Глава 33 (Глава 33)

Сфера имела еще одну особенность, в ее структуре, при условии, что жертва еще жива, сохранялся след, ведущий в мир, из которого эта жертва была доставлена. Человек умирал, и путь закрывался навсегда. Естественно, что лазейками пользовался исключительно господин ученый.

Ненависть к охотнику, не столько за то, что тот его выпотрошил, а больше за то, что «этот мужлан» оказался хитрее, не давала Виталию покоя. Понятно, что ненасытные красавицы доведут начатое до конца, и всё же ему очень хотелось отомстить как-нибудь по-своему. Например, извести близких обидчика.

Приняв личину охотника он посетил их стоянку, но увиденное разочаровало. Он-то планировал похитить юных дев для своего сферического царства, представленного здесь как купол, но нашел всего пару женщин, одна из них пожилая, другая на исходе интересного возраста. Бывший с ними израненный и слабый юнец не соответствовал стандартам порядочного трофея, по крайней мере сейчас.

На прямое убийство по-прежнему не тянуло, хотя следовало всех убить, но он же не знал, что учинит эта немощная троица. Но это потом, а пока вкушая блюдо мести лишь в воображении, горе мститель убрался восвояси.

Кстати, Карром видел Виталика, но как проекцию произошедшего на день или два позже. Бывали у него заскоки, восприятие переворачивалось и забегало вперед. Провидцем он не был, с ним случалась обыкновенная старрианская сверхчувствительность.

Разбежались и рассеялись фотоны лопнувшей сферы, наполнив этот мир дополнительными частицами. Во что они превратились впоследствии, никто не отслеживал. Однако в мире под названием Земля появилось новое существо с уникальными свойствами. Позже данные свойства стали называть волшебными, а само существо магом Виталиком или попросту колдуном.

Не злобное от природы существо озлобилось на всех людей, а в особенности на одного старрианского юношу по имени Карром Атти, разрушившего его искусственный мир, взлелеянный годами упорного труда дом. И возжелало существо во что бы то ни стало отомстить.

Виталик охотился в каком-то доиндустриальном мирке с примитивной промышленностью с выцветшими от хронического прозябания людьми. Городишко, по замусоренным улицам которого он бродил, почти полностью попал под влияние сферы.

Место ему не нравилось, но он гордился масштабом своего растущего творения, загадочно улыбался, находя милые сердцу вибрации в каждом замызганном переулке. Не будь этого прекрасного чувства, он не продержался бы здесь так долго.

Помимо гордости он мнил себя хозяином, словно фермер в хлеву неспешно оценивал и не торопясь выбирал. Редкие прохожие, будто застигнутые Солнцем ночные тени, появлялись и тут же исчезали, а Виталий благосклонно позволял недостойным букашкам жить дальше. Он искал что-нибудь подходящее.

А может и не искал, а прохлаждался в ожидании вечера, в надежде заполучить супер энергичного квазижеребчика, бьющего копытом на местной вечеринке. Плохо только, что нет ветра, от застоявшейся вони временами тошнило…

Прогремел гром. Вскинув глаза к небесам, Виталик не нашел там ни облачка. Осмотрелся по горизонту, должны же быть хоть какие-то предзнаменования.

Представление о надвигающейся непогоде ворочалось в голове ученого, словно младенец в колыбельке, капризный и неугомонный.

Воспоминания об атмосферном явлении серой тучей с порывами ветра с яркими росчерками молний медленно наползали из-за края человеческой памяти.

Гроза уже грохотала где-то поблизости, но по-прежнему не наблюдалось ни единого признака. И люди, находившиеся неподалеку никак не реагировали.

Странно, очень странно, хоть бы кто-нибудь поднял голову, приложил ко лбу ладонь и огляделся…

Не осознавая, зачем он это делает, Виталий побежал к центру города, путаясь в лабиринте узких улиц, сбивая с ног нерасторопных зевак.

Близились сумерки. В преддверии вечернего отдыха на улицах появилась праздная толпа, кричавшая что-то оскорбительное вслед бегущему. Бездельничавший днем, он оскорблял горожан своей неурочной суетой. Но ему было не до них, он убегал от бури, нараставшей внутри него.

Он выбрался на мощеную булыжником улицу. Дома здесь выглядели на порядок призентабельнее. Впереди угадывался конец улицы. А далее по всей видимости была городская площадь с культовым сооружением, архитектура которого выпрыгивала над одноэтажными домами.

По сравнению с жилыми постройками сооружение обладало пусть не изящной, но всё же попыткой зодческого искусства. Несло на себе выстраданные из камня узоры и следы краски. Из его средоточия в небо устремлялась круглая башня со шпилем, впрочем не так уж высоко, этажей на пять.

Расталкивая людей, уворачиваясь от примитивного с применением животных транспорта, Виталий бежал к этому высокому зданию.

Но не люди и не кони были главной проблемой вставшей у него на пути. Внешние вибрации возросли настолько, что внутреннее состояние превратилось в шторм и Виталия шатало. Напряжением воли он держался на ногах, продвигаясь вперед зигзагами, словно пьяный.

В какой-то момент вестибулярный аппарат отказал совсем. Видимый мир быстро вращался перед глазами. Чтобы не упасть Виталик остановился, раскидывая, будто хватавшиеся за воздух руки, присел на широко расставленных ногах.

Страх окатил ледяным потом. Страх или слабость. Что происходит? С ним такое впервые… И тут его зрение раздвоилось, то есть каждый глаз увидел отдельную реальность.

В левом глазу был всё тот же убогий желто-коричневый мирок, сложенный из крупного камня, покрашенная в красное башня. Правое око вперилось в неведомое, где творилось невообразимое.

Черное и белое поглощалось друг другом, перемешивалось и выплевывалось одно другим. Однако черное не было до конца черным, а белое чисто белым, клубившиеся вперемешку цвета были одного темно-серого оттенка.

Внезапно цвета разделились, лоснясь от собственной насыщенности. Зигзагообразная вспышка ослепила правый глаз. Виталик услышал грозовой раскат и хлынувший затем дождь.

В левом глазу светило заходящее Солнце, а по мостовой грохоча колесами и цокая копытами ехала повозка с крышей, из которой выглядывал некто, ударивший Виталия чем-то гибким, но твердым как сталь.

Боль ожегшая спину вернула рассудок. Бесновались вибрации. Происходило что-то неординарное. Виталий ринулся в сферу, но уже не застал возлюбленный мир таким, каким создал.

Он едва успел. Несколько секунд промедления и переходить стало бы некуда. Однако и теперь в его власти оставалось лишь наблюдать.

Женщины старели и умирали, ветшали и рушились дома. На кушетке располагалось астральное тело того самого чахнувшего в лесу юноши.

Во всем виноват этот абориген, ведь вместо созидающей спермы в сферу поступил непроизводительный вакуум:

— Как же я упустил из виду этих людей, недооценил потенциальную опасность сопляка!

Физический ступор заблокировал способность к действию. Всё понимал Виталик, но ничего не делал, потому что не мог шевельнуть даже пальцем, и даже сморгнуть слезы. Да и поздно уже. Это конец…

Он думал, что его разорвало во время взрыва, но ощущения расширения и боли оказались фантомными. Он жив и вроде бы невредим.

Когда погас последний свет, он стоял посреди темного леса, погруженный в темные мысли. Ненависть омрачила его суть. Месть — единственное желание, которое у него имелось тогда.