Командировка

Люблю поезда. Весь путь между А и Б ты как бы зависаешь в зоне относительной безответственности. Уже никому не обязанный, потому что прошлое осталось в хвосте, на перроне, и еще никому не должный, ибо будущее откроется только утром. Имеют значение только ты, вагон и те, кто в нем, с тобой рядом.

Публика разная. Цыган отметаю сразу. Они скучнее египетских мумий. Оживают только на шелест дензнаков. Приходится исключить и барыг. Те не стоят над душой, не просят позолотить ручку, но языком с кем попало не чешут. Ребят видно сразу: все фирменном барахле, с баулами. Редко с детьми, но детективчик или кроссворд у многих. Здесь время — деньги.
В Рязани вагон перекрыли четыре тетки. Затискав в свой отсек огромные сумки, сразу же отзанавесились от соседей байковым одеялом. Спустя минут пять из самопального купе послышался стук ложек и челюстей. Не тратят зря ни минуты!

А я изнываю. Смотрю, проедаю глазами каждого. Кто знает, может, кто-то да встретится. На этот случай в «дипломате» — дежурная бутылка «Пшеничной». За окошком — поля, перелески, речушки всякие, домики станционных смотрителей, солнышко, оранжевое, как апельсин, потом и Луна.
С кем же мне выпить? Может, вон тот, в конце вагона? Сидит, как и я, на боковом месте, зевая, поглядывает то на людей, то в окно. Чубчик, зализанный набок, костюмчик, галстучек, ручечка с серебристой прищепочкой на разрезе кармана. Какой-нибудь инженер, тоже командированный. Выпить он, возможно, не прочь, — вот только о чем говорить будем? Шарики, подшипники, маленькая зарплата? Нет, как-нибудь в следующий раз. Но это — самая интеллигентная рожа в округе. Прочие вообще — мыши. Одна серее другой. А тянет к собратьям по духу!
Курю, думаю. Спать завалился бы, да рано еще. Разве почитать что-нибудь.

В тамбуре — дым коромыслом. Какие-то граждане, уже подвыпившие слегка. Вообще караул!
Слово за слово. От скуки, не более того. Не я уже, впрочем, а ко мне потянулся народ. Бас из театра оперы и старпом с Волги. И сразу растаял ледок на душе. Приятный, оказалось, народ!
И они рады свежей волне:
—Давай к нам! У нас — такая девушка!

У них действительно весело, и каждый из нас привносит что-то свое. Бас сотрясает компанию Шаляпинскими ариями, старпом, парень больше гостеприимный, чем творческий, угощает шикарной севрюгой и подливает водку. Я травлю армейские байки, забавляя всех, но ориентируясь в основном на даму.
Зовут ее — Вика. Приятные манеры, внешность. И белая грудь, уже сама по себе сногсшибательная абсолютно. Даже под платьем. Даже намеком почти пуританского декольте. Старпом с ней тоже заигрывает и, чтобы не терять ее внимания, то и дело взывает, налив очередную порцию:
—Уика, уыпьем уодки!

Вика — актриса. Закончила театралку в Свердловске. Едет в Саратов. Там труппа какая-то интересная на гастролях. А вдруг примут? Я — тот, кто и есть: простой репортер.
Ближе к ночи мы страстно целуемся с ней, закрывшись в туалете. В горячке я забываю напрочь, что в новой знакомой сначала меня покоряла только богемность.

В Саратове мы оседаем в одном номере гостиницы «Московская». Шаг этот с ее стороны мне представляется смелым и обещающим многое. Но ночь проходит не так, как представлялось в мечтах. Пуританским у барышни оказалось не только платье. Отвергнув все инстинктивные притязания, Вика потянула к себе мою руку:
—Я погадаю.
Ее теплый пальчик нежится о лощинки и выпуклости моей ладони.
—Ты женат, у тебя двое детей.
У меня только сын, но она всё равно разочарована:
—Мы с тобой — разные люди!
Это потому, что я старше ее на пять лет. Ерунда эта кажется ей фатальной, непроходимой разницей. Юность всегда близорука. Опыт не тот, чтобы предвидеть будущее.
Какое-то время мы лежим вдвоем полураздетые, почти не прикасаясь друг к другу. Потом она встает, садится у окна, под ночным светильником и читает Достоевского, монолог Настасьи Филипповны из «Идиота».
Завтра ей нужно встретится с главным режиссёром театра. Молоденькой выпускнице училища не терпится понять, какое она произведет впечатление.

Закутанная в простыню, в блеклом отсвете настенного бра, выглядит она очень трогательно. И надо бы слушать, но взгляд все равно блуждает чуть ниже ее голых плеч.
—Ну, как? — спросила она, закончив.
Легендарный Гончаров, главреж театра Маяковского, не раз поучал своих начинающих актрис:
—Мало вам вздохов в собственной жизни, — так и на сцену норовите их затащить. Зритель пришел отдохнуть, порадоваться, а вы ему хлоп вдруг в душу ведро со слезами!
Я это где-то читал и тоже склонялся к весёлым финалам. Вслух, правда, отметил:
—По-моему, хорошо.
Улыбается благодарно, хотя понимает, что настоящую оценку своего таланта или бездарности она сможет услышать только завтра.

Утром идем по своим делам. Вика — в местный театр. Днем встречаемся снова. Делимся впечатлениями. У меня они — так себе, рутина. У Вики беда. Труппа, в которую она хотела попасть, уже уехала.
—Я что-то напутала, — вздохнула растерянно. — Они здесь были в июне, а сегодня уже первое июля. Где мне теперь их искать?
—А откуда они?
—Из Калининграда.
—Там и ищи.
—Далеко.
—А ближе — никак?
—Искала. Не больно берут. А там вакансия. У меня подруга устроилась. Это она посоветовала: давай!
—Проблема то в чем?
—В деньгах. Не рассчитывала.
В данном вопросе я не мог ей помочь ничем. Тоже рассчитывал только на то, что выдали на командировку.
—Теперь уже, видимо, на следующий год, — улыбнулась она грустно. — Зря готовилась. Тебя ночью изводила своей Настасьей Филипповной.
Я засмеялся:
— Ты думаешь, Настасьей Филипповной?
Она промолчала. Поняла, конечно, о чем я.

Мы долго гуляли по городу, рассказывали друг другу разные разности. Весёлые, грустные. Но вот уже вечер. Скоро поезд. Едва познакомились, немножко даже влюбились друг в друга. И что — разъедемся просто так?
—Может, задержимся еще на денек?
Она упрямо качнула головкой.
—Вика?
—Ты же женат.
—Какое это имеет значение сейчас? За нами кто-то подсматривает?
Наморщила лобик:
—А совесть?
—Боишься разрушить мою семью? Не бойся. Семья и так уже дышит на ладан.
—Я предпочла бы, чтобы мы остались просто друзьями.
—А так бывает?
Она засмеялась:
—У всех мужиков одно на уме!
—Не факт.
—Ты так считаешь?
—Все мы разные. Как и вы. Особенно если взглянуть выше пояса.
Улыбнулась растерянно:
—Вероятно, ты прав.
Я взял ее за руку:
—Ну?
—Но ты уже сделал свой выбор!
—Сделал. У него есть имя — Виктория.
Пожала плечиками.
—В гостиницу?
Махнула рукой: а, была ни была!

А там — ночь. Объятия, откровения, слезы. Обмен телефонами. Планы на будущее, в которые не верил никто.
Потом — снова день. Потом вечер и снова поезд. И вот я опять один. Совсем один. На той же боковой полке внизу. С бутылкой той же «Пшеничной». Но уже никого не ищу. Просто смотрю в окно. Там, в черном небе, горит звезда. Одна, большая и яркая. Других я просто не вижу, хотя их очень много. Причем я даже знаю, как ее имя. Но вот и она затерялась под перестук колес в ночной кутерьме облаков. Была и — нет. Да и вообще ничего вроде не было. Так — эпизод, видение. Можно забыть.
Открыл бутылку, плеснул немного в стакан из-под чая. Поднес к губам. И, обращаясь в пустоту густеющей ночи, шепнул c обреченной надеждой:
—Уика, уыпьем уодки?