На грани

-Похоже на мастерскую плотника.-Павлов вломился в подполье, агитируя в дебош и Павлика.-Верно, отец здесь думы хороводил, стругал, тесал, заколачивал — ублажал себя руками, а они у него ещё те ударницы производственных мощностей.-Далее егозливый гид подвинул стопой напольный рычажок, вследствие чего разъезжаются металлические ставни ниши сокровенной, содержимое которой и прокомментировал Андрей.-Ружья. Отец их выстрадал ночами, в полной тишине и настольной лампе, по чертежам завзятых оружейников. Опробовать handmade, правда, не получилось, но то моя вина..-Что так?-С крепежа «виновник» арбалет снимает, не отёсанный, но созрелый-таки к стрельбам.-Если по-хорошему.-Пендаль в самый нижний сейф хранилища моментов, и код подобран верно! К ящичку с пружиной. Загляденье… Плечи самострела выправлены в чучело собачки, этого йоркширского терьера с этим розовым бантиком в хохолке.-Герда-красавица! Привет, сука!-Андрей нагнулся к морде.-У-тю-тюшечка! Бдишь? Ой же ты уменка!-Куколка кочует в ручки к дяде, а пушка — на ужасные болты в темницу.-Невзлюбила меня. Собачонка. Тявкала, кусалась, много на себя брала. Не надо на меня тявкать, я хочу обожания. Герда — тупая сучка, как и её хозяйка, доверившая Саше малютку на квартал летних каникул по маршруту круизного лайнера. Стрела насквозь пробила ведьму, а до этого, Павлик, такой был яростный лай! До сих пор в ушах стоит. Она выпросила, на ноги бросалась, стерва неугомонная. Арбалет лёг в руки, что влитой… С того лукавого резона Саша позабыл сюда дорогу. А Герду мы отвезли к местному таксидермисту. Какое диво он с ней сотворил, да? Как живая, только немного мёртвая, ха-ха-ха. А-А-А!!!

Андрей, расставив ноги по ширине плеча, такого долгого по костным сантиметрам, а руки — в запад и восток, прокаливал себя на следующий за похмельем полдень.-Для загара желательно быть без одежды.-А я, Павлик, не загораю, я настраиваюсь.-Так, в чёрной борцовке и тыквенных трениках, Павлов и нырнул в бассейн вод озёрных. Носки с кроссовками в траве пестрились, предварительно схоронившиеся.-На что, интересно?-На марафон. Хочу навестить чучельника. Хочу насытить день сегодняшний физической нагрузкой на мозги.

Паша обозревал высочества, синдикатом обступившие разгорячённую структуру барских тел.-Ёлки да палки, папоротник и… комарьё!-Ёлки скоро закончатся.-Голосок, будто бы детский, позади них раздался. В страховочных саженях от оленей сопел устало ржавый бегемотик обаятельного пола.-Вы в деревню?-Пропищала детка. Павлов положительно качнулся подбородком.-Ты угадала. Мне твоё лицо кажется знакомым.-Девонька зарделась, робкая, но точно не юница.-Мы там с братом застряли на въезде.-Потный лобик отёрла, косицу толщиной с кулачишко в декольте перекинула.-Гнедая наша пенсия.-Что?-Кобыла наша дряхлая уже, ну ветеранша, понимаете? Её бы с толкача. Понимаете?-Мы люди понятливые. Где твоя лошадь, показывай.

-Красиво тут у нас?-Второй пупсик, с отсутствующим верхним резцом и костлявый, не чета сестрице, корчил им какие-то странные рожи. Оказывается, гном такой манерой улыбался.-Лайтово.-Антонов не мог на него наглядеться.-Чего?-Димка то и дело переспрашивал, туговатый он. В общей своей сложности.-Да-да, говорю.-Пейзаж преображался. Монополию колючки бойкотировали отважные берёзовые банды при плодоносящей поддержке малинников и прочих рябинников. Не замыленное око особо порадовала арка из причудливо перевитого космами, престарелого дубового квартета, шаркая под которой пампушка подстегнула животину. Лысеет чаща от детин с подлеском, принаряжаясь в пэчворк флоры полевой да хатки. Путники и кляча спускались с холмов. Завидев населённый пункт, Андрей выказывает очень подлинную грусть.-И давно деревня выгорела?-Два года назад. Гроза выжгла половину домов и кое-кого из старожилов, прихватив заодно и нашу матушку.-Сожалею.-Не нужно. Огонь её уничтожал… не просыхаючи. Дима, приехали!-Дана щебетала родненькому сласти, провожая квёлого братца в пряничный дворец. Блудни рты, конечно, не разинули, но сказочно впечатлились. Вернувшись во внимание гостей и подойдя к чернявому макушкой, девица тронула тому запястье.-Батя нас очень любит. А внутри ларчик ещё сусальней. Могу показать. Глядеть будешь?-Павлов краток.-Павлик… заткнись.-Одинёшенек, Антонов сел на пенёк, раза в два ядрёней полушарий, и закурил. Усваивая сцеженные в собственную глотку реплики и мысли.-И здравствуйте вам.-Явление отца семейства.-Славный… день..-Да ты сиди, закопошился. Буян что ли?-Нет.-А кто?-Сам Необыкновенный, жук проникновенный! Ни жиринок в нём и ни сединок, хват в сортаменте морщинок. Метр семьдесят с души в комбинезоне. Кеды, кепка, глаз дозорный. Младостью искрит необоримой! Кормчий, не единожды ранимый.-Павел.-А второй кто? Уж не Андрей ли? Небось и Александрович?-Батянька!-Дочерь прибило к отеческим жилам, малая наша семья.-Брат где?-Нездоровится ему.-Тяжкий?-Рисуется больше. Одеяло перетягивает.-Курносый Даны едва защипнуло суставами тяти драгого.-Ать! И больше не тягать.-Павлов чертыхнулся, не сойдясь аршинами с порогом.-Папочка, он грешит.-Снарядилась в цыпочки — важничает, ротиком за ширмочкой ябедничает.-Он очень грешный.-Иван!-Андрюха встрече рад и это… эротично. Настолько… откровенно… белым, белым бело.-Совсем большой стал! Погулять отпустили?-Ванина улыбка — потенциальная, может, но попридержал, приоткрылся только. Антонов уточняет за-ради проформы.-Иван?-Ну Иван. Иванушка. Куда же в тридевятом без Ивана? Дочка, иди, моя дорогая, на стол накрывай. Поприветствуем гостей по-божески.

Туристов с хлебосольства разморило, глаголами хозяевам поклон.-Накушались? Уважьте и меня. Прогулкой по местам сердечным.-Дима вылез из-за печки, нос свой вострый показав.-Тятя в тех местах с утра до ночи пропадает. Так у нас появилась тарелка, два сотовых телефона и пикап. Отец вас покатает, если хотите. Как местных бабулечек. С пол-оборота заведётесь! Ух! Хорошо!

Метров двести с крыльца, и вступленье.-Кузница.-Это… это землянка!-Мшистый волдырь на поверхности почвы. Вуаля! И портал под подол.-Я не отрицаю очевидное, являясь очевидцем отрицательного. Опускайтесь.

Ротозеи глазели во внутренности сферы, озаряемой десятками портативных светодиодов. Непривычно, фантастично и свободно им дышалось в склепе мозговом. Окроплённом фауной наземной, разномастной гибелью семейств. Перья, шкуры, морды, клювы, лапы и хвосты — жизненный «последний вздох». Детализирующий плотской суммой до мельчайшего изъяна женщины смиренный лик.-Это ведь не дочь твоя, Иван?-Жена. Страстная, как сама Природа, хе-хе. Ничего ей не скажи, жила отдельно от меня. Дворик ей срубил. Днями не выходила, только еду и таскал, а самогонную науку она до меня освоила.-Чучельник явно что-то выискивал на полках с инструментами лаборатории своей и поисками заводился.-Да где же она? Ничего не понимаю. Целёхонек моток-то был.-Севши в табурет, Ваня обнажает череп, гладкий и поджаристый. Брови у отца бурые, не дикарские, облагороженные, усы и борода вытравлены. Посетителям он настоятельно рекомендует мяконький диванчик.-Титановая леска?-Нашёл?-Андрей моргнул утвердительно.-В сенцах. Подружимся на метры?-А чего б не подружиться-то?-Иван затеребил и кепку, и верхней нижнюю губу.-Ну говори уже, Андрей, а то аж распирает! От чего только — незнамо.-Как отец так быстро нашёл к вам дорогу? Находясь, можно сказать, в шоковом состоянии, с трупом на руках. Но это побочно. Вы встретили его как друга. Почему? Косвенно. И мускулом не дрогнул ты, Иван, запачкав руки о собаку… и меня. Тёмный Лес. Я брожу в нём уже не первый год, но отец говорить не желает.-Ну я тоже отец и что? Ну включу я фонарик. Поможет?-Да.-Кепка водружается на кумпол, но задом наперёд. Посмотрим.-Осень только-только зачиналась… так тебе, для красного словца. Помню снег тем поздним вечером, тучи, свинцом налитые, а ветер, что стая голодных волков, до костей жрал. Дети спали, жена, может быть, тоже, не знаю, я радио слушал, с большими помехами. Из-за помех этих не сразу стук в дверь расслышал. А время-то тёмное, да и само по себе опасное. Вооружился. Чем смог. Кочергой. Тяжелющей! От предка досталась. Двумя руками цапнул, посподручнее.-Побелели Ванины костяшки, демонстрирую отвагу под защитой кочерги.-Чего смеётесь? А мне не смешно было, я, можно сказать, здорово струхнул. Явились без фар, без приглашенья и без шума, те, двое..-Двое?-Александр и с ним… э-э..-Юра.-Точно! Так он и назвался, Юрием. В очёчках и усатенький, тонюсенькие такие… выросты. Партнёр отцовый что ли? Саша постоянно к нему с чем-то обращался, Юра так, Юра сяк..-Десница он его. Суть-то в чём, Ваня?-Тебе как было темно, так и будет. Коли не уразумел. Место, Саша говорит, ищем, чтобы отошло — докладчик декорирует висок квадрантом круга — вот здесь и более не убивало. Я тоже тогда ткнул пальцем. Туда, Андрей, в тот дивный край, куда тебя заочно прописали.

Малышня кружилась нараспев подле еловой молодухи.-Вань, муравьи твои — двойняшки?-Да. Вечные дети. В четвёртом десятке лет. Моё логическое завершение. Лучше так, чем неизвестно как. Краснеть али бледнеть… за них мне не придётся. А конопатые они в мать. Та была что… осень строптивая! Запоминающаяся.-Лисята похватали по обеим сторонам любые им руки, таща вожака в купы, за плетень.-Не отставайте, кадры. Шустрые детки мои, на выход поторапливают. Он там, за деревцами. Тропа извилистая. Не побрезгуйте её протяжённостью и с лёгкостью ступайте.-В Яблочный Полк. Ратники единого сорта, ствол за стволом, стройность и подкрепление, возбуждающая сахаром щекотка самых главных, самых нервных окончаний. Деревца Иван сроднил коллективным приземлением, витаминизировал солнечным излучением, подкармливал льющейся с груди его любовною мелодией, ухаживал ревностно, выхаживал каждого! Воодушевлённые, воспитанники знаменовали собой действительно живую природу.-Молчите?-Ответ был дан, заранее, читался с расширением зрачков.-Здесь, волшебный Иван, хочется просто помолчать. В жевательной усладе.-Безмолвствовал Антонов по ветвям, редеющим и кое-где кирпичным листьям, тигровым кожицей шарам, с фруктозы липкой толстопузым… Подвластно райское Творцу, но, к сожалению, не все в раю согласны на участье. Мертвецкий шик, сладкоголосая трава и безысходное потомство. Косолапый тощий Димка и сестра его Данка, ватрушка. Половинчатые варианты типа «бери это, то — не кушай» чужды натуре Павла. ВСЁ! НИЧЕГО себе оставьте. Возьму столько, сколько пожелаю, потому что я — сама Принцесса Молодость! Основное Преимущество, которого он достоин. Старость. Антонов и не надеялся дотянуть до неё и это его успокаивало… Хрусть! Андрей вгрызался в плод, соизмеримый одной трети своего точёного лица.-Смотри, какое нашёл!-Отборное, Андрюш, целый арбуз.-Ага, дыня сахарная, по губам текло, что в рот не попало.-Ручейком бугорковым.-Молочной рекой по курчавым лугам.-Не забрызгался?-Павлов сплюнул плодоножку, её он не сжевал, а семечки — щелкать намерен.-Андрюш, не истязай себя, живи настоящим. Живи Одним Днём, Мгновением этого Дня, сосредоточенном в пульсации головки в момент галактической важности.-Я не повёрнутый. Если ты про то.-Но и не против.-Заговорщическая личина оглашению не подлежит. Нет. Ваня козырнул по ним в опросе.-Вкусное яблочко?-Сочное. Образцовое.-А сколько всего можно наварить с этих яблочек!-Ух?-Ты выше тон бери. Павел. Яко застольный!-Да было бы с чего, Иван.-Укомплектую.-Ожидающие пару развернулись к истечению пути. В замысел полянки.-Здесь её никогда не было, но начинать всегда надо с этого.-Семья касается сердец и выглядит воистину счастливой.-С веры.

Белокаменный приземистый цилиндр, купол вознесённый васильковый и сияющий, что Солнце, крест. Верующие осеняют себя трижды, кланяются. Брат с сестрой вовнутрь шагнули, отец изъяснялся.-Таким образом, вот таким, Александр отблагодарил меня за своевременную и бескорыстную помощь. Я сказал: не нужно. Он прислал спецов и передал: распоряжайся. Я и распорядился. Работники у него знающие, толковые трудяги, махом возвели. Батюшку сюда попросили вежливо, из центра, хороший батюшка, детишки мои с ним прошли обряд крещения..-Ваня пальцы просеял в ресницах, в уголках умиленье толпится.-Слёзы наворачиваются… Юрий сюда приезжал, а Саша — нет. Так и не увидел, что родилось благодаря ему. Вечное. Прочное. Несгорающее. Спасибо Александру… я через Юру передал.-Закрыв глаза, тятя прислушался. Плещутся. Можно и парней по хребтинам подбодрить.-Смелее, пацаны. Приглашаем.-За массивной деревянной дверью холодила пеший люд криница. Чистейшая, магнетизирующая на единение, глубоководная наружность; царственное сокровище и всяк его примерить вправе. В комфортабельном посадочном убранстве; с жёлтым полымем квинтета восковых бочонков. Поручни и лесенка издавали утепляющее око лилейное свечение, проницаемые тактильным энтузиазмом желающих люминофоры. Гордость на здоровье.-С собой водицы также можно набрать, здесь всё предусмотрено, вентиль имеется.-Дима, зачерпывая стужу, прыскал ею на лицо.-Не прыскайся! А прыскаешь — не гогочи.-Дана берегла старшого от напасти и караулила его поблизости, не отказывая при том и себе в удовольствии, балуя кончиком косы в шкатулочке бриллиантов. Плетёнка ушла до основания, девчонку звонко приукрасив.-Дарья.-Озорничаешь. И урождённой оной Иван корил красу нечасто, плутовка вдоволь Дарьей обожглась. Отжав подружку, дочка настукивает пальчиками по братскому коленцу.-Дима, пойдём.-Мало!-Не мало, а пойдём. Давай, поднимайся.-Му-у!-Не мычи. Ты корова?-Я — бык!-Приставил указательные «рожки».-Забодаю-забодаю!-Взвизг девчачий! Гвалт цыплячий!-Я вот вам сейчас подерусь! Марш под солнышко! Ну-ка скоренько!-На улочке фантазия пищит и блеет, хохочет и вздыхает, бок о бок затихая на лавочке тенистой, в чём батенька, ступивши левой за порог, и убедился.-Нравится им тут. Особенно сыну.-Павлов занял опустевшее по высылке отпрысков местечко и балдел не отрываясь.-Что ты так, Андрей, зришь в мои глаза родниковые? Отойти, может?-Нет, Иванушка, ты в этом зеркальце красиво тонешь. Не задыхаешься. Головой вниз, ногами к небу. Перевёрнутая эра и ты в ней плаваешь.-Молод ты ещё, философ, для речей подобных. Дурными огоньками сверкаешь, не добрыми.-Добро заблуждается, а огни в глазах имеют природу чисто физическую и выражение в них доброкачественное.-Диспутант на три секунды льда окунается коробкой черепною в воду. Погружением он пуще прежнего зажегся, кровью розовея, веселел.-Чудная ты голова! И мысли в ней… придурковатые. Шарахнут тебя как-нибудь..-На сколько-нибудь. От ноля до бесконечности.-Иван дискуссией подстрелен. Мнение задето.-Как с тобой папка справляется? Ты же забияка.-Прекрасно справляется. Он идеальный папик.-Паша не встревал в их перепалку. Прощупал цепь на шее, снял, сложивши горкой на ладонь.-Вань, заяви металл, будь добр. Знакомец он тебе?-А цену ты за грамм не хочешь? Чё это ты удумал?-Сверкаю не добре?-Не знаю, оба вы… интересные… перцы, один другого горше. Полезность-то хоть есть в вас какая-то? Или же вы как те овощи, раздутые да полые. И семечки, дзынь-дзынь, звенят. Чего трос-то отвязал? Разудалый такой.-Возьмёшь его себе?-Ещё чего!-Категорично?-Да! Для твоего второго, дополнительного, уха. Одно-то не справляется.-Чаша опрокинута. Распятие, потрясающее ювелирной реалистичностью передачи драгоценных данных, и авторский шедевр плетения звена подарочной ему цепочки, засеребрились в путы здешней абиссали. И капелькой стыни Антонов себя не закапал, влечения к чувствию нет.-Облегчился?-Внепланово, Ваня. По наитию. Всё.-Сезон дождей, куда не так давно мы все скакнули, в осень, он, знаете ли, мальчики, богат на перепады настроений. Плакать хочется али смеяться, расставаться и тотчас влюбляться..-Павел реагирует на лад, пшикнув зажигалкой и уладив сей периодический конфликт.-Сезон Дождей, всплакнувший… шквалистое пламя. Горячее!!! Холодное!!..-Всевышнее над нами.-Заключительную ноту взял Андрей. И он же продолжался.-Вера, мудрейший Иван, есть санкционированный и для многих единственный выход из положения крайнего севера. Но источник, отче, он один. Разум, твой, мой, органический, когда-то совершивший переворот, пойдя против животной природы человека и одержавший победу над засильем кровожадной тьмы в рассудках. Тёплые слова, Иванушка, они и зверю понятны. Миром правит Слово и тот, кто его интонирует согласно веянию времени и нуждам слышащих в заданный временной отрезок, правит миром. Моё личное пограничное положение.