Повесть об одном старике

Здравствуй, дорогой читатель.

Сегодня я хочу рассказать тебе историю, произошедшую в одной заурядной средней школе одного большого серого сибирского города, а героем моего рассказа станет Кирилл Иванович — пожилой учитель русского языка. Сразу обмолвлюсь, что его уроки были скукой смертной, на которых так и тянуло в сон. 

До того, как приступим к самому рассказу, нужно в общих чертах описать героя. 

Стоит начать с того, что он хоть и являлся стариком, но здоровьем был крепок. Росту имел под стать среднему для мужчин. Коллеги поговаривают, что раньше он имел отличную шевелюру, но до того самого дня остались лишь три жалких седых волосинки на макушке. Лицо у Кирилла Ивановича тоже обыкновенное для старика — всё в неглубоких морщинах. Оно выражало лишь апатию. Как бы Кирилл Иванович не говорил, а иногда он даже смеялся, что бывало очень редко, но лицо вместе с потускневшими от старости глазами оставалось каменным. 

По своей натуре наш герой считался скромником, поэтому в ту весеннюю среду он надел простенькую рубашку и затасканные старые брюки, которые  давно потеряли свой угольный цвет. 

Ровно в полдень прозвенел звонок на большую перемену, Кирилл Иванович, как в любой другой день, направился в оживленную столовую. 

Вся школа зашаркала, закричала, зашипела и заходила — всё предвещало суету. 

Столовая имела белые стены, множество столиков на два человека и шумную, весьма длинную очередь в буфет, состоящую из школьников. 

Кирилл Иванович смог быстро купить себе дешевый суп, обойдя очередь. «Есть всё-таки плюсы от моей работы» — думал он, стоя посреди многолюдной столовой с полной тарелкой в руках. 

«Придётся садиться за столик к этому суетливому новенькому» — проворчал старик и направился к единственному свободному месту — рядом с Николаем. 

Не буду привирать, в свои двадцать пять этот парень успел сделаться учителем русского языка, на уроках которого интересно, а главное тихо. Коллеги завидовали белой, а иногда черной завистью. Сам же Николай, имея доброе лицо и не менее добрые голубые глаза, светился от счастья. 

Он говорил: «Моя мечта — стать учителем — через столько лет непрерывной учебы исполнилась.» 

Говорят, он всё детство провёл в окружении его деда далеко от ровесников, поэтому сейчас так наивен. 

«Наверное, начитался любовных романов и сказочек всяких» — вставлял иной раз физрук — Борис Сергеевич. 

Мужчина неоднозначный, но сейчас не о нём. 

-Не против, если я присяду, — сказал Кирилл Иванович апатично, стоя рядом со столиком. 

-Конечно, присаживайтесь, Кирилл Иванович, — с улыбкой на лице отозвался Николай, быстро вскинув голову, имевшую пышные светлые, словно золото, волосы. 

-Спасибо, — пробормотал быстро старик. 

Он поставил свою тарелку, уже сел на мягкий казенный стул и вспомнил про ложку, которую постоянно забывал, что не могло не вызывать раздражение раз за разом. 

Несколько резких шагов — всё ещё не мог насладиться обедом. Николай, то и дело быстро чиркающий что-то в своей тетрадке, оставался помехой к спокойствию. 

«Придётся быстро поесть и уйти в кабинет пораньше, пока не пришёл класс» — думалось старику. 

Они сидели в напряженном молчании, но Николай набрался сил и робко спросил:

-Не дадите совет по одному маленькому дельцу, пожалуйста? 

-Выслушать тебя, всё равно, придётся, — грубо ответил наш герой. 

-Строго между нами, — Николай подался немного вперёд, а его голос стал тише, потому пришлось поднапрячь слух, чтобы всё хорошенько расслышать. 

-Вчера одна ученица призналась мне в любви. Даже не знаю, что делать с этим, — растерянно закончил парень, опустившись на стул. 

Его щеки пылали, а глаза бегали, как в белой горячке. 

-В любовных делах тебе я не советчик, но лучше игнорировать всякое такое, — Кирилл Иванович небрежно потряс рукой, — от своих учениц. Они как никак пришли сюда за знаниями, а не за интрижками с учителями, — последние слова прозвучали с отвращением. 

-Тут вы правы. Хоть дети хорошо ко мне относятся, — вздохнул Николай и со звоном ложки о дно тарелки зачерпнул остатки супа. 

-Вся эта учительская суета так осточертела, — начал свою томную арию старик. — Уже через полгода уйду на пенсию и, наконец-то, поменяю этот суетливый город, — голос, излучающий отвращение, вдруг переменился, — на спокойный домик в деревне.

-Вот только кому нужна моя захолустная квартирка, — через секунду добавил он, с грустью вздохнув. 

-Послушайте, Кирилл Иванович, у меня есть хорошая дача в пригороде. Там и озеро рядом, и место тихое, — Николай сделал паузу, отпив горячего чёрного чая из подрагивающего стакана. — В общем, загляденье. 

-Ты предлагаешь поменяться? — деловито спросил собеседник, позабыв о супе. 

-Не хочу терять родной домик, но больше не могу терпеть каждый день тащиться два часа в электричке до сюда, — согласился парень с энтузиазмом и горечью в голосе. 

-Я не против, но только хотелось б взглянуть на него.

-Тогда вас устроит,- Николай торопливо достал из дипломата, висевшего на спинке стула, красный ежедневник, открыл его посередине, окинул взглядом, затем перевернул страницу и закончил, — следующая суббота?

-Конечно, — бросил Кирилл Иванович, унося за собой почти пустую тарелку. 

«Не хочется, конечно, у этого суетливого дом брать, но, видимо, по другому никак» — думал старик. 

Из окна тёплой синей электрички всё белым бело: обширные частые поля укрылись толстым снежным одеялом, а голые лесополосы, ограничивающие их, нацепили полушубки из инея. Это наводило на странные рассуждения о всякой чуши. 

Про Николая, дорогой читатель, коллеги говорили всё одно: что он галантный, вежливый, что всегда добрый и постоянно познаёт что-то новое, но наивный до безумия. Однако сам источник всяческих ученических слушков по дороге до дачного сообщества *** обмолвился о том, что его дедушка Арсений погиб и домик перешел по наследству отцу Николая, а тот подарил его сыну в восемнадцать. 

В основном, он рассказывал о детстве проведённом с дедушкой Арсением. Видно, любил он деда. 

Участок оказался маленьким, но ухоженным. Травка уже проклюнулась, а деревья набирали листья. 

Деревянная оградка и такой-же деревянный дом, имевший в сенях кухню, а за ней маленькую кладовую-библиотеку. От скромной спальни, где помещались только письменный столик со стулом и аккуратно застеленной кроватью, до сеней отделяла тяжелая дверь обитая тканью. 

Плита на газу, который привозили в баллонах раз в неделю. Уборная в доме. Жаль, бани нет. Даже маленькой. Вместо её — душевая. 

Шкаф с одеждой разлегся в кладовке, а над рабочим местом в спальне врезалось окно, которое дарило много света. 

Отопление было центральным, поэтому заботиться о дровах не нужно. 

«Хоть он суетливый, но чистоты в доме не занимать. Пахнет деревом. Нравится мне этот запах» — думалось Кириллу Ивановичу. 

Весь осмотр сопровождался студенческими байками Николая, который вился рядом. Старик-же наш только небрежно угукал да агакал. Потерял он уже былую добродушность и зачерствел. 

Мне он сам говорил, что до самого университета ему также нравилось познавать новое и учиться, но когда старик стал учить в школе, то понял, что преподавать не его. 

«Но деваться некуда, поэтому работал там — в рассаднике самой суеты» — говорил он с толикой тоски. 

«Мечту забыл, когда ещё начались первые лекции в универе, а интерес потерял ко всему уже после первого года работы. Столько нагрузки, а поощерения от государства никакого. Рублём не балуют, а бумажек просто горы. Ладно, ученики всегда не любили школу, но чтобы так запустить их невоспитанность! Чтобы хоть как-то сохранить рассудок до пенсии решил не обращать внимание на эту всю суету и вообще на всё, от чего вскоре зачерствел. » — делился скудными воспоминаниями Кирилл Иванович, показывая свою захолустную однушку рядом со школой. 

Стены оклеены бумажными обоями, а потолок побелен. Окна в старых деревянных рамах, а кухня такая же маленькая, как в домике. Роль кровати выполнял мягкий бежевый диван, а напротив него поместилась старинная стенка из тёмного дерева. На ней стояли кое-какие книги, а остальные шкафчики, кроме небольшого, где стояла аптечка, заняла одежда. Помимо этого в гостиной-спальне у окна стоял дешевенький письменный стол и обыкновенный жёсткий стул к нему в придачу. 

Краска на оконных рамах облупилась, как на подоконниках, где стояла пара кактусов в бежевых керамических горшочках. Под столом высились башни из книг: то тоненьких, то толстых. 

«В общем, держись за свою мечту обеими руками и ногами. Я уж давно это правило позабыл. Вот теперь мучаюсь» — жаловался Кирилл Иванович, а собеседник его только внимательно слушал, впитывал, как губка. 

Забыл в тот миг герой о том, что Николай суетливый, и размяг. 

С горем пополам, но учителя договорились об обмене. Оставалось лишь дождаться сентября. 

Там уж проводят на покой Кирилла Ивановича всем учительским коллективом. Директор — личность уже не молодая — поздравит с начинанием новой спокойной жизни и торжественно подаст руку. 

Кирилл Иванович её, конечно, пожмёт, но с неохотой, и скромно удалиться в свой угол в учительской. 

Так всё случилось. Только Сергей Васильевич — пухлый директор — в своей речи упомянул: "… вам уже шестьдесят…"

В глубине души это расстроило Кирилла Ивановича. 

Ночью он никак не мог заснуть, тоскливо размышляя: «Уже седьмой десяток пошел, а так ничего в своей жизни не добился. Учил только детей, как правильно писать, да и то — нехотя.» 

После празднования три дня неприятной суеты: сначала бумажонки, всякая бюрократия с надоедливыми нотариусами и юристами, а потом утомительные переезды. 

Новый пенсионер — так его в шутку называл Николай — забрал с собой лишь такой дорогой его сердцу шкаф, хранивший в себе множества воспоминаний о ещё молодых годах, само собой, диван и письменный стол со всеми книгами, оставив малому — для удобства Кирилл Иванович так обозвал бывшего коллегу — холодильник с плитой (они условились об этом) и пару колких кактусов, взяв с Николы обещание ухаживать за ними. 

Зима прошла вся в чтении книг, оставленных «на потом» и забытых, за чашкой горячего чая на теплой кухне. 

Суета оставленная в городе дала о себе знать. Буквально через несколько недель Кириллу Ивановичу наскучило это безграничное спокойствие и размеренность, потому он принял решение с началом весны взяться за огородец, а пока набраться теории из книжек.

Благо библиотека у старика была пестрая так, что найти пособие по выращиванию овощей не составило труда. 

С приходом ранней весны воздух пропитался поэтически приподнятым настроением. 

Весеннего тепла ждала птичка всякая, что не улетала на юга, а мерзала в богом забытой Сибири, ждали дети, чтобы порезвиться на улице вдоволь, а их родители радовались апрелю, потому как ожидали летнего отпуска на море. Наш старик тоже ждал, когда весна вступит в свои полные обязанности и права. Хотя сказать это, равно ничего не сказать. 

У Кирилла Ивановича давненько руки чесались: всё им лопату с тяпкой подавай и лейку. 

Сначала уже не молодой, но, всё равно, зелёный садовод решил посадить огурцы, но до открытого грунта ещё месяц, поэтому в горшочки — по науке. Для открытого грунта он подобрал морковку, но сейчас уж точно не об этом.

Кирилла Ивановича соседи знали, как человека доброго, но затворника. Разговаривал он с ними только по делам огорода. Каждый четверг и субботу выбирался из берлоги и шел на озеро рыбачить. 

Конечно, старик выходил чаще с участка, но лишь до магазина за продуктами да газеткой какой-нибудь. 

Всё шло своим размеренным чередом, приближаясь к июню. 

В один четверг, а тогда уже стояла вторая половина мая — самая жаркая весенняя пора в тех краях — наш герой шел к излюбленному месту по утреннему туману с удочкой и всем прилегающим. 

Ничего не могло предвещать беды, но вот незадача пока Кирилл Иванович спускался к берегу, то оступился и полетел вниз, а спуск был крутой.  Ступеньки гладкие — ни травинки на них, а вот вокруг всё поросло кустами, сорняком всяким и молодыми деревцами. Так вот, оказался в прохладной воде Кирилл Иванович недалеко от берега. Плавать он умел, поэтому в миг добрался до твёрдой суши, всё бранясь. 

Как вы могли понять, рыбалка пошла коту под хвост. До дома рукой подать, и весь путь герой то жаловался на свою неуклюжесть, то ворчал что-то про человеческий спуск к озеру, то сетовал на судьбу за потерю любимой удочки.

Не буду описывать его типичный день, потому что он был скучен, и перейду сразу к ночи. 

«Когда я падал, то чувствовал, будто летел…. Не знаю уж, что это такое за чувство, но в тот миг я насладился свободой. Вообразил себе, что лечу, и врезался в воду….» — вспоминал со сладостью старик, лёжа в темноте на мягком диване. 

Где-то неподалёку сверчки играли свою, местами, надоедливую мелодию, кто-то ругался, кто-то смеялся, чей-то двор уже спал, а соседский кот — Васька — надрывал горло, в громком, протяжном «МЯУУУУ».

Такая какофония раздражала Кирилла Ивановича, но усталость взяла верх и сморила старика. 

В ночи ему приснился странный сон. Дальше будет с его слов:

«Сначала вижу я себя мальцом в рубашонке и штанишках, а затем он то, есть малец, начинает говорить про мечту. Уж точь в точь не помню, но суть я уловил. В ту ночь я вспомнил свою мечту — научиться летать.» 

Конечно, звучит смешно или же по философски, но на утро Кирилл Иванович стал спрашивать по округе, где можно прыгнуть с парашютом. 

Все, понятное дело, не знали. Вот тогда-то старик вспомнил про «того суетливого» и позвонил ему. 

-Давно не слышал ваш голос. Здрасте, — бодро вырвалось из хриплого динамика старого телефона. 

-Привет. Знаю, ты занятой, поэтому сразу к делу, — старик сел на диван, до этого расхаживая по скрипучему полу. 

-Слушаю, — ответил торопливо Николай. 

-Тут такое дело…. — не успел старик закончить, как тотчас его опешил собеседник. 

-Что-то случилось? — встревожился голос. 

-Все со мной отлично. Не мог бы ты подсказать, где можно прыгнуть с парашютом? — говорил Кирилл Иванович деловито серьёзно. 

Последние слова ввели в ступор Николая. 

-Это точно Кирилл Иванович Морозин, которого я знаю? — с толикой удивления спросил тот. 

-Да. Это я. Просто мечту свою вспомнил…

-Через секунду продиктую адрес одной конторы. Готовы записывать? — живым голосом ответил Николай. 

После разговора старик также сидел на диване, в руках держал клочок исписанной бумаги и думал:

«Значит теперь осталось взять деньги и поехать на аэродром. Спустя столько лет я сделаю свою мечту явью». 

«Только нужно не забыть полить огурцы» — затем произнёс он. 

Следующим же днём старик надел свои затасканные брюки с рубашкой и туфли, которые всегда носил в школе, а затем отправился на электричку. Потом пересел на другую, что обходит город. Уже в полдень Кирилл Иванович сел на автобус, ведущий прямиком на аэродром. Всё время в пути у героя дергалась коленка, мысли составляли кашу, а глаза горели вожделением.

Буквально через сорок минут он уже беседовал с инструктором, внимательно слушая. 

Волнение нахлынуло с большей силой. Однако голод не спал, а во всю трубил, но старик сказал себе, что поест после прыжка. 

В душной кабине шумного самолета сидело всего семь человек. Парашюты проверены, инструктаж пройден, байки рассказаны, а значит пришло время прыгать. За бортом расстилались зелёные луга и разнообразные рощи, лесопарки, а за ними брала своё начало небольшая деревушка, что виделась в дали. 

Прозвучала сирена. Дед вызвался прыгнуть первым, показав, что он ещё не рухлядь, как утверждали многие парни в кабине. 

Под ногами ничего. Ветер хлещет в лицо и бьёт остальное тело. 

Наш герой не мог связать двух слов, а только кричал в бескрайнюю, но имевшую дно, пустоту. Такую прекрасную и такую пугающую пустоту!

Его лицо просияло в искреннем счастье, а глаза заблестели. 

Кирилл Иванович улыбался, как ребёнок, разрезая и поглаживая руками воздух. 

Старик, будто плыл по небу, как по воде. 

«Я лечу!» — чуть успокоившись восторженно кричал он, совсем позабыв, о парашюте. 

Это стали последние слова Кирилла Ивановича… 

Его тело нашли на поле ещё зелёной пшеницы. Всё в крови, вместо конечностей лишь фарш. Ни головы, ни всегда апатичного лица, ни рук, ни ног — только сплошное кровавое месиво. 

«Надеюсь, он был счастлив» — грустно думал на похоронах Никола одетый во всё чёрное.