Необыкновенные приключения трех авантюристов ...

НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТРЕХ АВАНТЮРИСТОВ — ЗАБАВНЫЕ, ОТВАЖНЫЕ И ДОСТОСЛАВНЫЕ В МОСКВЕ, ЖУКОВСКОМ И ИНЫХ МЕСТАХ

«Проводил? Я своих тоже отправил. Вечером приезжай, будет большая игра», Пашкину СМС-ку Сашка получил, едва выехав за шлагбаум аэропорта. Он только что проводил жену в Санкт-Петербург и теперь раздумывал о холостяцких планах.
— Алло! Это я. Да, проводил. Слушай, а кто еще будет?
— Андрюха, Саня, Мишка, еще один мой друг, ты его не знаешь.
— Отлично! Значит поиграем! Во сколько и чего захватить?
— Подъезжай часикам к семи, а брать … вроде ничего не надо, все есть … знаешь, заскочи куда-нибудь на заправку, пару колод прикупи, а то у меня истрепались совсем.
— Принято, — Сашка повесил трубку и включил правый поворотник, заприметив вдалеке заправку ВР.
Вечером была «большая игра». Играли вчетвером. Пики, крести, бубы, червы ….
Андрюха, по причине неумения играть в преферанс, маялся и не знал, чем себя занять. Пару раз он попытался изобразить из себя ди-джея, на полную мощность врубив колонки, но тяга к прекрасному была жесточайшим образом подавлена возмутившимися преферансистами. Тишина, и еще раз тишина.
Притащив с кухни стул, Андрюха уселся рядом с Сашкой, который в этот момент был на прикупе, что сводило вероятность «посылания» неиграющего к минимуму.
— Завтра я вам такое приключение устрою, — Андрюха, оглядываясь, не слышит ли кто, торопливо забормотал в ухо, — Хочешь прокатиться на машине времени?
— Это как?
— Совершить путешествие в 18-й век?
— Хочу конечно! А как это?
— Завтра все увидишь. Утром бери брательника и дуйте ко мне!
— Заметано!
Телефонный звонок ворвался в утренний сон …, — Алло! Сань! Здорово! Ты что ли спишь еще?
— Что …? Нет … Я никогда …
— Помнишь, о чем вчера договаривались?
— Конечно помню! Я уже собираюсь!
— А Паша?
— Знаешь, учитывая, что я домой заявился в шесть утра, а они еще продолжали колобродить, когда я уехал – брательник «аут». В пять утра он отказался ехать наотрез.
— Жаль, но понимаю. Давай тогда сам приезжай.
— Договорились! Сейчас, кофейку глотну и выезжаю.
Выехав из двора на дорогу, Сашка все-таки набрал Пашкин номер. Трубка поднялась, когда Сашка уже отчаялся дождаться ответа.
— Алло! Это Находка?
— Находка, — особого оптимизма в голосе не слышалось.
— А можно Павла к телефону?
— Павла? Сейчас посмотрю … Его нет. Только его тело.
— Как сам?
— Не очень. До девяти тусовались.
— Понимаю. Ладно, отсыпайся, я к Андрюхе поехал.
— А я?
— Так ты в пять утра пошел в отказ …
— Я? Очень может быть, я уже почти спал на ходу.
— Смотри сам. Я только выехал, могу за тобой заскочить.
— Давай! Мне десять минут, привести себя в порядок.
Через полчаса они уже ехали по Ломоносовскому проспекту, на удивление свободному от пробок.
— Этак, глядишь, за час доедем.
Доехали, конечно, не за час, а, с учетом всех пробок и остановок попить, поесть, «в кусты», за два с лишним.
Андрюха вышел, встретил отряд во дворе и повел к себе. Чаи, кофеи, коньяки, «курнуть» и туалеты заняли не больше двадцати минут, и вот уже компаньоны, толкаясь, входили в лифт.
Здесь необходимо отметить следующее: перед выходом они, корифаны, затарились коньяком, бутербродами и яблоками, взяли стопочки, сложили эти чудеса в пакет и пошли на поиски приключений в полной боеготовности. Нести эту волшебную сумку, туесок заветный, сидор приспособленный бандиты доверили самому молодому — Пашке, разумно предполагая, что самый молодой организм меньше подвержен старческому склерозу и прочим неприятностям, свойственным умудренным опытом сорокалетним флибустьерам.
Ехать было недалеко, минут десять. Припарковав машину, достав из багажника штандарт для тематической фотосъемки и захватив припасы, все трое вылезли наружу и тут двое обомлели.
Перед ними возвышался то ли средневековый замок из Вальтера Скотта, то ли готический собор, так любовно описанный Гюго, то ли … бог знает, что еще угадывалось в облике церкви. Устремленные ввысь остроконечные башни-колокольни, резные карнизы, узкие вытянутые стрельчатые окна. Овальная часть завершалась ротондой со шпилем, обрамленной восемью такими же шпилями.
Завороженные, братья обходили собор.
— Эта церковь имеет очень необычную историю, — вел экскурсию Андрюха, — в ней переплелись царские интриги, личные мотивы, любовная история, история государства, масонство и многое другое.
— А кто ее построил?
— А вот идите сюда, — Андрюха подвел братьев к табличке на стене храма.
— Церковь в честь иконы Владимирской Божьей Матери, создана в 1789 году по проекту русского зодчего В.И. Баженова, — вслух прочел Пашка.
— Ее называют северным Тадж-Махалом, так как построена она в честь горячо любимой женщины — Марии Александровны Измайловой, урожденной Нарышкиной, — Андрюха указал на горельеф на стене, изображавший супружескую пару Измайловых.
— Интересно как, — разглядывая горельеф, протянул Пашка.
— Их было несколько, Но, к сожалению, не все они сохранились, многие сбиты. Что называется, унесли без спроса и без отдачи. Видишь, красная кирпичная кладка вместо них.
— А что сподвигло на такой необычный храм? – спросил Сашка.
— Ааа … здесь интересная история, — улыбнулся Андрюха, — Михаил Измайлов, будущий московский генерал-губернатор принимал активное участие в воцарении Екатерины в 1762 году. В качестве вознаграждения за участие в перевороте, императрица пожаловала своему фавориту имение Быково, которое в честь жены было переименовано в Марьино. Мария Александровна Нарышкина, кстати, приходилась внучкой тому самому Льву Кирилловичу Нарышкину, в честь которого назван один из самых красивых и необычных стилей в русском храмовом зодчестве — нарышкинский стиль.
— Так. А дальше?
— Мария Александровна стала женой Михаила Измайлова. Брак был бездетным, но супруги любили друг друга и взяли на воспитание двоих детей брата Измайлова.
— Ну а храм?
— Легенда возникновения такого необычного храма рассказывает, что однажды Екатерина II решила навестить своего друга в жалованном ею имении и подивилась его невзрачностью, о чем поделилась с хозяином. Вот тогда Измайлов и решил сделать из Быково-Марьино настоящую усадьбу с огромным хозяйским домом в модном тогда европейском стиле: с прудами, пейзажным ландшафтом, беседками, «Эрмитажем» и, конечно, храмом. Храм, правда, и до этого уже был в Быково, но после смерти жены в 1780 году Михаил Михайлович решил снести старую, уже обветшавшую церковь, и построить на ее месте вот эту красавицу, с приделом в честь Марии Египетской, которая была покровительницей его жены.
— Даа …, — задумчиво вздохнул Сашка и тихо пропел: «Грядущий век заменит век вчерашний, Придёт и уйдёт Новых варваров орда, Поднимутся и снова рухнут башни, Но песнь о любви Не умолкнет никогда!»
Восхищенные братья, не выпуская из рук телефоны с фотоаппаратами, еще раз обошли сказочный храм и Андрюха увлек их за собой дальше в путешествие в историю. Компания прошла через двор, вдоль обычной хрущевки и углубилась в густой парк.
— А не пора ли нам устроить привал? — намекнул Пашка, хитро подмигивая в сторону заветного туеска.
— Сейчас, до развилки дойдем и разобьем бивуак, — поддержал Андрюха.
У развилки стоял вековой дуб, вероятно помнивший и хозяев усадьбы и их царственных гостей. Пашка подошел к дубу и раскинув руки прижался к старику.
— Такой прохладный, — Пашка прислушивался, — нет, молчит, хранит тайны. Ладно, наливай, Андрюха!
«Подкрепившись», компаньоны отправились за проводником дальше.
— Вот, смотрите, — остановил их Андрюха. За густыми кронами отчетливо угадывался, выложенный белыми кирпичами, угол красного, двухэтажного здания. С первого взгляда было понятно, что это не современная постройка, так гармонично в него были вписаны порталы в английской стиле, обрамленные дорическими колоннами.
— Пойдем, зайдем отсюда, — Андрюха увлек братьев по тропинке, протоптанной в стороне от здания.
Пройдя метров пятьдесят, они остановились и обернулись на усадьбу. На возвышенном участке рельефа, среди легких обнаженных крон деревьев рисовался силуэт нарядного дворца с башней, напоминающей феодальные замки. Настоящий дом-дворец. Прямоугольный в принципе план здания усложнен боковыми ризалитами и торцевыми выступами, один из которых был надстроен средневековой башней. Центр дома выделен эффектным портиком кариатид на фасаде.
— Обратите внимание, все четыре кариатиды разные, — сказал Андрюха, — разные фигуры, лица.
— Пойдем поближе, — попросил Сашка, — а то я отсюда не вижу ничего.
Подойдя поближе, Сашка разглядел на самом верху, по центру какой-то герб, но деталей не видел. Включив на телефоне фотоаппарат и поймав герб в объектив, Сашка «раздвинул» экран, чтобы рассмотреть все в подробностях.
— Это герб Воронцовых-Дашковых, — сказал Андрюха, — представляет собой объединение графского герба Воронцовых и дворянского Дашковых.
— Интересно …
— Видишь, щит герба разделен на две неравные части, верхняя ¬— это герб князей Дашковых. Он рассечен на четыре части. Из них в первой и четвертой части, в лазуревом поле, повторяется одна эмблема (герб киевский): ангел в серебряной одежде, с мечом в правой руке и золотым щитом на левой руке. Во второй же и третьей частях, в червленом поле, эмблема смоленского герба: черная пушка на золотом лафете, и на пушке райская птичка. На пересечении полей гербового щита помещен малый щиток, заключающий в серебряном поле золотой крест, под ним золотой же полумесяц, рогами вниз, и золотая звезда о шести лучах под полумесяцем.
— А Воронцовы? – спросил Пашка.
— От герба Воронцовых взята нижняя часть. Она разделена диагонально на два поля: правое — красное, а левое — серебряное. На этой диагональной линии положены две розы, а между ними — лилия, и, таким образом, половина каждой розы и лилии находится в красном поле, а другая половина — в серебряном. В красном поле розы и лилия имеют цвет серебряный, а в серебряном поле — красный. Общий вид также взят от графского герба Воронцовых.
— А над щитом там что? Шлемы какие-то …
— На щите покоится графская корона, а на ней — три дворянских серебряных шлема с золотыми обручами и цепями. Приглядись, на правом шлеме корона дворянская, из коей выходит шесть знамен: два красных, два белых и два золотых с российскими орлами. На среднем шлеме — графская корона, и на ней российский двуглавый орел с короной, клюв и когти золотые. На левом шлеме — лейб-компанская шапка и с каждой ее стороны по одному черному орлиному крылу с тремя серебряными звездами. Намет с правой стороны черный и золотой, а с левой — красный и серебряный. Щит держат передними ногами два белых коня с красными графскими коронами на шее.
— А что там за надпись … не видно ничего …
— А там девиз: «Semper immota fides», в переводе с латыни «Вечно непоколебимая верность».
— Классно! Пашк, пойдем сфотографируемся вместе! Андрюх, запечатли нас!
Братья поднялись по ступенькам справа от фасада, встали между колонн и обнялись. Андрюха, как заправский фотограф, искал наиболее удачный ракурс, приседал, отступал на пару шагов, командовал: «Ты! Чуть руку отведи! Павел, поверни лицо в три четверти, а то тень падает! Немного правее! Замерли!». Произнеся последнюю команду, Андрюха отступил еще на полшага и благополучно сверзился с пандуса в крапиву. Братья согнулись пополам от хохота. Над пандусом появилось ошарашенное лицо Андрюхи.
— Вот ведь, — простонал он, — но щелкнуть успел. Мастерство не пропьешь!
Продолжая смеяться, они завернули за угол высокой башни.
— А в башне, вот там, когда-то были часы, — сказал Андрюха.
За углом взорам открылся главный вход в усадьбу. От входа расходились боковые пандусы въездов с плавно очерченными линиями балюстрад; в парк, разбитый уступами, спускалась парадная лестница. С окружающим ландшафтом дом объединяли балконы и террасы, среди которых главенствующая роль была отведена большой каменной террасе ломаного абриса.
— А это тоже баженовское? — спросил Сашка.
— Смотри, — Андрюха подвел его к самому входу и слева от него Сашка прочитал на прикрепленной болтами каменной табличке: «Памятник архитектура и садово-паркового зодчества конца XVIII века усадебный комплекс Быково: архитектор В.И. Баженов. Главный дом усадьбы построен В.И. Баженовым в 1780-90 годах. Перестроен в 1830-40 годах архитектором Б. Симоном. От первоначального дворца сохранились подвалы, въездные пандусы и балюстрада. Подлежит охране, как всенародное достояние».
— Да уж … всенародное, — огорченно протянул Сашка, — указывая на обвалившийся карниз.
— Ладно уж … пошли еще кое-что покажу!
Андрюха повел их мимо въездного пандуса, по асфальтовой дороге в сторону небольшого здания. Прямо перед ним он вдруг свернул налево и исчез в густых кустах.
— Идите сюда, — позвал он их чащобы.
Сашка с Пашкой протиснулись вслед за Андрюхой и очутились на небольшом дворике, сплошь заваленном срубленными ветками. Посередине веток было навалено с хороший курган.
— Чёрт! Неужели завалили, — Андрюха копался в куче веток, — Нет! Вот он!
— Что? – спросил Пашка.
— Вход!
— Какой вход?
— В ледник.
— Блин! Где? – Пашка начинал раздражаться.
— Вот, не видишь что ли, дыра?
— Не вижу!
— Иди сюда, смотри! Только осторожнее, а то может обрушиться.
Упрямо мотнув головой, Пашка сопя и сжав зубы полез по куче наверх. На середине восхождения раздался громкий хруст и Пашка исчез. То есть, натурально, провалился сквозь землю. Сашка с Андрюхой, переглянувшись, начали карабкаться наверх.
Разрекламированный вход в ледник представлял собой отверстие в земле, диаметром не больше полуметра. Сломавшаяся ветка обнажила провал, куда Пашка благополучно и скатился. Добравшись по веткам до зияющей дыры, Сашка с Андрюхой заглянули вниз. В темноте глубокой ямы, копошилось какое-то существо, поругивавшее оставшихся снаружи, впрочем довольно добродушно.
Осветив мобильниками провал, они увидели некогда замурованный вход, который со временем осыпался сверху и теперь представлял из себя пологий склон из битых кирпичей, земли, веток, пустых бутылок и банок из-под пива.
Кряхтя, компаньоны, один за другим спустились внутрь. Тело сразу обволокла холодная затхлость. Включив фонарики на телефонах, они озирались.
— Смотри! Как будто морозные узоры на потолке, — Андрюха в восхищении разглядывал «седую паутину» на потолке. В свете фонариков она искрилась, переливалась, словно звездное небо и действительно напоминала узоры, которые 30-градусный мороз оставляет на стекле.
— Точно!
Конечно, это было не звездное небо, не паутина и даже не ледяные узоры. Это была банальная плесень, которая так красиво покрывает старые кирпичные постройки. Что удивительно, именно кирпичные, на дереве, граните и прочих материалах ее не бывает.
— Здесь был холодильник – «ледник», где хранили мясо и рыбу.
— Ну, рыбу-то вряд ли, все-таки рыбу ели или свежей, или ее солили и коптили. Зачем тогда ее убирать в ледник? Все пропахнет.
— Возможно ты прав. Эй, Строганов младший, ты где там?
Пашка сидел на кирпиче в самом конце пещеры. Свой заветный пакетик он аккуратненько прислонил к шершавой стене и поддерживал его отставленной ногой. На другую коленку Пашка поставил локоть, сложил на него буйну головушку и храпел.
— Не вынесла душа поэта, — засмеялся Сашка, — он еще в машине жаловался, что весь на нервы изошелся после вчерашнего мизера.
Вдоволь нафотографировав, компаньоны растолкали Пашку и, подсадив, помогли ему выбраться на свет. Следом, один за другим, они выкарабкались сами, изрядно перепачкавшись в глине и кирпичной крошке. Пашка, как цирковой канатоходец, балансируя, спускался по срубленному стволу молодого дерева, лежащего поверх кучи веток.
— Осторожно …, — только и успел протянуть Андрюха, как Пашка, поскользнувшись на влажной коре, кубарем скатился вниз к основанию кучи.
— А настоящие герои, всегда идут в обход, — торжественно провозгласил Андрюха и на карачках, аккуратненько сполз в Пашке, который не мог подняться, поскольку окончательно запутался в гибких ветках. Хотя вернее, и не думал подниматься. Видимо ему было уютно лежать на солнышке, в куче хвороста, после пронизывающего холода ледника.
— Паш, вставай! Держи руку! – Андрюха, балансировал на одной ноге, протягивая Пашке руку и отведя другую с пакетом.
Сашка, чертыхаясь, пробирался к ним, спотыкаясь о ветки и хохотал до слез. Со стороны они напоминали двух бомжей. Лохматые, небритые, в глине и репьях. Довершал всю эту живописную картину цветастый пакет, в котором позванивали друг о друга бутылка и рюмашки. Ни дать, ни взять — типичные «Сифон и Борода с Рублевки». Совместными усилиями они наконец освободили Пашку от пут и выбрались обратно на асфальтированную дорожку.
— Теперь туда, — Андрюха махнул рукой в сторону глухих зарослей, куда вела узкая, давно не топтаная тропинка.
— Ты уверен, что туда? – Сашка критически обозревал великий тракт.
— Пойдем, пойдем, все правильно!
— Погоди, сфотографируй нас со штандартом! – попросил Сашка, развернул штандарт и накинул прикрепленную к древку тесьму на свои с братом шеи. Живописно! – Андрюха сделал несколько снимков.
— Идем, идем! Здесь я еще не заблуждаюсь! Теперь покажу ротонду! – Андрюха потянул Сашку за рукав, а поскольку братья, подобно сыновьям Эмона, были неразрывно связаны накинутым на шеи штандартом, то, как только Сашка качнулся, Пашка немедленно упал. Раздался очередной взрыв хохота. Пашку подняли, как могли отряхнули и построившись гуськом, начали спускаться по тропинке. Крапива нещадно жалила даже через джинсы, к курткам цеплялся чертополох.
— Вот она!
За раскидистыми ивами проглянула изящная белая беседка. Она поражала своей гармоничностью и классической красотой. Три пилона, расположенных по кругу, и коринфские колонны поддерживали широкий карниз и купол.
— Когда-то на этот остров был перекинут красивый мост. Но в сороковых его разломали. А сама беседка называется «Храм Цереры», в честь римской богини земли и плодородия.
— Смотри, — Сашка указал влево от беседки. Издалека казалось, что на остров ведет какая-то насыпь, — Пошли туда!
Обогнув пруд, они подошли поближе. «Насыпью» оказалась куча длинных веток наваленных друг на друга прямо по воде.
— Во! Этот мост нам походит! — Сашка уверенно подошел к берегу.
— Да ты не пройдешь, упадешь же …, — Андрюха крепко держал за рукав рвавшегося вслед за братом Пашку.
— Это я-то не пройду? — Сашка закинул сумку за спину и в довольно неудобной позе, присев и бочком, начал путешествие на остров. Пашка с Андрюхой покатывались со смеху, глядя на то, как Сашка в позе краба пробирается по веткам.
Наконец он добрался до конечной цели своего путешествия, спрыгнул на берег острова и подошел к беседке. Увы! Бывающие там «посетители», проникающие на остров таким же путем, понятия не имели ни о ценности беседки, ни о ее красоте: она вся была исписана граффити и повсюду валялся мусор.
Покрутившись вокруг беседки, поцокав языком и вдоволь нафотографировав, Сашка тем же макаром вернулся к поджидающим его друзьям. Те удобно расположись на мощном поваленном стволе дерева, превратив его в надлежаще накрытый походный стол.
— Да. От когда-то существовавшего моста не осталось и следа и летом к ней не подойти. Так что вандалы доламывают ее только зимой, когда можно пройти по льду. А всего таких беседок в усадьбе было три, — хрустя ароматным яблочком повествовал Андрюха, — а еще обрати внимание на пруды, ничего не замечаешь?
— Нет, а что? – оглянулся на пруды Сашка.
— Видишь, насколько разный уровень воды в них? А ведь между ними всего несколько метров.
— Точно! Значит они были соединены системой переливов?
— Ага! Бери брательника, поехали домой! Я тебе про них дома кое-что интересное расскажу. Самое важное!
Подхватив совершенно разомлевшего от недосыпа, коньяка и жаркого июльского солнца Пашку, вся троица направилась искать выход их парка.
Оглянувшись на аллею, Сашка увидел, как по английским газонам, бегали барские дети, за ними няньки, прогуливались дамы с кружевными зонтиками от солнца, джентльмены церемонно раскланивались, поравнявшись с ними … 18-й век жил своей размеренной жизнью.