Счастье не ждет

Я всегда думал, как думают все: что завтра еще один день, и мы с тобой пойдем гулять. Что я обниму тебя вслед за ветром, будто случайно. Что ты будешь меня ждать. И что у нас есть время.
Я думал так, и поэтому однажды мы с тобой не выбежали из дома и не убежали к самой кромке воды той реки у холмов. Мы не бежали долго наперегонки, задыхаясь в предпоследнем воздухе лета, и не упали в обнимку, смеясь так громко, как будто мы дети этих холмов, и река не разнесла наш смех вдоль берегов вверх к самому лесу.

Я думал так, и поэтому не пошел тогда ночью тебе за колой, а ты плакала и была так по-детски расстроена чем-то. Я не пошел и сидел долго в наушниках, слушал что-то и все равно думал о тебе. Колу я не принес, и ты молча легла спать. Я не увидел, как еще несколько десятков минут ты не спала и просто смотрела в стену.

Я думал так, и поэтому не показал тебе свою слабость, ни разу не заплакал перед тобой обо всех своих болях. Я думал, что держусь молодцом, хотя так хотел тебе все рассказать. Но я молчал — и нередко, вместо того, чтобы делиться, я срывался — и тогда плакала ты. А я снова молчал и вел себя так, как будто тебя нет. Я думал, что завтра будет еще один день. И что может быть тогда я расскажу. Я молчал. А ты все равно обнимала меня, хотя и не знала, как сильно внутри меня что-то болит.

Мы не поехали к морю.
Мы никогда не прятались у больших теплых камней за скалой и не считали упавшие звезды. В августе они сыплются в воду, как стаи белых птиц, ныряющих в море за рыбой. Я не сказал тебе, что однажды, если меня не станет, я буду смотреть на тебя большой светлой звездой, и любить тебя столько, сколько может любить полуночная звезда. Почему-то я часто думал об этом, и эта мысль казалась мне романтичной — пожалуй, самой романтичной из всех — потому я берег ее на тот день, когда нужно будет сделать тебя счастливой.
Я не сказал, и мы не поехали к морю.

Я не был рядом, когда тебе было больно.
Я бы хотел сказать, что тебе не было — но тебе было очень больно. А меня не было рядом.
Я не обнимал тебя и не целовал твои мокрые ресницы. Не видел, как ты открывала большое окно и кричала, кричала куда-то в серое небо, а потом засыпала на полу и ждала, ждала меня.
Я бы хотел сказать, что ты не ждала. Но ты ждала.
А я не приходил.

Последнее, что я помню о себе — это ты.
Твои распахнутые глаза в обрамлении нецелованных мной ресниц — и в них все мои несказанные слова. Все наше непознанное море. Все неупавшие звезды.
Где же я был? Где я, черт возьми, был столько времени, о котором я думал — “завтра будет еще один день”. У нас есть время, думал я. Столько времени.
Будет день, когда я наконец сделаю тебя самой счастливой.

А потом я умер.

И теперь я люблю тебя, как любила меня ты. Я смотрю на тебя каждый день. И каждую ночь. И снова день, а завтра у меня будет еще один, и еще. У меня теперь столько дней. Но ты ничего не говоришь. Будто меня нет. Мне очень больно от твоего молчания.
Я люблю тебя, только больше не могу быть рядом. Теперь я просто большая белая звезда
в глубоком пустом небе.

Я вижу, как иногда по ночам ты опять открываешь окно и кричишь. А потом долго лежишь на полу и смотришь в стену. Как ты идешь ночью за колой и не пьешь ее. Вижу, как ты едешь на море. Как, прислонившись спиной к теплым камням, смотришь в небо на стаи звездных птиц… И среди них ты видишь меня.

Звезды могут любить, очень сильно. Теперь я знаю это. Но тебе это больше не нужно.
Ведь я даже не сказал тебе, что если меня не станет, я буду большой белой звездой.
Я вижу, как ты смотришь на меня и молчишь. У меня столько времени.

А я ничего не могу сделать.