к остановке, он увидел отходящего «рогатого» приложив все усилия Толя, вскакивает в закрывающуюся дверь, и как не в чём не бывало, едет домой.
Троллейбус подвёз его чуть ли не к дому, и войдя в квартиру он вздохнул с облегчением, заблокировал тумбочкой дверь, скинул куртку, из рукава которой выпали ножны.
— А всё ли я правильно сделал?
— Нет, ты должен был сдаться милиции.
Толик просто сидел и наблюдал, как в небе одна за другой зажигаются звёзды.
— Наверное, правильно, ведь она достойна лучшего, чем я.