Десять ампул \ Глава 10

Они стояли и смотрели на входные двери, задумавшись каждый о своём.
— Палач, Палач я всё хотел у тебя узнать, но все никак не мог спросить.
— Спрашивай, сейчас как раз самый подходящий момент.
— Палач, а ты сам – то боишься смерти?
На лице старика проскользнула мрачная улыбка.
— Я сам посланец смерти. Жалок старик, который прожил долгую жизнь, и не научился презирать смерть – Марк Тулий Цицерон
Толик посмотрел на свои новенькие лакированные туфли, блестящие, и отражающие всеми своими гранями смотрящий на них мир. Плохо, что эти туфли не шли к его плащу, да и у Клинта Иствуда таких явно не было.
Толик сделал первый шаг и подошёл к стеклянной двери. Он замахнулся ногой на дверь, и тут же произошло чудо, и двери распахнулись. Оба «праведника» вошли во внутрь. Перед ними впереди были ещё одни стеклянные двери, но уже не автоматические. А слева был эскалатор, возивший людей в подвал к супермаркету.
Толик задумался про себя, ещё раз, о том, что им предстоит. Он смотрел на людей и думал.
— Ну, люди, где он? Где сейчас ваш бог? Где он сейчас, когда он вам так нужен?
Мой бог со мной, вот он лежит молча в чёрном пакете. А где же ваш? Он что струсил? Он вам сейчас очень пригодится, вы сейчас массово начнете взывать к нему в своих молитвах. Сейчас он должен будет вас резко спасать. А его не видно.
Вы ещё зовёте его милосердным. Да уж, милосердный, совсем милосердный. Какой же он милосердный, когда допустил такое? Куда он смотрит, к кому он интересно милосердный, не ко мне с дедушкой, и уж явно не к вам. Или он не видит? Или он вообще ослеп?
Вот два охранника стоят и смотрят на нас, и мы им явно не нравимся. И что теперь с этого? Неужели они нас остановят? Не думаю. Неужели он так же беспомощен, как и эти охранники? Он тоже будет вот так стоять, и созерцать происходящее вокруг? А всё-таки, почему он нам не помешает? Боится? Он струсил?
Ваш бог струсил? Нет, тут что-то другое. Это не вы перестали верить в него, а он перестал верить в вас, закушавшиеся слепые буржуины. Вы своего бога достали, вы перестали его видеть и верить в него, вы делаете вид, что достойны такой жизни. А он сделал вид, что не заметил меня с дедушкой Палачом. И уже мы принесём в этот мир столько справедливости, сколько сможем. Это не мой бог прервёт ваше жалкое существование, это ваш бог обрекает вас всех на очередные мучения.
Милостивый Христианский Бог, ну и ну. Не хотел бы я увидать его в плохом расположении духа, ой не хотел бы. Я всю свою жизнь просил у него лучшей участи, а он всё это время топил меня в говне. Всю жизнь, всю мою жизнь ты надо мной издевался, как хотел, и я в свою очередь уже давно не жду от тебя ничего кроме страдания. Ты начал приближать мой ПОЛТИННИК, и тут я понял твою хохму. Так и быть, я сделаю, как ты хочешь, я отправлю этих людей к тебе туда. ЛОВИ!
Мы просим у тебя лишь одного, слышишь одного, я прошу только сегодня и только одного. Не мешай! Слышишь, НЕ МЕШАЙ МНЕ ТВОРИТЬ ТВОЮ ВОЛЮ!
Я с моим богом и Палачом сделаем, что просишь, а сам закрой глаза и отвернись. Я даже благословения у тебя не прошу, оставь его немощным!
Его мысли оборвали знакомые голоса, он обернулся и прикоснулся к плечу Палача. Тут обернулся Палач, и они увидели товарищей сержантов.
На этот раз они выглядели совсем по-другому. На них была красивая парадная милицейская форма, шик, блеск, отпаренные стрелочки на кителе и штанах. На кителях висели аксельбанты и многочисленные наградные значки. На лицах сверкали улыбки, и большие затемнённые очки, а на бёдрах красивые белые пояса с белыми кобурами. На брюках были вышитые золотые лампасы. Одним словом мужики были одеты По-парадному, готовые к знаменательному событию в своей жизни. Они несли большие чемоданы и пели «Демобилизация».
Перед распашными стеклянными дверьми стояли двое здоровенных охранников, и пристально с презрением рассматривала двух пришельцев, только что разувших на входе одного уважаемого клиента, и уверенными шагами, спешившими в зал.
Уверенной целенаправленной походкой два человека одетые в похожие чёрные плащи прошли в распашные стеклянные двери снабжённые теплоотсечкой. Это помещение было своего рода предбанником торгового центра, который они почти прошли.
Как вдруг им преградили путь те самые охранники.
— Уважаемые, будьте добры задержитесь.
«Уважаемые» застыли в недоумении.
— Будьте любезны предоставить к осмотру содержимое вашего пакета.
Толик посмотрел на их лица, и они ему тут же не понравились, кто они такие, чтобы преграждать путь двум отчаянным парням? Толик посмотрел на стоящего рядом Палача, тот по-отцовски положил левую руку на плечо Толика со словами:
— Путь праведника долог и тернист, и дьявол будет всячески соблазнять его во время странствий, но лишь тот, кто истинно верует, спасён будет. Да расчистит Господь нам путь десницей своей.
И Палач сжал в руке плечо Толика, смотря ему в глаза, и начал давить к земле.
— Толя, и что, ты дашь этим двум соскам обшмонать тебя? Какой же ты всё-таки Толя жалкий! – Подлил масла в огонь товарищ младший сержант.
Толик понял, к чему клонит Палач, и присел.
И тут же, свободной правой рукой Палач выхватывает Господа Бога из-под плаща, за счёт тяжёлой и длинной рукоятки он набирает максимальное ускорение, и попадает обухом топора по голове близстоящего охранника, отправляя его в нокаут.
Толик, воспользовавшись замешательством второго охранника, вынимает из рукава нож, и всаживает его в живот охранника по самое « не труси крупу на бибидзяна». Охранник падает на пол, схватившись за живот, и истекает кровью.
— Толя, ты только погляди, чем были вооружены наши сладкие мальчики! Фонариками и рациями, как мило. Да они нас сами спровоцировали! Толя идём!
Они вышли из предбанника, и очутились в огромном торговом зале. Высота потолка была метров восемь! Наверху на подвесном потолке стояли растровые светильники, которые всё хорошо освещали.
Вокруг были ювелирные магазины и модные гламурные бутики, по которым ходят модные, дорогие, гламурные продавщицы, и продают модные дорогие гламурные безделушки, таким же гламурным покупателям, которые в свою очередь пришли сюда с дорогими, гламурными девушками моделями, дабы удовлетворить их бесконечные капризы покупкой очередной модной цацки или шмотки.
Одним словом торговый центр жил своей жизнью, и каждый занимался своим делом. И никто из них даже не подозревал, что совсем рядом с ними, в предбаннике умирают в судорогах два охранника, и теперь некому защищать это гламурное общество от двух решительно настроенных нелюдей, которые, осознав собственную ущербность, пришли сюда, чтобы устроить бойню.
В правой руке у Палача был Господь Бог, а у Толика окровавленный нож.
— Ты только посмотри, сколько их тут.
— Таксист не врал.
Они подняли вверх оружие и стукнулись им в воздухе, символизируя звон хрустальных бокалов, и предвкушая начало веселья.
Впереди стояла витрина из стекла, и крутилась вокруг своей оси. Там были выставлены часы дорогих швейцарских фирм и всевозможные драгоценности.
Перед витриной стояла девушка сказочной красоты, глядя на которую сердце замирало. Она была высока и стройна, на ней было дорогое чёрное платье с открытой спиной, юбка ниже колен, скрывающая изумительно красивые ноги. На шее было ожерелье из жёлтого металла, а в руках у неё была небольшая сумочка.
Она стояла лицом к витрине, и спиной к нашим героям. Рядом с ней стоял высокий парень в чёрном костюме, державший её за руку. Они рассматривали витрину, и, улыбаясь, что-то обсуждали, не обращая никакого внимание на лёгкое волнение, которое начало подниматься в зале.
Увидев эту идиллию, Палач нахмурился, вынул Заместителя Господа Бога свободной рукой, и на цыпочках начал подкрадываться к ним сзади.
Бесшумно продвигаясь, он подошёл настолько близко, что мог ощутить запах её дорогих духов, разглядеть её нежную кожу, и рассмотреть каждое звено её дорогого золотого ожерелья. Чёрные волосы ниспадали на алебастровые плечи, повторяя каждый изгиб её молодого изящного тела.
Молодой человек, улыбаясь, посмотрел на свою возлюбленную, и на его искажённое ужасом лицо брызнула кровь. Весь его дорогой костюм был в секунды залит фонтанами алой артериальной и венозной крови, бивших из разрубленного надвое тела его возлюбленной. На его лице страх и ужас смешались с застывшим вопросом и растерянностью. Но не долго, на доли секунды, их разлучали лишь доли секунды. Какие-то доли секунды он был один в этом мире. И через мгновение удар Заместителя Господа Бога по его лицу, со всего размаха и со всей силы, что были в руках у Палача, воссоединил их снова. Он навечно повенчал эту молодую прекрасную пару в небесах, лишив их всех страданий, что ожидали на этой земле. Волей самого Господа Боги и его Заместителя, они были благословлены на райскую жизнь, и вечную любовь без обид и измен, без боли и лжи.
И вот, когда оба окровавленных тела лежали на полу, заливая багровыми реками швы между тщательно выложенной плиткой …
… вот тогда в Торговом центре началась настоящая ПАНИКА. И все находящиеся в нём люди, резко осознали тот факт, что сам Всевышний их сегодня подставил, и подставил капитально. И вот все находящиеся в этом зале, стали вдруг резко ПАНИКОВАТЬ по этому поводу.
Старик залез на фонтан, поднял окровавленные топоры, и начал кричать на весь зал: — Слушайте все, мы есть посланники Господа нашего, Бога, которого вы предали, которого вы забыли, забыли, кто он и кто есть вы. Когда вы стали преклоняться своим алчным богам, вы предали его, и превратились в жалких изменников, забывших, кто вы есть. А вы есть творения созданные по шаблону Господа нашего. Предав его, вы предали себя, возомнив, что, поклоняясь деньгам, и золоту вы станете сильнее. Своим существованием вы оскорбляете эту землю, и нашего бога. А он пришёл к нам, и приказал отомстить за обиду. И поэтому вы сейчас ощутите на себе гнев его, и придёте к нему за покаянием. Да свершится суд, именем Господа нашего!!! – И понеслась.
Палач разгоняется, запрыгивает сначала на скамейку, потом на спинку, с неё он прыгает на крышу шкафа с драгоценностями, и это в 82 года! Прыгнув и оттолкнувшись от шкафа, старик прыгнул вперёд, и полетел на группу испуганных клиентов, держа на вытянутых руках два топора, словно лопасти винтов, он начал крутиться в воздухе подобно ножам мясорубки, вращаясь и приближаясь к клиентам. Толик только и успел заметить как части человеческих тел и фонтаны крови вздымались в воздух, и орошали стены и окружающих.
Уверенным шагом Толик пошел, вперёд держа в окровавленный нож с которого стекала ещё тёплая лимфа, капала на плитку и превращала её в каток. Народ убегал от него как от огня, но тут перед ним в оцепенении застыла невысокая женщина лет 50. Она была в дорогой песцовой шубе, на пальцах золото и бриллианты. Ещё у неё было не красивое грубое лицо явно буржуйского происхождения. На лице застыл страх и оцепенение, не дававшие возможность убежать высокие каблуки. Толик подошёл ближе и посмотрел на неё внимательно. На него смотрело тупое лицо с тупыми мелкими глазками, она по ходу так и не поняла, что тут вообще творится, и кто сейчас перед ней. Толик взглянул глубоко вовнутрь неё, в её суть, и ему стало понятно кто перед ним. Это был тупой, жадный, мелочный человечек, который умел лишь считать деньги, да тратить их на всякие гламурные безделушки.
Скорее всего, она была из «торгашей», абсолютно ненужного, и лишнего слоя общества, паразитирующего на теле угнетаемого пролетарского сословия. Это мелочные жалкие по своей сути люди, владеющие чебуречной либо сигаретным ларьком, и пускающие пыль в глаза более обеспеченным прослойкам общества. Толик презирал этих людей, это сословие и их философию, презирал этих завистливых жирных накрашенных существ уже давно утративших право зваться людьми. Он считал их всех одной большой социальной опухолью, и не гнушался проводить операции по лечению.
Его взяла злость, а ещё бешенство, скулы его свело от напряжения, а по его глазному яблоку побежала кровавая трещина. Он со всей силы занёс нож, и опустил лезвие в район горла со всей своей неимоверной злостью.
И вот, ещё одним истекающим кровью телом на дорогой плитке ТОРГАШ ЦЕНТРА стало больше. Он спрятал нож в ножны, что в рукаве левой руки, и поднял руки, дабы их лучше разглядеть. Свежая кровь обняла обе ладони и блестела при свете светильников. Этот неистовый блеск окончательно заковал его сердце в глубокие казематы, за толщу непробиваемых стен, и с людьми теперь его мало что роднило. Из самых глубоких уголков его души, поднялась волна ненависти и боли, ненависти ко всем окружающим. И волны боли, боли за то, что всё вот так обернулось. Когда вместо веры лишь ненависть, вместо любви – жажда крови, а вместо надежды на лучшее……. Надежда на то, что смерть принесёт спасение. И последние сомнения покинули его душу, и теперь пришло время действовать.
Он опустил руку в пакет, и вынул из него АКС–74У, разложил приклад, снял с предохранителя, упер приклад в локтевом суставе …
… и дал очередь на встречу бегущим на него охранникам. Метрах в тридцати от него неслась шумная толпа людей. Они бежали в противоположную от Толика сторону, к другому выходу.
Толик бил короткими очередями в самую гущу народу, тщательно прицеливаясь, чтобы ни одна пуля не ушла мимо. Он бил короткими очередями, зная, что, пробив тело одного человека, пули обязательно убьют ещё несколько человек за ним. Калибр 5.45мм конечно не предел фантазии, да и точность АКС -74У минимальна, и уже на расстоянии до 400 метров пули летят кто куда.
Но на расстоянии в 100 метров, когда перед тобой толпа полная животного ужаса за свою жизнь, пытается спасти свои ничтожные шкуры.
Даже немного смешно в такой ситуации.
Слева находился ювелирный магазинчик, из которого выскакивали хорошо одетые роскошные женщины, сотрясавшие воздух одичавшими криками. Они падали и ломали каблуки, в спешке они рвали свои дорогие туалеты и летели к выходу. Им даже в головы не могла прийти идея о том, что им не уйти, что они все тут останутся, что спасения нет и быть не может. И все мы тут обречены. Толик небрежно дал по ним очередь, и наблюдал, как падало панорамное стекло витрины, как падали окровавленные тела в окружении роскоши и драгоценностей. Он наблюдал за тем, как струилась кровь, как пол становился бордовым.
Тем временем Палач влетел в гущу толпы, устроив там бойню и растерзав на куски плотно сбившуюся толпу людей прорывавшихся к выходу. И откуда в этом пенсионере столько сил, чтобы так лихо орудовать двумя тяжеленными топорами? И откуда в одном человеке столько ненависти к себе подобным?
С верхних этажей по лестницам спускались люди которых охватила паника, и они с криками пробирались к выходу, даже не подозревая о том, что их ждёт.
Толик приближался к выходу, расстреливая всех без разбора и сожаления. Краем глаза он видел старика и в его сторону не стрелял. Он стрелял в хаотически бегающую толпу, лишнюю и ненужную в современном мире, которые себя исчерпали и были не нужны обществу, поэтому их надо всех стрелять.
Если бы они хотели быть нужными обществу, они бы пахали поля, добывали уголь, или стояли у металлорежущих станков, принося пользу обществу. Ну нет же, они стали буржуями, перестали ассоциировать себя с рядовыми членами общества, добились «высот», и теперь они соваются по ТОРГАШ — ЦЕНТРУ, и скупают без разбора абсолютно не нужные побрякушки, дабы выделиться в «правящий класс».
Значит, они сами выбрали себе роль, назвавшись «элитой» этого общества, и ведя себя подобно царям. И посудите сами, должен же кто-то взять в руки автомат и навести здесь хоть какую-то видимость порядка? И отправить всех этих с позволения сказать « господ», в крематорий преисподней.
А Плач уже « разобрался» с очередным, хаотическим скоплением «грешников», и повернулся в зал со словами: — Что–то в этом храме мрака и смерти уж слишком много света. – После этих слов дедушка подпрыгивает на месте и, взявши размах топором, подбрасывает его вверх под углом. Топор с ускорением летит вверх, соприкасается с потолком, проламывает подвесной потолок, нарушив его структуру, выломал кусок структуры потолка, и начал падать обухом вниз на скопления людей. Тут вся структура потолка дрогнула и начала сыпаться вниз на головы людей.
Представьте себе 200 метров квадратных подвесного потолка, начали сыпаться вниз с восьмиметровой высоты на головы вполне живых людей и не очень.
Карты потолка, падая вниз, разбивались вдребезги, планки потолка падали целыми секциями. И ещё падали вмонтированные растровые светильники вместе с люминесцентными лампами. Когда падали светильники они тоже вдребезги разбивались, разбивались вдребезги лампы и ломались отражатели. На напуганную публику посыпались светильники, разбивая голову и свет.
Один такой светильник упал на Толика, и тот грязно выругался. А когда потолок уже захрустел под ногами, в зале воцарилась кромешная тьма, нарушаемая разве что несколькими мрачными бра, да подсветкой бутиков и их витринами.
В этой тьме стрелять по людям было куда легче. Не было видно их искажённых ужасом лиц. И Толик начал посылать пулю за пулей короткими очередями на голоса и крики, стараясь целиться в большие скопления людей. Вдали справа от себя он увидел два огонька зеленоватого свечения, напоминавшие двух светлячков исполняющих свой ритуальный брачный танец. Светлячки двигались почти синхронно то паря в обнимку, то, разлетаясь в разные стороны и вновь объединяясь. А вокруг светлячков плясали какие-то силуэты и тени, были слышны особо отчаянные крики ужаса.
Тут Толик понял, что эти огоньки на самом деле лезвия топоров Палача. Он ещё в такси натёр их светящимся раствором, дабы выделяться в кромешной тьме, и не попасть Толику на мушку.
— Ай да старик! – Сказал сам себе Толян.
Недалеко от него неслась толпа «лошадей», и, судя по звону подков о плитку, их было человек семь. При этом они вопили как сумасшедшие. Толян тут же навёл на этот крик автомат и двинул короткую очередь. И было слышно как подкошенные тела падали на пол, кто, крича от боли, ну а кто совсем тихо. Тут же он хотел их добить, но вместо пуль его автомат издал лишь тишину ударно-спускового механизма.
Тут же стрелок отсоединяет опустевший рожок, и поднимая руку выбросил его вверх и назад. После чего он отодвигает плащ, нащупывает на поясе ещё один, уже последний рожок, вынимает и на ощупь вставляет в ствольную коробку автомата. Толя щёлкнул затвором, отправив патрон в канал ствола, и тут же он, отправив пару пуль на истошный крик о помощи, потушил этот шум. Он прислонил приклад к правой ключице, и начал стрелять в направлении выхода, медленно приближаясь к нему. Он бил прямо в скопление людей, держа в поле зрения двух светлячков, дабы они вдруг не попали под линию огня.
Выпустив ещё нескольку пуль, Толик вдруг остановился. Один из топоров-светлячков отделился от второго, и начал бежать к выходу, когда они растянулись метров на 10, Толян опешил, не представляя себе, что могло произойти. Первый топор просто спешил к выходу, а второй спешил за ним покачиваясь, и крутясь.
Стрелок застыл, не зная, что теперь делать. И тут в него что-то врезалось. Что-то тяжёлое и массивное. Он упал, а автомат полетел дальше него в сторону, судя по лязгу металла, метрах в трёх от него. При падении на пол, Толику стало невыносимо больно. Всё его тело резко взвизгнуло от боли, и все рёбра, кости и синяки, повреждённые за последние 36 часов, одновременно вскрикнули, дав понять владельцу, что такое боль. Пару секунд он был попросту парализован болью, а потом, взяв себя в руки, он всё таки сгруппировался, и пополз к автомату.
Его руки и колени касались плитки и судорожно рыскали по ней. Но тут он нащупал ладонями что-то мягкое, мягкое и тёплое завёрнутое в ткань. – Тело. Толян осторожно перелез через него. Он поставил правую ладошку на плитку, и она тут же заскользила в сторону, и Толик чудь не ударился о пол челюстью. Его рука была в чём-то липком.
Он помял эту жидкость в руках. Она была еле тёплая. Это была кровь одного из них. Он поднял ладонь вверх, так и не видя её. Подвёл ладонь к устам, и попробовал на вкус. Вы знаете, какова на вкус кровь другого человека? Она сладкая. Да сладкая, но этот вкус испытывает лишь победитель, и многим его не понять. А у подлецов и негодяев кровь сладкая вдвойне, и сомневаюсь, признаться, что тут сегодня под замес попал хотя бы один порядочный человек.
Толик полз дальше, ещё одно тело, похоже, что женщина, перелез и через неё. Слева он услышал лязг металла. Кто-то, пробегая мимо задел его ногой …
… и наступил на Толика, прижав его к полу. Тот взвыл от боли:
— Жиро- мясо- мыло — масло-комбинат!!!
Тот кто на него наступил был очень тяжёлым, очень тяжёлым. Это был носорог, медведь, слон, но не человек. Человек никогда не теряет человеческий облик, отъедая лицо как у слона. Это был не человек. Это было уже животное. Вот сейчас он доберётся до автомата, и эти животные резко вымрут.
Есть! Вот он. Толя ощутил в своих руках его вороненое тело. Он встал, и чтобы не потерять его вновь, взял и надел через плечо ремень. Он чудь не упал поднимаясь, пол превратился в каток, настолько скользким стал пол.
Стрелок начал оценивать картину происшедшего. Два светлячка вновь объединились, и плясали синхронно у входной двери, размалывая в фарш всех тех, кто хотел уйти. Узрев этот факт, остальной народ побежал к дверям, что были сзади Толика. То есть, они летели как раз навстречу Толику, визжа и крича, чтобы ему было легче целиться. Когда он это понял, он направил на толпу автомат, и открыл огонь по летевшим на него людям.
Я-БА-ДА-БА-ДУ – Вскрикнул стрелок, когда в тусклом свете он увидел, как редеют эти ряды, как пули «выкашивают» людей, как те падают на «итальянскую плитку», раненые и «готовые». И тут какой-то смертник хватает его автомат, и старается забрать его из объятий Толика.
В кромешной тьме Толик не видел того, кто хотел вырвать у него оружие, но тот был силён, и со всех сил выворачивал автомат, пытаясь обезоружить Толика. В какой-то момент до стрелка дошло, что он не справится с противником, тут Толик отпускает правой рукой приклад, и чувствует, как натянулся ремень на его левом плече. В мрачном свете настенного светильника, он увидел врага. Это был охранник.
— Значит, у нас тут образовался герой, такой себе Брюс Уиллис?!
Правой рукой он вынимает из ножен в рукаве свой любимый кухонный нож, и всаживает его в живот охранника по самую рукоятку. Тот бросил автомат, и схватился обеими руками за живот. Толик хотел вынуть нож, но не удачно взял лезвие на изгиб, и нож сломался, оставив лезвие в теле врага. В руках у Толика осталась лишь рукоятка ножа.
— Чайна, чайна, чайна таун. – Пропел он, себе, глядя на осиротевшую рукоятку. Он сжал её крепко в руке, и используя как кастет для увеличения жёсткости, он начал бить кулаком по умирающему охраннику. После нескольких сильных ударов кулаком, Толик начал марать об него свои новенькие лакированные туфли.
— Запомни на будущее парень: Героями не рождаются, героями умирают!!! – И он нанёс ещё несколько сильных ударов ногами по лежащему телу. Вдруг Толик услышал, что на него кто-то летел со всех ног, и сжав рукоятку ножа в правой руке, он замахнулся, и со всей силы ударил бегущего на него человека в лицо. Удар был такой силы, что Толик чудь не выбил себе пальцы, и взвыл от боли. У него и так болело всё тело, ключица правого плеча, а теперь ещё и кисть. Он замахнулся, и выбросил рукоятку ножа в толпу, а сам, схватив руками автомат, начал со всей силы бить прикладом организм, упавший на пол, и стонавший от боли. Толя не на шутку разошёлся, и со всей силы наносил удары прикладом по телу, громко крича:
— По салону маршрутки, в час-пик не бегать, НЕ БЕГАТЬ, НЕ БЕГАТЬ!!!
Он бил ногами и кричал до тех пор, пока ему не надоело, после чего начал остывать. А лежащий на полу организм не подавал признаков жизни. Толик, опёршись на автомат начал тяжело и неистово дышать. Оказывается, нажимать на спусковой курок автомата, гораздо легче, чем этим самым автоматом забивать кого-то до смерти, он поднял глаза и посмотрел в даль. Там, в кромешной тьме шёл неистовый танец двух влюблённых светлячков. Которые кружились и парили во тьме, описывая замысловатые траектории полёта, будто рисуя в пространстве никому не видные цветы. Они то слетались вместе, то вновь разлетались в разные стороны. Два светлячка спустились вниз, и резко взмыли вверх, описывая траекторию в виде сердца. Наблюдая такие картины, невольно забываешь, что это не светлячки, а два острых топора, заключённые в объятия гробокопателя вершат святой суд над заевшимися мира сего. И эта тьма скрывает от глаз сцены бойни и кровопролития, которые присущие этой стороне наказания.
Хватит сентиментальности, пришло время обрушить праведный гнев на главы грешников. По лестнице слева от него с криками и визгами спускалась толпа народа, и неслась в направлении дверей мимо Толика. Толик приставив приклад автомата к правому больному плечу, и пустил длинную очередь по движению. Когда он отпустил курок, то никакого топота уже не было, а были лишь крики немногих раненных, которые вопили о помощи. Толик хотел убить их прикладом, чтобы поберечь патроны, он убрал приклад от плеча и почувствовал что у него влажное плечо, и на нём кровь.
В крови был приклад, которым он «успокаивал» организм, а то он испугался, что ранен. Он отправился к раненым на их крики, но раздался крик Палача:
— Толя, сзади, сзади смотри, двери!!!
Он обернулся, и увидел наполненный светом предбанник, где лежали два тела. А рядом с ними пробирались с пистолетами и автоматами какие-то фигуры в шлемах, то ли спецназ то ли простые милиционеры.
Не долго думая, Толик вынул из кармана ПМ, снял его с предохранителя, и прицелившись начал по ним стрелять. Он выпустил по ним две пули, а потом пистолет замолчал, Толик передёрнул затвор, но выстрелов опять не было. Все верно, он расстрелял весь боекомплект, а потом он замахнулся, и бросил в их направлении табельный пистолет.
После его выстрелов один силуэт упал, а двое схватили его и потащили назад.
— Почему никто из них не стреляет?
Они никак не могли видеть Толика, это раз. И, наверное, не хотели попасть в клиентов некоторые, из которых могли оставаться в живых, это два. Толику сперва захотелось рассадить в них осколки магазина Калашникова. Как вдруг ему их стало жалко.
Их то не за что убивать, они же воины. Что им приказали, то они и делают, не по своей воле они приехали сюда, не за покупками. Они не относятся к отребью этого мира, они не есть «лишние» здесь. Пускай они милиционеры, но они не ППСники, в конце концов, возможно, они правильные ребята. Нельзя же класть всех без разбора. Эту гламурную шушеру надо стрелять не разбираясь, они сотворили больше зла этой стране, чем целый взвод «Беркута». Пусть себе живут.
Времени оставалось совсем мало, и надо торопиться. Зал почти опустел. Клиенты либо разбежались, либо погибли, и надо было кому-то заняться раненными, а то их вопли о помощи постепенно расшатывали и без того подорванную нервную систему Толика.
По лестнице бежала новая «партия» с верхних этажей, на лестнице образовалась пробка из-за обилия трупов. И Толя не долго думая поднял ствол, и наведя на источник криков во тьме, дал на звук очередь, при свете пламени из пламегасителя он наблюдал их смерть, изувеченные лица, судороги и конвульсии.
И тут Калашников затих. Затих не, потому что дал осечку, а потому что у него опустел магазин, и не осталось ни одного патрона. Ну вот! На самом интересном месте, и больше у Толика патронов не было. Он подлетает к лестнице, для того чтобы перебить выживших прикладом.
И тут же получил острой шпилькой каблука в солнечное сплетение. Толя упал от мощного удара, и, схватившись за грудную клетку, начал в судорогах барахтаться по полу. У него перехватило дыхание, и стало невыносимо больно дышать. Он с трудом проглотил ком в горле, и начал неистово хватать воздух. Его и без того больные рёбра заныли и заиграли от боли как клавиши рояля. Он чудом отдышался, поднялся, и поднял с пола автомат. Но у него уже не было сил, чтобы кого-то убить, или хотя бы добить, он чувствовал чудовищную усталость и безразличие. Ему захотелось покоя, захотелось домой, обратно в разрушенную боевыми действиями двухкомнатную квартиру, в любимую кровать. Не спеша, Толик побрёл в направлении, где был Палач. Зал почти опустел, и было слышно лишь как Палач, добивал раненных, да заверения командира «Беркута»: Что им ничего не будет.
Толик не спеша, брёл на двух сияющих светлячков, тут возле его ноги кто-то начал голосить о помощи, и напугал его. Толик поднял вверх «пустой» АКС – 74У, и со всей силы обрушил на раненного вниз прикладом.
— Умирать надо тихо! Что не ясно? – После чего он переступил через тело, и пошёл дальше. Два светлячка вдруг остановились, сблизились, и опустились к земле. Над ними вверху появилась, словно нарисованная полоса света параллельная полу она шла, шла и начала опускаться вниз до самой половой плитки, потом снова параллельно плитке, и поднялась вверх. Такой себе светящийся прямоугольник.
— Надо было взять с собой «маленькую», что-то в горле пересохло, галлюцинации пошли. Дома целый холодильник водки, а я тут от жажды загибаюсь. И тут он открылся, этот прямоугольник оказался дверью, и из открытой двери ломился ослепительно яркий свет, что слепил глаза. Толик поспешил к нему. На фоне этого света возник силуэт старика со словами:
— Шевелись, Толян, они уже близко.
Тот обернулся, и увидел, как к ним летела группа захвата, осознав, что патронов у товарищей больше нет. Хотели взять их живьём.
— Сейчас всех тут положу, будете валяться тут в соплях, с расколотыми шлемами!!! — А ребята не шутили, к нему со всех ног бежали бойцы.
Мимо Толика вращаясь вокруг своей оси, пролетел топор и положил двух человек, с другой стороны от правого плеча в полуметре пролетел ещё топор, уложивший на пол ещё одного человека. Толик обернулся к двери, и начал бежать на этот свет, закинув на левое плечо автомат.
Он наступил на скользкую плитку – чудь не поскользнулся, потом чуть не споткнулся о труп, снова чуть не упал из-за спешки. В лакированных туфлях по залитому кровью полу, согласитесь, не побегаешь.
Он летел к Палачу со всех ног, спотыкаясь и спеша. Когда до двери оставалось метров шесть, Палач сделал шаг в неё, и растворился в этом божественном свете. Вот-вот оно, спасение. Здесь и сейчас. Толик искал его всю свою жизнь, и никак не мог его найти, и вот теперь эта дверь перед ним, и надо просто в неё пойти.
Сзади раздались выстрелы, но было уже плевать. Ещё немного. Так близко. Ещё несколько метров, километров, ещё чуть-чуть, уже рядом.
Он слабел, появилась одышка, он стал медленнее бежать. – Нельзя. Он нашёл в себе уже последние силы, и летел как неистовый. Сзади были крики и выстрелы:
— Стой!!! Разобьешься! Убью!
— Всё к дьяволу! – Подумал Толик про себя.
Уже начали свистеть пули. А сзади по спине бился автомат без патронов. Толик уже хотел его выбросить, но нет, это его бог, его вера. И его бог должен разделить с ним этот момент полного триумфа.
И вот последние шаги. Шаг, два, три. Прыжок, и он прыгнул в эту дверь полную яркого света. Кто-то сзади успел схватить его за автомат, а он лишь расслабил руку и левое плечо, и Калашников соскользнул вместе с ремнём, оставшись позади. И Толик не испытывая чувства вины и тяготения, парил в этом свете, в этом пространстве вне измерений. Он обернулся, и увидел, лишь как закрывалась дверь, которая защемила за ремень автомат, и он висел как бы в воздухе. Дверь закрылась, и даже следа от неё не осталось.