И поставши град

Братья склонились над картой Екатеринослава, будущего Новороссийска, потом – Днепропетровска.
Толкаясь локтями и переругиваясь, они силились разглядеть на ксероксном листе «третьей копии» еще какие-нибудь «тайные знаки».
— Да не может этого быть, — бурчал Сашка, — как Потемкин мог дозволить строить масонам? Он же крайне отрицательно относился к ним!
— Кто знает, как было на самом деле. Нет сведений, что сам граф был масоном, но то, что его архитекторы были таковыми, это точно. Известно одно — генеральный план города делал архитектор Потемкина Иван Старов, чётко следуя указаниям князя. А он не скрывал, что принадлежал к тайному обществу. Кстати, существует единственный прижизненный портрет Старова, на котором он изображен, как раз с циркулем в правой руке.
— Точно! – воскликнул Сашка, — он на том портрете еще мобилку держит …
Пашка недоуменно смотрел на брата.
— Шучу, — смутился Сашка и громко отхлебнул кофе.
— А ну-ка, вспомни, с кем учился Потемкин в Университете?
Сашка ошарашено протянул, — Смотри-ка, действительно … и со всеми он поддерживал хорошие отношения и даже покровительствовал некоторым.
— А теперь подумай, коли уж он так не терпел «масонию», что ж он так с ними по всей жизни-то? В то время, когда Потемкин еще учился в университете, в оном храме науки студентами были также Старов, Фонвизин, Новиков … да и Баженов тоже студентом там был.
— Погоди, — перебил Сашка, — что значит «еще учился»?
— Так его с Новиковым отчислили из университета «за леность и нехождение в классы», — засмеялся Пашка, — эта формулировка все века использовалась.
— Как удобно, — засмеялся Сашка, — ничего не меняется, — как сейчас — «За утрату доверия» — и фиг когда узнаешь, за что на самом деле.
— Точно! Правда, когда речь идет о Новикове, некоторые предпочитают просто говорить, что он «преждевременно покинул стены университета». Видимо, всякий раз смущает столь странное соседство — Потемкин и Новиков.
— «Трудно сказать, был ли он гений или сумасшедший?» — так говорили о Потемкине его современники, — задумчиво протянул Сашка.
— Впрочем, в университете учился-то он неплохо и был даже поощрен путешествием за казенный счет в Петербург. И именно с этого времени он с глузду съехал и его словно подменили. По воспоминаниям «…его воображение было полно мечтаний, которые не могли не казаться безумными его учителям и товарищам». Вскоре его и отчислили.
— Но ведь и все другие тоже масоны, тут уж бесспорно!
— Ха-ха-ха, — громко засмеялся Пашка, — уж к кому это точно неприменимо — так это к масонам! Бесспорно — только про вон, деревенского нашего, Игорька. Да и то, бесспорно только для Лапши, когда он его с утра у магазина ждет для опохмелки.
— Ну Новиков же дружил с Баженовым, а Баженов-то, всеми признан, как масонский архитектор?
— Признан-то признан, но вот в чем самое интересное – реально известных работ Баженова, раз-два и обчелся. Большинство — или переработаны, или вообще, авторство ему лишь приписывается, а документов подтверждающих нет. Почему, интересно?
— Тут-то, я версию могу выдвинуть, — Сашка хитро подмигнул брату, — документов нет, потому что сметы наверняка сходились до копейки, пока прокурор копать их не начнет.
— И застрянет на липовом СРО, — подхватил Пашка.
Братья согнулись от хохота пополам. Отсмеявшись, они наконец оставили карту в покое и уселись на красный угловой диван.
— Долго этот кладоискатель дрыхнуть будет? — Пашка кивнул на соседнюю комнату, где после ночных колобродий, дрых Анрюха, — Пойдем, разбудим!
— Оставь! Пусть спит. А то опять свои монеты показывать начнет по сотому разу и плакаться, что одной не хватает для коллекции.
— Найдем – подарим ему … на столетие, — засмеялся Пашка, ладно, давай дальше думать.
— Давай. Ты про Баженова начал …
— Смотри. Дружить Баженов с Новиковым в университете не могли, это факт, у них разница в возрасте, как у нас – семь лет. Они станут друзьями, но много позже. Что же касается Потемкина и Баженова, времен студенческой поры, то скорее всего знали они друг друга. Дружить, конечно они тоже, не дружили, но слышать о нем, да и завидовать Потемкин мог точно. О таланте Баженова поговаривали не только друзья, но и педагоги, а Потемкин чужую славу ревностно ловил.
— Ну да, ведь Баженова-то, из художественной школы Ухтомского сразу на четвертый курс гимназии университетской зачислили.
— Мог и не попасть. При открытии университета в 1755 году едва набралось с десяток вольных слушателей. И тогда Шувалов решил привлечь к учебе не только детей дворян, но и разночинцев, организовав для них группы подготовительной гимназии.
— А как же Потемкин о нем прослышал?
— А кто его знает? Может в кабаке каком расхваливали, мол, талантище. А может и наоборот, поругивали за вечное отсутствие на гулянках. Вон, Болховитинов писал, что «… любимым упражнением, вместо забав, срисовывать здания, церкви, надгробные памятники по разным монастырям».
— Склепики, гробики, саркофагики и черепочки. Отщепенец! Помнишь, «Служебный роман»? «Мой вам добрый совет: как добрый товарищ, бросьте это всё, выкиньте из головы и вернитесь — в семью, в коллектив, в работу! Так надо!».
— Ага! В Петербург он «вернулся», в Академию.
— Точно! Там-то его Гришка Орлов и надыбал для своей идеи с Кремлем.
— Погоди, идея-то вроде провалилась?
— Ну да. Орлов, то ли сдуру, то ли спьяну, подал Екатерине идею строительства новой императорской резидеции в Кремле. А Баженов развил ее до космических масштабов — предложил застроить весь Кремль одним сплошным дворцом, внутри которого должны были очутиться все существующие кремлевские дворцы.
— Ааа, вот откуда гигантомания в Москве в моде … бедная столица.
— Но, едва начавшись, работы были прекращены по приказу самой Екатерины в 1775 году. И знаешь почему?
— Почему?
— Потемкин настучал Екатерине: «Не принято строить новое на костях предков! Не масонство ли тут?». А Екатерина подозрительно к этой братии относилась.
— А Царицыно? Она же повелела строить. И заказ отошел Баженову. Видать откатил за Кремль.
— Думаешь, тогда подряды иначе распределялись, — засмеялся Сашка, — Ну да, последовал новый заказ. Екатерина приобрела подмосковное имение Черная грязь — Царское село, Царицыно. Со временем, по официальной версии, у Екатерины сложилось впечатление, что и деньги на строительство потрачены зря, и вышло бог весть что. Достраивать Царицыно было поручено Казакову — ученику Баженова.
— Кстати, — перебил Пашка, — помнишь Виктор говорил, что, как не пыжился, ни одного символа в Царицино не нашел.
— Ага! Потом были проект здания московского университета, дом генерал-поручика И.И. Юшкова на Мясницкой и, наконец — дом Пашкова. И опять же, ты прав, с доказательной базой авторства слабовато. Нету актов приемочных.
— То-то и оно, — снова засмеялся Пашка, вернемся к нашим баранам, к генплану Днепропетровска, точнее – Екатеринослава. Так вот, отличительной чертой этого генплана стала трёхлучевая система.
— Погоди! Потемкин же сам «Начертание города…» сотворил. Кто же против Светлейшего попрет? Оставалось лишь беспрекословно следовать его указаниям.
— Это да, но «начертания города», а не архитектурные нюансы. В основе проекта лежало два объекта — дворец и Преображенский собор. Проект – это еще громко сказано, он его на песке начертил, а уж потом его на бумагу другие перенесли.
— Ладно, небожителям позволительно. Намекнул, а остальные тонко уловили грандиозную идею, аж в мелочах.
— Уловили ли? Вопрос …, — протянул Пашка, — Первый план начертил Клод Геруа, и Екатерина его подмахнула. Но Потемкина проект не устроил, и тогда и он пригласил своего любимца Старова. И вот тут и начинаются загадки. Во-первых, начали город строить на холме. Ну не строили тогда города на возвышенности, замки только. Хотя бы по причине трудностей с обеспечением водой. По легенде, чтобы снабжать водой город на горе, опять же Потемкин разработал специальную программу водоснабжения.
— Это тот колодец легендарный, он оттуда?
— Да. Но некоторые считают, что у Григория Александровича были совсем иные цели: в этой «горе» он видел некую аналогию с храмовой горой Иерусалима.
— Ого, — Сашка округлил глаза.
— Вот тебе и «ого». И вот смотри — нагорную часть Днепропетровска формируют улицы, отходящие от потемкинского дворца. А вместе с четвертой линией, этот «Екатеринослав на горе» представлял собой гигантский равнобедренный треугольник, медианой, биссектрисой и высотой которого служила линия, идущая от дома князя к кафедральному собору. Ничего не напоминает …?
— Это же … глаз с циркулем.
— И молоток еще! Рукоять — центральная ось между собором и дворцом. А носок с бойком — как раз дворец Потёмкина. И самое главное — если провести прямую от дворца к тому месту, где предполагается существование подземного масонского зала, то эта линия упрется в тайный выход из подземного тоннеля, ведущего к Монастырскому острову.
— Ничего себе …
— А вот тебе еще пища для размышлений. За год до основания города Потемкин подал Екатерине доклад по поводу создания в Екатеринославе «университета купно с академией музыкальной или консерваториею».
— Так известно же, что Потемкин слабость к музыке питал?
— Питал-то питал, но даже в Петербурге еще консерватории не было. Зачем такая пышность?
— Зачем?
— А чтобы дирижера непростого заполучить.
— И кого же ему хотелось заполучить?
— Не просто хотелось, а почти заполучил. Лучшего …
— Моцарта!?
— Именно! Андрей Разумовский, посол российский, доносил: «Хотел было я отправить к Вам первого пианиста и одного из лучших композиторов в Германии, именем Моцарта. Он недоволен своим положением здесь и охотно предпринял бы это путешествие».
— Доехал?
— Нет. По легенде, заболел в это время, однако, как раз, «болея» спешно писал «Волшебную флейту».
— Один к одному все, — протянул Сашка, — едем в Днепропетровск?
— Само собой!