Глава 64 (Глава 64)

Я не убийца, поэтому не воин. Чтобы убить человека мне нужно разозлиться. Горан учил, мол, убивать легко, если не думать о том, что ты делаешь. Мол, надо решиться, лишь раз. А если всё время взвешивать все «за» и «против», то ты уже погиб.

Я так не могу. Даже просто ударить, мне нужна собственная эмоциональная поддержка. Еще ни разу в жизни, только логическое обоснование не придало мне решимости. Да хоть бы в чем! Но без подходящей мысли не вспыхнешь. Мысль, как говорится, рулит, но двигает чувство.

А еще, говорят, что настоящие бойцы действуют с холодной головой. Ну, не знаю, какое вообще хладнокровие может быть в бою. Лично меня одолевает такой страх, что дрожат и подгибаются колени. И тут, важно найти кнопку, которая бы включила злость.

По правде сказать, я чаще впадаю в ступор и обо всем забываю, и в первую очередь о кнопке. Мы не однократно обсуждали этот мой недостаток и с Гораном, и с бабулей. Говорили они каждый по своему, но по сути одно. Мол, не стыдись своего страха, мол, страх это сила, которую нужно подмять. Все боятся смерти. Это инстинкт. Вот и думай о том, как тебе выжить. Если не можешь победить, то беги. Беги изо всех сил. Бей или беги, но никогда не стой и не позволяй себя бить.

В конце беседы, нисходя до моей слабости, Вьяра добавляла, что, однажды враг загонит тебя в угол, и ты примешь бой. Мол, помни об этом и готовься к схватке за жизнь…

Мне нравилась эта мысль. Как-то я поделился ею с Гораном. Он улыбнулся и, глядя прямо мне в душу сказал:

— Всё верно. И всё же, ты сначала ударь, а потом беги…

Я бы согласился с ними, будь я человеком с Земли. Но я старрианец и, между прочим, до обучения на Трансфере не знал, что такое страх вообще, как и все коренные старрианцы.

Ведь у нас нет «выживания», а живем мы столько, сколько хотим, и умираем по собственной воле, испытывая душевное облегчение, а не животный ужас.

Да и что он страх? С ним всё ясно. Захочешь жить, он еще и поможет. Не стал бы я говорить о нем, если бы ни кое-что похуже, прятавшееся за него…

Они пришли вместе, вследствие обучающего гипноза. Словно однояйцевые близнецы. Два брата. Первый — это страх смерти. Второй — желание убивать. Даже не знаю, чего я боюсь больше — быть трусом или стать профессиональным убийцей…

В космическом обществе из людей выводили Человечество с помощью социальных структур. Там повсюду соответствующая тому система ценностей. И ты, как бы, не замечаешь ее, но знаешь что можно, а чего не нужно. Как бы и на автопилоте всё. Лишь иногда немного выходишь за рамки. Здесь, на Земле я понял, что относительность моей человечности это исключительно моя проблема.

Проблема, усугублявшаяся из-за обширных территорий, где не было никакой власти и моею неуязвимостью во время выхода из тела. В общем, одна сплошная безнаказанность. И, чем сильнее страх смерти, тем ощутимее жажда убийства…

Пират, замыкавший растянувшуюся по лесу группу, отставший из-за полученной ранее контузии, остановился. Его остановила тишина, ведь он ориентировался на выстрелы. Водя автоматом из стороны в сторону, он попятился. Развернулся и заковылял к звездолету.

От быстрой ходьбы голова тяжелела, словно в нее сыпали песок. Зрение всё сильнее расплывалось. В ушах нарастал внутренний шум. Чтобы не потерять сознание нужно умерить пыл, но страх нахлестывал душу. Откуда взялся этот ужас? Будто предчувствие смерти…

Еще с десяток метров и бегство закончится. Он уже на поляне. В противовес его страху радостно блестел корабль. Дотянуть во что бы то ни стало. Заскочить внутрь. Наглухо задраить черную дыру входа.

С каждым последующим шагом он ускорялся, пока ни врезался в препятствие. Он мог бы поспорить, что секунду назад перед ним ничего не было. Нет и сейчас. Но с чем-то же он столкнулся. С чем-то похожим на бревно. Какой-то невидимый шлагбаум.

Невидимый?! Но это уже бред больной головы! Просто, обидно упасть почти на пороге спасения. Каких-то пара шагов и он был бы спасен. Бль! Хрн! Нах! Обидно до сплюнутой крови, до разлившейся поперек грудной клетки боли…

Последнего пирата я настиг возле корабля. Обогнал. Бросил в сторону правую руку и окаменел. Физиономии таких людей обморожены с детства, поэтому его реакция поразила. Глаза бедняги оквадратились, когда он налетел на мою отвердевшую конечность.

Ну, какая там жалость. К врагам жалости не испытываю. Но, не сопротивляйся он, может, и я не разозлился бы… До такой степени…

Я просто хотел забрать у него оружие. Как у тех двоих. И забросить подальше. Ну, может, и вырубить. Ну да, вначале нужно было вырубить, а после обезоруживать…

Он упал на спину. Я схватился за дуло и потянул. И тут он начал стрелять. Слишком близко расцветали огненные цветы. Слишком громко жужжали свинцовые пчелы.

Я испугался. И от неожиданности забыл, что я дух и отпрянул. Но отпрянул не в сторону, чтобы уйти с траектории стрельбы, а назад. Казалось, долго я чувствовал летевшие сквозь меня пули…

Да нет, вряд ли я чувствовал по-настоящему. От страха разыгралось воображение. Опасная штука воображение, иногда оно чересчур убедительно…

В общем, настолько я был убежден в реальности моей скоропостижной кончины, что на некоторое время завис в вечности…

Затем, на меня обрушилось осознание собственной глупости, — со стороны я увидел свою перекошенную страхом рожу, — и со всей злостью воткнул свои руки в его тело, разорвал его легкие и его сердце…

Не скажу вам, что я почувствовал в тот момент, потому что это слишком страшно. Такое нельзя испытывать никому. После такого обратно человеком не станешь. Сойдешь с ума или будешь жаждать крови, как самая голодная и самая хищная тварь…