Пересказки, часть 34, об идущем на грозу
Возрастные ограничения 18+
из сборника: «Записная книжка»
Часть №34:
– Опять пересказки?
– Не опять, а снова… Накопилось, понимаешь ли!.. А, что?
– Да, ничего, просто слово смешное, нет такого слова в русском словаре.
– Конечно, нет, но любое другое тут не подходит, будет не точным…
– И что оно означает?
– Ничего такого особенного, Пересказки – это всего лишь повторение удивительных мыслей в ракурсе собственного сомнения ими и поиска мечты. В общем, всё как всегда, — это просто сомненье, поиск и мечта в удивительных мыслях великих современников (и не очень) с осознанием «зовут» ли они или лишь удивляют…
…Сегодня Пересказка об удивительном поиске постоянно ускользающей мечты, пришедшей из романа Даниила Александровича Гранина «Иду на грозу».
Читать эту на первый взгляд простую, незатейливую, светскую книжку о жизни советской элиты-ученых конца пятидесятых годов двадцатого века после прочтенной накануне грандиозной документальной хроники «Блокадная книга» и бесконечно честного и монументального романа «Мой лейтенант» легко и, говоря словами Михаила Булгакова, приятно. Хотя, конечно, и здесь невозможно сходу не утонуть в масштабности проходящих сквозь линии жизни двух молодых учёных-друзей и судьбы сотен других людей, по сути, сквозь судьбу всей страны событий той малоизвестной и понятной хрущевской эпохи. И сколько же, при этом, в них во всех сомнений, поиска, метаний и мечтаний, каждая строчка книги принизана ими. Это ли не чудо для ищущих вечно живых мыслей? Да к тому ж здесь, в романе автор – эта поистине недосягаемая глыба общественной этики и морали на все времена! – как будто бы сам сомневается в выборе своих личных предпочтений, награждая своей симпатией то одного, то другого персонажа. Во всяком случае, конец книги потрясает своей бесконечностью и… недосказанностью, словно сама жизнь, подбрасывающая нам постоянные испытания и требующая от нас постоянного выбора. Так и он, писатель просто и незатейливо оставляет своих героев, да и нас читателей в состоянии некой неопределённости, не делая никаких личных предпочтений ни кому, словно боясь спугнуть наметившуюся вдруг в повествовании едва уловимую мечту, сказав лишь всем напоследок устами своего любимчика: «Главное – это жизнь, а не угроза жизни…».
Вот и попробуем из этого фантастического клубка феерических мыслей-событий отыскать ту пресловутую, едва уловимую мечту певца, а заодно и нас с тобой.
Итак, где же найти её там, в потоке, повторюсь, масштабных, грандиозных событий, разворачивающихся прямо с первых строчек, в делах и словах героев романа?
Во-первых, конечно, в бесконечном поиске главных героев произведения друзей-ученых: Сергея Крылова и Олега Тулина, в котором первый – симпатичный идеалист, везде и во всем занятый исключительно делом, лишь узы дружбы и… любви изредка отвлекают его от движения к великой цели, а второй – талантливый волюнтарист, «волшебник», ради достижения «положительного», пусть даже ошибочного, результата, способный на любой компромисс, авантюру. Но в своих сомнениях они удивительным образом, дополняя друг друга, оба чисты и бесконечно интересны, образуя при этом неминуемый разрыв, конфликт, в котором предпочтение очевидно, особенно после свершившейся трагедии и вполне ожидаемого поведения их в нёй, после неё. Но, что интересно здесь, и это совершенно точно, – не знаю, заметил ли это сам великий писатель? – но он непросто не бросает своего явно нелюбимого в этом тандеме героя, находя некоторое оправдание его непростительному индивидуализму, наделив способностью любить, а значит и жертвовать, но даже несколько симпатизирует, завидует ему.
Парадокс!
Впрочем, к этому стоит вернуться и может быть даже не в этой Пересказке…
Во-вторых, в мыслях и диалогах Ричарда и Женьки, которые удивительным образом, несмотря на то, что весьма непродолжительны и нечасты, но не менее ярки и значимы нескончаемым спорам замечательных друзей-ученых. И тут также невозможно не заметить, что Ричард, несмотря на схожесть характера с явно любимым автором, возможно даже ассоциированным с собой, консерватором принципов Крыловым, ни при каких условиях даже во имя самого великого и общественно значимого дела не откажется от своей любви, любимой, которой готов подарить всего себя без остатка. Это, несомненно, трогательное обстоятельство, открывшееся, думается, вдруг нежданно даже самому создателю романа, поставило его в некоторый тупик. Ведь Ричард, при всем притом, в отличие от либерала мысли Тулина, ни за что не предаст начатое им дело, даже во имя целесообразности, даже после предательства его самого и кумиром-наставником, и… любимой. В какой-то момент, вообще, начинает казаться, что он и есть главный герой романа, мечта, гармония, хотя он и не вписывается в главную интригу книги: спор, в сущности, очень симпатичных и, безусловно, положительных молодых ученых, спор консерватора-идеалиста и либерала-волюнтариста.
Что касается Женьки, то тут ещё интересней. Она, пожалуй, самый непростой для понимания персонаж, к тому же, сильно приземляющий только-только было наметившуюся для понимания мечту о получении настоящей гармонии, баланса между пресловутым личным и общественным. Жаль только, что её в сущности нормальные земные абсолютно понятные желания, устремления делать то, что нравиться и любить того, кого хочется, не позволили привести героев романа ни к счастливому концу, ни к расстановке всех точек над «и». И хотя в ней нет стремлений к познанию Мира, раскрытию тайн Вселенной, банальной верности долгу, она так же, как и Ричард, честна и открыта перед собой и другими. Она дружит, любит и стремится быть успешной совершенно искренне и открыто, не тая ни одного своего некрасивого помысла внутри себя. Как и положено девице у неё любовь сильнее дружбы, сильнее успеха, сильнее всех благ в мире, хотя и не чуждых и ей, она говорит об этом прямо и открыто, чем повторно ставит в тупик эпоху пятидесятых, ведущей совершенно другой спор… со Временем. Но что интересно: эта несуразность в ней не просто понятна, но так же, как и неожиданная любовь Тулина, весьма симпатична в её образе, это чувствуется, этого нельзя не заметить сегодня. Возможно, из-за этого, не сумев совместить искания студенческой пары с тандемом друзей ученных, переплетя их судьбы в единый клубок взаимоотношений в конце романа, великий писатель, не сумев оправдать их личных устремлений, приводит все сюжетные линии героев вначале к непоправимой трагедии, затем к разрыву, а после и вовсе к распутью.
Почему так?
О-о-о! В том-то вся соль, Истина, но к ней тоже позже…
В-третьих, в метаниях гениального ученого со вздорным и, увы, капризным характером старика-профессора Галицкого. В нём столько противоречий, отрицаний, капризов, но при этом и чистоты, открытости, искренности, преданности науке и людям в ней, что искомая мечта о человеческой гармонии становится, как ни у кого ясна и понятна.
В-четвертых, в простых бытовых стремлениях спутниц Крылова: Ады, Лены, Наташи, которые так ярки и последовательны в своем обычном, в сущности, стремлении к простому семейному счастью. Очень жаль, что их избранник, занятый великим спором со Вселенной, с грозой в данном случае, подарить им его, увы, не в состоянии.
В-пятых, безусловно, в несгибаемой преданности делу, своим принципам, а ещё в полном отсутствии интриг и амбиций со стороны уходящего несгибаемого поколения: Данкевича, Гастеняна, Юдина, Аникеева, в глубокой симпатии к ним и… уважении.
В-шестых, в едва заметном сомнении автора, даже сарказме, или, может, сатиры над зарождающейся видимо в тот период аппаратной системной бюрократии в лице Агапова, Лагунова и прочих, постепенно захватывающей всевозможные КБ, НИИ, да и весь, видимо, социум.
И, наконец, в-седьмых, в бескомпромиссной несгибаемости гения, профессора Данкевича, учёного-гиганта с большой буквы на склоне лет и стыке эпох, беззаветно отдавшегося делу служения науке, отказавшись от всего, всего, всего, даже от своей должности: только он, его разум и время, отпущенное ему!
О, как!
Ну, а в чем же всё-таки конкретно мечта книги?
Да в том-то и дело, что мечта здесь не в конкретизации «белого и черного», как это было до сих пор – «кто не снами, тот против нас»! – в пылу двух мировых и сотни внутренних, гражданских войн, а в том, что б наконец разобраться, понять, нащупать, додумать эту простую и постоянно ускользающую от нас мысль о банальном человеческом счастье.
В общем, стремление к счастью здесь, кажется, и есть мечта!
В чем она?
Здесь, в романе «Иду на грозу» она до безобразия проста, гениальна и бесконечна, как бесконечен поиск смысла жизни каждым думающим о том человеком. С одной стороны она безусловна и ясна в феноменальной преданности общественно значимому делу Данкевича, Гастеняна, Юдина, Аникеева, Крылова, Ричарда. Но с другой лишь угадывается в несуразном, трагическом, несовместимом обретении друг друга Тулиным и Женькой, ставит не точку в этом нескончаемом споре двух бесконечностей, а многоточие, как перед читателем, так и перед самим автором.
Перепутье – вот венец всех жизненных исканий.
Возможность выбора в нём – вот конкретная мечта книги, право выбора в поиске счастья здесь и сейчас, каждый миг, в котором общественное и личное не борется между собой, а дополняет друг друга, как в неподражаемом законе диалектики: «единства и борьбы противоположностей».
Нет одного, – нет и другого!
В общем, сомнения, поиск и мечта романа, безусловно, зовут к честному размышлению и диалогу самим с собой, примерно к такому, открытому, как говорит и сам писатель:
«Вот так и живём, живём и вдруг однажды обнаруживаем, что ни разу и не задумывались, как же мы живём. С кем угодно сидим, болтаем, а для себя всю жизнь, бывает, не найдём времени. Времени, или охоты, или мужества…»
В заключение ещё несколько цитат, как обычно, для себя на память, приоткрывающих тайну мысли Гранина Даниила Александровича:
«Стареть – это скучное занятие… Но пока это единственное средство долго жить…»
«…бездарные никогда не чувствуют себя бездарными. Они не мучаются, они завидуют и злятся. А ведь каждый в чем-то бездарен…»
«Трудно привыкнуть к человеческой неблагодарности, но и жаловаться на неё глупо, это всё равно, что хвастать своими благодеяниями…»
«Талант – это всегда сила. Бьют, расшибешься, а всё равно идешь, и ползёшь, и делаешь…»
«…правда никогда не может повредить. Правда всегда за нас. И ничто не заменяет правду...»
«…всегда в конце цепи оказывается один человек. На одом конце один, на другом конце другой…»
«…как бы человек не был счастлив, оглядываясь назад, он вздыхает»
«Главное – это жизнь, а не угроза жизни».
И вновь, как и в «Пересказке, часть 21-ая, о… «Моем Лейтенанте», мне лишь осталось:
Склониться низко, обречено
пред мыслью творческой певца
и улыбнуться облегченно,
дойдя до самого конца
его пугающих безмолвством
тревожных чувств, их высоты,
в прекрасном гимне превосходства
её к нему святой любви!..
Автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь.
15.05.2018г.
https://proza.ru/2019/07/04/761
Часть №34:
– Опять пересказки?
– Не опять, а снова… Накопилось, понимаешь ли!.. А, что?
– Да, ничего, просто слово смешное, нет такого слова в русском словаре.
– Конечно, нет, но любое другое тут не подходит, будет не точным…
– И что оно означает?
– Ничего такого особенного, Пересказки – это всего лишь повторение удивительных мыслей в ракурсе собственного сомнения ими и поиска мечты. В общем, всё как всегда, — это просто сомненье, поиск и мечта в удивительных мыслях великих современников (и не очень) с осознанием «зовут» ли они или лишь удивляют…
…Сегодня Пересказка об удивительном поиске постоянно ускользающей мечты, пришедшей из романа Даниила Александровича Гранина «Иду на грозу».
Читать эту на первый взгляд простую, незатейливую, светскую книжку о жизни советской элиты-ученых конца пятидесятых годов двадцатого века после прочтенной накануне грандиозной документальной хроники «Блокадная книга» и бесконечно честного и монументального романа «Мой лейтенант» легко и, говоря словами Михаила Булгакова, приятно. Хотя, конечно, и здесь невозможно сходу не утонуть в масштабности проходящих сквозь линии жизни двух молодых учёных-друзей и судьбы сотен других людей, по сути, сквозь судьбу всей страны событий той малоизвестной и понятной хрущевской эпохи. И сколько же, при этом, в них во всех сомнений, поиска, метаний и мечтаний, каждая строчка книги принизана ими. Это ли не чудо для ищущих вечно живых мыслей? Да к тому ж здесь, в романе автор – эта поистине недосягаемая глыба общественной этики и морали на все времена! – как будто бы сам сомневается в выборе своих личных предпочтений, награждая своей симпатией то одного, то другого персонажа. Во всяком случае, конец книги потрясает своей бесконечностью и… недосказанностью, словно сама жизнь, подбрасывающая нам постоянные испытания и требующая от нас постоянного выбора. Так и он, писатель просто и незатейливо оставляет своих героев, да и нас читателей в состоянии некой неопределённости, не делая никаких личных предпочтений ни кому, словно боясь спугнуть наметившуюся вдруг в повествовании едва уловимую мечту, сказав лишь всем напоследок устами своего любимчика: «Главное – это жизнь, а не угроза жизни…».
Вот и попробуем из этого фантастического клубка феерических мыслей-событий отыскать ту пресловутую, едва уловимую мечту певца, а заодно и нас с тобой.
Итак, где же найти её там, в потоке, повторюсь, масштабных, грандиозных событий, разворачивающихся прямо с первых строчек, в делах и словах героев романа?
Во-первых, конечно, в бесконечном поиске главных героев произведения друзей-ученых: Сергея Крылова и Олега Тулина, в котором первый – симпатичный идеалист, везде и во всем занятый исключительно делом, лишь узы дружбы и… любви изредка отвлекают его от движения к великой цели, а второй – талантливый волюнтарист, «волшебник», ради достижения «положительного», пусть даже ошибочного, результата, способный на любой компромисс, авантюру. Но в своих сомнениях они удивительным образом, дополняя друг друга, оба чисты и бесконечно интересны, образуя при этом неминуемый разрыв, конфликт, в котором предпочтение очевидно, особенно после свершившейся трагедии и вполне ожидаемого поведения их в нёй, после неё. Но, что интересно здесь, и это совершенно точно, – не знаю, заметил ли это сам великий писатель? – но он непросто не бросает своего явно нелюбимого в этом тандеме героя, находя некоторое оправдание его непростительному индивидуализму, наделив способностью любить, а значит и жертвовать, но даже несколько симпатизирует, завидует ему.
Парадокс!
Впрочем, к этому стоит вернуться и может быть даже не в этой Пересказке…
Во-вторых, в мыслях и диалогах Ричарда и Женьки, которые удивительным образом, несмотря на то, что весьма непродолжительны и нечасты, но не менее ярки и значимы нескончаемым спорам замечательных друзей-ученых. И тут также невозможно не заметить, что Ричард, несмотря на схожесть характера с явно любимым автором, возможно даже ассоциированным с собой, консерватором принципов Крыловым, ни при каких условиях даже во имя самого великого и общественно значимого дела не откажется от своей любви, любимой, которой готов подарить всего себя без остатка. Это, несомненно, трогательное обстоятельство, открывшееся, думается, вдруг нежданно даже самому создателю романа, поставило его в некоторый тупик. Ведь Ричард, при всем притом, в отличие от либерала мысли Тулина, ни за что не предаст начатое им дело, даже во имя целесообразности, даже после предательства его самого и кумиром-наставником, и… любимой. В какой-то момент, вообще, начинает казаться, что он и есть главный герой романа, мечта, гармония, хотя он и не вписывается в главную интригу книги: спор, в сущности, очень симпатичных и, безусловно, положительных молодых ученых, спор консерватора-идеалиста и либерала-волюнтариста.
Что касается Женьки, то тут ещё интересней. Она, пожалуй, самый непростой для понимания персонаж, к тому же, сильно приземляющий только-только было наметившуюся для понимания мечту о получении настоящей гармонии, баланса между пресловутым личным и общественным. Жаль только, что её в сущности нормальные земные абсолютно понятные желания, устремления делать то, что нравиться и любить того, кого хочется, не позволили привести героев романа ни к счастливому концу, ни к расстановке всех точек над «и». И хотя в ней нет стремлений к познанию Мира, раскрытию тайн Вселенной, банальной верности долгу, она так же, как и Ричард, честна и открыта перед собой и другими. Она дружит, любит и стремится быть успешной совершенно искренне и открыто, не тая ни одного своего некрасивого помысла внутри себя. Как и положено девице у неё любовь сильнее дружбы, сильнее успеха, сильнее всех благ в мире, хотя и не чуждых и ей, она говорит об этом прямо и открыто, чем повторно ставит в тупик эпоху пятидесятых, ведущей совершенно другой спор… со Временем. Но что интересно: эта несуразность в ней не просто понятна, но так же, как и неожиданная любовь Тулина, весьма симпатична в её образе, это чувствуется, этого нельзя не заметить сегодня. Возможно, из-за этого, не сумев совместить искания студенческой пары с тандемом друзей ученных, переплетя их судьбы в единый клубок взаимоотношений в конце романа, великий писатель, не сумев оправдать их личных устремлений, приводит все сюжетные линии героев вначале к непоправимой трагедии, затем к разрыву, а после и вовсе к распутью.
Почему так?
О-о-о! В том-то вся соль, Истина, но к ней тоже позже…
В-третьих, в метаниях гениального ученого со вздорным и, увы, капризным характером старика-профессора Галицкого. В нём столько противоречий, отрицаний, капризов, но при этом и чистоты, открытости, искренности, преданности науке и людям в ней, что искомая мечта о человеческой гармонии становится, как ни у кого ясна и понятна.
В-четвертых, в простых бытовых стремлениях спутниц Крылова: Ады, Лены, Наташи, которые так ярки и последовательны в своем обычном, в сущности, стремлении к простому семейному счастью. Очень жаль, что их избранник, занятый великим спором со Вселенной, с грозой в данном случае, подарить им его, увы, не в состоянии.
В-пятых, безусловно, в несгибаемой преданности делу, своим принципам, а ещё в полном отсутствии интриг и амбиций со стороны уходящего несгибаемого поколения: Данкевича, Гастеняна, Юдина, Аникеева, в глубокой симпатии к ним и… уважении.
В-шестых, в едва заметном сомнении автора, даже сарказме, или, может, сатиры над зарождающейся видимо в тот период аппаратной системной бюрократии в лице Агапова, Лагунова и прочих, постепенно захватывающей всевозможные КБ, НИИ, да и весь, видимо, социум.
И, наконец, в-седьмых, в бескомпромиссной несгибаемости гения, профессора Данкевича, учёного-гиганта с большой буквы на склоне лет и стыке эпох, беззаветно отдавшегося делу служения науке, отказавшись от всего, всего, всего, даже от своей должности: только он, его разум и время, отпущенное ему!
О, как!
Ну, а в чем же всё-таки конкретно мечта книги?
Да в том-то и дело, что мечта здесь не в конкретизации «белого и черного», как это было до сих пор – «кто не снами, тот против нас»! – в пылу двух мировых и сотни внутренних, гражданских войн, а в том, что б наконец разобраться, понять, нащупать, додумать эту простую и постоянно ускользающую от нас мысль о банальном человеческом счастье.
В общем, стремление к счастью здесь, кажется, и есть мечта!
В чем она?
Здесь, в романе «Иду на грозу» она до безобразия проста, гениальна и бесконечна, как бесконечен поиск смысла жизни каждым думающим о том человеком. С одной стороны она безусловна и ясна в феноменальной преданности общественно значимому делу Данкевича, Гастеняна, Юдина, Аникеева, Крылова, Ричарда. Но с другой лишь угадывается в несуразном, трагическом, несовместимом обретении друг друга Тулиным и Женькой, ставит не точку в этом нескончаемом споре двух бесконечностей, а многоточие, как перед читателем, так и перед самим автором.
Перепутье – вот венец всех жизненных исканий.
Возможность выбора в нём – вот конкретная мечта книги, право выбора в поиске счастья здесь и сейчас, каждый миг, в котором общественное и личное не борется между собой, а дополняет друг друга, как в неподражаемом законе диалектики: «единства и борьбы противоположностей».
Нет одного, – нет и другого!
В общем, сомнения, поиск и мечта романа, безусловно, зовут к честному размышлению и диалогу самим с собой, примерно к такому, открытому, как говорит и сам писатель:
«Вот так и живём, живём и вдруг однажды обнаруживаем, что ни разу и не задумывались, как же мы живём. С кем угодно сидим, болтаем, а для себя всю жизнь, бывает, не найдём времени. Времени, или охоты, или мужества…»
В заключение ещё несколько цитат, как обычно, для себя на память, приоткрывающих тайну мысли Гранина Даниила Александровича:
«Стареть – это скучное занятие… Но пока это единственное средство долго жить…»
«…бездарные никогда не чувствуют себя бездарными. Они не мучаются, они завидуют и злятся. А ведь каждый в чем-то бездарен…»
«Трудно привыкнуть к человеческой неблагодарности, но и жаловаться на неё глупо, это всё равно, что хвастать своими благодеяниями…»
«Талант – это всегда сила. Бьют, расшибешься, а всё равно идешь, и ползёшь, и делаешь…»
«…правда никогда не может повредить. Правда всегда за нас. И ничто не заменяет правду...»
«…всегда в конце цепи оказывается один человек. На одом конце один, на другом конце другой…»
«…как бы человек не был счастлив, оглядываясь назад, он вздыхает»
«Главное – это жизнь, а не угроза жизни».
И вновь, как и в «Пересказке, часть 21-ая, о… «Моем Лейтенанте», мне лишь осталось:
Склониться низко, обречено
пред мыслью творческой певца
и улыбнуться облегченно,
дойдя до самого конца
его пугающих безмолвством
тревожных чувств, их высоты,
в прекрасном гимне превосходства
её к нему святой любви!..
Автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь.
15.05.2018г.
https://proza.ru/2019/07/04/761
Рецензии и комментарии 0