Билетик у дороги

Мороз. Уже два месяца как зима, а на улице еще не единой снежинки.
Без белого покрывала все живое вокруг не выстоит, замерзнет, а следом и мы.
«Но откуда взяться снегу? На небе видны только звезды. Остается надеяться лишь на чудо», — размышлял я, возвращаясь с завода после тяжелой смены.
— Быть может, он спасет этот мир? — усмехнувшись спросил я сам себя, заметив у края дороги билетик, балансирующий в воздухе в дюйме от земли.
В округе, среди пыли и серости, он был единственным белым пятном, словно девственный снег на вершине горы. Но ему, как я подозревал, оставаться нетронутым было отведено не так уж и много времени, еще один порыв ветра и он угадит в жернова автомашин, а они-то уж без промедления примутся за дело, сначала смешают его с грязью, а потом раскатают в пыль.
Я не знаю какие силы управляли в ту минуту мною, но я не раздумывая ринулся со всех ног к обочине и буквально в последнюю секунду
успел поймать улетающий билетик.
— Уф! Успел, — переведя дух, выпалил я.
— Чей ты, дружище? Как ты здесь оказался? Потерялся? — с некоторой долей иронии и грусти спросил я, обращаясь к билетику.
Конечно, наивно было ждать ответа от прямоугольного листочка, но рассмотрев его поближе о многом можно было догадаться и самому.
— Родом он с главной сцены города не иначе, об этом его глянец говорит и логотип с печатью, приобрели его задолго до премьеры — это факт, концерт ведь сегодня состоится, а штамп покупки аж шестимесячной давности стоит, владелец, скорее всего, женщина, так как аромат дамского парфюма исходит от бумаги, билет парный, а, значит, был еще один — какая судьба того постигла неизвестно — но вот от него лично избавились намеренно: уж слишком он измятый, — размышлял я, пытаясь сложить весь ребус воедино.
-Что же мне делать с тобою? Оставить здесь? Второго расставания ты точно не переживешь, — раздумывал я, почесывая затылок.
-Ну, что? Раз мы, так сказать, нашли друг друга, рад знакомству! Проведем вечер вместе! Еще ведь успеваем! — воскликнул я и развернулся в сторону Органного Зала.
В вечернем полумраке улочек концертный зал был виден издалека, он светился белым сиянием и возвышался над городом уходя далеко в небо. Я потопал ускоряя шаг и через пару минут стоял уже у главного входа в храм искусств.
Собравшись духом, я вошел внутрь и обомлел: колонны, арки, витражи, картины, золотая парча — все вокруг впечатляло настолько, что я не мог сдвинуться с места и оторвать свой взгляд, казалось, будто машина времени перенесла меня на сто лет назад и я очутился на балу в роскошном замке, а эти дамы вокруг, в пышных платьях с веером в руках и в сопровождении галантных кавалеров только усиливали это ощущение. Раздался звонок и все поторопились занять свои места, я тоже последовал их примеру, сдал одежду в гардероб и, пройдя в партер, устроился в мягком кресле.
Погас свет, кто-то кашлянул и полилась она — музыка.
Мои веки закрылись, стало легче дышать, сердце нашло свой ритм, отступила усталость и тяжесть, а потом я вообще перестал ощущать свое тело, и ничего для меня больше не существовало. Я парил.
Кама, длинные берега, Боровецкий лес, Озеро влюбленных, Дом лесника, огни — на все это я смотрел сверху, поднимаясь над землей все выше и выше, и в тот момент, когда земля казалась уже крупинкой, а мой взор устремился к неизведанным мирам, аплодисменты и крики «браво» спустили меня обратно с небес.
«Мой полет был наяву, или я уснул и это всего лишь сон?» — недоумевал я, сидя в кресле.
«А какая, собственно, разница? Я хочу испытать это чувство невесомости еще раз. Вновь и вновь. Я желаю путешествий и новых открытий!» — резюмировал я свои мысли, после чего аккуратно переложил белоснежный билетик во внутренний карман и потянулся к выходу вслед за остальными.
Когда последнее такси отъезжало от Органного зала, я намеренно задержался, у меня не было желания куда-то спешить. Я был счастлив.
Я стоял посреди площади и, задрав голову вверх, ловил ртом падающие снежинки.
Их было много. Миллионы самых разных: белые, перламутровые, синие и желтые, горькие и сладкие на вкус, они спускались от самых звезд и покрывали всю землю пушистым одеялом. Теперь ей не холодно, она не замерзнет, а, значит, и мы будем жить…