Десять ампул \ Глава 7

Он брёл по тёмной улице, сам не понимая куда. Он просто шёл вперёд, не ставя перед собой какой-то цели. Брёл в своё удовольствие, обдумывая все происшедшие события, и пытаясь найти ответ на вопрос, что же делать дальше?
Пошёл дождь, он намочил грязный асфальт, перекинутые урны и таксофоны. Редкие фонари освещали его прогулку, наполняя его образ ртутным синевато-голубым холодным светом. Мимо него одна за другой проплывали спящие пятиэтажки, которые отличались лишь магазинами на первых этажах. А он шёл и думал, несмотря ни на что, и, не обращая на мелочи внимания.
Лицо.
Сильно болело лицо, он останавливал кровь старой, окровавленной майкой, но боль просто так не остановишь. Он остановился у фонаря, и посмотрел на майку, а убедившись что раны уже не кровоточат, выбросил её в мусор. Тут он оглянулся, этих не было. Взглянув назад, он увидел, как из тени дворов выходят два силуэта и идут к нему улыбаясь, и держа руки в карманах.
Отвернувшись, Толя пошёл дальше, с каждым метром отдаляясь от дома. Ещё некоторое время он брёл в забытьи. Но тут его взгляд за что-то зацепился.
Он подошёл ближе, и увидел что это витрина.
Но витрина не обычная, а витрина ритуального магазина. Она светилась во тьме и была сразу заметной. Толик подошёл ближе и начал её пристально разглядывать.
Там лежали венки, гробы и всякая атрибутика для усопших. Он стоял и думал.
— А что, может быть, если и есть кто-то, кто может дать ответы на все мои вопросы, так это смерть. Она всё знает, и мы все к ней придём. Но с ней так просто не пообщаешься. Но у неё есть приближённые, приспешники, свита так сказать. Вот кто мне сейчас нужен.
— Да Толян, у тебя на похоронах таких венков точно не будет.
— И такого костюма не будет – съязвил товарищ младший сержант.
— И такого гроба тоже не будет….
— А будет лишь груда мусора, да стая коршунов ….
— Которые будут летать над кучей, и кричать КАР, КАР….
— Или КУРЛЫ, КУРЛЫ, как они там кричат? – добавил младший сержант.
— И будут бомжи, бомжи, бомжи которые обшмонают твой труп, и отберут часы и все ценности. Это вместо скорбящих так сказать.
— И вскоре коршуны расклюют твоё тело и растянут его по всей помойке.
Толик посмотрел на Ролекс, и задёрнул его рукавом. Потом он уставился прямо в глаза товарищу младшему сержанту.
— Что, товарищ младший сержант, вамнаверное тяжело осознавать всю свою беспомощность, бесконечность и мучительную боль вашего бессмысленного существования?
— Ты сначала умойся! Да!
А уже потом говори что-то о смысле бытия. Понял! А то всё лицо в слюнях, крови и соплях, а сам о чём-то шепчет.
Толик отвернулся от них, и пошёл в направлении старого кладбища.
Перед ним стояла унылая картина. Распахнутая дверь кладбища открывала путь к последнему пристанищу своих гостей.
Покосившиеся могилы, мрачные стены, ржавые ограды. Мрачные подростки, разрисованные в чёрно-белые тона, распивавшие спиртные напитки на одном из столиков, поспешили скрыться, едва завидев Толика издали.
Он шёл вперёд по извилистой тропинке, обминая одинокие памятники. Вокруг была такая тьма, что идти приходилось на ощупь, как вдруг вдали показался свет.
Подойдя ближе, Толик понял, что это какая-то хижина, или хибара, скорее всего там живёт смотритель кладбища или гробокопатель.
Он подошёл к старой дощатой двери, сквозь щели досок которой пробивались лучи света, и было слышно какое-то шуршание, кто-то был внутри.
Толик постарался найти ручку, но был разочарован. И как всегда в таких ситуациях он размахивается ногой, и открывает дверь во внутрь, после чего заходит в хижину.
В хижине был низкий потолок, мрачные обои, и два маленьких окошка, шкафы с какими-то банками и грибами, но самое главное был стол. В углу стоял большой стол с двумя стульями, как и всё вокруг спартанского исполнения из досок, к тому же ещё и грубо сбитый. Была ещё кровать, тоже под стать окружающему гарнитуру.
За столом сидел странный человек, и что-то кушал с не поддельным аппетитом, перед ним была алюминиевая миска с ужином, которую он вылизывал. Ещё на столе был чеснок и хлеб, а вокруг шелуха от чеснока, которой он и шуршал. Лица его не было видно, длинные седые волосы прятали лицо и ложились на стол.
Когда вошёл гость, мрачный едок оторвался от трапезы и поднял лицо. Это был старик лет 75 минимум. Он укусил хлеб, внимательно рассматривая гостя. После чего начал диалог.
— Молодой человек, перед тем как войти в помещение, во-первых, надо стучать, во-вторых, вы видели над дверью надпись по-английски SALOON?
— Нет, не видел.
— Ещё бы не видели, а знаете почему?
— Нет!
— Да потому что она там не висит, и никогда не висела. Вы же, тем не менее, позволили себе наглость открыть дверь ногой, как будто вы никто иной, как сам Клинт Иствуд. Несмотря на тот факт, что эта самая дверь открывается на улицу.
И я не знаю, как у вас, у смертных там принято с нормами поведения, но в моей конторе, вести себя, таким образом, как минимум не приемлемо.
— Скажи, ты гробокопатель? – поинтересовался Толя.
— Кто, я? Нет, с чего это ты сделал столь смелые выводы? Я Дюймовочка, а это моя прекрасная лилия, в которой я плаваю по болоту. Слушай, мужик, ты пришёл ночью на кладбище, нашёл там единственное строение, и кто, по-твоему, там должен жить?
— Ты, наверное, очень много знаешь о смерти?
Старик встал из-за стола, и лишь сейчас стало возможным его хорошо рассмотреть. Он был среднего роста 178 – 180 см, сутулым и даже горбатым, сухие руки и хромающая походка выдавали уже не молодого человека, а в одежде придерживался тех же канонов что и Толян. У него были чёрные джинсы, резиновые сапоги по колено, старая клетчатая рубашка и чёрный плащ.
Гробокопатель подошёл ближе к Толику и стал внимательно смотреть ему в глаза.
— Ты прав, я знаю многое о ней. Даже больше чем надо знать простому смертному. Она моя старая знакомая, я бы даже сказал … моя любовь, если хочешь, даже любовница!!! Что бы это не означало. Мы с ней давно вместе и мы любим друг друга. Она мой работодатель, и даёт мне работу, а я её первый сподручный, тот, кто помогает ей в её непростом деле на этой земле.
— Расскажи мне, какая она, смерть?
— У, брат, это двумя словами не скажешь! Она ледяная и холодная, или же жаркая и пламенная, она быстрая как молния, или же медленная и мучительная, поедающая тебя по кускам как сифилис. Прекрасная как весна, или же страшная как война. Она везде и нигде, она приходит ко всем, ко всем живым существам без исключения. Вопрос только где и когда? Она палач обрекшая нас на мучения, она же лекарь, который лечит эту грешную землю от всякого отребья. Она всё и ничего.
А почему, собственно говоря, тебя это так волнует?
— Я хочу её увидеть.
— Это можно, это легко. Но мне кажется, что не стоит спешить. Поверь, жизнь коротка, и ею стоит наслаждаться как можно дольше. А хочешь почувствовать её неистовый поцелуй?
— Да!
Не водя глаз с позднего гостя, хозяин открывает дверцу старого шкафа, и, вынув оттуда громоздкий предмет, замахнулся на Толика, и остановил у его лица.
Это был громадный топор с рукояткой длиной в один метр, с одной стороны топора было широкое лезвие шириной сантиметров двадцать, а с другой стороны был изогнутый в сторону крюк. На ручке топора были поставлены многочисленные зарубки, не означавшие ничего хорошего.
Старик приставил лезвие к щеке Толика, и стал медленно вести вниз от скулы по щеке до подбородка.
— Почувствуй это.
Лезвие медленно шло по его щеке, и Толик стоял, оцепенев от ужаса.
— Ну, ты чувствуешь, чувствуешь её холод, её ледяной поцелуй, её любовь.
— Чувствую! – сказал Толик, чувствуя, что эта милая беседа может для кого-то не очень хорошо кончиться.
Старик убрал топор, и тут Толя обнаружил, что после топора на щеке не было ни царапины, и след от топора был гладко выбрит. А вот на лезвии топора осталась его жёсткая щетина.
— Поздравляю, мой друг, она тебя хочет! – сказал гостеприимный хозяин. Пощупав остроту заточки лезвия топора, он смутился. На его лице появилась гримаса разочарования, он начал подушечками пальцев трепать остриё лезвия.
Скривив лицо в недовольной гримасе, старик отвернулся и пошёл в дальний угол к накрытому брезентом столу. Сбросив брезент со стола, он раскрыл небольшой заточной станок. Включил аппарат в розетку, надев очки, он прислонил лезвие к камню, и начал высекать искры натачивая оружие. Трепетно корпеть над станком, придавая орудию совершенную заточку.
Вскоре он закончил упражняться с топором, поставил его у стены, а сам подошёл к Толику с совершенно неожиданным вопросом, которого гость никак не ожидал:
— Ты, кушать будешь?
Толик стоял ошарашенный, во-первых его желудок давал в течении дня понять, что неплохо бы что-то скушать. А во-вторых, он ожидал, что его прямо таки сейчас, прямо здесь, закончат о свежезаточенный топор. А в-третьих, давно к нему никто так хорошо не относился. Толику стало тошно от той мысли, что эта мрачная личность, этот посланник и представитель смерти на этой планете, более человечен, чем многие люди. Ведь никто, никто его не замечал, всем было на него чихать.
А этот седой гробокопатель, предложил ему разделить трапезу, хоть знают они друг друга от силы минут десять. По Толику от одной этой мысли побежали мурашки, и его вновь начало колотить от ужаса.
Дедушка уже вовсю хлопотал на кухне, насыпая суп себе и пришельцу, нахваливая своё изделие, нарезая хлеб, и кромсая салаты. Каменное сердце внутри Толика размякло от столь радушного приёма и ему стало немного легче, он вдруг почувствовал, что нашёл тут кого-то своего, хотя. Признаться, он уже давно забыл это чувство, когда ты не один. Он так и стоял ошеломлённый таким приёмом, совершенно лишённый дара речи.
Поэтому он полез в карман плаща, вынул оттуда ПМ, снял с предохранителя, и приставил ствол себе к правому виску головы.
— Сейчас я укропчику скубану, лучка, помидорчика зарежем, в общем, салатик у нас будет …
… что ты делаешь?
— Я себе сейчас все мозги по стенке поразбрасываю.
— Зачем?
— Меня всё достало, всё надоело, эта страна, эта жизнь, меня ничего не радует, я не хочу жить!
— Убери оружие!
— Зачем? Ты не в состоянии, чтобы запретить мне умереть!
— Толя ты прав, Толя ты всё правильно говоришь, сделай это.
— Да, Толя, Толя сделай это, нажми, на курок и покончим со всем этим!
-Толя, ПЛИ!!! Ну же стреляй, стреляй, огонь, Толя, огонь! – подталкивали его сержанты, вновь учуяв переломный момент очередной надежды.
— Мужик! Я серьёзно, убери ствол!
— А почему?
— Да, собственно говоря, почему Толя должен убрать ствол от виска, ты кто тут такой, зачем ты ему указываешь? – разошёлся младший сержант.
— Почему я должен убрать от головы пистолет? Разве тебе не всё равно, трупом больше, человеком меньше, всё равно закапывать, зачем, зачем ты хочешь меня остановить?
— Да, дед, зачем ты хочешь его остановить? – спросил сержант.
— Мне жизнь моя в тягость! Для чего ты хочешь её сохранить? Какая тебе с этого польза? Какой толк?
— Толя ему с этого нет никакого толку, давай стреляй!
— Я только что сделал ремонт, и поклеил новые обои.
А вот к этому тезису, Толик был попросту не готов. Он повернул голову налево, где в последствии могут оказаться его мозги. Стены были обклеены мрачными обоями болотно-зеленоватого цвета с большими безвкусными красными розами.
— Отвратительно, какие гнусные обои, где ты их только нашёл?
— Слушай, а ….
— Смотри сам это же безвкусица до предела, да к тому же и криво ещё поклеены, да и зазоры меж рулонами с палец.
— Да кто ты здесь чтобы ругать мои обои?
— Я врагу бы такие обои так не наклеил бы.
— Я твоего мнения не спрашиваю, я между прочим старался.
— Плохо ты старался, дедушка, некрасиво получилось.
— Может быть, ты всё-таки уберёшь оружие, и не будешь угрожать моим новым обоям, я ещё лет тридцать не планирую делать ремонт.
— Сколько, сколько? Тридцать лет, я бы в твоём возрасте на следующее утро особых планов особо не строил, и держал бы в шкафу «дежурный» костюм, на всякий, так сказать пожарный случай.
Но услышанные тезисы он посчитал достаточно убедительными, и поэтому убрал пистолет от виска, под охи разочарования обоих сержантов, кладёт пистолет в карман плаща. И немного успокоившись, начал отходить от пережитого шока.
— Так ты будешь кушать?
А Толик уже заливался слюнями от запахов аппетитного супчика, который уже заполонил всю хижину. Неизвестно как он хоронит людей, но готовит старик неплохо. Он снимает свой плащ, и садится за стол, в предвкушении сытной трапезы.
— А это кого ты с собой притащил?
— Где?
— Вот стоят двое.
— Здесь нет никого. Постарался соврать Толик.
— Кроме нас с тобой и этих двух.
— А ты уверен, что это не твои воображаемые друзья, или недовольные клиенты, гробокопатель?
— Абсолютно, мои воображаемые друзья это говорящие носки с пришитыми пуговицами вместо глаз, и однозначно те и другие приходят ко мне в гости во сне, или после шестого стакана. Сейчас же я вижу двух мёртвых, судя по всему, милиционеров. Выкладывай кто они такие?
— Как? И ты тоже можешь их видеть?
— Парниша, мне 82, из них 64 года я закапываю на кладбище людей, и живу рядом с ними, как ты думаешь, можно ли после этого не видеть мёртвых? Рассказывай что это за призраки, и почему они пришли с тобой!
— Они моё наказание, я вёл плохой образ жизни, обижал людей, и за то, что я убил их, мне назначили наказание. И до конца своих дней, я обречен, видеть, слышать и терпеть этих орлов. Но это мой грех, а не твой.
— Как тебя зовут?
— Толик.
— А меня называй Палач.
— Мило.
— Послушай, Толя, наплюй ты на всё, я в своей жизни столько нагрешил, что тебе до меня далеко. Кушай давай, супчик остынет.
Толик продолжает рубать супчик.
— Только смотри не подавись, а то в кладбищенской земле чего только нет.
Кусок картошины стал ему поперёк горла.
— Типун вам на язык, товарищ младший сержант, дайте человеку нормально покушать.
— Палач, ты что, выращиваешь картошку на кладбище?
— Ну а как ты думаешь можно сейчас прожить пенсионеру на пенсию в 358 гривен?
— Ну а разве ты не раскапываешь могилы в поисках драгоценностей и ценных вещей? – спросил сержант.
Палач смутился.
— Не путайте человеческую слабость к исследованиям, со способом выжить.
— Спасибо, я что-то уже наелся.
Внезапно Палач затих, и молнией вылетел в дверь. Два раза оббежал вокруг дома, и вошел, как ни в чём не бывало, войдя, он поставил такой же громоздкий топор рядом с дверью, и сел напротив Толика.
— Что произошло?
— Всё в порядке, показалось.
Толик сидел задумавшись. Его терзали сомнения, он что-то хотел сказать, но никак не решался.
— Палач. Ты сможешь … — в его горле стал ком.
… ты сможешь меня убить?
Палач смутился.
— А зачем?
— Сможет, сможет, конечно, что за вопрос, да для нашего дедушки Палача, ха!
Один, один правильный удар топором, один, больше не надо, и всё. Как говорил наш дорогой Виссарионович? Нет человека – нет проблемы, сейчас товарищ возьмёт свой правильный топор, и вопрос будет закрыт – обрадовался младший сержант.
— А зачем? – Удивился Палач.
— Я так больше не могу, эта жизнь это прозябание меня убивают, я уже много лет мучаюсь, и больше я не могу. Слышишь. Сил моих больше нет. Я устал, очень устал, потому и пришёл к тебе, и ты можешь меня спасти, освободить. У тебя я Прошу смерти, больше мне ничего не надо. Меня уже всё вокруг достало, сломало, особенно эти! Слышишь, очень, очень достали, и я попросту уже не могу.
— Палач, один, один удар и мы втроём больше не будем портить тебе вечер, убей его и освободи нас. Пожалуйста
Слова сержанта звучали как никогда искренне. И они напрочь обескуражили старика, он поднялся со стула и вышел из хижины. И вскоре вернулся.
— Послушай, Толя, а давай не сегодня, давай на следующей неделе!
— А почему сегодня Толик не может умереть? – возмутился ППСник.
— Гробы закончились, подвезут лишь на той неделе.
— Ну, это не проблема, ты его так убей, в яму сбрось, и без гроба тоже пойдёт.
— Без гроба нельзя, товарищ младший сержант, не по — понятиям это, без гроба человека закапывать.
— Палач, Палач, а если его сегодня убить, сегодня убить, зарыть не глубоко, а потом, через неделю как гробы подвезут, ты его и перезахоронишь?
— Да лишне этот твой гроб, зарой его так, как собак хоронят, а то если на таких как он каждый раз гроб готовить, то это надо всю тайгу вырубать, зачем это деревья губить? — Не успокаивался сержант.
Палач просто сидел, задумавшись над его словами, и что-то шептал сам себе.
— Ну ладно. Одевайся и пошли!
— Толян сорвался с места, накинул плащ, и они оба вышли на улицу. А на улице как раз начал моросить мелкий гнусавый дождик.
— Вот это да, вот это дело. – Начали голосить сержанты, предвкушая свободу.
— Куда? – Поинтересовался Толик. Палач вынул из-за плаща топор и указал им на уходящую влево от хижины тропу, извивающуюся меж памятников.
— Нам далеко?
— Тебе вот здесь теперь, не всё ли равно? – ответил нервно Палач.
Там дальний угол кладбища. Тихое место, где можно встретиться с вечностью.
Они вчетвером молча шли по тропинке, каждый, думая о чём-то своём.
— Скажи Палач, а сколько человек ты тут прикопал?
— Почти всех за последние 64 года, все эти поля мои.
— Ну и как это, закапывать людей? – Стало интересно товарищу сержанту.
— Сам то как думаешь? Тяжело, людей закапывать всегда тяжело, всегда жалко, а что делать они своё уже пожили, и надо кому-то, куда-то их девать.
— А сколько ты людей похоронил?
— Человек 20 – 25.
— А почему так мало?
— Так это людей, а людей всегда мало, все остальные это народ, население, толпа если хотите. Они жили как растения, и где-то так же и умерли, их закапывать легко, всё равно в этой жизни они ничего стоящего не сделали.
А вот когда бывает, хоронишь какого-то поэта, или академика, всегда жалко, жалко, что умер так рано, и не успел всё сделать.
— А для нас двух тоже могилы ты рыл?
— Конечно, кто же ещё. Я вас помню, я для вас очень глубокие могилы выкопал.
— Зачем? – спросил товарищ младший сержант.
— Да так, просто, на всякий случай, чтобы вы вдруг не выкопались, не люблю я вас. И тут старый выхватывает один из топоров, раскачивает для размаха и бросает в сторону. Топор летит, вращаясь, и пролетает сквозь товарища сержанта, сантиметрах в 25 от Толика, после чего улетает в кусты малины.
Толя остолбенел и побелел, сержанты опешили. Палач сорвался и побежал в кусты за топором. Толик потихоньку отходил от ужаса.
— Палач! Ты что дурак? Ты что, хотел меня тут положить? Меня же едва не зацепило!
— Если бы хотел попасть, то точно не промахнулся б. – Отозвался старик.
— Палач, ты совсем уже постарел, руки орудие не держат, бросок не тот уже.
— Кого ты хотел убить? – Кричал Толик.
— Да так, никого, показалось.
— Что показалось, ты в меня чуть топором не попал! Ты в кого бросал?
— Мне показалось, что это мёртвые встают из могил, выкапываются, превращаются в зомби, и бродят ночами по кладбищу. А ещё, они хотят забрать меня с собой в могилу, я это чую, я слышу их голоса, как они меня зовут.
— Не дождётесь!!! – Громко крикнул он.
Я думал, что они притаились в кустах, и готовили мне засаду. Я их за милю чую.
После этих слов, его спутники поняли, что не всё тут так просто как кажется.
— Палач. Всё хорошо, трупы не встают из мёртвых.
— А эти двое?
— Это призраки, они аморфные бестелесные, это больше психологический аспект. Запомни, трупы не встают и не ходят.
— А знаешь Толян почему?
— ???
— Я их потом выкапываю, расчленяю на куски, и закапываю в разных частях кладбища. Воцарилась гробовая тишина, его спутники с удивлением смотрели на старика. Но ошибки не было, он говорил вполне серьёзно.
— А зачем? – Стало вдруг интересно товарищу сержанту.
— Чтобы они не выкопались, не вылезли из могил, и не пришли, чтобы забрать меня с собой. Ведь как они обратно по кусочкам склеятся? Правильно никак, и мне спокойнее спать по ночам.
После этих слов его спутники были в ауте.
— И сколько, позволь узнать, ты вот так народу закопал?
— Всех, товарищ младший сержант.
— И нас тоже?
— А вы что, лучше других?
— За это ты ответишь, старикашка.
— Проще со словами, товарищ младший сержант, зато я уверен, что твоё тело после погребения не воскреснет и не выкопается.
— Палач, Палач, а у тебя это давно?
— Последние лет, лет знаешь, наверное, с пятнадцать а в чем дело, Толян?
— Абсолютно ни в чём, это я так спросил, для поддержания разговора. Нормально так идём, общаемся себе потихонечку.
Четыре тени бесшумно шли по ночному кладбищу, стараясь как можно тише ступать, дабы не потревожить здешних обитателей.
Они шли мимо небольшой полянки, на которой как ни странно не было, ни одного памятника.
— Толик, посмотри и скажи, что тут, по-твоему, находится.
— Не знаю, поляна как поляна.
— Это грядка под картошку.
— Или под морковку.
— Ну, или под морковку. – Размышлял товарищ сержант.
— А вот вы все и не угадали.
— Всё это поле, громадная братская могила!
— Что???
— Братская могила, я тут хороню не достойных, позавчера я тут зарыл шестерых виноделов.
— Зачем? – Стало интересно младшему сержанту.
— Они пришли ночью, потревожили сон мертвецов, и начали ломать памятники. Но к счастью тут подоспел я, выкопал большую могилу, и закопал их всех.
— Палач, палач, а может быть, это были не виноделы, а вандалы, зачем это вдруг виноделам заниматься такими вещами?
— Очень даже может быть, что это были и не виноделы.
— А памятник, почему не поставил?
— Потому, что они не заслужили памятник. Те, кто осмелился нарушить священный сон мёртвых, не заслужили памятник. Отныне они забыты всеми и навсегда, их поглотило Забвение, пусть там и находятся. А на следующий год, я тут посажу укроп.
Они продолжали свою экскурсию во владения Палача.
Вскоре их молчание нарушили чьи-то голоса, и вдали мелькал свет от костра. Палач скривился.
— Ишь, моду взяли, ходят ночами по кладбищу, и ищут острых ощущений, нет бы дома трахаться.
— Идите на костёр. Я сейчас. – Тут старик вынул два топора, и растворился во тьме. Его спутники пошли прямо на огонь. На опушке горел костёр, а вокруг него сидели люди. Молодёжь в возрасте 14 – 19 лет с разрисованными лицами, окрашенными в бело-черные тона. Все они были волосатыми, а парни ещё и бородатые, на девушках была мрачная чёрная косметика и длинные чёрные ногти. Все были одеты в кожу с заклёпками и балахоны мрачных оттенков.
Они сидели и слушали музыку, курили гадость, тащились и рассказывали страшилки. Как вдруг из близлежащих кустов вылетает волосатый дедушка специфической внешности, с поднятыми вверх топорами, и криками:
— Всех порешу, всех пе-ре-ре-жу, всех пе-ре-ре-жу!!!
И тут испуганную молодежь, словно ветром сдуло. И воцарилась тишина.
— Ишь ты, моду взяли!
— А кто это такие?
— Та так, есть тут, экстрималы, мать их.
— Нам ещё далеко идти?
— А мы считай пришли, чем тебе тут не нравится, чудная полянка?
Толик огляделся, вокруг были высокие деревья и кромешная тьма, из которой они пришли.
— Здесь нормально. Палач, давай убей его и дело в шляпе.
— Вы что, куда-то торопитесь, товарищ сержант?
— Да, мне тут надоело.
— Спокойно, у вас двоих впереди ещё целая вечность.
— Палач, скажи, а как это когда ты старый?
— Ну, я не знаю, как сказать точнее, это когда ты постоянно уставший, что ли. К примеру, я раньше в день рыл 16 могил, а сейчас только 12, старый стал.
— Как ты умудряешься прожить на эту пенсию?
— Никак, видишь приходиться подрабатывать.
— А я не хочу стареть, хочу быть вечно молодым.
— Тогда, Толя, у тебя только один выход. Палач, убей его.
— Я тебя не больно убью, раз и всё. А знаешь, где я тебя похороню?
— Да, где ты его похоронишь?
— В одной могиле с буржуем, которого будут хоронить завтра.
— Гля, классно! – Вскрикнули милиционеры.
Палач, а как ты его убьёшь?
— Я раскалю его голову вдоль, от макушки до подбородка на две симметричные половины.
— А зачем?
— Чтобы его никто не смог узнать.
— Хитро. А потом ты расчленишь его на куски и перезахоронишь …?
Старик одобрительно кивает головой.
— Круто. Толя, ты слышал, у тебя будет насыщенная ночь.
Дедушка вынимает топор.
— Ну, ты готов?
— К этому нельзя быть готовым. Лучше скажи, а Бог есть?
— А как же, конечно есть!
— А он меня любит?
— Очень! А сейчас он будет тебя любить ещё больше!
— А ты его хотя бы раз видел?
— Ещё бы, а сам ты его хочешь хоть раз увидеть?
— Неплохо было бы.
Палач держит перед его носом свой топор.
— Вот он, сам Господь Бог. Ибо он есть величайшая сила, именно он решает, жить тебе, или умереть, он есть творец всего живого!
Толик был ошарашен подобным откровением. И сержанты кстати тоже.
— Палач, ты всерьёз думаешь, что Господь Бог это топор? Как же ты всё-таки глуп, как бог может быть не одухотворённым предметом, топором?
Когда Господь Бог это автомат!!!
И Толик вынимает из пакета АКС – 74У, и ставит его перед лицом Палача.
— Что это?
— Моё табельное оружие! – Завыл товарищ младший сержант.
— Автомат Калашникова Складывающийся образца 74 года Укороченный, калибром 5.45 мм.
— А зачем он тебе?
— Чтобы защищаться от всего этого мира, и от этих жалких людей.
— А ты с него кого-нибудь уже убил? — Бросает беглый взгляд на призраков.
— Я в смысле, кроме этих двоих?
— Утром я убил престарелую немощную бабушку из СВД.
Палач прищурил правый глаз, а левым посмотрел на пасмурное небо.
— Не знаю, ещё не приносили.
— Завтра принесут, Палач, лучше скажи, а в чём был смысл всей моей жизни?
— Смысл жизни в том, чтобы её достойно прожить, по возможности конечно.
Ну, и красиво умереть. – После этих слов старик поднимает над головой Толика самого вершителя судеб – Господа Бога.
— Давай, давай, давай, давай!!! – скандируют сержанты.
— А после моей смерти, этот мир станет лучше?
Палач замялся.
— Ну, я не знаю.
— Я вот так вот умру, и ничего не сделаю, не постараюсь сделать этот мир немного лучше. Мир, каков был, таков и останется. И плохих людей в нём меньше не станет.
Палач убирает топор в сторону.
— Знаешь Толик, мне будет очень не просто это сделать. Мне тебя жаль. Ты усталый, измученный человек. Эта жизнь привела тебя ко мне, и ты ждёшь спасения от всего этого ужаса. Но когда я подарю тебе спасение, что останется со мной?
Одиночество!? Мне вновь придётся прозябать тут вместе с мертвецами. Если я тебя убью, я останусь совсем один. Не уходи. Ты первый из людей кому я интересен, кто взглянул на меня как на человека, а не на экскаватор. И я чувствую себя нужным. Убив тебя, я убью человека, и не только в тебе, но и во мне.
Толя не надо, Толя, давай останемся жить.
— И всё оставить, как оно есть?
— А что ты можешь сделать перед смертью, чтобы изменить ситуацию.
— Мне тут пришла идея Палач.
— Говори.
— Нам ведь с тобой всё равно.
— Ну.
— Какая сейчас у гробокопателей пенсия?
— 358 гривен.
— Ты своей жизнью сильно дорожишь?
— Ну, как, устал я, надоели мне все вы.
— Нам всё равно умирать Палач, давай же спасём их.
— Так, Палач, мы не поняли, ты, что не собираешься убивать его?
— Всех не спасём.
— Спасём сколько сможем, давай возьмём оружие, и сделаем этот мир лучше. Вот возьмём, и почистим общество от всякой плесени. Давай хоть в конце своих жизней сделаем этот мир лучше, и принесём хоть какую-то пользу обществу. Не хочу я умирать, вот так вот, без борьбы, без веры, без идеи. После моей смерти все мои враги возликуют, а я не хочу их так обрадовать. Я хочу забрать их с собою, туда.
Палач прячет оружие.
— Давай, давай заберём с собой побольше грешников, дабы они могли очистить свои души в жарком огне преисподней. – Внёс конструктивное предложение Палач.
— Я предлагаю оставить их загнивающие души богу, а самим заняться их бренными телами, которые устали таскать в себе такие гнусные души.
— Однажды Толя, ко мне пришёл Бог, во сне. И сказал, что чем больше я заберу с собой грешных душ, тем больше на том свете, на мой счёт поступит бонусных очков.
— Палач, ты его убивать вообще думаешь? – вмешался товарищ сержант.
— Так давай возьмём с собой по — максимуму грешников, нас там не забудут.
— Не забудут, ой как не забудут.
Они обнялись и пошли в лачугу к Палачу. Под руку скулили недовольные сержанты, а над горизонтом загорался новый день.