Моя ненависть

…Он ждал ее в подъезде дома. Нина пыталась сопротивляться, однако сильным плотным ударом кулака ей в лицо заставил женщину подчиниться его воле. После чего он запихнул ее в багажник машины и после недолгой поездки приволок свою жертву в какое-то полутемное просторное помещение. Здесь он приковал Нину к столбу железной цепью за талию, стянул тугими узлами запястья ее рук за спиной и ноги, полностью ее обездвижив.
-Пожалуйста, — тяжело дыша, взмолилась Нина, — Кто Вы такой? Что Вам нужно?
Слезы ее так и рвались наружу. Рассеченная губа женщины кровоточила, челюсть ныла от боли.
Он, наконец, откинул капюшон своей черной куртки. Чиркнула зажигалка. Он поднес пламя ее к своему лицу, позволив Нине разглядеть его и ужаснуться.
-Видишь? – хладнокровно спросил он, — Это твоих рук дело, сука. Ваших, — поправился он.
Это было лицо двух людей, будто профессионально склеенных друг с другом. Юношеская одна половина его плавно переходила в женскую. Словно таким этот человек был с рождения. У него был мужской голос, он однозначно был мужчиной, молодым парнем лет двадцати-тридцати. Однако Нина с трудом узнала женскую половину его лица.
-О, боже, — выдохнула женщина в ужасе.
-Теперь ты вспомнила о боге, — без тени довольства прошипел он, — Десять лет назад тебе было плевать на него, гадина. Теперь молись.
То, за что Нина сейчас страдала, произошло после телефонного звонка пожилых соседей (их он забил хлыстом до смерти как доносчиков). Он искренне ненавидел их в тот момент, он хотел как можно больше их крови, и ничто не могло его остановить. Даже родная мать, занявшая свое место внутри него и обнажившая половину своего лица, что увидела Нина, вспомнившая ту женщину. Ведь именно Нина отнимала у нее сына десять лет назад. Но как та женщина кричала и молила представителей службы опеки оставить ее родное дитя рядом с ней. Сама природа кричала, искалеченная людским невежеством.
-Она прожила меньше недели после того, что вы сделали, — прокомментировал молодой похититель и убийца, — Что ТЫ сделала. ТЫ не дала ей шанса.
-Мы должны были спасти тебя. Ты бы не выжил в тех условиях…
-Все, что вы должны делать – отрабатывать вложенное в вас бабло, — усмехнулся он, прижав твердый шершавый палец к губам пленницы, — Да, она была алкоголичкой, да у меня были не лучшие условия для жизни. Но это была моя мать. Я любил ее даже несмотря на ее поведение. Я хотел помочь ей. Я воровал, чтобы собрать денег на лечение ее алкогольной зависимости…
Он отступил в затемненную часть помещения, а когда предстал перед Ниной вновь, в руках его были жестяные канистры.
-Что ты хочешь сделать? – побелела Нина в ужасе, тело ее трепетало в колотившей ее дрожи, сердце заколотилось, взгляд зеленых глаз неотрывно впился в канистры, а руки за спиной отчаянно пытались освободиться, — Пожалуйста, умоляю… У меня семья…
-Серьезно? – усмехнулся он, поставив канистры на грязный цементированный пол, — Вы – часть системы. Я тоже, впрочем, и я много времени думал об этом… Знаешь, сука, моя мать наблюдает за мной после смерти. Она попросила меня об этом, я не смог отказать. Не сомневаюсь в том, что она осудит меня за то, что я делаю, за то, что уже сделал, пытаясь добиться справедливого возмездия. И ее осуждения я опасаюсь больше, в сравнении с людским судом, который тоже часть системы, и на который мне плевать. Я подохну, сука. Подохну потому, что я убийца. Подохну, но прежде покончу с тобой, как я сделал это с погаными утырками с длинными носами, лезущими не в свое дело.
-Нет, умоляю, не надо…
Он завязал зарыдавшей женщине рот специально приготовленной тряпкой, выуженной им из кармана джинсов.
-В средние века колдовство считалось чуть ли не самым гнусным деянием, на которое способен человек. Мол, колдуешь, значит дружишь с дьяволом. Теперь я знаю, что есть деяние куда хуже. Куда бесчеловечнее, идущее против всех законов природы, совершаемое сторонними личностями.
Он, наконец, открыл одну из канистр и до конца выплеснул бензин на свою беспомощную жертву и вокруг нее. Женщина отчаянно пыталась пошевелиться, громко мычала через тряпку, туго закрывшую ей рот, судорожно всхлипывала, чувствуя нещадное дыхание смерти прямо в лицо. Ее палач не сошел с ума, он подготовился, он ждал все эти годы, он просто хотел расплаты за те истошные и невыносимые крики матери, у которой отнимали родного ребенка.
-Я слышу эти крики по ночам каждый день, — сказал он, — Я слышу ее плач, я вижу и чувствую ее слезы на своих щеках. Ни одна мать не заслуживает ТАКИХ слез… Я хочу, чтобы ты кричала так же истошно как и моя мать, чтобы твоя боль не отличалась от ее боли, и никто бы ее не услышал. Я хочу, чтобы ты сдохла.
Кажется, в этот момент от женской половины его лица не осталось и следа. Теперь это было целое лицо молодого человека, перекошенное от неподдельной ненависти к беспомощной жертве. И несмотря на сдержанный его голос, он кричал в жутком гневе. Глаза его были переполнены бушующим пламенем, в котором не было ни капли жалости. И этот взгляд зверя оставался в нем непрерывно.
Содержимым второй канистры он проделал себе дорожку до двери, намереваясь оставить Нину полыхать одну среди голых стен ангара. Женщина пыталась извиваться в отчаянной и безуспешной попытке освобождения из лап близкой смерти. Она уже понимала, что обречена. Перед каким-то обезумевшим взором ее проносились кадры ее собственной жизни.
Он же встал возле распахнутой двери, отбросил пустую канистру в сторону, напоследок вперив в несчастную женщину колюще режущий взгляд настоящего живодера.
-Смотри, — мысленно обратился он к матери, которую чувствовал внутри, в каждой частице своего тела, — Смотри, скольких ты убила.
Вновь чиркнула его зажигалка. Он бросил ее к своим ногам. Пламя быстро устремилось по бензиновой дорожке к прикованной у столба женщине, в мгновение ока охватило ее с головы до ног.
Он быстро закрыл за собой дверь, затем запер ее на два оборота ключа. Тогда же он почувствовал, что не в силах сделать и шагу прочь. Ватные ноги его подогнулись сами собой. Он сполз по двери на землю.
-Вот и все, мама, — негромко сказал он, закрыв глаза, — Все, как ты и хотела. Мать – алкоголичка, сын – вор и убийца.
Он сделал несколько глубоких вдохов, затем перевел дух. Если он и хотел слез, то у него ничего не получилось, даже не защипало в глазах. Он просто закрыл их, чтобы расслабиться. Внутри все гудело от напряжения и не проходило. И вновь половина лица его обрела женские черты.
-Но я все равно тебя люблю, — не смог сдержать он довольного смешка, чувствуя присутствие матери, — Похуй на систему…

конец