Не баба (Глава 4)

***
Внимание! Хочу предупредить читателей. Очевидно, что: в армейских рассказах невозможно избежать мата. Часть колорита персонажей (имеющих реальных прототипов) заключается в том, что они разговаривали на этом языке: русском матерном.
Второе, чуть менее очевидное, но без этого тоже не обойтись: время от времени в действии будут присутствовать акты избавления от продуктов жизнедеятельности, драки, членовредительство и вообще жестокость.
Если вам это доставит дискомфорт, то дальнейшее чтение армейского цикла — противопоказано.
***

Зарисовки без чёткой хронологии. КМБ (курс молодого бойца). Перед присягой.

Не баба

— Товарищ мичман, разрешите вопрос! Когда нас в баню поведут?
Мичман К. был вечно под мухой, говорил мяукающим голосом, проглатывая половину слов и звуков:

— Мужик, он ведь чистое создание, в отличии от бабы. Вот смотрите, бабе каждый день то сиську, то письку надо помыть! А мужик? Ему даже раз в месяц много. Так что — мужики вы или бабы?!
— Му-жи-ки! — орёт душистый строй.
— Ну и н***й [зачем] вам тогда баня? Идите в баню с баней! Поняли, да? В баню с баней, говорю!

Казарма стоит на берегу Дуная. На той стороне Румыния, река — граница. По берегу время от времени ходят румынские погранцы. Дунай, даром, что воспет в вальсах и поэмах — грязный ручей, свалка половины Европы. Как уверяют местные: в Германии трупы скидывают, а прибиваются к нам. Прямо Ганг.
До того берега рукой подать. Я, в детстве регулярно переплывавший Днепр в том самом месте которое Гоголь воспел — смотрю на Дунай немного свысока. Так, пожалуй, смотрят армяне на любую гору: «Эээ, брат, извины! Ты нэ Арарат!»
Течение сильное, вода пахнет и в самом деле мусоркой, мутная, желто-зеленая. Вечером сбегáю купаться, не знаю чего бояться больше: что подстрелят румынские погранцы, что наступлю на труп, или что товарищ мичман с остальными немытыми поддакивающими остолопами решит, что я баба.
После Дуная иду для алиби к уличному рукомойнику. Мокрые «флотские» трусы высыхают на мне по дороге. Пока я умывался, подошёл кто-то из сослуживцев. Выдаю заранее приготовленное объяснение: «Грибок» — «Да!? Вот тоже! И у меня» — он шел «на дело» явно неподготовленным, но сориентировался. Киваем друг другу.
Через неделю заметил ещё пару ребят, тайком бегавших к рукомойнику. Отчаянные люди, без страха и (почти) без запаха! Одним словом — как бабы.
Наутро после купания в Дунае у меня обнаружилась неизвестная болезнь: хозяйство покрылось синими пятнами. Перепугался! Мяукающий ответ мичмана К.: «Не отваливается? Строевой подготовке не мешает? И х** с ним! Понял, да? И х** с ним!»
Ну, думаю, не зря предупреждали, что в Дунае трупы, радиация и чуть ли не крокодилы-мутанты! Подхватил какую-нибудь гадость! Чёртов Дунай, хренов мичман, сраная армия. Привет, умытая Европа!..
Спустя пару дней синева стала проходить, да и не беспокоило ничего. Решил, что у меня уже развился иммунитет к европейской заразе, а гигиена требует самопожертвований — перед отбоем снова смотался на берег Дуная. Постирал нательное бельё, робу. Чтоб быстрее высохло — надел мокрым всë на себя, благо летний вечер.
Утром европейская зараза распостранилась по всему телу. Ничего не оставалось, как снова пойти к мичману.
— Ах ты ж, ё**мать, красота, **я, дядя пушкин! Что ж ты, с**а, робу натихаря стирал? Бани не дождался?
— Никак нет, товарищ мичман! Потел! Усиленно! Во время строевой подготовки!
— А, ну молодец, матрос!

Хорошо, что я не баба!

До конца КМБ в баню так никто из личного состава и не попал. А роба продолжала линять с каждой стиркой, дойдя от густого фиолетового до цвета летнего пушистого облачка, но и тогда продолжала извергать неведомо откуда и как — синий колер с каждой стиркой.