Глава 2 (Глава 2)

В свою звезду я твёрдо верю — во всех пророчествах она:

любви приют, разлуки двери,

и мир волшебный, и война…

Из-за скудности питания рост мой замедлился, если вовсе ни прекратился. Походу я застрял в подростковом периоде. Что он подростковый я точно знал. И не по внешнему виду…

Это было весьма странное сооружение. Деревянная башня. Этажа четыре. Без окон и входа. Только под самой крышей просматривалось что-то вроде балкона. Мужской голос из-за спины сообщил: «Мы построили для тебя дворец». Я одобрил постройку, как некое ожидаемое вознаграждение. Однако, присмотревшись, возразил: «Что это за дворец такой, если в него невозможно попасть!»

Ко мне подошла незнакомка. Черноволосая, с красивой статью. «Мы сделали ступеньки в растущих деревьях.» — сказала она, заглядывая мне в глаза. Глядя на нее, я подумал: «Она кажется знакомой и всё-таки, я не узнаю ее». С трудом оторвавшись от ее лица, а большей частью от девичьей груди, недюжинно выпиравшей, я увидел деревья, которых до этого не было, они возникали извилистой цепочкой до самого здания. Все деревья были двойные. Один из стволов спилен. Спилы располагались на разных уровнях. Действительно как ступени. Только придется прыгать с одной на другую.

Обозревая предлагаемый способ доставки собственного тела в, якобы, мой дворец я испытал разочарование. И безвольный пессимизм овладел мной. С кислым выражением лица я вновь посмотрел на девицу. В этот момент она сделала какое-то неуловимое, тут же исчезнувшее из памяти движение, скорее всей фигурой, чем отдельными частями. И слова. Какие-то слова. Обладавшие невероятной силой. Она словно вспыхнула произнося их.

Ее энергия мгновенно передалась мне. Зазвучала какая-то песня, так же знакомая и в тоже время неузнаваемая. Словно из воздуха появилась передо мной группа поющих людей. Преисполнившись радостью я буквально взлетел по живым ступеням, не чуя ни их поверхности, ни своих ног. Девушка была уже там…

«Илл!» — воскликнул я, когда увидел ее наверху. Она стояла спиной. Я узнал ее по длинному желтому хвосту. «Так вот это кто!» — ошарашило прозрение. Еще находясь внизу, заподозрил я, что это может быть она. Потому что подобных чувств ни к кому больше не испытывал. Никогда раньше и никогда потом! Только Илла Стаае была для меня Солнцем!

Она повернулась. Наши одежды вдруг исчезли. Да! Это она! Я узнал ее тело! Илл! Любимая!

Объятия сладости… Поцелуи исполненных грез… Подобное чувство сравнимо лишь с освобождением души от телесных уз! С ее устремлением ввысь! Куда-то за звезды!

«Но этого не может быть! Ведь мы никогда этого не делали! — Заорало распадающееся на молекулы сознание, переживая термоядерный взрыв, пришедший снизу. Лежа на ней, ощущая ее упругую плоть и затухающую волну блаженства, я открыл глаза. — Гео?»

В крайнюю секунду перед пробуждением и мгновение после я видел смеющееся лицо Гео. Словно удачливая воровка она наслаждалась своим мастерством, недосягаемая для расплаты. А внизу, под моим животом, простиралось мокрое, холодное пятно. И я сразу понял, что повзрослел…

И понятное дело — меня обуял стыд. Вернее — понятно, что стыдного тут ничего нет. Оргазнизм. Анатопсихология и прочее из мира взрослых. Яйценосных и половозрелых. Ха-Ха. Извините. Кажется, шутка не удалась. Просто мне и впрямь было стыдно. Не знал что делать…

Я уже окончательно пробудился и нестерпимо хотел в туалет. «Горан точно заметит, если проснется, пока я в отлучке. — думалось мне. — А вдруг он расскажет об этом?» Мы по прежнему спали втроем. Правда теперь я с краю. Посередине Горан. Ладно, он мужик, а Вьяра в возрасте. Но Мирина, она хоть и названная мать, вроде как, однако, я чувствовал иначе. И хотя было не по себе, даже думать о таком, но я давно уже отслеживал все ее женственности…

«Ну, всё, побежал. Сначала — это, а потом — то!» — наконец решился я на поступок. Когда вернулся, они уже встали. Мирина перестилала постель и собирала вещи в стирку. По-моему она не планировала стирать. О случившемся со мной, как ни в чем небывало, молчали. Вот и славно! «Доброе утро!» — сказал я, отряхивая валенки, снимая тулуп.

Все поздоровались как обычно, а Мирина, вдобавок, произнесла свою обычную перед постирушками фразу: «У тебя есть что постирать?» С того раза, как по графику, каждые две недели происходил со мной казус. Не впервой. Второй раз за свою единственную жизнь я переживал этот возраст.

Врут про Весну, что она девушка. Словно разгоряченная женщина забралась к мужику в постель — пришла весна. Уж насколько холодный мужчина Снег, но от ее жарких ласк таял прямо на глазах…

И снова мы оказались под замком. На этот раз у стихии воды. Буквально за ночь помутневшие от бешенства вОды окружили возвышенность с жильем, и мы остались без брода. И без того малюсенький, стал остров и вовсе грустным пятачком. Но вскоре, вместе с дождями сеявшими серую панику, миновала и эта напасть.

За несколько дней вода спАла. Почва подсохла. Махнула в рост освежающая зелень. После продолжительной спячки пустилась природа во все тяжкие. Сочилась березовыми и кленовыми соками. Куковала, токовала, хлопала крыльями. Шелестела листочками, цвела и порхала днем. Ухала, шуршала и нагло топала по ночам…

На Земле говорят — дети растут весной. И правда, с весенним теплом распочковался и я. На лице появился пух. Черный, волнистый.

Что характерно, у старрианцев не растут усы и бороды. А у меня росли. Может от мяса? В тайне я обрадовался растительности на лице: «Через месяц буду похож на Горана!»

«Эх, если бы мы все были старрианцы! — сидя на бревнышке, наблюдая за Мириной, мечтал я. — Если бы мы были старрианцы, то Мирине и Горану, хоть они и выглядят молодо, самое время расстаться и подыскать партнеров помоложе.»

Какая чушь лезет в голову во время гормонального половодья… Той жизни уже нет, а здесь всё по другому. Земля это не Старра. Да и на Старре случались любящие пары, не желавшие расставаться во имя омоложения. Делавшие сознательный выбор в пользу смерти, ради любви. Например, мои родители!

И опять же — давно, отмечаю за собой отвратительную вещь. После пройденного на «Трансфере» гипноза, стал я морально неустойчив, если ни хуже. Или я таким и был? Просто не с чем было сравнить?

На родной планете, хоть царит вечный мир, но каждый сам по себе. И одна философия на всех — наслаждаться! Мои отец и мать, как одинокие островитяне в море порока. Да нет, на Старре я вообще ни о чем не думал. И отца с матерью понял, лишь усвоив мораль Союзную.

Опять в рассуждения понесло. Яблоко, так сказать, от яблони! Папа основатель целой философской школы! Кажется, я начинаю проникаться его учением…

Мирина… Что она делает?! Она забыла обо мне?! Или не знает, что я иду следом?!

Мирина свернула за угол сарая. Пересекла березовую рощу и вышла на опушку. Я шел за ней, буквально в нескольких метрах…

Женщина остановилась. Посмотрела по сторонам. Она вела себя так, будто хотела удостовериться в своем одиночестве…

Солнце преодолев полуденную черту накалилось и пылало. На этом берегу по летнему жаркое, оно было повсюду.

Вероятно почувствовав моё присутствие, она еще раз оглянулась, но взгляд ее остался отрешенным и кажется, посветлел. Неужели не заметила?!

Я собирался окликнуть… И вдруг, резво, через голову, она сняла болтавшуюся на ней мужнину рубаху. Я подавился бы собственным голосом, если бы находился в теле…

Темно русые волосы тяжело упали на голую спину. Вскинув белые руки к затылку она подобрала их и снова связала узлом. Во все глаза смотрел я на полуобнаженную Мирину. Перешитые мужские штаны, очерчивая фигуру, страшно интриговали.

Всегда скрытое под одеждой тело сорокалетней женщины, миловидной и даже красивой, заметно отличалось от ее шеи, лица и кистей. Оно выглядело лет на 20 моложе…

Она словно чувствовала его ласкающие прикосновения, подставляя Солнцу щеки, шею. Слегка выгибаясь вперед. Поднимая руки над головой.

Потом ладони клались на лицо и медленно спускались виз. Пройдя по щекам, на шее перекрещивались, по плечам и предплечьям, задевая грудь, соскальзывали на живот…

Когда она взяла в руки свои отвердевшие сосками груди, я уже стоял прямо перед ней… О, если бы я мог припасть к коричневым кружкам. Уткнуться носом в эту величественную ложбину…

«Вот ты где!» — услышал я голос, а затем смех Горана. Он стремительно приближался, спеша заключить жену в объятия. Мирина счастливо рассмеялась и бросилась навстречу…

«Нуу...»- разочарованно выдохнул я, когда они принялись жадно целоваться. И занавес опустился… На этот раз я вернулся сам. Мысленно пожелал и у меня получилось… Я понял, что нахожусь в собственном теле, только почему-то темно в глазах. Ой, их же надо открыть!

Мы торопились. И вот настал день, когда наконец тронулись. Вьяра и Мирина верхом. Третья, «свободная» лошадка, с внушительным горбом припасов и пожиток. Горан и я пеше. А, ну, да! И кот в мешке! С дыркой для головы.

Вьяра, угнездившись на Орле, указывая направление, подняла руку, и словно благословила: «На юг! До самых гор!» Долгими часами безделья много чего порассказала она и про эти горы, и про свои столетние скитания.

Миллион лет назад столкнулись две экзопланеты. В результате одна утратила атмосферу и стала спутником, а у другой вздыбилась кора и разошлась крУгом. Где остановилась каменная волна, там образовалась горная цепь с острыми как клыки маковками.

Словно опоясанная, разделилась планета на два климатических полушария — «Северное» и «Южное». До гор и за ними. А за горами совсем другой мир — пустыни и моря. А еще дальше — океан. Но узкой полосой жмутся к хребтам «райские» земли.

Неоднократно слышали мы бабушкины рассказы о южных странах, населенных черными людьми не носящими одежд. И о людях в шерсти живущих на северных склонах высоченных вершин…

В одну из заснеженных громадин и врезался звездолет. С момента катастрофы минуло почти двести лет. Вьяра попала на Землю взрослым человеком, поэтому ее организм жил в ритме породившего его мира. 600 суток длится год на Вьяриной планете. А сутки 36 часов. Мирина родилась здесь — ее биологические часы соответствуют земным.

Расставание с «нашим» островом никак не проявилось в эмоциональном настрое моих спутников. Потеряв «дом» однажды, а потом еще раза два, привыкаешь к временности пребывания в любом жилище. Или даже части света. Возможно. И наверняка, первые несколько минут, когда ты снова выходишь за порог с твердым намерением удалиться, грусть присутствует, но она поверхностная и легко сдувается, захватывающим душу ветром странствий. А тягой к непостоянству ты оправдываешь очередную перемену декораций. Всё временно в этом мире! Чем раньше ты это поймешь, тем легче воспринимаются сопутствующие твоей жизни потери.

Им казалось, что прошлое больше не угрожает и кроме новых приключений не стоит опасаться чего-то еще. (В которые надо сначала умудриться попасть.) Они ошибочно полагали, что причина по которой все эти люди охотились за мной, всего лишь моя «чудность».

Даже если они решатся на повторный рейд, то не обнаружив беглецов упокоятся. И несолоно хлебавши впредь отстанут, ибо в этом бескрайнем мире, чтобы тебя всё-таки нашли нужна по-настоящему веская причина. К тому же Ворон пообещал разобраться с наемниками.

В том-то и дело, что они ошибались. И я не спешил их разочаровывать. А на вопрос — почему хмурый — отшучивался и насильственно улыбался. Хотя не скрою, прелесть земного путешествия. Красота природы. Молодость. Возбуждали жизненные токи. И в первую очередь Мирина. Наблюдая за ней, я забывался…

Честно говоря, я недоумевал — в какой связи такой интерес ко мне, тех же «северян»? Не один день ломал голову в поиске истины. Вряд ли из-за ускоренного развития ребенка кто-либо станет нарушать законы страны. И ответ пришел. Как обычно во сне.

Но это не было выходом из тела. Скорее это было реальностью переданной в виде сообщений, потому что событие которому я стал свидетелем совершилось не за один день и не в реальном времени просматривалось. Я засыпал и видел сны начинающиеся с того места на котором они обрывались. И всё происходящее, и грозившее произойти, ощущалось, как усиливающееся давление жизни…

Растревоженное лаем собак городище бушевало людским возмущением. «Злопамятен наш народ к обидевшему его.» — пробурчал Ворон, пробиваясь сквозь невесть откуда нахлынувшую толпу. Как будто их ждали. Небольшой караван заявился ранехонько. Поредевший воинский состав, снаряженный на промысел и пленник.

Во время обратного путешествия один из плененных пытался бежать и его невзначай прирезали. Это Тит прикончил врага. Потому что в той схватке наемники убили его брата. «Хватит воеводе и одного.» — высказался он, после содеянного.

Разбирательства как такового не было, но был допрос с пристрастием. Бедолаге сдернули ногти, сломали пальцы, вывернули руки на дыбе. Притворявшийся непонимающим русского языка «северянин» наконец заговорил. Чисто, но непонятно… Про какой-то космос…

Не поняли непосредственно пытавшие, но Всеслав уразумел всё, о чем говорил пришлец. «Выходит правда это, — размышлял он, выезжая на верховую прогулку по ближнему лесу. — Если пёс не врет. Не думаю, чтобы кто соврал, претерпи такое. Значит, нет никаких богов, но есть миры и развитие».

Воевода остановил коня в крайних деревьях. Дальше, на полет стрелы, в рубище частокола торчала недавно возведенная крепость. На четырех ее башнях дежурили пришельцы. «Укрепилась нечисть. — ругнулся бывалый. Себе на уме конь прянул под ним. — Тпру, коняжка. Мне они тоже не нравятся.»

Пиратский консилиум постановил «валить» и затребовал корабль. Опираясь на древко большого двустороннего топора, Нена стояла на крыльце командирского сруба, бесчувственно созерцая галдящий сброд. Наперебой вояки требовали оплату и эвакуацию, причем немедленно…

Миссия провалена. Дур в бешенстве. «Как хочешь… Твои проблемы… — кричал он. Голос шефа прерывался помехами, но было ясно — без „Перевертыша“ им не вернуться. Впервые она пожалела, что согласилась работать на него. Но большей досадой было то, что она так и не купила, хоть самый задрипанный звездолетишко. Щас бы дернула куда-нить подальше и от этой Земли, и от Дура с его гребаной корпорацией.

К тому же все ее сбережения остались на яхте Ктума… „Эвакуации не будет! — бросила она в толпу. — Пока ни выполните задание. Но часть сделки я могу оплатить, несмотря на отрицательный результат, на сегодняшний день.“ Золота и серебра взятого у Ктума „на расходы“ хватит расплатиться и по полной. Но! Во-первых: нельзя остаться совсем без средств. Во-вторых: неизвестно, как себя поведет пиратская вольница, получив расчет. Да и за что?!

Порывшись в поясной сумке, Нена извлекла мешочек с гранулированным серебром. Развязала, вынула три блестящих катышка: „Ну, что ребята, давай, подходи по одному. По три каждому. Позже будет еще, если примете правильное решение. Остальное, когда закончим. Ну!“

Но „ребятам“ не понравилось предложение начальницы. Вольница обиделась на такой мизер! Подзуживаемые заводилами, пираты полезли на крыльцо. С их стороны это откровенный бунт. А со стороны Нены — провокация…

Гранулы из предусмотрительно развязанного мешочка сверкая драгоценными боками полетели в толпу. А пустой мешочек в харю одному из нападавших. Воительница сразу вычислила главарей и зачинщиков. Это пара громил оказавшаяся прямо перед ней, с жадным блеском в глазах, не ценящая своих тупых голов…

План сработал. Как свора бродячих собак, наемники сверглись в кучу малу. Забыв про всё, они дрались между собой за серебро, хлынувшее им под ноги. Даже те кто успел заскочить на ступени вернулись, из-за страха упустить добычу. Остались только эти двое. Сознательные?! Ликвидировать!

Словно бабочка вспорхнул тяжеленный топор, со свистом рассекая осенний воздух. Первому сразу не повезло. Широченное лезвие, описав круг, коснулось его плеча и о чудо человеческое тело и надетые на него доспехи, словно кусок масла в бумажной обертке развалились пополам.

Второй опешил от такого поворота злосчастной судьбы. Он крутил башкой, не веря в происходящее. Подельник развалился в секунду, а остальные возились в грязи, не реагируя на его крики. От Нены пощады не жди. Выход один — нападать.

Улыбочка Нены это злобная гримаса самой Смерти. Он присел, пропуская железную бабочку над головой. Подпрыгнул, когда бабочка полетела обратно, метя ему в щиколотку. У него тоже есть увесистое остро заточенное жало — его меч.

Колющий выпад не помог. Нена уходя влево от него, умудрилась ударить по клинку снизу. Удар был настолько сильным, что рука пирата взлетела. Пришлось вытянуться во весь рост, словно не он руководил оружием, а улетающий в небо меч чуть не утянул за собой. И он потерял ее из вида. Он не почувствовал, как топор рассек мышцы живота и перерубил кишки, его потряс удар в позвоночник спереди…