Глава 4 (Глава 4)

И дождавшись тучек серых,

заслонившись тем народом,

уволок ее холера,

придушил за огородом…

Вьяра очнулась посреди ужаса звездной ночи. Ее тело было всё так же обнажено, вдобавок болело от полученных побоев, но апогеем переживаемого несчастья стало его распятие.

Женщина лежала на чем-то твердом. Ныла спина. Но она не могла изменить положение, потому что руки и ноги были растянуты в стороны и к чему-то привязаны за краем помоста.

Каждое шевеление причиняло жгучую боль запястьям и щиколоткам. Стягивающие узлы еще сильнее врезались в них. Она приподняла голову, чтобы осмотреться. Однако увиденное ничем не порадовало и не принесло облегчения.

Явно какое-то селение. В темноте угадывались постройки, окружившие небольшую площадь, в центре которой и находилось адское ложе. Ни души. Ни звука. Что за монстры населяют этот мрак?! Она с чувством откинулась, крепко стукнувшись затылком и заплакала.

Рыдание лишь покоробило слух и устыдившись собственной слабости, Вьяра уцепилась за мелькнувший в сознании огонек. Нельзя раскисать! Разбитая плоть восстановится, но униженный дух исчезнет навсегда. Вместе с ним исчезнут и все желания оживляющие нас. Живой труп гораздо хуже, чем труп мертвый. Назло ситуации, женщина сходила под себя…

Она шла по улицам города, который покинула жизнь. Не было видно ни людей, ни животных, отсутствовали и присущие им звуки. В окнах зияла тьма. Только ветер, как заглючивший робот, повторяющий одно и то же движение, налетал порывами. Глупо и бессмысленно таскал за собой неубранный мусор. С той же досадной навязчивостью гремел чем-то разболтанным и посильным ему.

Серый, без единого светлого пятна город, казалось, был погружен во что-то темное, словно сгустившееся до неподвижности время запечатало в нем вечный сумрак. И хотя здесь не было света, концентрирующаяся по углам тьма рассеивалась перед идущим на нее.

Она не испытывала страх. Она недоумевала. Азарт истинного любопытства гнал ее через весь город. Поворот за поворотом, Вьяра неутомимо искала признак живого. Наконец она прекратила забег и стоя посередине пустынной улицы, несколько раз пронзительно, изо всех сил прокричала, обращаясь к понурым зданиям с обеих сторон: «Люди! Люди!» Но город молчал. Город людей не ответил. И только алюминиевая банка, с грохотом прокатившаяся по мостовой, создала иллюзию присутствия кого-то…

«Может быть они спят?!» — вдруг предположила она. И окрыленная последней надеждой, явно противоречащей здравому смыслу, женщина устремилась в первую попавшую дверь. Она перебегала от одной двери к другой, пытаясь открыть их, но все они были заперты. С каким-то злым отчаянием и даже остервенением она рванула следующую и та неожиданно распахнулась.

Войдя в помещение, Вьяра увидела человека. Комната была узкой. Между книжными стеллажами едва помещался письменный стол, за которым, спиной к выходу, сидел мужчина. Он слегка наклонился вперед, над чем-то лежащим на столе. Как будто он что-то писал, а сейчас замер — задумался или прислушивается.

В ее голове теснилось множество вопросов. Она жаждала поскорее всё прояснить и от нетерпения, и без приглашения, продвинулась на шаг. Потом еще на один. Комната была маленькая, сделав всего три торопливых шажка Вьяра уже стояла возле него. Заглядывая через плечо видела тетрадь и руку сжимавшую авторучку.

Но как же здесь грязно! Пол, книги, стол и всё что на столе, и самого человека, покрывал толстый слой пыли. Мало того, что волосы и одежда, в пыли была и рука, неподвижно лежавшая на развернутых запыленных страницах. Обрадовавшись встрече, она не обратила на это внимания, хотя все предметы были одинаково серыми. «Сколько же времени надо просидеть, чтобы так запылиться? — подумала женщина и тронула человека за руку.

Место, к которому она с брезгливой осторожностью прикоснулась, а именно к предплечью его правой руки, вдруг осыпалось становясь такой же пылью, что и вокруг. Словно в замедленной съемке рассыпалась и оставшаяся часть конечности, погребая в себе упавшую авторучку. Остальное тело не пострадало. Он так и сидел однорукий, безмолвный…

Изумление первых секунд, сменилось раздражением. Вулкан ее мести готов был извергнуться на этого самого бесполезного в ее жизни человека. Вернее на то, что от него осталось. Что может быть приятнее для разочарованной женщины, чем месть напоследок. И женщина, как наконец-то обрадованный ребенок, ударила стул своей изящной ножкой. И гротескная фигура пишущего человека перестала существовать, почти мгновенно разрушившись на глазах у женщины. Только горка серого песка или каких-то частиц какого-то праха, не поместившись на сиденье канцелярского стула, струйками стекала на пол…

Свет ударил по глазам, даже сквозь закрытые веки. Вьяра хотела увернуться от него и вдруг поняла — всё, что до этого момента происходило это всего лишь сон, и она, только что проснулась. Проснулась и попала из одного кошмара в другой. И всё таки, если бы она могла выбирать, то предпочла бы остаться во сне, так как действительность куда хуже. Если бы она только могла, сделать так, чтобы день не наступил никогда…

С пробуждением, на нее обрушилась боль, но страх оказался еще сильнее. Сдерживая стон и желание шевельнуться, она лежала не открывая глаз. Она решила притвориться спящей, в надежде, что ее оставят в покое. Она убеждала себя в том, что даже самые злые люди на свете, не посмеют разбудить спящего. И кажется, к ней вернулась детская вера — если закрыть глаза, затаить дыхание и не двигаться, то беда не заметит тебя и обойдет стороной. „А может и впрямь удастся заснуть“. — подумала Вьяра.

Лед не выдержал тяжести ее тела, с треском проломился и она полностью погрузилась в ледяную ванну. Легочный спазм тут же сковал дыхание. Рот и глаза непроизвольно и широко раскрылись. В горло хлынула жидкость и женщина чуть не захлебнулась. Жмурясь и откашливаясь, она отчаянно замотала головой, уворачиваясь от водной струи падающей на лицо…

Черные женщины окатили ее холодной водой из таких же черных, как они сами, мешков и куда-то направлялись. Пока она приходила в себя, они отошли уже довольно далеко. Не трудно догадаться, для чего людям пустые ведра. „Нет! Не надо! Хватит! Прошу! Я уже проснулась!“ — глядя им вслед, кричала она мысленно. Холод заставлял стучать зубами, но и облегчал боль…

Солнце стояло прямо над ней. Нечаянное обледенение отступало. Истертая за ночь плоть, увлажнившись и превратившись в кисель, образовала некую подушку безопасности между трущимися элементами. Теперь же она подсыхала и вновь наполнялась ощущением воспламененности. Эффект усиливали предельное натяжение и плотный охват. Собственно они и послужили причинами возникновения ран. Каждое мало мальское движение, а большего и не выходило, отдавалось невероятной болью и в буквальном смысле сдирало кожу.

То, чем ее привязали не было обычными веревками, эластичными и мягкими, на которых, предварительно намылив, приятно даже повеситься. Эти сволочи, вместо цивилизованной пеньки использовали что-то чисто природное. Чрезвычайно гибкое, но твердое. Ее „кандалы“ с поверхностью древесной коры и острыми бугорками, размягчившись от воды и ослабив хватку, снова затвердевали и стягивались.

»Да, что же оно так светит." — возмущалась она внутренне, избегая смотреть на светило, отворачиваясь от яркого диска. Какая изысканная пытка — Солнцем в глаза. Одно радует, хоть водички попила вдоволь. О! Неужели чувство юмора?! Надо же!

Пленница уже устала напрягать шею, держа голову навесу, всякий раз, когда надо посмотреть вперед. Она высматривала тех женщин с мешками для воды. Это ее беспокоило. Почему? Потому что кроме них вокруг никого. Судя по всему, кроме этих трех женщин, в ближайшее время, не с кем будет объясниться по поводу происходящего с ней.

Но где все? Почему такая странная тишина? У нормальных людей нормальная и жизнедеятельность. Здесь же всё не так. Не бродят домашние животные. Не дремлют на крылечках старики. Нет ни резвящихся детей, ни бездельничающих мужчин. Нет и человеческого запаха. Например приготавливаемой на огне еды. Примитивное жилье хранило тайну о своих обитателях. Поэтому она и ждала возвращения этих чернокожих женщин. Хоть какие-то люди. Прятаться в себе больше не имело смысла…

Наконец они вернулись, неся полные ведра… Она тараторила, перебивая сама себя, перескакивая с вопроса на вопрос, с темы на тему. То умоляла развязать совсем, потому что она тихая и спокойная, и никуда не убежит или хотя бы ослабить путы, чтобы изменить положение «лежа на спине» на «лежа на боку». То угрожала полным уничтожением, если они сейчас же ни освободят ее. Она сочиняла про, якобы, ищущую ее группу, таких же как она космонавтов. И прочая прочая.

На самом деле, женщины не понимали ее. Ведь она говорила на своем родном языке. В свое время Вьяра, так же как и Карром проходила через «Шар» и успешно сдала языковой тест. И в принципе, могла общаться с представителями любых цивилизаций. Но, вначале надо послушать этих представителей, чтобы подсознание уловило структуру речи. Еще ни один землянин не разговаривал с ней, ни на одном земном наречии.

Но чернокожие девушки упорно молчали. О, несомненно, на уровне эмоций, мимики и жестов, да и вообще на всех общечеловеческих уровнях, кроме языкового, они прекрасно всё понимали — и что ей нужно, и чего она хочет. Однако с потрясающей невозмутимостью, словно она не член общества сознания, а какая-нибудь дергающаяся курица, совершенно ее игнорировали, занимаясь своим делом.

«Дикари, бездушные, тупые...» — как только она их ни называла, и всё без толку. Не помогли ей и женские слезы. Безудержные рыдания, причем настоящие, глубоко искренние и несчастные, казалось бы способные пробудить в любой даже самой окаменевшей, самой доисторической женщине горячую солидарность то же не были восприняты. Вообще ни как. Полный игнор. Черный список. За стеклом…

Стыд и досада превозмогли боль и Вьяра стала мешать действиям мучительниц. С неистовостью загнанного существа принялась брыкаться тазом, резко подбрасывая его вверх, кидая в стороны. Но получила такую увесистую оплеуху, что разум на мгновение отключился. Она даже успела увидеть родную планету в золотом звездопаде. После этого женщина прекратила все попытки своего физического и без того скудного сопротивления.

Они омывали ее, как покойницу. Этот древний обычай соблюдался и в мире Вьяры. Несмотря на всю технологичность и продвинутость цивилизации, искусственное оплодотворение и полеты в космос, вера в посмертное существование сохранилась, а смерть сопровождалась обрядом. Это называлось «Провожание».

Вымытое, напомаженное косметикой тело аннигилировали, вместе с вещами покойного. В физическом плане от человека не оставалось даже атома, только история и сознание исполненного долга у «провожавших». От некоторых не оставалось даже этого, то есть ни каких значимых для общества дел, а проводы осуществляло роботизированное бюро.

Если мертвым скорее всего безразлично, что с ними делают, то живому напротив весьма унизительны ощущения, когда кто-то ковыряется у него в интимной зоне. Кто-то совершенно посторонний, кому не было позволено. Не понятно, зачем вообще устраивать такое. Тем более, что ее тело функционально в порядке. Если бы они ее развязали и отвернулись, то она проделала бы всё сама…

Вспышки гнева, панические атаки перемежаясь с волнами безразличия, циркулировали в нервной системе без внешних признаков. Самым выгодным чувством было представлять себя трупом. Но женщины так не думали. Или думали? Черные руки вцепились в ее лицо. Насильно раскрыли рот и вновь струя холодной воды затопила горло.

Вырываться бесполезно — сразу двое держали голову. Приходилось торопливо глотать. Когда она не справлялась с количеством жидкости и начинала захлебываться, ей давали передохнуть. Как только она прокашливалась и с жадностью выжившего вдыхала воздух, экзекуция повторялась. Зачем они это делают? Она уже выпила целый мешок. Пищеварительная система раздулась. Вода буквально стояла в глотке…

Мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам. Приподнимая голову она пыталась растрясти щекочущие пряди. В такие минуты со всей очевидностью понимаешь преимущество короткой стрижки. Было уже ни до чего, но глаза полные воды и слез еще видели, и Вьяра невольно рассмотрела дикарок. Которые как будто чего-то ожидая, теперь просто стояли, наконец опустив свои варварские руки…

Молодые женщины. Приблизительно ее же возраста, лет двадцати пяти. С необыкновенно черной кожей. Волосы короткие, словно искусно завитые мелкими кольцами, тоже черные. У всех троих огромные черные груди, свисающие чуть ли ни до пупков, с почти не отличимыми по цвету от остального тела сосками, может немного темнее. Круги вокруг сосков, как яблоки, и сами соски в пол пальца.

Толстые плечи, мощные шеи, широкие тазы и бедра. Лобки поросли такими же кучеряшками. А вот с половыми губами женщин творилось нечто совсем странное — они имели явно преувеличенные размеры и свисали между бедер как две ладони сложенные в молитвенном жесте. Она врач и ей пришлось повидать по роду деятельности всяких тел, но подобные встретились впервые…

По всей видимости такое устройство половых органов изрядно мешало этим несчастным. Периодически они совершали одно и тоже выглядевшее комичным действие. Слегка расставив ноги приседали и трясли тазами. Наверное имея целью отлепить вспотевшие лепешки от внутренней стороны ног. Причем, руками, на манер мужчин, поправляющих или проверяющих содержимое своих штанов, этого дела не касались.

Она поняла смысл процедуры, когда выделительная система потребовала вывести излишки влаги. Стыдно — это не то слово. Даже слово «унизительно» лишь отчасти выражает, то потрясение, которое испытывала Вьяра. Однако, настоящее унижение было еще впереди.

Женщины, видимо имея опыт в подобных делах, заметили ее мучения. И снова накинулись на нее. Одна давила на живот. Мяла и массировала кишечник, совершала поступательное направленное к лобку давление. А две других принялись стимулировать выходные отверстия, щекоча и проникая пальцами во влагалище и анус.

О, ужас, она почувствовала как затвердел клитор, как упрямо он выскакивал из под пальца молодки. И словно электрический разряд, устремлялось в мозг удовольствие. Вместе с наслаждением нарастало и желание освободить мочевой пузырь. Уже не было сил сдерживаться и она расслабилась, одновременно почувствовав, как другой неудержимый поток стремительно двинулся навстречу постороннему предмету на выходе из прямой кишки…

Там, на вершине, когда она осознала, что с ними произошло ужасающе непоправимое, и тяжесть утраты, и катастрофическая безвыходность, при виде разбросанных по горам запчастей звездолета и окровавленных останков экипажа, расплющили тело о мертвые камни, впервые в жизни она испытала полную аннигиляцию души. Теперь это повторилось вновь.

Что естественно, то естественно. Ну, вынудили ее испражняться. Однако, как она могла допустить, чтобы при всем при этом ей было еще и приятно?! Как получилось, что вместе с естественным облегчением произошел оргазм?! Да, да, она помнит, как сама отвергла все моральные принципы и дала ему волю. Позволила взрывной сладости произойти. Теперь это показалось омерзительным и душа в очередной раз умерла…

И даже старательно моющие аборигенки не смоют вечный ее позор перед собой… Чернокожие женщины тщательно везде промыли, ополоснули, насухо вытерли. Вьяра лежала не открывая глаз, бесчувственная ко всему. Что может быть хуже уже случившегося? Она готовилась умереть.

А молодые дикарки продолжали измываться над нею, втирая в кожу нечто пахучее, по консистенции похожее на масло. Ухитрились обработать спину и ягодицы, не отвязывая и не переворачивая. Не оставили ни одного не смазанного места. Вьяра чувствовала как чудодейственная смазка приятно пощипывает тело. Пощипывание усиливалось.

Снова ей что-то влили в рот. На этот раз немного. Горькое на вкус. Безумно отвратительное по вкусу вещество быстро подействовало, оказывая диаметрально противоположный вкусовым качествам эффект. Блаженство охватывало изнутри и снаружи. Блаженство растворяло и поглощало измученное сознание. Наконец отступила боль физическая. Сразу бы так! И я женщины исчезло…