Тонкая красная линия
Возрастные ограничения 18+
Что бабка моя по материнской линии, что мать, что сестра – все они имели проблемы с руками. Либо с правой, либо с левой. Там где запястье переходит в кисть, на сгибе. Сколько себя помню, никто из них не снимал нитку, намотанную на это место. Помню, что меня это почему-то раздражало, а образ некоего ошейника так и стоял перед глазами.
Но так продолжалось ровно до первой тупой вспышки боли, ударившей меня где-то в глубине сгиба левой кисти. На протяжении последних шести месяцев я вынужден был тягать мешки на продовольственном складе, в результате чего и потянул руку. Не могу сказать, что эта боль меня напрягала, однако, хоть она и не была постоянной, все-таки, неприятно ограничивала мои движения. И в какой-то момент я просто зашел в магазин, в котором имелись швейные принадлежности. Приятной наружности женщина за сорок, стоявшая за витриной, с прелестной улыбкой выслушала мои пояснения к желанию приобрести моток ниток. После чего самолично завязала красный шерстяной узелок на моей больной кисти, за что просто обязана была удостоиться элементарной плитки шоколада.
Да, в тот момент боль резко отступила, вот только место ее заняли совсем другие ощущения, не менее внезапные и крайне яркие. И к ним я не могу приспособиться до сих пор, а ведь прошло, без малого, лет пять с того памятного момента. На правой руке той женщины так же был повязан красный узелок, и когда все случилось, я быстро сообразил, что тупая боль в моей кисти возникла неслучайно.
На выходе из магазина меня ожидала совсем иная действительность. Тяжелая и густая, темная и серая, пропахшая насквозь едкими испарениями. Улицы города утопали в серой холодной дымке, над которой высоко в небе висел белый диск холодного солнца. По разбитым брусчатым дорогам то и дело грохотали тяжелыми колесами повозки, окутанные черными клубами вонючего дыма и ведомые массивными лошадьми в стальных бронированных доспехах. Я видел яркое пламя, вырывавшееся из ноздрей этих грозных существ, казалось, легко справлявшихся со своей изнуренной работой. Казалось потому, что повозки ничем не были прикреплены к лошадям, и катились за ними самостоятельно.
По тротуарам туда-сюда семенили жуткие существа со звериными головами и хвостами, покрытые твердым панцирем или чешуей. Рыча и шипя друг на друга, они старались двигаться как можно быстрее, чтобы успеть по своим делам, иногда даже кидались друг на друга с выпущенными вперед когтями, чтобы пустить противнику кровь. Все верно, все они были противниками между собой, в определенный момент готовыми ринуться в драку без оглядки на ее исход.
Чуть придя в себя от увиденного и не рискуя переступить порог магазина в сторону улицы, я бросил взгляд на свою руку с красным узелком. Он сиял, казался намного ярче, чем был несколько мгновений назад. И еще обжигал кожу. Одним резким движением я сорвал нитку с кисти. Мрачная реальность вокруг меня моргнула, вернув прежний, привычный мне облик, освещенной ярким осенним солнцем на безоблачном лазурном небе улицы, забитой автомобилями и оживленной людьми. Я протер глаза и перевел дух, однако в следующую секунду знакомая тупая боль пробила сгиб кисти так, что я поневоле охнул от той силы, с которой это произошло. На коже остался след от шерстяного узелка, но ноги сами собой вернули меня к прилавку с милой светленькой женщиной продавцом.
-Не надо больше снимать, — сказала она, затянув новый узелок у меня на больном месте, — Боль всегда означает, что что-то не так как должно быть. Боль заставляет задуматься и искать решение.
-Это ведь не галлюцинация была? – спросил я, осмысливая ее наставления, — Конечно нет, ожог вполне реален. Тогда что это было? Почему?
-Дело не в боли; она у тебя вот здесь, — женщина легонько коснулась рукой моей груди, — Но прежде ты должен ее увидеть, чтобы понять, что от тебя требуется.
-Нечто похожее на ад, — кивнул я, — Вы ведь тоже видите его, верно? И эта штука на руке как портал.
-Там можно встретить людей. У них узелки на руках – красные, зеленые, синие… Самые разные недуги, боль от которых можно унять только шерстяной нитью. А все потому, что невозможно справиться с болью в груди. Этот узелок не столько портал, сколько надежда.
Я хорошо понимал, что она имела ввиду. Но тогда в моей голове прозвучал другой вопрос: имело ли все это отношение к моим родственникам? Только ли физический труд был виновником шерстяных узелков на их руках?
Но если хорошенько покопаться в памяти, я, кажется, замечал белый нитку на сгибе кисти и у нашего кладовщика – Сурикова Виталия Петровича, к которому я не испытывал ничего, кроме уважения. Хромой, с тростью в руках, бывший моряк, повидавший много говна в своей жизни, казалось, он был готов абсолютно к любому закидону окружающего мира. Практически всегда я видел его хладнокровие, а в его улыбке отчетливо читалась неподдельная детская радость. Как будто ему совсем не хватало хорошего настроения.
Но вот уже я перебирал в памяти каждого, кого лично знал, пытаясь вспомнить узелок на руке.
Добравшись-таки до дома, я встретил хозяйку квартиры, что снимал не менее трех лет, пожилую Татьяну Васильевну, отдыхавшую на лавочке возле подъезда. И хоть она была одета в теплое осеннее пальто, я заметил черный узелок на ее руке, не исказивший бабушку до неузнаваемости. Она была на лавочке не одна, и ее пожилые подружки представляли собой знакомых серых рептилий с высунутыми раздвоенными языками, из пастей которых то и дело капали шипящие слюни.
Изменения не коснулись и для пары продовольственных магазинчиков, где я бывал едва ли не каждый день. И тогда я все больше начал задумываться о неслучайности всего того, что происходило вокруг меня. Все эти люди будто оказались рядом со мной в нужное время в нужном месте. Работа, жилье, продуктовые точки, в том числе и магазин с нитками и иголками – я мог чувствовать себя защищенным со всех необходимых мне сторон. Меня будто принимали в семью неравнодушных, как и я сам, людей. Высшие силы ли, стечение обстоятельств, что так же можно причислить высшим силам, не так уж и важно название. Я чувствовал себя если не нужным среди них, то не пустым местом точно. Я не конфликтовал ни с кем из них, вел себя достойно и тактично.
И, наверное, это было некоей благодарностью свыше, через цепь событий в моей жизни, приведшей к тупой сильной боли в руке, что, в свою очередь, привело к красному шерстяному узелку. Он представил мне все мои переживания такими, какими я их чувствовал, наблюдал внутренним оком. И пусть я по-прежнему страшился той действительности, в которую переместился благодаря нитке, я понимал, что что-то менялось в ней. Медленно, можно сказать, незаметно, но происходило. Нет, я не мог сказать, что на улицах убавилось чудовищ или воздух стал чище, но все внутри меня пребывало на одной волне с этими изменениями.
Во всяком случае, мы знаем друга в лицо, находимся в постоянной связи на каком-то ментальном уровне, все, у кого на руках узелки. Своего рода, община, разрозненная и цельная одновременно. Я все меньше чувствую себя среди этой серой злобной реальности, все больше начинаю дышать чистым воздухом, проникающим через невидимые отверстия в ней, все больше начинаю слышать звуки по ту ее сторону. И, кажется, начинаю все больше подстраиваться под размеренный и неторопливый ход времени, чью пульсацию передает мне мой узелок на руке. Нет, значит все действительно имеет смысл.
конец
Но так продолжалось ровно до первой тупой вспышки боли, ударившей меня где-то в глубине сгиба левой кисти. На протяжении последних шести месяцев я вынужден был тягать мешки на продовольственном складе, в результате чего и потянул руку. Не могу сказать, что эта боль меня напрягала, однако, хоть она и не была постоянной, все-таки, неприятно ограничивала мои движения. И в какой-то момент я просто зашел в магазин, в котором имелись швейные принадлежности. Приятной наружности женщина за сорок, стоявшая за витриной, с прелестной улыбкой выслушала мои пояснения к желанию приобрести моток ниток. После чего самолично завязала красный шерстяной узелок на моей больной кисти, за что просто обязана была удостоиться элементарной плитки шоколада.
Да, в тот момент боль резко отступила, вот только место ее заняли совсем другие ощущения, не менее внезапные и крайне яркие. И к ним я не могу приспособиться до сих пор, а ведь прошло, без малого, лет пять с того памятного момента. На правой руке той женщины так же был повязан красный узелок, и когда все случилось, я быстро сообразил, что тупая боль в моей кисти возникла неслучайно.
На выходе из магазина меня ожидала совсем иная действительность. Тяжелая и густая, темная и серая, пропахшая насквозь едкими испарениями. Улицы города утопали в серой холодной дымке, над которой высоко в небе висел белый диск холодного солнца. По разбитым брусчатым дорогам то и дело грохотали тяжелыми колесами повозки, окутанные черными клубами вонючего дыма и ведомые массивными лошадьми в стальных бронированных доспехах. Я видел яркое пламя, вырывавшееся из ноздрей этих грозных существ, казалось, легко справлявшихся со своей изнуренной работой. Казалось потому, что повозки ничем не были прикреплены к лошадям, и катились за ними самостоятельно.
По тротуарам туда-сюда семенили жуткие существа со звериными головами и хвостами, покрытые твердым панцирем или чешуей. Рыча и шипя друг на друга, они старались двигаться как можно быстрее, чтобы успеть по своим делам, иногда даже кидались друг на друга с выпущенными вперед когтями, чтобы пустить противнику кровь. Все верно, все они были противниками между собой, в определенный момент готовыми ринуться в драку без оглядки на ее исход.
Чуть придя в себя от увиденного и не рискуя переступить порог магазина в сторону улицы, я бросил взгляд на свою руку с красным узелком. Он сиял, казался намного ярче, чем был несколько мгновений назад. И еще обжигал кожу. Одним резким движением я сорвал нитку с кисти. Мрачная реальность вокруг меня моргнула, вернув прежний, привычный мне облик, освещенной ярким осенним солнцем на безоблачном лазурном небе улицы, забитой автомобилями и оживленной людьми. Я протер глаза и перевел дух, однако в следующую секунду знакомая тупая боль пробила сгиб кисти так, что я поневоле охнул от той силы, с которой это произошло. На коже остался след от шерстяного узелка, но ноги сами собой вернули меня к прилавку с милой светленькой женщиной продавцом.
-Не надо больше снимать, — сказала она, затянув новый узелок у меня на больном месте, — Боль всегда означает, что что-то не так как должно быть. Боль заставляет задуматься и искать решение.
-Это ведь не галлюцинация была? – спросил я, осмысливая ее наставления, — Конечно нет, ожог вполне реален. Тогда что это было? Почему?
-Дело не в боли; она у тебя вот здесь, — женщина легонько коснулась рукой моей груди, — Но прежде ты должен ее увидеть, чтобы понять, что от тебя требуется.
-Нечто похожее на ад, — кивнул я, — Вы ведь тоже видите его, верно? И эта штука на руке как портал.
-Там можно встретить людей. У них узелки на руках – красные, зеленые, синие… Самые разные недуги, боль от которых можно унять только шерстяной нитью. А все потому, что невозможно справиться с болью в груди. Этот узелок не столько портал, сколько надежда.
Я хорошо понимал, что она имела ввиду. Но тогда в моей голове прозвучал другой вопрос: имело ли все это отношение к моим родственникам? Только ли физический труд был виновником шерстяных узелков на их руках?
Но если хорошенько покопаться в памяти, я, кажется, замечал белый нитку на сгибе кисти и у нашего кладовщика – Сурикова Виталия Петровича, к которому я не испытывал ничего, кроме уважения. Хромой, с тростью в руках, бывший моряк, повидавший много говна в своей жизни, казалось, он был готов абсолютно к любому закидону окружающего мира. Практически всегда я видел его хладнокровие, а в его улыбке отчетливо читалась неподдельная детская радость. Как будто ему совсем не хватало хорошего настроения.
Но вот уже я перебирал в памяти каждого, кого лично знал, пытаясь вспомнить узелок на руке.
Добравшись-таки до дома, я встретил хозяйку квартиры, что снимал не менее трех лет, пожилую Татьяну Васильевну, отдыхавшую на лавочке возле подъезда. И хоть она была одета в теплое осеннее пальто, я заметил черный узелок на ее руке, не исказивший бабушку до неузнаваемости. Она была на лавочке не одна, и ее пожилые подружки представляли собой знакомых серых рептилий с высунутыми раздвоенными языками, из пастей которых то и дело капали шипящие слюни.
Изменения не коснулись и для пары продовольственных магазинчиков, где я бывал едва ли не каждый день. И тогда я все больше начал задумываться о неслучайности всего того, что происходило вокруг меня. Все эти люди будто оказались рядом со мной в нужное время в нужном месте. Работа, жилье, продуктовые точки, в том числе и магазин с нитками и иголками – я мог чувствовать себя защищенным со всех необходимых мне сторон. Меня будто принимали в семью неравнодушных, как и я сам, людей. Высшие силы ли, стечение обстоятельств, что так же можно причислить высшим силам, не так уж и важно название. Я чувствовал себя если не нужным среди них, то не пустым местом точно. Я не конфликтовал ни с кем из них, вел себя достойно и тактично.
И, наверное, это было некоей благодарностью свыше, через цепь событий в моей жизни, приведшей к тупой сильной боли в руке, что, в свою очередь, привело к красному шерстяному узелку. Он представил мне все мои переживания такими, какими я их чувствовал, наблюдал внутренним оком. И пусть я по-прежнему страшился той действительности, в которую переместился благодаря нитке, я понимал, что что-то менялось в ней. Медленно, можно сказать, незаметно, но происходило. Нет, я не мог сказать, что на улицах убавилось чудовищ или воздух стал чище, но все внутри меня пребывало на одной волне с этими изменениями.
Во всяком случае, мы знаем друга в лицо, находимся в постоянной связи на каком-то ментальном уровне, все, у кого на руках узелки. Своего рода, община, разрозненная и цельная одновременно. Я все меньше чувствую себя среди этой серой злобной реальности, все больше начинаю дышать чистым воздухом, проникающим через невидимые отверстия в ней, все больше начинаю слышать звуки по ту ее сторону. И, кажется, начинаю все больше подстраиваться под размеренный и неторопливый ход времени, чью пульсацию передает мне мой узелок на руке. Нет, значит все действительно имеет смысл.
конец
Рецензии и комментарии 0