Палимпсест (Глава 6)

Прошло несколько дней, но ничего не изменилось и не случилось. Петр Петрович стал терять терпение и решил серьезно поговорить с Катериной Ивановной.
— Катя, так больше не может продолжаться. Неужели тебе все равно, что ты в духе или не в духе?
— Петя, что ты так волнуешься, как будто не я в духе, а ты? Ты не в духе, не в настроении?
— Я не поверю, что ты, Катя, относишься к необычному, прямо чудесному состоянию прямо в духе как к прекрасному, но все же только настроению.
— Конечно, духовное состояние не есть то же самое, что душевное состояние. Но мне так легче его переносить. Тем более, дух, который ты зовешь то Тарой, то Араной, прекрасно себя чувствует во мне.
— Так значит, вы существуете друг в друге. Но как же так, ты ведь не Иисус Христос, чтобы иметь равные природы – божественную и человеческую — в одном лице? Неужели духовная природа не тяготят, не угнетает тебя?
— Нисколько, — отрывисто ответила Катя, устало закрыв глаза, в которых Петя заметил лихорадочный блеск.
Он внимательнее присмотрелся к своей любимой. Сердце у него екнуло и сжалось от тревоги. Только теперь он увидел, как лицо Кати осунулось, кожа на лице была сухая и серая. Она выглядела очень уставшей, находящейся в предобморочном состоянии.
— Катя, что с тобой? Ты не здорова?
— Да, здорова я, здорова. Просто изменения идут очень быстро. Организм не справляется с таким ускоренным метаболизмом.
— Поэтому отдохни. Дай организму восстановиться.
— Уже нельзя. Если я остановлюсь, то умру. Организм адаптируется к духу. Он уже вышел из своего обычного состояния. И не только он, но и моя душа. Я сама разительно меняюсь. Уже чувствую себя иначе, чем раньше. Я потеряла ощущение не то, что своего тела, но его границы расширились настолько, что граница моего тела с тем, что не есть мое тело, а есть среда, в которой оно находится и другие тела, например, твое, стала прозрачной и иногда уже исчезает. Тогда я начинаю чувствовать все то, что окружает меня как свое собственное.
— Как ты чувствуешь это? По какой шкале ты оцениваешь все воспринимаемое, по какому каналу и по какому основанию или критерию разделяешь, дифференцируешь?
— Я оцениваю все чувственно доступное как приятное и неприятное по всем доступным мне каналам осязания, обоняния, вкуса, зрения или взгляда, слуха сразу и универсально. Например, я слышу неприятный звук и сразу вижу то, что издает его, касаюсь его, чувствую его запах и вкус.
— Значит, у тебя обострились все чувства? Ты все это видишь в цвете?
— Не только я могу это видеть, замедляя или ускоряя время восприятия. Я чувствую это и на расстоянии, за углом, далеко от меня, как только подумаю о нем. Так я вижу не только того человека, которого знаю, что он делает в данный момент, но и что он чувствует, желает и думает, если только полностью сосредоточусь на нем.
— Например, на мне?
— Да.
— Ничего себе. Да, ты стала универсальным экстрасенсом. А усилием мысли ты можешь передвигать предметы, управлять, манипулировать людьми и другими существами?
— И это могу тоже.
— Да-а, у меня нет слов! Ты чувствуешь присутствие Тары или Араты?
— Да, но это присутствие стало не руководящим или направляющим, а периферийным, фоновым, ушло назад, на мизансцену.
— Ты обращалась к ней специально?
— Нет, прежде мы думали и вели себя как одно целое. Теперь думаю, чувствую и поступая одна я. Я чувствую, что она наблюдает за мной как бы со стороны. Порой мне кажется, что безучастно.
— Тара или Арата ответь, пожалуйста, мне, — попросил Петр Петрович и уставился на Катю.
Но никто не ответил. Они подождали и когда устали ждать, то Катя вопросительно кивнула Петру и разочарованно развела руками.
Вечером Катерине стало еще хуже, и она впала в кому. Петр вызвал скорую помощь. Она отвезла Катю в больницу. Там ей стало лучше. Петя неотлучно находился при ней. Он заметил, что Катя внезапно пошла на выздоровление, как будто организм вышел из затяжного кризисного состояния. Кожа на ее лице порозовела. Когда она очнулась, то глаза, несмотря на пережитые страдания, светили ровным светом. Она улыбнулась Петру, слабо извинилась на причиненные неудобства. Петр стал заверять ее, что это он во всем виноват. Катерина замотала головой, не соглашаясь с ним. Затем закрыла глаза и уснула, как ни в чем ни бывало.
Чтобы самому не заснуть, Петр вышел на улицу освежиться. На улице стояла морозная январская ночь. Снег под ногами скрипел от холода, на ледяном ветру стыли руки, лицо и уши. Петя взял горсть свежевыпавшего снега и обтер им лицо. Он окончательно пришел в себя, но теперь губы стали трястись и неметь от мороза. Только он сделал глубокий вздох от пережитого волнения, как у него за спиной раздался голос Кати. От неожиданности он застыл, боясь повернуться. Как так, только что она заснула в палате, а теперь уже оказалась на улице. Неужели чудеса еще не кончились?
— Ну, вот, все обернулось для вас счастливым концом. Катя поправилась. Вы опять оказались наедине друг с другом. Я больше не буду мешать вам.
Последняя фраза заставила Петра Петровича резко обернуться. Но за спиной никого не было видно. Он отчетливо слышал голос не в своей голове, а за своей спиной. Где его муза? Как будто отвечая его немому вопросу, она ответила: «Я опять стала невидимкой. Как ты понял, наше совместное существование с Катей смертельно для нее. Она оказалась не готова к превращению. К моему сожалению, я вынуждена уйти. Я предпочла лучший вариант – вариант вашего личного и семейного счастья. Нужно уметь жертвовать собой. Конечно, это исключение из правил. Неправильно жертвовать собой. Мне жалко умирать как человеку, как женщине. Но что делать? Мне это понравилось… нет, я не так выразилась. Мне было хорошо быть человеком. Но это смертельно для человека. Пусть будет так лишь для меня.
— Но зачем умирать? Ведь есть еще я. Как я буду жить без тебя. Ты помогла мне полюбить Катю. Я люблю в ней тебя.
— Иначе не только она умрет, но и я с ней. Так пусть же лучше, чтобы хоть одна из нас была жива.
— Но на это есть я. Сделай так, чтобы со мной случилось преображение. Я ждал этого.
— Я не хочу рисковать еще и тобой. До того, как стать человеком, я пошла на это. Но теперь не могу. К тому же я знаю уже очевидный результат. Неимоверно трудно быть одновременно человеком, да еще и духом. Даже если это получится, ты будешь несчастен: и не человек, и не дух полностью, но лишь их паллиатив. Амбивалентное состояние есть состояние несчастного человека. Да, и в духе ты будешь не в покое, не в блаженстве. У тебя не будет той свободы, которая только одна может сделать тебя спокойным.
— Но почему тебе тогда нельзя незримо присутствовать рядом со мной, быть моим ангелом-хранителем? – вскричал Петр Петрович.
— Не волнуйся так, Петя. Я могла быть таким ангелом, только до своего воплощения. Теперь я больше не могу быть им после воплощения. Само мое воплощение, очеловечивание будет мешать ему. Тем более после моей человеческой смерти. Я как и все люди, которые умерли, ухожу из вашего мира в иной мир. Как у духа у меня будет уже другое задание. Как мертвый человек я не смогу активно вмешиваться в твою жизнь. Но это не означает, что я буду безучастна. Когда ты умрешь, то мы опять соединимся друг с другом, не будем друг другу потусторонними. Я еще здесь, но уже незримо. Скоро меня здесь не будет.
— Тара, я не смогу пережить разлуки с тобой. Моя жизнь без тебя будет для меня не в жизнь. Не уходи или возьми меня с собой. Я больше не хочу жить человеком.
— Ты сам не знаешь, что говоришь. Не зови меня Тарой. Это не мое имя. У нас нет ваших имен. Впрочем, зови, как хочешь, — уступчиво сказала муза, затем, помедлив, добавила с грустью, — я не могу взять тебя просто так. Ты просто умрешь, и тебя больше не будет: ни здесь, ни там, нигде. Ты понял это? Ты должен пройти свой человеческий путь до конца именно человеком и вместе с Катей. На кого ты хочешь ее оставить. Открою тебе секрет: с ней осталась, останется часть меня, которая будет оберегать тебя.
— Ты правду говоришь?
— Теперь ты испытываешь меня! Зачем?
— Даже если от тебя что-то останется, то это не будешь ты целиком, — с горечью в сердце сказал Петр Петрович.
— Она будет твоим утешением и гарантом нашей ожидаемой встречей в будущем. Мой цикл здесь закончился. Я больше так не могу страдать. До свидания!
Это были последние слова, которые слышал Петя, сказанные его музой голосом Кати.
К сожалению, мы, дорогой читатель, вынуждены здесь оставить нашего героя наедине с самим собой, чтобы он пришел в себя и отправился к своей любимой Кате, которую ниспослал ему его ангел. Мне больше нечего сказать. Конечно, можно было попытаться еще объяснить поступок музы. Но пускай этим займется сам читатель, увидев в этом сочинении палимпсест, и перепишет его на свой лад, как ему захочется, если оно заинтересует его. Могу только сказать, что муза заслужила право считать себя земной женщиной и поступила с Петей так, как подсказала ей ее своенравное сердце, ее родная душа, ее личное Я.