Глава 14 (Глава 14)

Какой же ты маленький, совсем-совсем…
Твои крохотные ручки и ножки, так смешны!
И вместе с тем, они чудо, сотворенное руками неба,
Под наблюдением звезд, Луны и Солнца. Наверняка кто-то знал.
Кто-то задумывался в одиночестве грезами о тебе…
Своим появлением ты растопил предсуществующий лед!
Где же ты был так долго, почему дал быть тому, чего нет?
Позволил мраку и тьме ненавидеть нас? Кто ты?!

Мирина с трудом воспринимала мои слова. Понять ее можно, она, хоть и не землянка, но других миров никогда не видела. И принять весь абсурд подкупольного мирка не могла. Вдобавок, сопротивлялось ее женское самолюбие. Или я не знаю что. Она во всем винила своего мужа. Отказывалась верить, что случившееся с ним, происходило не по его воле. «А он и рад!» — или вроде того вылетало из ее рта в иных местах.

Я старался не обращать на нее внимания. Вьяра тоже. Когда я закончил, бабуля сказала лишь, впрочем, без тени укоризны, что напрасно я скрыл от нее свой сон, так и так придется ехать туда всем вместе. Логично и базовую стоянку перенести ближе к куполу. И организовать удобное круглосуточное наблюдение. Что-то же мы должны предпринять в конце-то концов.

— Придется вам ребятки ночку под одной крышей провести. — подытожила разговор Вьяра. Она сообщила об этом, как о чем-то повседневном и не значительном. — Мне нужно помедитировать, чтобы никто не мешал. Мирин, и кота не забудь.

Как же у некоторых всё легко и просто, и кота, мол, не забудь. Собственно, дело-то не в коте.

— Давно я не освобождалась телесно. Совсем практику забросила, с вами тут. — шутливо посетовала бабуля и направилась в темную часть леса.

Мирина встала и потянула вслед за бабулей. Я, в противоположную от них сторону. Надо было, как следует подготовиться к совместному сну с женщиной.

Глупо, конечно, на что либо рассчитывать, тем более, что Горан, можно сказать, нашелся. Всё это я прекрасно осознавал. Однако, неугомонная плоть торжествовала. Заставляла испытывать ощущения, будто мы накануне великого праздника с ломящимися от закусок столами.

Когда я шел к шалашу ноги мои дрожали и подламывались. Сердце билось, как у обезумевшего от страха котенка. Воображение, опережая реальные события, подсовывало картины, от которых, от которых… Ну, в общем, был я на пике мужской физиологии…

Я целовал женщину в податливые, влажные губы. Со страстью обнимал ее горячее, зовущее тело…

— Долго ты там будешь стоять?! — сквозь грезы донесся раздраженный женский голос. — Ложись, давай! Рано вставать завтрева.

Получив нагоняй, Одноногий приуныл и укутавшись в кожаный воротник, словно летучая мышь в крылья, повис головой к земле. Внутренней стороной ляжки я почувствовал липкую слезу, выступившую из единственного глаза Одноногого. Всплакнув, он окончательно затих… На душе сразу полегчало. Еще раз прочистив ноздри, чтобы не дай бог ни захрапеть во сне, полез я внутрь.

Присутствие Мирины, в радиусе моей интимной жизни, эту жизнь чем-то наполняло. Обычно, я раз десять перевернусь с боку на бок, пока обрету достойную перспективу для сна… Я рухнул и замер, исподволь, с наслаждением втягивая распространяемый женщиной запах. Не то, чтобы он был очень распространен. Вот именно, что едва-едва. Но… И снова забеспокоилась плоть. С запахом земляники прилетало тепло солнечного лета…

Шалаш моего терпения погруженный в мерное посапывание Мирины и мурчание кота между ее ног, казался темным, непроницаемым облаком, окутавшим мое тело, вполне осязаемой энергетической субстанцией, вознесшим меня, всего целиком, над дебрями окружающей действительности. Какой тут сон, когда лежишь, нет — паришь, рядом с мечтой! И терпение вовсе не было таковым, как его принято понимать — изнуряющим занудством. Из всех его вариантов этот несомненно лучший. Терпение уподобилось блаженству.

Я лежал на спине, боясь пошевелиться или произвести нечаянный шум, то вглядываясь в темноту, то рассматривая образы, возникавшие под сомкнутыми веками. Сооруженное наспех жилище позволяло расположиться двоим, вдосталь ворочаться, принимать удобные позы и всё же я боялся, что сладострастное наваждение исчезнет, если мое присутствие обнаружится.

С другой стороны мне очень хотелось прикоснуться к Мирине, но так, чтобы это было естественным движением сонного человека, оставаясь вне подозрений на преступный умысел. Поругивал себя за то, что во время строительства настаивал на большей вместимости. М-да… Наверное я хотел, чтобы Мирина поскорее уснула и как бы это поделикатнее выразиться — раскинулась вольно. Типа — я не я, то есть это не я, а она…

А еще, мои эротические замыслы и переживания подсекла мысль, что я сам, своей неумеренной болтовней, остудил, теплившееся между нами чувство. Наверняка, Мирина сама спровоцировала бы необходимое развитие. Да, нет, тогда бы мы здесь не лежали. Вдвоем то бишь.

А потом я снова нащупывал ее земляничный аромат, пробивавшийся сквозь амбре из овечьей шерсти и кожи, от служивших нам постелью тулупов и сброшенных у входа сапог, выискивал его среди древесной пахучести.

Наконец-то, заткнулся наглец, уложивший усатую морду на лобковую часть женского тела. Какая умышленная тварь! Не представляю, как может Мирина в такую духотищу, терпеть на себе озабоченное животное, да еще в самом разгоряченном месте? Скорее всего, это из-за него она спит, как парализованная, раскинула ноги и не пошевЕлится, даже во сне оберегает любимчика.

В общем, не по детски я пускал слюну и жевал соплю, лежа рядом, со спящей в объятиях кота красавицей. Женщину хотел, а животное ненавидел. В итоге, решил действовать. Пусть не достижимо счастье, зато реальной будет месть.

Не настолько темна ночь для видящего во мраке. Шучу. Зрение у старрианцев такое же, как у землян, но где-то над нами уже бродила Луна, отраженными лучами освещая темные делишки некоторых, в том числе и мои. В пологих стенах имелось достаточно дыр, в которые струйками просачивался холодный свет. Струйки превращаясь в стрелы, вонзались в тела спящих.

Повернувшись на правый бок, аккуратненько, чтобы не потревожить Мирину, голой ступней левой ноги принялся я отпихивать кошачью морду. Широкая штанина свисала, закрывала обзор, елозила по мирининому животу, пришлось закатать ее. Теперь, наполовину белой ногой возобновил я попытки. Кот упирался.

Нет, он не бодался. Он вел себя, как бесчувственное мясо. Не дурак! Понимая, что сопротивление бесполезно, он избрал, пожалуй, единственно верную тактику — прикинуться трупом, мол, вам надо, вы и перекладывайте. Через кожу стопы передавалось его недовольство, но котяра мужественно не подавал признаков жизни, оказывая максимум пассивного сопротивления.

Я столкнул ушастый бугорок вниз. Однако, зверь, всё еще оставался между ног женщины, завалившись на спину усами к выходу. Изловчившись, я толкал скотскую задницу ко входу в шалаш. Блин, задница уехала, но приехала морда! Я снова надавил на мокрый нос и усы, но перетекший на брюхо кот, вжимая башку, вытянул передние лапы и зацепился когтями за штаны Мирины. Якобы случайно. Вот жежь сволочь мягкая!

В поединке с котом я уверенно проигрывал. Дыхание Мирины изменилось, еще немного возни и она проснется. Испугавшись этого и разозлившись на себя за это, уже подумал бросить тщетное занятие, как услышал заспанный голос:

— Кота не трогай.

Услышал и замер с занесенной над Мириной левой ногой. Попробовать оправдаться? Да, куда уж оправдываться, если пойман с поличным. Убирая конечность, я продолжал внутренне сжиматься, но Мирина не удостоила продолжением, тут же заснула, так и не изменив телесного положения.

Фух, ну и ночка блин…

Стало как будто еще жарче. Плюнув на всё, стащил с себя влажную от пота рубашку. Словно кем-то подзуживаемый освободился и от штанов. Прелести мои благодарно развалились. В конце-то концов, почему я должен мучиться в собственном доме!

Утро я встретил под теплым тулупчиком. За что большое спасибо Мирине. В шалаше уже не было ни красавицы, ни карликового монстра. Зато тянуло сыростью и прохладой. Немного знобило, видимо, из-за ран.

Позвольте пару слов о наших с бабулей ранениях. Честно говоря, я думал, что она умрет. Да, благодаря расторопности Мирины, кровь остановили оперативно. И всё же, мне показалось, что с бабули ее вытекло, раза в два больше, чем с меня. Думалось, что такие кровопотери не совместимы с жизнью.

Как она выжила и каким образом переносила последствия на ногах — недоумеваю до сих пор. Возможно секрет в тех чудодейственных травах, которые бабушка постоянно заваривала и всё время жевала, а может в удивительной силе ее организма. Кстати, Вьяра и меня напичкивала травой, будто я конь. И наверняка ей было в сто раз хуже, но виду старушка не подавала. Разве что излишняя бледность и медлительность. Да и как следует помедитировать у нее не вышло, из-за нехватки жизненных сил, полагаю.

Во второй половине дня мы притопали в район дальнейшей дислокации — в паре километров от купола. Нам повезло, двигаясь по дну лесного оврага, мы наткнулись на овражек, являвшийся как бы притоком к основному глубоченному руслу. Сам по себе, заросший кустарником, приток постепенно углублялся, но в месте слияния, весенние воды промыли в нем не очень широкую, но приличную по длине яму.

До вечера, вдвоем с Мириной, рубили деревья похожие на древки копий, укладывали крышу. Так что стены у нашего нового жилища были земляные, а крыша выдержала бы и лошадь. Получилась натуральная крепость, по крайней мере, от зверья.

Позиционно место оказалось весьма выгодным. Овраг был древний, поросший лесом. С идеальной природной маскировкой, пока ни станешь на край, ни за что не догадаешься, что впереди, хоть пологий, но спуск. Таким образом местность скрывала от недоброжелателей и людей с лошадьми, и костер с дымом.

Но это уже после того, как мы посетили купол. Вряд ли кому интересно описание, как это было, потому что было в принципе то же самое. Женщины, конечно, удивились и так же, как я не сразу поняли в чем дело. На правах первооткрывателя и знатока я выступал гидом — рассказывал и показывал.

Вьяра закрывала глаза и к чему-то прислушивалась. Мирина трогала руками деревья и землю, проверяя настоящие ли они. Лицо бабули хранило сосредоточенность, миринино — застыло безмолвным вопросом. Процедура ознакомления продлилась не долго. К центральной, якобы, площади мы не пошли. В первую очередь необходимо побеспокоится о стоянке.

Вечер добивали в относительном молчании — все переваривали не только еду.

«Вот мы и переехали. — думал я, возлежа на выходе из землянки, наблюдая за огнем. — Что дальше?»

Пламя рвалось в небо. Но оторвавшиеся от него искры, едва взлетая, гасли…

Жизнь искры мгновение. Неужели огоньки не знают об этом? Зачем они стремятся куда-то? А может в этом стремлении и есть смысл жизни искры, ведь не каждой дано возжечь пламя. А может они действительно не знают, что не каждой? А если бы знали, то продолжали бы, так безрассудно себя вести?

Так же и человек. Хотя по поводу человека, иногда кажется обидным это заложенное, словно ты и не человек вовсе, а машина. А если не машина, то почему я не могу думать ни о чем другом, кроме как куда-нибудь пристроить свое хозяйство, по-быстрее извергнуть, мною же выработанное и накопленное?

Иногда кажется, что даже высшие человеческие чувства это всего лишь хитрая уловка природы, чтобы обмануть собственный разум. Мол, это не потому, что заложено, а потому, что мы любим. Ну-ну! А любим лишь то, что произведено лично или очень похоже на того, кто любит. А может для того и создан Разум, чтобы обманывать самого себя?

Однако, голос физики настаивает, что искры не обладают разумом. Хых, но если, как говорит бабуля, постигнуть мироздание досконально, тогда откроется тебе, что всё вокруг живое, даже камни. А вода и огонь, и прочие стихии разумны.

«Если они живые, тогда мертвы мы. Должен быть баланс». — противоречит ортодоксальная наука.

«Согласен в одном — с чьей-то точки зрения на жизнь мы мертвы, но баланс в каком-то другом месте».

О, есть идея про баланс! А что, если правда существует такой мир, уравновешивающий этот, где как раз наоборот: мертвые здесь, там живые, а живые — мертвы?!

Означает ли это, что у всего нашего существования, со всеми параллельными мирами, есть существование, которое в свою очередь параллельно всем параллельным?!

Не знаю до чего бы я договорился сам с собой, если бы ни звуки ползущего на свет человека, заполнившие пространство землянки.

— Ты чего не ложишься? — спросила бабуля, перелезая через меня. — С кем разговариваешь или колдуешь? Чё-то бормочет и бормочет себе под нос.

Преодолела, не догадавшееся подвинуться, препятствие. Встала во весь рост, заслоняя костер. Оглядела темноту вокруг. Как-будто, на самом деле, ожидая увидеть моего собеседника. Никого не найдя, уставилась на меня.

— А огонь живой? — ответил я вопросом на вопрос.

— Конечно. Не однократно тебе говорила. Забыл что ли?

— Да, нет. Я вот думаю… — я прервался на полуслове, вспоминая, мелькнувшую было мысль.

— Ну, ты пока подумай, я отойду. — бросила бабуля и отошла за куст.

Через несколько минут она вернулась. Выйдя на свет, покряхтывая согнулась, принялась обирать, прицепившиеся семена растений:

— Репьев набрала.

Подошла еще ближе к огню, повернулась к нему спиной:

— Уф, холодает.

— Странная погода, — поддержал я. — Днем жара, ночью холод.

Удовлетворенная порцией тепла, приблизилась ко мне:

— Ну-к, подвиньська!

Примостилась на краешек освобожденного мной тулупа:

— Что надумал?

— Да так, казуистика какая-то. — отмахнулся я от Вьяры, и от самого себя. — Ерунда, одним словом.

— Это как ею пользоваться. За какой конец взяться. С одной стороны, казуистика это уход от проблемы, с другой — ее выявление. — негромко рассмеялась бабуля. Заглянула за собственное плечо. — Давай потише, а то Миринку разбудим.

— Откуда ты это знаешь? — удивился я. — А, ну, да…

— Вот и ну-да, туда-сюда. — подтвердила бабуля мою догадку. — До сих пор институтскую программу помню. Как будто вчера было, а ведь почти двести лет прошло…

На глади, успокоившегося на секунду, ума, водными пауками, вдруг, забегали мысли о Старре. Поочередно приобретая форму чудовищных рыб, росли, тяжелели на глазах и проваливались в глубину, опускаясь на дно души, принимались ее щипать…

Послышался шум прибоя. Где-то в отдалении разгоралось одно из старрианских светил. Его белый свет достиг моих спрятанных под веки зрачков, наполняя глаза усиливающейся яркостью. Одновременно нарастал шум старрианского океана. Не слишком ли громко для воображаемого?

Неужто, нежданно негаданно я очутился на Старре?! А в чем здесь сверхъестественное?! Я же могу по желанию перенестись на родную планету, хотя бы душой?! Конечно могу, причем, в любое удобное для меня время! Почему я раньше этого не делал, вот где феномен.

Уже не уснул. Оказывается, этого мира ночную тьму наполняло свечение, заодно и громогласное шипение, где-то за краем оврага. И похоже со стороны купола. Небо оврага серьезно посветлело. Свет скрупулезно прочертил все извилины его мощного русла. Но здесь еще так себе, по сравнению, с где-то там, где он пылал, как белое зарево. Что такое там еще происходит?

Почти одновременно с бабулей подскочил я с мягкой подстилки и что есть мочи ринулся вверх по склону. Вот, один из минусов — всё время в гору. Цепляясь за деревья. Оступаясь и падая. Обдирая кожу и одежду о ветки и камни. И всё равно упорствуя с одержимостью первопроходца энтузиаста.

Пока я выбирался на поверхность, приблизительно в районе купола что-то бабахнуло. Словно тысяча световых бомб ударили в одну точку. Встряхнулась земля. Выплеснулись за край человеческого восприятия световая вспышка и звуковая. Оглохший и ослепший, полетел я кубарем вниз, врезался головой в дерево и отключился. Последняя перед отключкой была мысль о гамма излучении постигшем Землю. Похоже конец всему…