Глава 30 (Глава 30)

Соединение разорвано.
Судьба разбита в кровь — Дыра зияет черная
Там, где была любовь…

Соединение разорвано.
Между сердцами путь,
Как слава иллюзорная,
В нас испоганил суть…

Соединение разорвано.
В сознании гудки — Что за рука позорная
Разъяла проводки…

Это был настоящий разврат. Такого еще не случалось. Стыд? Ну, уж нет! Стыдно тому, кого поймали за руку. Да и вообще Нена давно поняла, что проще убить, чем оправдаться. Нет свидетеля, нет и мучительной рефлексии.

Да. Она убила бы их всех и при необходимости съела, но обстоятельства сложились не в ее пользу. Это понятно. А съела бы? Конечно! Не подыхать же от голода. И этих детей? Этих — в первую очередь!

Прилюдный секс это всё равно что оргия, а в присутствии детей худший ее вариант. Судя по всему подобное здесь в порядке вещей. Эдакое свободонравие коробило Нену, а уж кому, как ни ей плевать на моральные принципы.

Хоть мораль это способ выживания, но парадокс в том, что жаждущие жить мораль не соблюдают.

Дети, предоставленные сами себе, играли с огнем. Поленья забрасывались в очаг, из которого уже вырывалось пламя, веселящие искры вонзались в травяные пучки.

Мало что мерзость, вдобавок облом. Шум, свет, беготня. Того и гляди, доберутся и до нее, в разгаре веселья кто-нибудь наступит на «спящую тетю Нину».

Как принимаются решения и откуда берутся поступки? Почему иные наши деяния нас же и удивляют? Потемки не только чужая душа, оказывается, и в своей бывает темно.

Вверх вниз ходила длинноволосая макушка. Наморщенный лоб, выныривая над лобком, сообщал об упрямстве и трудолюбии. Приподнимая томные веки, Нена натыкалась на взгляд явно старавшейся подруги.

«Вот, значит, что она любит!» – снова удивилась Нена. — Смелая. Как она меня развела!"

Местами внутренний монолог обрывался. Пропадали слова. И всё что Нена могла подумать, и тем более произнести, было одинокое сочившееся блаженством «о».

Увлекаясь, Эйя причиняла ей боль, и каждый раз Нена вспыхивала, ругалась, не удовлетворяясь словами, переходила к шлепкам или ударам.

Но не эта боль возмущала ее. Физическое страдание не было существенным, оно лишь обнажало какой-то невроз.

Унижение! Вот именно. Нена злилась из-за того, что так легко потеряла контроль и позволила девчонке доминировать.

Накопленная годами жестокость выплескивалась и выплескивалась. Только хорошо избитое лицо толкнувшего равноценно падению…

Тем временем наслаждение настойчиво проникало вглубь, царапало и раздирало изнутри, а воображаемая расправа всё еще оставалась фантазией.

Бедная Нена мычала и взбрыкивала тазом, испытывая предоргазменные конвульсии…

Энергия, сотворившая миры это даже не свет. Она становится светом, когда остывает. Но в момент своего возникновения она и есть, то самое чувство, которое проявляется в человеке как оргазм.

На самом деле это единственная энергия пронизывающая всё сущее, будучи матерью всего. Безграничная радость заложена в ней не просто так. Это радость творца, отдающего себя, ради новой жизни. Это восторг созидающего.

И всё что мы видим, создано ею. Все самадхи и нирваны это ее свойство, взятое напрокат. Всяческие блаженства и приятности, которые мы испытываем это она, только не доведенная до апогея. Потому что венцом творения является лишь то, что может ее использовать так же, то есть истинное подобие.

Единственный смысл божественного бытия в том, чтобы продолжить себя в ком-то. Сотворить живое. Остальное, либо возле, либо вовсе от лукавого.

Эти мысли не были рассуждениями Нены, но они содержались в чувстве, хлынувшем снизу, вырвавшем из нее полу стон полу крик. После кульминации она предалась счастливому умиротворению, полностью в нем растворившись.

Послевкусие испортила Эйя, возобновляя прикосновения. Она гладила и целовала тело Нены, взбираясь по нему губами и ладонями. Ее стараниями футболка поехала вверх.

«Чё ей еще надо?!» – в голову Нены ударило неприязненное ощущение и сразу стало неудобно лежать, опираясь на лавку лопатками.

Девушка открыла глаза. Физиономия подруги вздымалась над ее лицом. Между слипшихся век протекал кипяток, а раскаленные губы медленно приближались. Красавица превратилась в монстра.

Смешанный запах духов и пота пахнувший от Эйи вызвал отвращение. Инстинктивно и с намерением, высвобождая оголенную грудь, отворачиваясь от натруженных губ, Нена перекатилась влево, отжалась от доски, вскочила.

— Ты чего?! — распахнула Эйя свои шоколадные глазищи.

Она сидела на поджатых икрах, руки на ляжках, локти в стороны, не мигая смотрела. Несколько волнистых прядок прилипли к мокрому лбу.

— Ничего. — глядя сверху, Нена выдохнула холод. — Я не хочу.

— А как же я, я же сделала тебе приятное? — в голосе Эйи теплились мольба и упрек.

— А я просила? Мне вообще это не нужно. — падал снег.

— А как же твой взгляд? Я же видела… — таял шоколад.

— Тебе показалось. — повеяло ледяной непреклонностью.

— Ну, Нена! — еще надеясь на взаимность, Эйя потянулась к ней.

— От-ва-ли.

Оттолкнув цеплявшегося за нее человека, Нена шагнула вперед, остановилась что-то вспомнив. Точно, трусы и полотенце. Белье валялось на полу. Полотенце взяла из шкафчика.

Эйя по прежнему сидела задницей на кафеле, словно брошенная людьми богиня, голая и жалкая. Плевать. Нена даже не взглянула на свою, теперь бывшую, подругу, только искоса. Кстати, она ее никогда больше не встречала.

— Мне никто не нужен! – видя, что она одна, Нена думала вслух. – Отношения. Чувства. Еще чего. У меня свой путь!

Чуть ли не сдирая собственную кожу, она отмывала свою запятнанную свободу, не так уж и давно приобретенную, выстраданную в долгом одиночестве. Неэт, она ни за что не изменит себе. Но почему она плачет? Это от гордости…