Глава 8 (Глава 8)

Нынче царь, а завтра пень,

догнивающий убого,

чем величественней тень,

тем быстрей отрежут много

— Ты зачем нас пугаешь целый день?! — взвилась Мирина. И снова принялась вглядываться в просветы между деревьев. — Где же Горан, а?

Если ей что-нибудь виделось, она пробегала вперед и, то вставала на цыпочки, вытягивая шею, словно заглядывая за край, то наоборот, пригибалась, чуть ли ни приседая, поводя корпусом вправо влево, словно выглядывала суженого каждым глазом поочередно…

Впервые за всю мою жизнь с ними, я видел Мирину такой неуравновешенной. «Да. Плохо видать я ее знаю.» — подумалось мне почесывая затылок.

Я ел. Вьяра тоже. Ни что не испортит мне аппетит на Земле, разве что выбитые зубы или смерть.

Мирина подбегала к нам. Жалила злыми глазками, особенно меня. Набирала в легкие воздух, собираясь что-то сказать и передумав срывалась с места. Бросаясь из стороны в сторону, продолжала беситься. Так было несколько раз, наконец, она закрыла лицо руками и скрылась в шалаше.

— Что это с ней? — спросил я у Вьяры, выказывая всем видом недоумение.

— А ты разе не понимаешь — пора женщине бабушкой стать, а она еще матерью не была. А тут еще муженек пропал.

— Мало ли что задержало охотника. Скоро появится.

— Вот именно, что охотника. Охота это не ножичком постругать.

— Ну, во-первых, он не охотиться пошел, а всего лишь проверить силки. И средь бела дня хищник вряд ли нападет. Те же волки. От медведя легко убежать. Мишка ленивый — не погонится. А людей здесь на сотни километров, только мы четверо и три лошади. И кот. А то и на тысячи…

— Это лес, милый. В лесу не зарекайся — знай оглядывайся. — ответила Вьяра поглаживая мурлыкающего попрошайку.

— А что ты так на меня смотришь? Я ему говорил, чтобы вдвоем ходить. Вот и Мирина злится, будто я виноват. Да и скорее мы трое пропадем, чем Горан!

Мясо зайца, зажаренного вчера, а сегодня разогретого, свежий хлеб, дикий чеснок и пригоршня ягод — вполне сытно, полезно и само собой вкусно. Дожевывая, я поблагодарил Вьяру и поднялся.

На углях стояла закопченная кастрюля с травяным чаем. Обычной космонавтской кружкой из арсенала Вьяры, я зачерпнул душистого кипятка, обжигаясь хлебнул пару раз, потом повернувшись к бабуле, дождавшись ее взгляда, сказал:

— Вьяра, я точно кого-то видел. Вон оттуда. А стоял он на этом же месте, где я. Спиной ко мне, поэтому про лицо ничего не скажу, но со спины вылитый Горан. Так же одет. Наверное…

Наверное это про одежду. Я не приглядывался. Обычная одежда, в которой ходят местные. Я силился вспомнить детали, как назло ускользавшие. А зачем они были нужны тогда? Глянул. Подумал — Горан. И отвернулся. Если бы что-то такое-эдакое, например рыжий или толстый, а то, такой же, и фигура, и волосы.

Вьяра методично, по своему, по медицински, пережевывала пищу. Во время еды она еще и не разговаривала. Меня же донимала подозрительность и я продолжал:

— И лошади себя странно вели…

— И Мирина… — прожевав, задумчиво произнесла бабуля.

— Пойду за лошадями. — спохватился я. — Пусть под рукой будут.

Лошади cмирно паслись и обрадовались угощению. Успокоился и я. А то пока шел туда, в голову лезли всякие-бякие мыслишки. Воображение угнетало. Пришлось пробежаться. Я не думал, что с ними произойдет что-нибудь не хорошее, просто было не по себе. Я ведь, в отличии от некоторых, не сомневался, что видел кого-то…

Прошло уже часа два со времени обеда. Мы сидели, кто на чем, вкруг костра. Мирина притихла, но тревожности в ее глазах не убавилось. Вьяра, сложив руки на коленях, ладонями вниз, восседала на сухом стволе, который я притащил для них. Я, мялся на корточках, шурудя палкой, раскрасневшиеся угли. Толстая ветка лежавшая поверх углей, дымно и неохотно тлела.

Не помню, говорил я или нет, про Вьяру, что она заметно переменилась. Перестала прикидываться всезнающей бабушкой с богатым прошлым бродячего артиста. Кажется, клоуном в нашей компании стал я.

А если серьезно — мы все изменились. Я и Вьяра, больше не притворялись землянами, а Горан и Мирина, общаясь с нами, непроизвольно впитывая культуру и знания космической цивилизации, поведением и даже разговором, теперь мало чем походили на ограниченных в своем миропредставлении коренных жителей.

Так получилось, что ни у кого из нас не было здесь ни родных, ни друзей. Не было и своего дома. Затерянные в лесу, затерянные в космосе. Я вне закона. Вьяра давным давно вычеркнутая из списка живых. Горан и Мирина потерявшие всё. Нашей планетой, нашим государством и нашим народом были мы четверо, три лошади и кот… Семья ни семья, но какая-то ячейка.

По умолчанию, в отсутствие Горана, полномочия капитана, перешли к Вьяре. Глядя на огонь, словно разговаривая с ним, а не с нами, а может и вовсе сама с собой, она первая нарушила наше долгое молчание:

— Надо искать.

— Возможности ожидания исчерпаны. — согласился я. — До ночи успею.

Я бросил ковырьтся в углях, отправил палочку туда же, встал.

-Один? — Мирина смотрела недоверчиво. — Я тоже поеду.

Пришлось остановиться на пол шаге. Никогда я не умел спорить с женщинами. Пытаясь найти поддержку у здравого смысла я уставился на Вьяру. Что скажет она?

— Все поедем! — Она легко для двухсотлетней бабушки поднялась с бревна. Лицо ее выражало сосредоточенность и серьезность, хотя я очень надеялся, что это такая «бабулина» шутка. Поиски хитринки в глазах или саркастической ухмылки в уголках рта увязли в бессмысленности спора. И всё-таки я возразил:

— А имущество? А кота, тоже потащим? Тогда точно придется ночевать где попало.

— Ничего. Возьмем кота, припасы и оружие. Остальное оставим. Так и так вернемся.

— Как это так и так? — Мирина… — Ты думаешь с Гораном беда?

— Не думаю. Просто, вернемся и будем ждать его здесь. По крайней мере сегодня больше ни каких разделений. Там посмотрим. — Вьяра

— Согласна! — Мирина.

Женский заговор! Матриархат! С другой стороны, доля правильности в решении Вьяры имелась. Но у меня, как всегда своя теория — как бы ни были самостоятельны и независимы женщины, они нуждаются в присутствии, хотя бы одного мужчины. Кем-то же они должны командовать! И терять последнего инстинктивно не хотели. Сам я теряться не собирался, но, мало ли что…

И еще, я не простил бы себя, если бы сними что-то случилось в мое отсутствие. Так что пускай командирши будут в поле зрения. По крайней мере, я смогу с чистой совестью умереть за них. Пафос? Вполне может быть и всё же именно так я чувствовал в тот момент.

Петли охотник расставлял по ходу движения, обнаруживая места кормления мелких животных и крупных птиц. На следующий день, пока некоторые спали, он возвращался назад, забирал добычу или пустые снасти.

Во всем основательный, Горан, заблаговременно связал штук десять таких ловушек. Из конского волоса и лыка. Безопасный и не трудоемкий способ охоты заключается в умении выбрать место. У него это получалось. Пока Горан был с нами, питались мы исключительно свежатинкой.

Учил он и меня. Мол, изгрызена кора осинки у основания деревца это заяц. Поломаны ягодные кустики, а гроздья обклеваны это фазан. Петля подойдет и тому, и другому.

Сгибаешь ближайшее тонкое дерево. Однако, не слишком тонкое, имеется в виду достаточно прочное, способное выдержать 3-5 килограмм подвешенного, трепыхающегося мяса. Привязываешь простой конец к нему. Фиксируешь ствол. Петлю раскладываешь на предполагаемой тропе жертвы. Если есть чем приманить, тогда еще лучше. Дичь наступает в пространство петли, зацепившись лапкой за веревку, натягивает ее, фиксатор срабатывает, дерево выпрямляется и петля тут же затягивается.

В силу необходимости я запоминал расположение ловушек. Будь я один, то к вечеру бы управился. Однако наш отряд двигался медленно. Женщины не переставали по бабьи болтать, постоянно сбиваясь с рыси на шаг, оправдываясь тем, что они «не могут всё время скакать галопом», а то и вовсе останавливались набрать каких-то ягод. В итоге пришлось ночевать под открытым небом.

Иногда я начинал не понимать — зачем они вообще поперлись со мной, с таким отношением к делу? Как на прогулке, честное слово! Возмущение не выплескивало по одной причине — процентов на 90 я был уверен, что затея глупая. Надо было просто ждать. Терпеливо сидеть на лёпе, когда Горан сам объявится.

Следом приходила мысль: «А вдруг он ранен?» «Тем более надо спешить!» Вслух я этого не говорил, лишь жестко взглядывал на Мирину, которая что-то чувствовала в моем взгляде и мы не надолго взвинчивали темп…

Первый, не шуточный позыв плохого предчувствия случился у всех, когда ближайшая к лагерю петля, оказалась не тронутой. Хотя бы и пустую охотник не оставил бы ее. «Скорее всего, Горан решил начать с дальней точки. Разумно же не тащить добычу сначала туда, потом оттуда?» — в собственный довод, поверил и я. Все как будто забыли, что за прошедшее время он, как минимум, два раза мог сбегать туда и обратно. Не подумали и про то, что не снятая добыча может сорваться или ею воспользуется кто нибудь другой, что является наиважнейшей мотивацией для охотника.

Тьма лесная наваливается сразу. Как гигантская туша какого-то монстра падает она на землю. Страшная, непроглядная. Деревья, можно принять за волоски густой шерсти со множеством обитателей, от вылетающих на ночную охоту до выползающих поохотиться.

На равнине еще день, а в лесу уже ночь. Жуткие страсти кипят под ее покровом. А по моему, день и ночь ни чем друг от друга не отличаются. Это лишь глупые философии обольщают светом, превознося его над тьмой. А за что собственно? Убивают в любое время суток с одинаковой жестокостью. Думаете днем меньше? Ни чуть! Все великие войны, как известно, начинаются на рассвете, а массовые уничтожения оправдываются благой целью.

А еще, люди окультуривают свои недостатки, противопоставляя их чужим достоинствам. Не умеет человек видеть во тьме, не уютно себя чувствует в ней, вот и охуливает, а при свете, мол, дышать не тесно ему и зла на порядок меньше. Ха ха ха. Про зло несусветная чушь!

Костер шумел и потрескивал. Крутили свое заржавевшее колесо сверчки. Я сидел лицом к огню, обнимая колени, периодически оглядывая вырванный у темноты мирок.

Оранжевый огонек плясал в большом зрачке Орла. Он тоже не спал. То подозрительно косился на стрельнувшее пламя, то тянулся ко мне беззвучно лопочущими губами.

Дотягиваясь, вежливо перебирал рукав, потом горячим выдохом дышал в замерзшее ухо. Было щекотно и неожиданно приятно. Не вытерпев, с улыбкой и зажмуренными глазами, я наклонял голову. Обнюхав волосы, он отстранялся…

Этой ночью у нас образовалась духовная связь. Как существо в идентичном положении он понимал и поддерживал. Я как будто слышал его мысли. Глядя в мою сторону, кивая головой, мол, смотри, он поворачивал шею к дремлющим на земле кобылицам, у меня тоже две. В ответ я оборачивался на спящих в обнимку Вьяру и Мирину.

За пол дня мы преодолели приблизительно пятую часть обычного пути. Нашли все ловушки расставленные Гораном. Парочка ушастых грызунов, пугая любопытствующего кота, еще билась, в крепко завязанном мешке. А третьего съели.

На последней точке, где мы и расположились на ночлег, нараставшее по мере движения, горестное настроение, наконец сорвалось с тетивы туго натянутых нервов.

Начавшая хмуриться с обеда Мирина, как туча перед дождем почерневшая к концу дороги, увидев, задергавшегося при нашем появлении зайца, не вылезая из седла, разрыдалась. Охотника здесь не было. Ни живого, ни мертвого, ни раненного…

Он вообще не был ни на одной из своих точек. Складывалось впечатление, что он исчез, лишь ступив за пределы стоянки. Правда, одна веревка из лыка, на которую мы набрели примерно по середине пути, болталась оборванная…

Поначалу Вьяра с Мириной обрадовались. Но… Ну, да. Заяц или кто там, оказался просто напросто слишком тяжелым и прытким. К тому же, изучив самоделку я узнал дело своих рук. Эту веревку плел я. А оборвалась она потому, что я делал слишком большие дырки в лыке, в которое протягивал другое лыко.

Для того, чтобы сплести прочную веревку нужны дырочки меньшего размера, так учил Горан. Так он делал сам. В маленькие дырочки лыко протягивалось тяжело и лень было тужиться. Ну, что с пацана взять. Зимой плели, когда я и до четырнадцати вряд ли дорос…

Оказавшийся вкусным заяц, накопившаяся усталость, а главное обнадеживающие мысли и соображения, хотя и не понятно чем обнадеживающие, привели женщин в конечное утомление, а в результате во временное примирение с нештатно сложившейся ситуацией.

Обнадеживало, что мы не заметили ни следов борьбы, ни тем более пятен крови. Может случилось что-то такое, о чем мы даже догадаться не силах. Горан не из тех кого можно захватить врасплох или кто сдается без боя. А значит, то и значит, что возвращаемся, так сказать, в основной лагерь, затягиваем пояс терпения и ждем.

Вернемся и будем ждать. Всё что могли мы сделали. Искать в тайге не зная направления? Ломать голову перебирая немыслимые варианты? Пустая тщета. А еще значит, означает то, что раз схватки не было — не стоит думать о плохом. Горан жив и вскоре объявится! Слабовато конечно, но, пока ничего другого у нас нет.

Да, пока мы оттачивали последующую стратегию, мысленно я задавался вопросом: «А сколько необходимо ждать, чтобы принять потерю?» К этому вопросу присоединялось еще несколько, ведь с исчезновением Горана пропадала и цель нашего странствия: «А что нам делать, если он не вернется? Куда и зачем мы пойдем без него?» И главный мой личный вопрос: «Где корабль?» Сильно смущало, что я снова в своей двадцатке, а его всё нет.

Продолжающиеся в подобном духе размышления стали прерываться поклевкой. В разы потяжелев, верхние веки падали на нижние, голова моментально опускалась, словно поплавок ныряющий под воду. Секундная дрема и спохватываясь, я разлеплял очи, и водружал голову на прежнее место. Боясь что упустил что-то важное из происходящего, поспешно оглядывался окрест. Пора кого-нибудь разбудить. Кажется, Мирина следующая.

Мирина спала чутко и тут же проснулась, лишь я в пол оборота развернувшись, коснулся ее ноги, повыше ступни. И поднялась она быстро. Побыркала на ночную прохладу, потянулась, позевала и кивнула в знак пост сдан пост принят. Я лег, поворочался, пристраиваясь поостывшей спиной к теплому боку бабули. Началось приятное погружение…

Что-то уже забрезжило на внутреннем горизонте. Какой-то свет намеревался войти в сознание и вдруг оцепенение слетело. Ощущение такое, будто был пьян в стельку и сразу протрезвел. Еще лежа с закрытыми глазами, я к чему-то прислушивался. Обычную в таких случаях досаду перебивало чувство внезапной опасности. Источником угрозы стал до жути знакомый звук. Который через несколько секунд повторился уже ближе…

«Это они!» — доложил разведчик. Это они! Те самые люди, убившие ее мужа и его лучших воинов. После его смерти власть перешла к ней по праву. По праву превосходящего характера, непреодолимой воли и умопомрачительной злобы.

В течении недели, после того, как они вышли на вражеский след, она не давала воинам охотиться. Держала в голоде и муштре, взращивая в преданных сердцах злость, равную ее злости, чтобы в бою они были по-настоящему лютыми и кровожадными.

А то, что этот бой неотвратим, как судьба, она никогда не сомневалась. Да, они было потеряли врагов, будто испарившихся, после половодья. Последовавшие одна за другой свадьбы дали беглецам фору. Однако, ей хватило ненависти и упрямства, чтобы выследить и догнать. И она уже настигает…

Но это время было нужно и ей, чтобы молодое поколение окрепло и пополнило ряды ее соратников. Она их мать, они пойдут за ней вплоть до самой гибели, если понадобится, если этого потребует она. Но она не потребует, она покажет собственным примером, что такое честь клана и как надо мстить.

Но среди ее врагов нет самого главного, самого ненавистного, чьей смерти она желает большего всего. Нет того, кто убил ее мужа. Да будет так! Сегодня она всего навсего отомстит! Причинит ему боль, такую же нестерпимую, какую он причинил ей. Сегодня они убьют самых дорогих ему людей. Убьют его сына, жену и мать. А завтра, насладившись своей местью и его мукой, она убьет и его.