Опухоль (Глава 1)

На улице меня встретил серый денек. В меру прохладный и приятно безветренный. До автобусной остановки семь минут не спеша…

Напротив села темноволосая девушка в светлых одеждах. Бежевая куртка, типа френч, серо-белые штанишки, как трико и бело-серые кроссовки из натуральной кожи. Из треугольного декольте, кожаной куртки, выглядывал розовый свитер. В руках девушки бледно-голубой с черной крышкой стакан и красный телефон. Выполнив необходимые манипуляции, она возвращала руки на желтый рюкзачок, складывала вместе.

Всю дорогу она смотрела в окно. Под слоем тонального крема, прятавшем прыщики, лицо казалось сосредоточенным, словно она что-то высматривала в сыроватом пейзаже. А может сочиняла стихи или даже прозу. Я тоже так делаю! Нет. Девушка просто слушала музыку в вай-фай наушниках, изредка переключая треки большим пальцем.

Будто бы избегая, она ни разу не взглянула на меня. Даже когда пила из стакана аккуратными глоточками, веки ее были приспущены. А жаль, хотелось заглянуть ей в глаза. Моё любопытство возбуждал миловидный профиль в каштановом каре и тоненькая фигурка…

Ехалось больно. Опухоль не любит, когда ее беспокоят. Время прибытия: 10.34. От Зелека до Москвы полчаса на автобусе.

И всё-таки, глаза наши встретились. На секундочку. Наверняка, она чувствовала мужское внимание и перед выходом, спешно покидая сиденье, кинула на меня заинтересованный взгляд. Этого хватило, чтобы я по-настоящему оценил ее. Красивая!

Снисходительно немноголюдным оказалось метро. Не час пик. К тому же, Замоскворецкая не особенно популярна в это время. Хаос начнется ближе к ядру. И вагоны здесь еще советские: лязгающие грохотуны. Мятые перемятые. Сразу видно, что древние. Добросовестно, как и положено старорежимному творению, долбящие по голове.

И вообще, московские окраины цивильностью не блещут. Хотя и в центре обнаруживаются еще те закоулки, эдакие порталы в постапокалиптические миры.

В 99-ом, помню, надо было мне ехать на поезде. С Павелецкого. Где-то мы там тусили между трех вокзалов, ожидая отбытия. Приспичило по маленькому. Знающие указали на ближайший переулок. Мол, свернешь, увидишь старый автобус, зайдешь за него. Я зашел. Говна, как разжиревших тараканов, которым лень разбегаться. Глупость, конечно, но стало обидно за сердце родины.

На «Белорусской» пересадка. Перехожу на кольцевую. Конечная для меня — «Проспект мира». А вот тут качество европейское. Вагончики комфортабельные и будто лакированные. Сквозные. Можно весь поезд пройти от начала до конца. Лампочки мигают. Мониторы светятся. Хоть в космос лети! Но и народу уйма. Кишит. Повезло сесть.

Кстати, фото попутно на «Белорусской» сделал. Памятник партизанам. Белорусские партизаны это те люди, которые не дали пришлым захватчикам шляться по нашим лесам и раскатывать по отечественным дорогам, в том числе железнодорожным. Герои не герои, а им слава. Перетерпели, сдюжили, и задачу свою выполнили.

Огромным плюсом стал легкий маршрут от метрополитена, без очередного блукания в городском лабиринте. Всюду шлагбаумы и кафетерии. Дом модельера Зайцева не понравился. Обычный прямоугольник из стекла и бетона, высокий, худой, пообносившийся. НИИ Склифосовского тоже не впечатлил. Ни снаружи, ни внутри. Здание прославленного научно исследовательского института представлялось дворцом. В действительности напоминает оплывшую кучу цемента. Зато что? Зато шлагбаумы. — Поотгородились оккупанты местные, а ну открывай, люди пришли!

Охранник бежит. Ну и ладно, ведь главное наше достояние люди. А может для первого впечатления просто не хватило Солнца, денек-то пасмурный?

Кто знает, почему у тётенек, оседлавших ресепшены медучреждений, одинаковые выражения лиц, и один и тот же вопрос в ответ на ваше недоумение?

Их этому учат или такая у них специфика работы?

О, Склиф! Определенно, внутри не хватает лоска. Отдает расхищением выделенных средств. А воздух темноват и неприветлив.

Небольшая комната, где находятся регистратура и приемная была переполнена людьми, жавшимися друг к дружке словно воробьи в ненастье.

Но администраторша улыбалась. Пока говорила по мобильнику, ее круглое как Солнце лицо сияло.

«Вот, по всему видно душевный отзывчивый человек, — заливалась румянцем надежда больного, — не то, что в нашей поликлинике!»

Стою. Жду. Между всем прочим, любуюсь лучезарностью светила, радуюсь, что передо мной нет очереди, да и сзади тоже…

Наконец, светоносная дама положила трубку. Возвела на меня будто удивленные очи, а маленькое Солнце мгновенно переформатировалось в гигантский снежок.

— Что вы хотели? – вопрос прозвучал строго, даже (как показалось) с инеем неприязни.

— Записаться на консультацию к нейрохирургу. – ответил я, защищаясь от холода виноватой улыбкой. – По телефону не дозвонился, пришлось ехать из Зелека.

— Направление есть? – теперь она спросила так, будто предъявляла мне обвинение.

С чувством, что я зря беспокою хорошего человека, подал в амбразуру пуленепробиваемой регистратуры свое несчастное направление.

— На одиннадцатое в девять двадцать — записываю?

— Так это же больше недели! У меня боли! Сильные! А пораньше нету?! Может окошко какое?!

— Вы записываться будете?

— Я вообще думал, что в таком состоянии примут сразу…

— Мужчина, еще раз повторяю, вы записываться будете?

— А экстренно как попасть?

— Вызывайте скорую.

— Хоть бы обезболивающие выписали?

— Так вы будете записываться? – настаивала администратор НИИ Скорой Помощи имени Склифосовского.

— Буду. — согласился я, переживая злое коварное дежавю…

С чего началось. Заложило правое ухо. Появился шум кровотока, типа ш… ш… ш… ш. Не болит и ладно. Стал побаливать затылок, если полежишь на спине. Ну, ладно, не буду лежать на спине, полежу на боку. До утра же пройдет, значит ерунда.

Но потом хитрая голова стала болеть по утрам. Это иногда удивляло, ну, как можно недомогать после сна. Расхаживался, шел на работу. Работалось нормально. Значит ничего страшного. Наверно давление. А давление, как известно у всех.

Значительная боль пришла через месяц. В самый разгар семейного карантина. Жену прихватил Ковид… Ухо болело так же хорошо, как в детстве. Захотелось пойти в поликлинику, но нельзя было нарушать правила изоляции. Опять же, болело наплывами и это ослабляло значимость болезни. Пройдет, мол. Продуло видать.

Но ухо не проходило. К нему присоеденилась шея. Я путался в показаниях, то ли ухо болит от шеи, то ли шея из-за уха. Резкие движения причиняли нестерпимую боль. Приходилось отсиживаться, словно ударили по яичкам. Лежачие полицейские, внезапное торможение всё это терпелось уже со слезами.

— Всё Серега, больше не могу, завтра в больницу. — сообщил я напарнику и добавил. — Таких идиотов наверное больше нет, чтобы работали с такой болью.

Серега ничего не ответил, но почему-то рассмеялся, как-то странно посмотрев на меня. До сих пор пытаюсь понять, что было в его взгляде.

Короче, 13-го марта я вышел с больничного по контакту, а 29 — го уже записался к дежурному терапевту, опять забыл, как это у них называется, типа, с острой болью.

Ну, здравствуй царство Гиппократа. Еще на подходе понимаешь, что царство это невеселое и ничего хорошего там не ждет.

Понимаешь по враждебным лицам текущих к его вратам людей. Искоса поглядывающих и ускоряющих шаг.

Они пришли раньше, значит они вперед попадут на прием. А может я к другому врачу? А какая разница это уже инстинктивно. Конкуренция величайшее из зол цивилизации.

Больно ощущать, когда бабушка поддерживая дедушку, ругается на него, чтобы он шаркал быстрее, и как зло она смотрит, если ты обгоняешь престарелую пару.

Простите меня люди, но так хочется остановиться и сказать всем этим на 2/3 забивающим коридоры поликлиник старикам:

— А вы случаем не ошиблись царством, вам бы уже к другим богам очереди занимать и не мешать работоспособным восстанавливать работоспособность.

Есть же детские поликлиники, ну, такие же должны быть и для пенсионеров, я считаю.

Эх, старушка, зря вы так сердитесь, я всё равно минут пять буду курить. Так что милсти просим не угробляйте дедушку, идите спокойно, я после вас…

В поликлинике нас много. Мы толкаемся надевая бахилы, сдавая верхнюю одежду в гардероб. Администраторы мужественно отбиваются от негодующих пациентов. Повод вопиющий — ближайшая запись к терапевту через месяц. То есть с 28 апреля. С одной стороны мне как бы и по, ведь я с острой болью, мне к «дежурному», а с другой, совсем не ипо, потому, что и все не очень больные тоже ринулись к нему — в тесном коридорчике с табличкой «дежурный терапевт» стало не в меру многолюдно…

Записывающая админка посмотрела с сочувствием:

— Ваша очередь не раньше, чем через 2,5 — 3 часа…

— Мне уже всё равно. — говорю. — Лишь бы сегодня.

— Тогда записываю. — утвердительно кивнула она. — Возьмите талончик. Ваш номер 73. Через 21- го человека…

«К вечеру попаду». — решил я, и отправился курить. Проходя мимо сомлевших от ожидания граждан, подумал: «Прямо какой-то госпиталь, не хватает только окровавленных бинтов и душераздирающих стонов. Хотя, еще часок и я буду стонать не хуже, чем в кино. Но и людей понять можно, ведь каждому хочется жить и быть здоровым, даже если у него всего лишь чирий на заднице или мозоль на языке».

Накуриваясь до шарообразности, целый час я утаптывал дорожку возле учреждения. Шаги мои отзывались болью, но стремительно атаковавшая она откатывалась на прежние позиции, пока я раздумывал опустить ли ступню или уже улететь, как гелевый шарик, — и это сходило за облегчение.

Сидеть же на лавочке было просто невыносимо, ровная, страшно неподвижная боль почти мгновенно оккупировала мозг, взвинчивала душу, лишь присев, я вскакивал, доставал сигарету и снова ходил, стряхивая словно пепел чтото ужасное внутри головы.

Мутившимся умом я всё-таки отмечал нагрянувшие признаки весны. Набухшие почки, повылезавшие травинки. Эх, порадоваться бы… С улицы меня прогнал закрапавший дождь. И кстати, очередь передо мной сократилась аж до семи человек. Оказывается, большинство записавшихся не являлось. Хоть в этом была везень.

Наконец, зеленая цифра на табло с моим номером позволила отворить белую дверь с надписью «Дежурный терапевт».

Мое проникновение в кабинет, было как всегда в подобных случаях сумбурным и даже я бы сказал страстным. Это моя сущность — фонтанировать эмоциями при каждом новом лице, удобном случае, и прочее.

Глаза, по восточному миловидной женщины врача округлились. Наверное обжег контрастом с другими болезненно вялыми пациентами. Видимо, по-настоящему больные не ведут себя так…

Возникла секундная оторопь. Ожгла мысль: «Не поверит».

Ну, вот, скажите мне пожалуйста, что это еще за дикая мысль — не поверит? Вы сталкивались с таким, чтобы на приеме у врача вам НЕ ПОВЕРИЛИ?

А я сталкивался. Не единожды. Это засело, угнездилось, укоренилось в сознании. Не поверят. Не помогут. Пуще того — с позором выпроводят восвояси. О, как! Понимаете?!

Тунеядец! Лодырь! Уклонист! Симулянт — слава богу вспомнил подходящее словцо. Си-му-лянт! Это для меня всегда стыдно. Из-за этого я, хоть и болею, но не иду в больницу. Не беру больничный.

Объясняю. Не все болячки очевидны. Бывало со мной и такое. Захожу в кабинет к доктору:

— Здрасьте. У меня болит голова.

— Так. — доктор смотрит анализы. — Судя по анализам вы здоровы.

— Но болит же.

— Выпейте обезболивающее.

— Не помогает.

— Я не знаю, чем вам помочь. Следующий!

Так или почти так. И взгляд у терапевта, якобы, видящий насквозь. Мысленно озвучиваю этот взгляд:

«Симулянт! Пришел от работы отлынивать».

Накануне опухоли, я пол года ходил по врачам. Ехидненько улыбаясь эскулапы открещивались от псевдобольного, отсылали один к другому с вердиктом:

— Предполагаемые симптомы не по моему профилю. Идите к специалисту такому-то.

А симптомы были пугающее. Стали фиолетовыми конечности. Руки еще ничего, просто поменяли цвет. А вот на пальцах ног от перегрева в обуви вздувались болезненные пузыри. А на коже от щиколоток до коленей образовывались незаживающие зудящие ранки.

Понравилось как отфутболил сосудистый хирург. Сразу видно специалиста:

— Одна нога синяя или обе?

— Обе.

— Это ни ко мне. Позвоночник болит?

— Болит.

— Идите к неврологу.

Невролог выписал антидепресанты. Тоже, по-видимому, спец — учуял зарождавшийся во мне психоз.

Ходил я по врачам ходил, да и бросил…

То что я скажу дальше будет в пику нашим оголтелым националистам.

Может вы не слышали, как говорят недовольные граждане, мол, сидит там эта нерусская ничего не понимает? А я слышал. И повторюсь — немного испугался, когда и по внешности, по бэйджику, понял, что передо мной «не наш» доктор.

Однако, тут же меня поразили ее внимательность, профессиональные вопросы наводившие на вразумительные ответы, но больше всего — ее не поддельное сострадание. Да, я отчетливо и ярко почувствовал его.

Древний и великий армянский народ, сколько мудрости и понимания накоплено им за тысячелетия его многострадального существования. Уйма, поверьте!

Большое умное сердце целого народа было в этой относительно молодой и симпатичной женщине армянской национальности, неторопливо вникавшей в суть моей проблемы. До сих пор с благодарностью вспоминаю ее.

Дотошно и скрупулезно она выслушивала мои поэтические описания болезни. Черные глаза прожигали насквозь и в тоже время их мендалевидная глубина успокаивала.

— По симптоматике может быть всё что угодно начиная с хондроза. Пока о плохом не будем, даст бог обойдется, но прежде всего я обязана исключить вероятность этого. — подытожила женщина врач.

— Так как вы еще не преклеплены к нашей поликлинике, я кладу вас по специальному цифровому коду действующему для всех россиян независимо от места пребывания. Вы здесь далеко живете? — продолжила она, глядя как я киваю, внимая ей словно богине.

— Нет, рядом, минут семь ходьбы. — ответил я, нимало удивленный исходом дела. Лечь в больницу для меня неожиданность.

— Через час ждем вас в приемном покое. Если вам тяжело идти пешком, то вызовите «Скорую». — сказала напоследок нерусская докторша.

Поликлиника и больница расположены рядом и с моим жильем, и друг с другом. Поликлиника, как форт пост, вытянувшись вдоль главной дороги, и больница, как основная цитадель с высоким железно-каменным забором и кованными воротами, позади первой линии обороны. Очень, во всех смыслах, удобное расположение. Неудобство для себя создал я сам. Впрочем, как всегда.

Сумка! У меня есть отличная фирменная сумка. Адидас. Раскладная. Вместительная. Положив в нее, на мой взгляд, самое необходимое, туда же впихнул ноутбук и пару толстых книг. Мало ли. Это я про книги. А вдруг проблемы с интернетом. Будет повод повторно изучить руку мастера. В частности Рэя Бредбери.

Выздоровевшая от ковида жена, несмотря на болезненные осложнения, прибежала с работы проводить. Сумка оказалась неожиданно тяжелой. Но выложить было нечего. Всё, только самое необходимое. Без ноута я просто не представляю свою сегодняшнюю жизнь. Не представлял тогда. Лучше вытерпеть его вес, чем остаться без, так я решил. И мы пошли. Пешком. Моя идея.

Трудно сказать сколько раз в жизни я таскал эту набитую скарбом сумищу. Скарб менялся, а сумке не было сносу. Фирма! Я гордился ею. Матово черная прорезиненная изнутри, с белыми, аккуратно по фирменному, буквами.

Не было сносу и мне, как я всё еще думал, хотя и стеная от боли уже месяц или около того. На пол дороге мы встали…

Я крутой грузчик! Это отмечали всегда и все коллеги. На последнем месте работы, грузчиком мусоровоза, один выкатывал и закатывал двухсоткилограммовые баки. Зимой! Порой по не чищенному снегу. Приврал — по не чищенному таскали вдвоем с водителем. По нашему снегу и Шварцнегер не потянет утоптанный таджиками мусор.

А тут сумка… Сумка это не батяня рюкзак у нее одна лямка и как ты эту лямку не повесь на плечо или поперек тела, она хоть и широкая и со специальной прокладкой, но шея, шея-то болит, а лямка давит на туловище и прямо под шею всем своим весом…

На пол дороге боль настолько возросла, что я не обращая внимания на недовольных прохожих, поставил груз посреди тротуара и застыл с вытаращенными глазами открытым ртом и полной душой отборного мата. Поругаться как следует вслух сил не достало.

От внезапной слабости у меня подогнулись колени. Мир зашатался, как пьяный бомж. О, да это оказывается не бомж, хотя тоже в затрапезных одеяниях, это же дервишь-суффист. Что он задумал? Неужели решил покружиться в моем сознании?

Вы когда-нибудь испытывали такую слабость непонятной природы, похожую на онемение всех ваших внутренностей, с отказом всех функций вашего организма, особенно вашего любимого мозга, когда уже ничего не видишь и не слышишь, и единственное, что приходит в голову — лечь?

Я сел на бордюр… Я бы упал, если бы ни жена…

Я человек больной педантизмом. Мой личный бренд это три заповедных для меня правила: делать хорошо, выполнять обещанное и не опаздывать.

Последнее я освоил в совершенстве. Кто-то сказал: «Пунктуальность это вежливость королей». Я пунктуален, как Бог!

Ну-у-у, расхвастался… Да-нет, я не хвастаюсь, так, трохи похвалы для поднятия самооценки и боевого духа…

Через пару минут осмысление вернулось. Жена уже перетащила сумку на газон. Здесь, якобы, почище и не мешается людям.

— А до скольки кладут в больницу? Вроде бы до 14.00. — встрепенулся я и достал смартфон.

— Вообще-то до двух. — подтвердила супруга. — Не знаю как сейчас, у нас так было.

Она медик. Тридцать лет в больнице. Но не в этой. И очень давно. Теперь в частной клинике.

Времени немного, но есть. Неподалеку, возле жилого дома лавочка. Кое как мы перебрались туда. Точнее я кое как, женщина энергично сбоку, норовя перехватить сумищу…

Словно уставший паталогоанатом я расстегнул замок на прорезиненном туловище. Инстинкт самосохранения надоумил перепроверить содержимое.

— А когда ты успела положить яблоки? — как из холодильника выудил штук пять краснопузых гигантов.

Вскрытие продолжалось с нарастающим возмущением:

— А это что?!

— Как что, а кушать ты из чего будешь?! — теперь суженная повысила голос, вырывая из моих рук чашку ложку кружку, запихивая обратно в переносную бездну.

— Да, ну, брось, я выкидываю это всё, вместе с яблоками. В крайнем случае еду в ладони наложат, а с яблоками могут и не пустить.

— Дурак! — уже кричала жена. — Дай сюда, я сама понесу!

Словно пасть китовой акулы или ее младшей сестры, распахнулась дамская сумочка, откуда, повозившись, жена извлекла пакет.

— Сонце, ты реально думаешь, что в больнице нет посуды? — иронизировал я, изображая лицо смеющегося мудреца.

— Я не думаю, я знаю, все берут. — как летящая без остановок электричка, жена настаивала на своем и делала всё по своему…

Господа, если что, имейте ввиду, ваша посуда в больнице не нужна. Можно взять кружку под чаек или кофеёк собственные, и то, попрОсите, вам тамошнюю дадут. Чтобы лишнего не таскать…

А, да, не рассказал про постельное белье. Еще дома мне пытались втюхать простынь наволчку и кажется пододеяльник или даже шерстяное одеяло. Отговорился чудом. Или нет? Надо глубже копнуть…

Доплелись. Вот они врата в рай. Хоть и чугунные, но распахнутые.

Привратник в красивой форме с накладными карманами, только предупредил, что в раю запрещено курение.

«Как же обманчива природа! — воскликнул ёж, слезая с кактуса».

Приемный покой находился на противоположном крае территории. Пока мы шли, мимо проносились машины «Скорой помощи». Что-то кусалось внутри из-за их озабоченного вида…

Райские кущи оказались слишком обширны. Повторилось тоже самое испытание, что и по дороге вообще сюда.

Однако, порадовало быстрое и вежливое оформление документов. Меня действительно ждали. Куда надо записали и попросили подождать провожатого.

Ожидая, осматриваясь вокруг, сидели на диванчике. Черный бегемот покоился подле ног и больше не доставлял ни смертельной боли, ни убийственного труда.

Современная в светлых тонах отделка помещения понравилась и сулила комфорт многодневного пребывания.

Наконец, появился некто сияющий, пригласил на предварительный медосмотр.

Сумку я решил не брать. Супруга осталась в роли охранника. Раздвижные стеклянные двери разлучили нас, клацнув кодовым замком.

Это было грустно, смотреть на жену сквозь толстое чуть ли не пуленепробиваемое стекло.

Иди-иди сигнализировала она, я подожду.

— А точно я потом смогу попрощаться с женой? И вещи там. — донимал я белокрылого проводника.

— Да.

— Ну, тогда ладно.

— А можно она с нами? — вдруг остановился я.

— Не положено. — мягко ответил ангел.

— Хм…

Перед поворотом коридора, я еще раз обернулся. Жена улыбнулась. Помахала рукой. Моя личная сестра милосердия напутствовала меня любящим взглядом…

— Ладно. — подумал я, входя в следующую дверь. — Я быстро.

Дверь отворилась, я вошел в предбанник со множеством дверей, с креслами вдоль стены. Были здесь и другие смертные.

В пространстве кипела ангельская суета. Разноцветные ангелы приводили и уводили людей. Носились из кабинета в кабинет.

Очередь небольшая, но отсидел я часа полтора. Тем временем всех, кто здесь был, осмотрели и увезли на каталках. В отличие от меня эти люди имели вещи при себе…

— Ангелы не врут. — само успокаивался я. — Осмотрят, возьму сумку. Попрощаюсь с Сонцем. Всё будет нормально. Только долго… Очень долго…

Осмотрели и увезли пару-тройку пациентов пришедших за мной:

— А я?! — мысли вслух.

А мной кто-то периодически интересовался из-за приоткрываемых дверей. Кто-то подходил, спрашивал фамилию, тут же просматривал документы, и вновь проваливался в свою ангельскую бесконечность. Причем, мои стоны и гримасы никого не трогали.

Переживая свои боли я вскакивал и прохаживался. Кому-то мешал. Меня просили сесть на место. Я объяснял, что так мне попросту легче…

В душе наступил вечер. В предбаннике остались двое, я и худой перестарившийся дед, которого в инвалидном кресле прикатила, по-видимому, упертая дочь. Похоже, что деда так же мурыжили…

Незаметно облако надежды перевоплотилось в адское подземелье…

— Неужели это не ангелы, а замаскированные черти? — уже витало в воздухе выдыхаемое мной разочарование. — И лица у них стали какие-то не приветливые. Потемнели даже стены и перья. Как-то слишком подозрительно всё.

— А в чем собственно причина проволочки?! — наконец, не выдержал я, собираясь ворваться, хоть куда-нибудь.

— Коротков, пройдите. — раздалось из-за двери напротив.

— А, ссыте гады, гнева христианской души! — с курткой и папкой в руке, другой ощупывая нательный крест, влетел я в очередную дверь.

Архангелом оказалась молодая симпатичная женщина. Резкая, деловая на вид, но от напускаемой важности лицо ее часто серело.

— Дайте документы. — приказала она.

Молча пролистала. Молча вернула обратно. Глядя в монитор, спросила:

— Что вас беспокоит?

Охлажденный начальственной строгостью, начал я не очень, но постепенно распалялся. К рассказу присовокуплялись неумолчные свидетели: кривлянье и ерзание. Пару раз я спохватывался, что всё-таки мужчина, и пытался их отстранить. Хотя эта женщина ни капельки и не смотрела на меня…

— Подождите в коридоре. Сейчас придет врач, который осмотрит вас. — сказала безликая.

Она даже не дослушала, просто закончила стучать по клавиатуре и выпроводила… Нет, ну, конечно, куда нам грешным с архангелами-то… Не положено.

В коридоре те же трое. Я, равнодушный ко всему дед в инвалидном кресле и его сердобольная родственница. Прямо троица пресвятая. Только не востребованная ни кем…

Я уже долго гулял по коридору. Какое-то существо прошмыгнуло мимо. Но заметив деда сунулось к нему с показной, как мне подумалось, вежливостью, мол, как вы тут. Сладенько так…

Дед оказывается давно не ест. Родственники насильственно кормят. По этой причине старик естественно и быстро увядал.

— Доктор, помогите. — причитала родственница, может быть дочь.

— Поможем. — пообещало существо и скрылось в кабинете архангела.

Видимо из-за своей чрезвычайной подвижности существо не закрыло как следует дверь. Да нет, я не подслушивал, просто рядом стоял…

— Отработанная материя. — услышал я вердикт старшего ангела. — Пусть полежит в терапевтическом отделении. Через два дня спишем. Есть места в терапевтическом?

— Есть. — отрапортовал помощник и внезапно объявился возле деда.

— Идите за мной. — попросил он женщину, радостно покатившую кресло…

За ними серо-фиолетовым воплощением мрака проследовал и архангел. По спине побежали мурашки.

— Чего это они испугались? — подумал я про моих мурашей.

Чистилище с пятью дверями и двенадцатью креслами наполнилось смертной тоской. Хоть бы окно какое, чтобы еще раз взглянуть на зеленеющий мир. Отсюда и не выйти без специальной карточки.

Из любопытства и скуки я пошел по дверям. Вот, судя по кушетке это смотровая. Здесь меня и препарируют… Открыл еще одну — странную… За столом сидела женщина, самозабвенно печатала на компьютере.

— Здрасьте. — удивился я.

Она вскинула мутные глаза в очках, и вновь отрешилась. Это не врач. Бухгалтерша. Врачи здороваются. Не один хоть, а то как после апокалипсиса, мол, остальные не выжили. Отправленные по ватсапу смски не читались. Жена разговаривала по телефону.

И вдруг, в коридоре возникло что-то неуверенное в себе лет двадцати. Я даже не обратил на нее внимания и не предал значения ее появлению. Ну, стажерка какая-нибудь. Студентка на практике. Мало ли вообще кто. Но точно не врач…

— Коротков?

«А причем тут вы?!» — почти вырвалось у меня.

— Да. Здрасьте.

— Здравстуйте. Меня зовут Анна Сергеевна. Я врач невролог. Пройдемте в смотровую?

«Нет!». — хотел крикнуть я обиженный таким неуважением. Это же надо какого специалистика прислали! Что в таком возрасте можно знать о болезнях?! Разумеется, ничего. Если только ни по учебникам…

— Раздевайтесь.

— Совсем?

— Только по пояс.

Мне даже раздеваться было стыдно. Даже по пояс. Хотя нет, по пояс можно. Сказала же, что врач, значит, врач. Ангелы не врут…

— На что жалуетесь? — усевшись за стол, как за парту спросила она.

В который раз я изложил свою историю, как всегда постепенно входя во вкус. Даже слушала она как-то по ученически. Без наводящих вопросов я скоро замолчал…

И тут началось, когда она встала передо мной с молоточком в руке:

— Поднимите брови. Опустите брови. Улыбнитесь. Нахмурьтесь. Встаньте. Сядьте. Закройте глаза. Коснитесь указательным пальцем правой руки…

Словно попал в вытрезвитель советских времен. Обидно. Дале она добросовестно обстукала мои ноги. Села за стол. Что-то начиркала.

— Подождите пожалуйста в коридоре. — подалась на выход.

«Сказала бы чего. — глядя ей вслед, я снова задумался о компетенциях. — Может пойти за ней, ведь там сидит тот, к кому спешит эта девочка.

По закону местного жанра, спустя время после девочки, явился ангел в образе мальчика. Вернее, теперь они припорхали вдвоем. При них, как тяжеловооруженный ландскнехт при рыцарях процедурная медсестра. Проклятые немцы! Гады! Мучители!

Меня снова завели в знакомую уже смотровую. Внушавший иерархическое старшинство юноша уверено занял место за столом. Анна Сергеевна, будто греческая колонна среди развалин, застыла сбоку.

К моему удивлению мне заново предложили озвучивать симптомы и претерпевать те же манипуляции с лицом. Корча несусветные рожи, я уже видел адские круги Данте.

И всё же, кое какой просвет брезжил, когда умное, почти профессорское лицо юноши переглядываясь с ученической заточкой Анны Сергеевны, согласно кивало. Кажется, диагноз был ясен.

Снова по пояс голый, я стоял перед существами не из моего темного мира, держа равновесие, терпя боль, ожидая окончательного приговора. Который, к моему разочарованию, прозвучал тем же туманным сообщением, что и в начале всего, мол, всё может быть, необходимо произвести более глубокий анализ.

Ну так производите. Сначала госпитализируйте, а потом и производите. И дайте что-нибудь болеуталяющее, пожалуйста. Кстати да, никто из докторов так и не дал мне сильнодействующее обезболивающее. А я и не просил, потому что увлекаясь собственными россказням, забывал про него. Забыл и на этот раз…

О чем-то вспомнив, сестра оставила шприц в вене пациента. Поглядывая на инструмент, бросилась к медицинскому шкафчику. Она, якобы, контролировала ситуацию, да и шкафчик рядом, всего-то шагнуть и протянуть руку. Прозрачное, пока еще пустое тело для забора крови медленно сползало по руке, разворачиваясь перпендикулярно предплечью. Еще чуть и кожаный, поднятый кончиком иглы, бугорок прорвется…

Сестра наверное думала, что она ловкая и конечно успеет. А вообще, медработница была своеобразная. Все то время, что она присутствовала здесь, от ее лица исходил свет, но этот свет раздражал, как ночные фары в глаза, а улыбка выглядела злорадной. Эдакая наглая улыбчёнка. В сочетании с комплекцией квадроцикла женщина воспринималась как неприятный и угрожающий контент. Душа мрачнела от ощущения, что ты в апартаментах опытной садистки.

Искомого на полочках нет. А где оно? А вот же оно, на кушетке, возле сидящего на ней больного, онемевшего от происходящего.

Пропажей оказались марлевая подкладка и бинт необходимые для перевязки. Перевязка осуществляется сразу, как только игла выйдет из вены.

Странная логика внушающая сомнения в адекватности медработника, значит, если вену порвет не страшно, страшно, если не перебинтовать вовремя и упустить пару, как бы, естественных капель…

С другой стороны и так и эдак нужно срочно перевязать. Потом супруга объяснила мне для чего это делается именно так, чтобы не остался кровоподтек. Однако, на следующий день, не смотря на своевременную перевязку в океане Рука всплыл сине-зеленый материк.

Точно вам говорю эта медсестра синий чулок и она намеренно так сделала, чтобы помучить меня и без того страдающего от боли мужчину…

Но это еще не всё! Тест на корону! Она собиралась взять у меня мазки из мест весьма близких к мозгу.

Нехорошее чувство усилилось, когда медсестра приблизилась…

По силе тычка ватной палочки в ноздрю, я понял, что мне хотели удалить левый глаз, вышибив его изнутри. Глаз остался на месте, но слеза-таки вытекла.

Предварительно скажу, что челюсти мои попав в перекрестье ушной и шейной боли заклинило и они с трудом открывались вообще…

— Рот откройте. — рявкнула сестра.

— Шире. — заорала она с возмутившей меня неприязнью ко мне и я не выдержал и закричал в ответ.

Наконец-то, вырвав из меня проявление слабости в виде негодования и нечленораздельного мычания полуоткрытого рта, сестра на глазах подобрела:

— Хорошо, хорошо, я поняла.

— Спасибо. — сказал я вставая с кушетки, вперив око в белую обмотку, будто еще чувствуя режущий поворот иглы. — Всё? Я свободен?

— Да. Можете идти. — интерес ко мне она явно утратила, спровадила чисто механически, даже не взглянула.

Когда я вышел из процедурной, двери в кабинет архангела были чуть ли ни настежь. В святая святых царила прямо праздничная, если ни сказать, ликующая атмосфера. Собравшиеся там ангелята чему-то от души веселились. Но увидев, что я топчусь в коридоре, тут же захлопнулись…

Минут через пять — десять в свой кабинет царственно прошествовала архангел, не удостоив меня ни словом ни пол словом ни даже взглядом.

И долгожданное чудо случилось. Еще минут через десять распахнулась заветная дверь. Беседуя с коллегами на ходу, то бишь оглядываясь и повышая голос, дабы услышали, похохатывая, в коридор выбежал Вениамин Викторович с приятным для меня известием, что меня, нет, пока не госпитализируют, но направляют на прохождение КаТэ головы и рентгеноскопии легких. Остается только немного подождать очередного проводника.

— Присядьте. — великодушно разрешил Вениамин Викторович.

Я же с детства приучен при виде старших или начальства вскакивать и изображать преданного пса. Даже убитый наповал я бы наверное вскочил перед каким-нибудь нашим генералом, лишь по привычке. Думаю, это я потому такой, что мой папа был настоящий полковник…

»Расслабьтесь, всё будет хорошо". — лицом и глазами сообщил мне наш компетентный мальчик.