Глава 12 (Глава 12)

А тело падает, но в том и суть,

что дна не будет за чертой.

Хоть тело падает, а я несусь

сломя безумной головой…

В силу известной закономерности никто из нас уже ничего не хотел, кроме одного — повального отдыха. Напомню, мы ведь толком не спали. Я больше суток пробыл без сна, женщины урвали каких-то пару часов…

Ни о каком костре и тем паче об ужине не могло быть и речи, Нажевавшись за день сушеного мяса, нахлеставшись воды из попутных источников, мы вполне удовлетворились подножной роскошью и о еде думалось не иначе, как с отвращением.

Собственно, я уже спал на ходу: устраивая лошадей, растаскивая пожитки по шалашам. Стоило остановиться, лишь на секунду и сон тут же наваливался непреодолимой тяжестью, а просыпался я от того, что падал…

Встряхнувшись из-за резко подогнувшихся коленей, я снова открыл глаза, по хозяйски огляделся. Не обнаружив чего либо, что потребовало бы срочного завершения, поплелся к себе.

Проходя мимо сооружения для женщин, услышал похрапывание бабули и ровное сопение Мирины. Доносилось оттуда и громкое мурчание кота. Где-то он там устроился, наверняка, между ног Мирины. Не, что нибудь эдакое уже не представлялось…

Перед тем, как нырнуть в темноту своего жилища, я еще раз осмотрелся. И мне показалось, что в не ясном, вечернем свете, кивком большой, умной головы напутствует меня Орел, мол, отдыхай друг, ты сегодня молодцом, если что разбужу…

Ночь над лесом, от крон и выше не была такой мрачной и пугающей, как у его подножия, то есть там, где и должен находиться спящий в лесу человек. Между небом и землей ночь была прозрачной, тихой и пустынной…

Высоко высоко, спрятав информацию под сверхсекретным, сияющим кодом, простиралось молчащее небо. А далеко внизу, еще зримо, но уже не слышно, качалась, убаюканная ветром тайга.

Мир внизу походил на темное море, ограниченное идеальной окружностью горизонта. А от горизонта, уходя в высь, начинались звезды. Словно дырки в перевернутом дуршлаге стояли они над чернотой волн. И так же, как настоящее море, тонами и полутонами, рассказывала тьма, парящему над ней, об отмелях и глубинах.

Полет начался внезапно, без предшествующих признаков, без лихорадочного трясения и непосредственного наблюдения за выходом. Вдруг, я осознал себя, летящим…

Бесцельность и бездумность, отсутствие ощущения времени, с которыми я парил, воспринимались натуральным освобождением, потому что перед тем, как очутиться здесь, я еще помучился, перебирая в уме возможные варианты будущего.

Маховик переживаний запущенный днем продолжал раскручиваться.

Противоречивые сценарии врывались в сознание, напоминая математические задачи, которые весьма навязчиво требовали решения именно теперь. Причем, снова и опять заново…

Причем, первая половина условия была всегда одинакова: два игрека и два икса, один икс пропал. Что будет дальше, если? А вот «если» были уже разные. Разнились и ответы…

И всё таки разность пришла к единственно верному знаменателю: «А на хрена мне вообще думать об этом, если оно будет, совершенно не так, как думается сейчас!»

Сформировавшийся вывод дополнили и усилили общая усталость и болезненная ослабленность, и сам того не заметив, я провалился в яму, прямиком в поднебесье…

Обычное состояние выхода это либо стремительный подъем, либо покачивание под потолком. Горизонтальное движение осуществляется за счет собственных усилий, иногда с трудом, потому что почти неудержимо тянет вверх или обратно в тело.

На этот раз тянуло куда-то в сторону. Душа, словно материализовалась в форму древесной щепки и попала в странный, нисходящий поток, повлекший к земле под углом в сорок пять градусов.

Скорость потока увеличивалась по мере приближения к темному нечто, первоначально принятому за обширную возвышенность или гигантский холм, с тем отличием, что выглядело оно слишком округлым для естественного образования.

И совсем уже вблизи, нечто оказалось гладкой полусферой, абсолютно нереальной для этого мира, как будто другой мир выпер из-под поверхности и застыл, обозначив, таким образом, границы инобытия.

Пока я осваивался в происходящем, осознавал, что с минуту назад обретенная свобода, потеряна вновь, ломал голову над тем, что же это за пузырь прямо по курсу, поток принес меня к матово черной стене.

Как Миринина пеленка, когда-то сжимала тело грудничка, спеленали душу невидимые струи, а скорость их возросла настолько, что я не посчитал нужным, хотя бы попытаться избежать столкновения.

Сугубо инстинктивно, зажмурился и сжался, как мне думалось, в комок, частью сознания понимая, что ничего катастрофического случиться не должно, исходя из того, что тела-то нет.

Под куполом ждал нормальный, дневной свет. Обычный свет от обычной звезды. Единственное неудобство которое пришлось испытать это резкий переход от ночи ко дню…

Поймите меня правильно, всё это не в буквальном смысле, ведь у души нет глаз или носа. Нет чувствительных рецепторов и нервных окончаний, как у живых клеток. Она не чувствует боль и прочих физических неудобств.

Однако, если ей что-то не нравится, она заставляет болеть тело.

А парадокс в том, что плоть также накладывает на нее отпечаток и чисто телесные реакции на всякого рода раздражители она считает своими и даже находясь вне оболочки, воображает их…

Но это и впрямь был какой-то другой мир. С первого взгляда он отличался от земного. Да что там взгляда, с первой секунды пребывания в нем, он по иному воспринимался. Вместе со светом в его атмосфере присутствовало что-то еще, что-то чувствительное для души. Какая-то магия.

Ну, может и не магия, а всего навсего энергия, типа электричества. Удивительно и необъяснимо эта энергия воздействовала на не материальную субстанцию, если так можно выразиться «физически». Это ощущалось, как «эффект батарейки», только не кончиком языка, а душой.

Характерное для слабого электрического тока «пощипывание» сопровождалось беспричинным восторгом, который обуревая душу, побуждал к непрестанной подвижности…

Я открыл те самые глаза, которых на самом деле нет и увидел залитый Солнцем город. Полыхая во всех отражающих поверхностях, солнечные лучи свисали и капали с крыш, стекали по стенам и окнам, ручьями бежали по улицам. Казалось, что всё это сверкающее великолепие сливаясь и утолщаясь катит в одном направлении…

Вместе с Солнцем в сторону центральной площади небольшого, лучистого городка перебежками и скорым шагом направлялись люди. Солнечные искры и тут преуспели, цепляясь за металлические части одежд, в основном украшений, с присущей безбилетникам наглостью ехали на них.

Наглость здешнего светила распространялась, даже на глаза и зубы жительниц, и без того ослеплявших неестественной белизной. Как ни странно, перелетая с улицы в улицу, я не встретил ни одного мужчины. Не наблюдалось мужчин и в стеклянных домах.

Вглядевшись, я заметил, что сказочные, утыканные причудливыми башенками дома, сделаны из разноцветного, полупрозрачного стекла. В большинстве, намекая на легкую не скромность, просматривались внутреннее убранство и домочадцы. Присутствовала здесь и бесстыдная прозрачность, едва прикрытая отдельными витражными вставками.

Несмотря на богатую фантазию застройщика в мелочах, в общем здания выглядели типовыми и смахивали на стюардесс, которые, хоть и с разными лицами, но в одинаковой униформе, с идентичным макияжем, будто клонируют друг друга. Или на близнецов, которых можно различать, только по одежке разных цветов. Наверное потому, что всё это было приблизительно одного размера и стройными, сияющими рядами стекалось к единому композиционному центру.

Продолжая насыщать любопытство я тоже полетел к средоточию местной жизни. В устьях городских улиц женские, разнаряженные толпы уплотнялись и медленно впадали в заполненную телами круглую площадь. И как водится в таких случаях, задние напирали на передних и тянули шеи, чтобы посмотреть, что там впереди.

— Мужчина! Мужчина! У нас появился настоящий мужчина! — из общего бесформенного гудения женских голосов, наконец, расслышал я что-то членораздельное.

А впереди я увидел то, что подбросило и перевернуло меня. Посреди площади, на возвышении, наподобие эшафота, только художественно исполненном, стоял Горан.

Охотник был явно не в себе. Иначе, как объяснить его полностью голый вид. Наш Горан, вряд ли допустил бы такое, к тому же, не связанный. Он стоял расслабившись, опустив руки, бессмысленными, не своими глазами уставясь в даль. Или не уставясь, что вероятнее…

Конечно же я сразу ринулся к нему. Невидимой кометой скользнув над пестрой, вздымающей руки толпой. Женщины безумствовали: плакали и кричали, рвали одежды и волосы. Ну, почти. В общем, все присутствующие были на пике счастья, граничащего с безумием. Особый экстаз у них вызывала торчащая мужская палка.

Эх, а я-то и забыл, что бестелесный. Да и будь в теле, чем бы помог? Меня бы и самого уже растерзали или обездвижив, опоили, а потом так же выставили на всеобщее обозрение. А вообще, смотря что они собираются делать, а то я и сам не против. Только, пожалуйста, без наркоза…

Пришедшая на ум около эротическая мысль, оказалась крайне захватывающей. Воображение тут же откликнулось, представляя картину массового секса. Перед взором нарисовалась пирамида из обнаженных женских тел, а на вершине, само собой, я — единственный мужчина в городе… Не спроста же на помосте установили кушетку!

Где-то за куполом, на дне таежного моря, в промозглом шалашике ожила оставленная душой оболочка. По серебряной, связующей нити, словно электрический ток пробежала фантазия. Горячо разлилась по клеточкам, разгоняя застоявшуюся кровь, разжигая плоть…

В сознании раздался звонок: «Господин, на линии обратной связи ваше тело. Оно требует вашего возвращения, ведь в отсутствии вас не может, даже пошевелиться. Впрочем, одно место всё-таки шевельнулось»… Это был первый сигнал.

Как опытный душеводец советую, прислушиваться к своему телу. Или вы думайте, что плоть это лишь прожорливое, управляемое душой сборище клеток? Отнюдь нет.

Из личного опыта знаю, что нет. А иногда, мне кажется, что душа это всего навсего глаза, а всё остальное наше я это тело и много, много раз оно. К тому же, тело обладает собственным умом. И ум этот очень коварен.

Попробуйте задаться вопросом по поводу любой вашей деятельности и даже мечты, даже самой одухотворенной, а кому это выгодно больше всего? Если вы будете скрупулезны и честны, истина вас удивит, даже не сомневаюсь. Ну, почти… А с кем мы всю жизнь боремся? С дьяволом? Нууу, не смешите меня, ради всех не существующих богов! По крайней мере в нашей вселенной!

Наше человеческое я, противоречащее природе вещей, это всего лишь бунт кучки отважных матросов на громадном корабле стихии, имейте это ввиду, господа! Может статься, что матросы эти вовсе не отважны, а просто своенравны и глупы…

Почувствовав телесный зов, я поспешил переключиться, да и было на что. Этот постамент выглядел довольно странно. Странно технологично, я бы сказал.

Не знаю из чего он был сделан. Из чего-то толстого и не прозрачного или покрашенного в цвет Солнца. А внутри, получившейся комнаты, обосновалось техническое устройство, вроде ядерного реактора. От кушетки к нему вели провода, спрятанные в ее ножках. И уже от него две трубы, толщиной в ногу здоровяка, возвращались к верхней плите, то есть к потолку, к которому с обратной стороны крепилась кушетка. Такая вот карусельщина.

Механическое чудище бесшумно подрагивало. Кстати сказать, источником электрической магии было именно оно. Еще подлетая к площади, я ощутил усиление этого самого пощипывания. По видимому, механизм вырабатывал, а поверхность излучала. Что я испытал на себе, проникая за нее. Не смертельно, однако ощутимо, выразилось это в щекотке до смеха.

Так так так, опять технологии, но откуда? Ладно, не важно. Раз этот мир исключительно женский, отказать ему в научно-техническом прогрессе? Да нет, просто, не очень хотелось принудительно смеяться вновь, но не сидеть же здесь и я вынырнуууллл.

Простите, что принижаюсь до банальности в описаниях, но… не до литературных подвигов в общем. Короче, этот мир не переставал удивлять! Горан уже лежал. На голову ему водрузили шлем со стереоскопическими очками. На руки надели тонкие, похожие на медицинские, перчатки.

Когда я вынырнул, девушка техник еще натягивала на его мужской инструмент прозрачный чехол с проводком. Все остальные штуки так же имели проводки тянувшиеся к кушетке и пропадавшие в ней.

Да это же… Прозрение смутило и ошарашило. Понятно теперь, почему Горан в таком состоянии. Какой нормальный мужик согласится на симуляцию?! Нет, ну, конечно, чисто для здоровья, если по иному никак. Хотя, Горан, на сколько я его знаю, даже для здоровья не прибегнул бы к самоудовлетворению. Не тот человек.

Неужели среди такого количества женщин, не нашлось желающих совокупиться с ним? Хотя вряд ли он согласился бы это сделать, он ведь любит Мирину. Настоящий мужчина! Нет-нет, что-то здесь не то. Что-то за этим кроется. Чего они вообще добиваются? Зачем это всё?!

Чувство особой брезгливости по отношению к происходящему напрочь отбило всякие сексуальные поползновения. Смотреть отвратительно. Было невероятно стыдно за себя, что я стал свидетелем такого. О, как хорошо, что меня никто не видит.

Я заметался над площадью. Провалился бы куда нибудь, имей такую возможность. Что-то надо делать! Что-то надо делать! Надо убираться отсюда! Но как?! Закон подлости это когда очень надо, то хрен его знает! Но хрен похоже не знал…

Потом я заметил одну особенность. Я не мог висеть. Останавливаясь, то есть зависая, чувствовал, что меня тянет к загадочному сооружению. Словно легкий ветерок дул на пушинку, перенося ее в одно и тоже место из любой точки пространства.

К тому же, я убедился, что не являлось оптической иллюзией и движение света. Солнечный свет на глазах ослабевающими, затухающими потоками стекался туда же, к средоточию человеческой подлости. Ха-ха, в данном, конкретном случае — подлости женской.

Разглядел я и кое что еще, но в тот момент не поверил душевному зрению. Показалось, что свет, накладываясь на что либо, размазывал очертания предмета. Вещи будто струились под ним. И слабенько так, практически неуловимо в конкретике, все, чего коснулись солнечные лучи, изменилось… Знойное марево, подумалось тогда, вполне понятно, почему я его не ощущаю, я же дух типа…

— Смотри, смотри! — Захлебываясь радостью кричала женщина, толкая в бок соседку. — Сейчас кончит!

— Скорее бы! Не терпится уже! — выкрикнула та в ответ. Она закрыла глаза, подняла лицо к небу и вдруг спохватившись, как будто испугалась чего-то, в свою очередь пристала к подруге. — Ты видела какие у него большие яйца? В них много спермы должно быть… Ты думаешь, он сможет кончить несколько раз? Хотелось бы новое платье и перстенек сегодня же… Да и ремонт пора…

— Хозяйка выжмет из него все соки! — перебила ее другая, сияя предвкушением. — Мне кажется этот экземпляр очень сильный, хватит на долго! Сможем полностью обновиться! Настоящий муж…

Она не успела договорить, со всей поверхности эшафота, вверх ударил квадратный столб яркого свечения. Достигнув Солнца этого мира, свет переполнил его и светило взорвалось.

Обычные человеческие глаза давно бы уже ослепли. Не спасли бы и закрытые наглухо веки. Уму не постижимо, но глаза всех этих дам, кажется, ни чуть не пострадали от феномена.

Не подействовал на это стойкое, видно, закаленное в потреблении сверхъестественного, прекраснополое население и мощнейший разряд электричества, добежавший по ниточке и аж подбросивший мое тело.

На секунду исчезло всё, кроме бесшумно обрушившихся лучей. Людей, дома, улицы, центральную площадь с постаментом, всё вокруг поглотил золотой ливень…

Женщины стояли не шелохнувшись, с обращенными к своему Солнцу лицами. Молча и в тишине. Свет стекал по ним. Яркие потоки скатывались со всего, что было материального внизу. Свет валился с крыш, омывал стены, ручьями бежал по мостовым, собирался в реки, затоплял улицы…

Постепенно лучи переставали быть такими насыщенными и непроглядными. Становились обычными, солнечными, может слегка концентрированными. А здесь, наверху, в поднебесье этого мира, куда увлекала меня активированная плоть, царил уже обыкновенный день. Такой же прозрачный, как и везде, где бы то ни было в других мирах, где сияет такое же обыкновенное, казалось бы, Солнце.

Уносясь, наконец-то, в свой мир, заметил я, что город изменился до неузнаваемости. Вот так-то, кажется, где-то есть рай и для женщин, отдельный и комфортабельный…