Лабиринт (Глава 2)

Все вдруг мне стало ясно. Откуда королева знала о восковой фигуре? Либо она сама занималась любовным приворотом, например, со своей клевреткой Марией, — такая вполне может заниматься черной магией, либо та подслушала мой разговор с Рене. В замке, я слышал, есть разветвленная система тайных ходов и слуховых окон. Но если она подслушала мой утренней разговор с Декартом, то, что ей мешало его подслушать вновь вечером? И вот она уже бежит докладывать своей госпоже. Все это мое «гадание» пронеслось у меня в голове за доли секунды, когда я шел к выходу из комнаты для игры. Между тем на изложение его на бумаге мне потребовалось несколько минут. Насколько мысль оперативнее и слова, и бумаги. Я решил проверить мою догадку и направился в покои Декарта. В них уже никого не было. Ждать его появления уже не было времени. Я стал внимательно осматривать стены помещения и простукивать их.
Вдруг от моего прикосновения к одной из деревянных панелей из красного дерева, которыми была обшита комната, потайная дверца открылась и я вошел в нее, обзаведясь подсвечником, стоящим на столе. Я внимательно осмотрел тайный ход и заметил рядом с собой слуховое окно. С наружной стороны оно было замаскировано под гобелен с изображением битвы древних викингов с морским чудовищем. Я закрыл за собой дверь и осторожно пошел по тайному ходу, извилисто расплетающемуся передо мной.
Блуждание по тайным местам Стокгольмского дворца, где, наверное, было совершено не одно кровавое и подлое преступление за всю его историю, навело на меня гнетущее впечатление. В узких проходах дворцового лабиринта было пыльно и сыро. По земле стелился холодный туман, скрывавший ступни ног, скользившие по ледяной корке. У меня было желание как можно скорее выбраться из каменной могилы. За каждым поворотом потайного хода, выступавшим из тьмы, мне чудились кровожадные твари. Внезапно раздался шелест и скрип половиц, затем легкое цоканье по полу. У меня душа ушла в пятки и сердце остановилось от ужаса. Я невольно подумал, что кошмарные крылатые создания ада уже поджидают меня, чтобы утащить в преисподнюю. Но я пересилил свой страх и как предусмотрительный Тесей дернул спасительную «нить Ариадны».
Дело в том, что я, имея большой опыт любовных и авантюрных похождений, знал, как вести себя в такой ситуации, и заранее запасся мотком прочных ниток, которые всегда вожу с собой на всякий случай. Но все оказалось прозаичнее. Когда я осветил перед собой дорогу, подняв вверх подсвечник, то увидел только черную крысу, которая подняла ко мне свою усатую мордочку, шумно понюхала воздух, пискнула и исчезла с моего пути. Я чертыхнулся и продолжил свое опасное путешествие. Теперь я думал о Кристине. Какая она оказалась коварная. Мне сразу же пришло на ум выражение английского драматурга Шекспира: «О, женщины! Вам имя вероломство». Кажется, так. До чего может довести ревность и скверный характер, склонный к скандалу. Жизнь моей бедной возлюбленной была в опасности. Но, тем не менее, желание к неуравновешенной королеве продолжало тлеть в моей груди. И это было не только плотское влечение. Я уже был ангажирован моим амурным похождением, и оно некстати давало знать о себе. Но тут меня отвлек от моих размышлений далекий стук чьих-то шагов позади меня. Я быстро потушил свечу и стал размахивать платком, чтобы развеять свечной запах. Затем я плотно прижался к влажной стене за углом поворота тайного хода. Шаги приближались. Казалось, осторожно шагал ребенок, останавливаясь и озираясь по сторонам темного коридора. Я догадался, что это шла совершать преступления отвратительная карлица. Как только она осветила потайным фонарем край угла, я внезапно накинулся на нее из-за угла и властно схватил за маленькую руку. Она вскрикнула от страха и стала вырываться.
— Никуда ты не денешься от меня, вероломная Мария, — а не то, я тебя зарежу, – пригрозил я.
— Успокойтесь господин Франсуа. Какой вы, в сущности, ребенок, что не мешает вам быть видным мужчиной – добавила она со смешком.
Да, приключения только начинаются. Со мной уже флиртует шут-карлица. У меня еще не было такой пикантной любовницы, про себя подумал я, опустив ее на пол подземелья. Мария внимательно посмотрела на меня и как будто прочитала мои мысли. Наконец она спросила: «Мы так и будем здесь стоять, ведь Эббе нас заждалась».
— Как неужели ты не… — невольно у меня вырвалось в ответ, но я вовремя остановился, чтобы себя не выдать. Однако Мария оказалась далеко не глупой и что уж точно благородной.
— Сообщница королевы? – продолжила она мою фразу – Я не такая плохая, как вы думаете. Я подруга Эббы и прекрасно знаю, что королева не любит уродок, вроде меня.
— Но ведь ты не будешь отрицать, что королева приказала тебе следить за мной и Эббой?
— Нет, конечно, но этим я занимаюсь в ваших интересах, докладывая только то, что свяжет ей руки, — ответила она. — Чем это вы занимались, когда я зашла к королеве?
— Чем-чем, королева меня соблазняла, — только и нашелся я, что сказать.
— Но ведь вы вчера ей дали повод.
— Какая ты глазастая, Мария.
— Все вы мужчины одинаковы.
— Всегда есть исключения из правил, например, я.
— Вы знаете, кто вас больше всех любит?
— Интересно, кто?
— Известно дело, вы сами и любите себя, больше всех.
— Не отвлекайся, Мария. Мы говорили о королеве. Она действительно еще девушка?
— Если вы будете задавать такие нескромные вопросы даме, я оставлю вас одного в этой ужасном лабиринте с вашими глупыми догадками.
— Извини, Мария.
— Вот мы и пришли, — с этими словами она открыла потайную дверь в комнату Эббы.
Войдя в комнату, я увидел графиню. Она стояла ко мне спиной, но, услышав шум, нервно повернулась. По ее губам, искусанным в кровь, можно было догадаться, что она ждала меня в большом волненье. «Бедная моя Эбба, — сказала Мария, быстро в развалку подошла к ней и крепко обняла ее. Эбба из-за спины Марии смотрела с надеждой на меня. Я заметил, что моя милая была одета в мужской дорожный костюм, который не мог скрыть всех ее женских достоинств.
— И о чем вы думаете, господин Франсуа, когда следует немедленно подготовиться к отъезду?
— О своей любимой, — решился ответить я и увидел слезы радости в глазах моей Эббы.
— Мне нечего сказать. Тогда, может быть, поцелуетесь?
Мы с радостью бросились друг другу в объятия, и я осторожно прикоснулся к ее губам. Она нежно мне ответила своими губами, доказав, что меня любит.
— А теперь, мой господин, поспешите обратно к себе за вашими вещами, — нитка в ваших руках приведет вас прямо к цели. Мы здесь вас подождем. Как только вы вернетесь, я выведу вас из замка. На берегу реки вас будет ждать лодка, а в лесной сторожке за лугом пара лошадей. Ночью из Стокгольма отходит корабль. Мы с Эббе уже подготовили путь к побегу.
Когда я уходил, следуя за карлицей к потайной двери, Эбба схватила меня за руку и вложила в мою руку листок бумаги. Она с мольбой посмотрела на меня и приставила к своим нежным губкам указательный палец, на котором красовался гранатовый перстень, как две капли воды похожий на перстень моей давней любовницы – фрондерки Анны-Женевьевы, герцогини де Лонгвиль. От неожиданности, что мне показалось, я проглотил ком в горле.
Весь обратный путь в покои Декарта я шел, гадая о том, действительно ли на руке Эббы был перстень герцогини. От гаданий меня отвлекло то, что я и в этот раз не нашел Декарта в его покоях. Придется обойтись без прощания с добрым другом. Оставлять письмо было опасно. К тому же нельзя было скомпрометировать Картезия в глазах его покровительницы. Я поднялся к себе в комнату. Там я мигом развернул листок моей любимой Эббы. На нем я нашел короткую запись легким красивым почерком
«Дорогой Франсуа! Извини меня за все происходящее. Но я не могу поступить иначе ради нашего светлого чувства. Делай все то, что было условлено.
P.S. Когда прочтешь записку, обязательно ее сожги, иначе мне не жить.
Твоя Эбба».
Я сжег записку в камине, который весело гудел в теплой комнате. Час от часу не легче. Как понимать текст этого короткого послания? Если я правильно понял намек Эббы, то финал нашего приключения откладывается на неопределенное время. Что-то было не так во всем этом плане побега. Была в нем какая то нарочитость. Но нет ничего хуже того, как размышлять о конкретных вещах при минимуме сведений. Если нет возможности их добыть, нужно действовать. Разумеется, действовать, обдумывая предполагаемые последствия оного.
Собравшись налегке в дорогу и полагая, что Рене распорядится отправить мой багаж ко мне домой, я прошел через его покои по потайному ходу прямо к двери Эббы. Но там никого не было. Я так и знал, что из этой затеи ничего не получится. Неужели что-то случилось с моей возлюбленной? Я стал рисовать себе страшные сцены ее пыток в темнице. Нет, ее зарезали, задушили, отравили. Одна за другой в моей голове проносились картины гибели Эббы. Чтобы развеять эти страшные картины я бросился к потайной двери, и пошел наугад в том направлении, которое мне показала карлица. Но, спохватившись, вернулся для того, чтобы привязать веревку для страховки к железному кольцу, вмонтированному в стену рядом с потайной дверью.
Я уходил все дальше вглубь дворцового лабиринта, уже понимая, что скорее всего сегодня никто не проходил здесь. Значит, Эббы здесь нет. Как только я подумал об этом, то почувствовал, что нить мне легко поддается. Следовательно, она где-то порвалась. Я не стал ее тянуть, а опустил на ступеньки и пошел, присматриваясь к ней, обратной дорогой. Вдруг я наткнулся на обрыв нити. Но другого ее конца я не нашел. Когда я шел вглубь подземелья, я не только держал нить, но и считал шаги. Обратно до обрыва я насчитал в два раза меньше шагов, чем прежде. Пройдя еще немного назад, я остановился у развилки. В какую сторону мне пойти? Зачем я, не дождавшись Эббы, пошел один? Пока свеча догорала, я решал, в какую сторону из двух мне пойти. Проблема была в том, что я не помнил этой развилки. Неужели меня кто-то водит как козла на поводке? Не моя ли это глупость? Что было делать? Нельзя было терять надежду. У меня в поясном кармане была еще одна свеча, да еще и факел в сумке с фитилем, взятый на всякий «пожарный случай» для побега. Я как всегда поступил нестандартно в проблемной ситуации. Я достал песочные часы и поставил их на время, загасил свечу и опустился на ступеньки лестницы, чтобы передохнуть и собраться не столько с мыслями, сколько с чувствами. Через некоторое время я задремал. Из дремы меня вывел шум и гул голосов. Первым делом я зажег свечу и посмотрел на песочные часы, которые показали, что прошло три часа. Шаги и голоса людей приближались ко мне. Я, недолго думая, снял дорожные вещи и спрятал их в сумку, а сумку засунул невдалеке под ступеньку, поставив на стене знак принца учтивости де Марсийяка – M. Я ничего не понял из того, что со мной происходило, кроме того, что я спутал карты тем, кто вздумал играть со мной. Передо мной скоро оказались королева с Эббе, Декартом, Марией и дворцовой стражей вместе с дворецким.
— Несчастный Франсуа! – сказала королева, — вы заставили нас за вас переживать. Что вы здесь делаете? Вам, что не хватило приключений на открытом воздухе и в дворцовых покоях? Вы что любитель древностей? Мы целый час вас ищем по всему дворцу, а вы оказываетесь здесь и прохлаждаетесь. Я вижу, вы здесь неплохо устроились на ночлег. Может быть, нам здесь вас оставить? Как, господа, вы думаете, возьмем мы принца в свою компанию или оставим его здесь наедине с его думами?
Все хором сказали, что возьмут меня с собой: вместе будет веселей. Через несколько минут мы вышли из дворцового лабиринта. Я запомнил путь к моей анаграмме. Время было ночное, и мы все разошлись по своим углам на ночь.
Когда я пришел к себе, то еле перевел дух. Я ничего не понимал в тех женских хитросплетениях, в которых сам же запутался. Виновником всего я посчитал самого себя. Приготовившись ко сну, я упал в постель, «не чуя задних ног». Моей последней бодрой мыслью была мысль об Эббе. Как она могла во всем этом участвовать?
Посреди ночи меня разбудило легкое прикосновение чьей-то руки к моему плечу. Я тихо спросил: «Кто здесь?» и услышал в ответ: «Франсуа, если вас еще интересует моя судьба, то самое время пуститься в путь». Я утвердительно кивнул и она, чтобы не смущать меня отвернулась и подошла к дальней стене комнаты, где стоял встроенный в стену книжный шкаф. Он был отодвинут и из проема в стене пробивался луч света от потайного фонаря, стоявшего в коридоре за стеной. Я скоро оделся и вышел вместе с ней из комнаты.
— Который сейчас час? – спросил я Эббу, медленно отходя от сна.
— Уже третий. Все давно спят, – ответила Эбба, уверенно ведя меня по коридору дворцового лабиринта, держа за руку. В дороге мы стали разговаривать так, что сонную дрему сняло как рукой.
— Как только вы ушли к себе, меня вызвали к королеве. Как вы, наверное…
— Эбба, пожалуйста, обращайся ко мне на родное «ты», мы ведь любим друг друга. Зачем нам пустое «вы»?
— Хорошо, — сказала она и нежно сжала мне руку.
Я было потянулся ее поцеловать, но она, предупредив мое желание, поцеловала меня в щеку и сказала, что нам надо еще многое сделать. Я согласился с ней.
— Королева узнала от Марии, что я тебе симпатизировала еще задолго до твоего появления в королевском замке. Через свою дальнюю родственницу я узнала, что ты способен разбить женское сердце. Я вас возненавидела. И мечтала вам, прости, я еще не привыкла «тыкать», так вот, думала отомстить тем, чтобы ты валялся у меня в ногах и просил у меня прощения от безнадежной любви. Но когда я узнала тебя лучше благодаря мэтру Рене, я сменила гнев на милость и у меня появилась к тебе симпатия. То, что карлица Мария провела магический обряд любовного приворота, вызвало во мне и ревность, и беспокойство за тебя, — от этой злобной Марии можно ждать чего угодно. А тогда, когда мы с Кристи, над тобой потешались, я играла по ее правилам, чтобы контролировать ситуацию. Тогда я уже нисколько не хотела над тобой подшучивать. Того плохого чувства, которое у меня было, у меня уже не было. Прости меня, если ты можешь, за эту сцену. Ты меня простил, правда?
— Разве можно долго обижаться на любимую? Я тебя простил, как только ты сбросила маску у Рене.
— Вот видишь, как все хорошо вышло. И даже если у нас ничего не получится дальше, я счастлива.
— А ты не помнишь, когда мы впервые встретились?
— Да. После диспута. У меня было странное чувство тогда: с одной стороны, меня взволновала тема связи тела с душой, а с другой, встреча с тобой. Я была как бы во сне.
— Да, я тебя заговорила. А где ты оставил свою дорожную сумку? У тебя ее нет. А на улице холодно, Сейчас ночь.
— Ты помнишь, где вы меня встретили с королевой и всей честной компанией?
— Приблизительно. Давай попробуем.
Вскоре мы нашли мою дорожную сумку. Дорожная сумка Эббы была небольшой и была перекинута у нее через плечо.
Мы все дальше и дальше удалялись от замка. Стены коридора все больше сужались. Было слышно, как капала вода. Скорее всего, мы проходили как раз под речкой. Дальше луг. А там, у леса, выход. Но вдруг впереди мы наткнулись на завал. Дальше не было хода. Необходимо было возвращаться. Мы обнялись, не желая уходить. Подземный ход нас сблизил и мы стали друг другу родными хотя бы на короткий миг счастья.
— А, может быть, мы спустимся с крепостной стены, дойдем до порта и сядем на корабль? – спросил я Эббу.
— Нет, уже пробовали до нас, не получилось. Нас заметят уже на крепостной стене. К тому же мы ничего еще не потеряли. Кроме самого легкого способа решения нашей проблемы. У нас обязательно представится еще возможность отсюда сбежать.
— Самый простой из оставшихся способов отсюда выбраться – это тебе сказаться больным и покинуть Швецию. А мне спустя некоторое время отправиться в Данию. Там у меня есть троюродная тетя. Я недавно от нее получила послание с приглашением у нее погостить в небольшом шале. Может быть, так поступим?
— Ты у меня умная девочка. Как ты скажешь. Я тогда завтра скажусь больным и откажусь от охоты. Я, в самом деле, кажется, простыл.
— Так давай быстрей пойдем назад, чтобы ты еще сильнее не заболел. Ты совсем не создан для нашего климата. Кстати, и Картезий уже жаловался на свое здоровье. Ему совсем не по душе шведская зима.
Расстались мы, где-то, в четыре часа ночи, договорившись о том, что Эбба ни в коем случае не будет справляться о моем здоровье. Чтобы стать ближе, я отдал ей фамильный перстень с лазуритом моей матери, который я носил на мизинце. Она мне тоже отдала на память одну вещь, которая всегда при мне, — тонкий золотой браслет с инкрустацией головки феи готической вязью.
Первая попытка не удалась. Будем ждать следующей попытки.

24 декабря 1649 г. Как мы договорились, так и случилось. Я не просто сказался больным, но действительно простыл, и у меня поднялась температура. Королева днем меня проведала. Она заботливо побеспокоилась о том, чтобы меня осмотрел ее личный доктор и прописал необходимый для меня режим дня. Было видно, что королева искренне за меня переживает. Теперь я понимал, что наша связь, если она только обнаружится, может плохо закончиться для Эббы, потому что королева принадлежала классу убежденных ревнивых женщин. Зная теперь о том, что во дворце и стены слышат, я не откровенничал с Рене. Только показал ему на шкаф и приложил палец к губам. Он посмотрел внимательно на меня, потом на шкаф и кивнул мне в ответ с пониманием. К концу дня мне стало хуже.

26 декабря 1649 г. Как только мне стало лучше, я попробовал встретиться с Эббой. Но королева отправила ее в одну из провинций с королевским поручением как свою фрейлину и подданную. Я тихо страдал от нашей разлуки. Надо отдать должное королеве: она меня не беспокоила своим излишним вниманием, терпеливо ожидая моего выздоровления. Я стал понимать, что мое общение с королевой не может не закончиться постелью. Но жизнь Эббы мне была дороже соблюдения клятвы верности влюбленных. Что я мог сделать?

28 декабря 1649 г. Имел весьма продолжительную беседу с первым полномочным послом русского царя Алексея Михайловича Романова, получившего прозвище за свой покладистый характер «Тишайший». Посланник, Борис Иванович Пушкин, оказался милейшим собеседником, неплохо изъясняющимся на моем родном языке. Посланник, имевший звание окольничего, был с тайной миссией к Кристине. Как я понял он приехал договариваться о выкупе московских перебежчиков в Скандинавию. Меня он заинтересовал как варвар с манерами цивилизованного человека. При нем состоял в помощниках занятный малый, Алмаз Иванович Иванов, в должности посольского дьяка, — это что-то вроде секретаря посольства. Как я понял, он был крещеный татарин. Алмаз Иванов был очень проницательный человек. Я решил с ним установить контакт на всякий случай: что если судьба ненароком занесет меня в студеную Россию? В отличие от него окольничий Пушкин мне показался человеком деликатным и начитанным. Так он был в курсе научных открытий и склонен к философским раздумьям.

3 января 1650 г. Эбба все в отъезде. Меня торопят во Францию политические дела Фронды и семейные проблемы, связанные с приятным наследством и возможностью получения титула Франсуа VI герцога де Ларошфуко.
Вчера, наконец, я вкусил радости любовных утех с королевой. Это случилось на охоте в ее охотничьем домике. Подробно описывать то, что случилось, мне не позволяет честь кавалера и достоинство принца учтивости. Скажу лишь то, что королева оказалась не девственницей и показала свое великое, истинно королевское умение в том, что такое плотское удовольствие. Она ненасытна в своих нескромных желаниях и изобретательна в том, как доставить удовольствие любовнику.

7 января 1650 г. Мы с Кристиной явно друг к другу охладели, потому что ничего кроме любовных утех больше нас не связывает. Большую часть времени я провожу в философских беседах с Декартом. От Эббы нет известий. Я уже несколько дней назад уговорил Рене написать письмо Эббе узнать, как она себя чувствует и когда будет в королевском замке.

8 января 1650 г. Сегодня утром, наконец, Рене получил ответ от Эббы. Она пишет, что будет в Стокгольме примерно через месяц. Затем она поедет гостить к тетке в имение под Копенгагеном. Если Декарт хочет, то может послать ей письмо в гостиницу «Моряк» в Копенгагене. Я понял, что это канал нашей связи. Письмо Рене тотчас уничтожил.

11 января 1650 г. Я с тяжелым чувством уезжаю из Стокгольма. Здесь я нашел свою настоящую любовь. Здесь же я не могу ее никак показывать своей возлюбленной, перед которой я в душе каюсь. Но королева удовлетворена и уже заинтересовалась новым ухажером. Я же простился с моим другом Картезием с таким чувством, что его больше не увижу. Пусть мое ожидание относительно Декарта окажется неверным. Я ему рассказал о своих опасениях, но он счел их неосновательными, и тем более в Швеции, несмотря на ее отвратительный климат, есть благоприятные условия для занятия науками.