Дурак

Дело обстояло вечером полу-зимней среды, когда на улице погода никакая, а на душе ещё большая слякоть и никуда не хочется идти. Но сидеть в четырёх стенах ещё более невыносимо, поэтому один молодой человек, лет двадцати восьми, решил пройтись, так сказать развеяться. Никого встретить он особо не ожидал, хоть и надеялся на какое-нибудь происшествие или случайность, которая хоть как-то его позабавит или внесёт освежающее впечатление в его довольно однообразную, почти несчастную жизнь. Выглядел он всегда вполне бодро, имел довольно сносный характер и обычно весёлый нрав. Но всё-равно он себя ощущал немного загнанным в угол и под любым предлогом стремился из него выйти, хоть и неизменно возвращался обратно, потому что больше ему было некуда идти. Вот и в этот ничем непримечательный день он почти заставил себя выйти на улицу. Гуляя по городу, в котором уже были развешаны цветные лампочки, он всё-равно больше смотрел под ноги, чтобы не оступиться и не сесть в лужу, не упасть лицом в грязь. Хотя мнение окружающих людей его не особо волновало, тем более что в этот вечер их практически и не было. Проходя мимо местного бара он заметил, что тот работает. Там он бывал иногда и всегда встречал кого-нибудь с кем поговорить, хотя бы того же бармена. Они когда-то учились в одной школе, поэтому им всегда было что вспомнить и о чём поговорить, пусть многие истории и повторялись, от того становясь ещё веселее. Но в тот день работал другой бармен, менее разговорчивый и постоянно чем-то отвлечённый, то своими мыслями, то читал книжку или журнал, то ли просто не хотел разговаривать, чтобы не слушать пьяный бред посетителей. Он вообще не особо любил людей и свою работу, лишь изредка заменял главного бармена, который в тот вечер приболел. В общем, наш герой спустился в подвальчик этого бара, небольшое тусклое помещения в духе бывалой забегаловки, на стенах весели различные предметы под старину, на фоне играл тихий джаз в пошарпанном качестве, что предовало обстановке ещё более мистическое настроение, создавалось ощущение словно границы времени стерались, в принципе, для чего и существуют подобного рода заведения. Взяв бокал нефильтрованного пива, посмотрев на скучного бармена не желающего заводить беседу, парень от барной стойки присел за небольшой столик подальше от входа. Слегка пригубив свой напиток, он сделал глубокий вздох и подумал как же всё-таки для счастья мало надо. И действительно, парню надо было немного чтобы напиться, а напиваться ему вовсе не хотелось, поэтому он решил наслаждаться каждым глотком, а между ними перебирать в голове всевозможные варианты развития дальнейших событий. Это его слегка забавляло и отвлекало от незримой тоски повседневности.
Не успел он выпить и половины бокала, как в дверь почти вбежал мужчина лет пятидесяти, незаурядной, но вполне приличной внешности. Брезгливо стряхивая капли мокрого снега с плеч своего стильного чёрного пальто с капюшоном, он повелительным тоном обратился к, тут же всполошившемуся, бармену:
– Чай с лимоном, пожалуйста, без сахара!
Тот мгновенно ответил ему:
– Uno momento!
С машинальной вежливостью подкивнув в сторону нашего героя, мужчина прошёл в туалет. Через пару минут он вышел из уборной и с лёгкой досадой осмотрев комнату бара, кроме парня, сделавшего философски задумчивый вид, больше никого не увидел. Мужчина подошёл к столику и скромно спросил:
– Вы не против, если я Вам составлю компанию?
На что парень со сдержанной радостью ответил:
– Да, конечно, присаживайтесь!
Мужчина отодвинул стул от круглого столика и протянул руку:
– Разрешите представиться, Анатолий Павлович.
Молодой человек привстал и пожал руку с взаимной лёгкостью добавив:
– Очень приятно, Валерий.
В этот момент бармен поднёс блюдце с кружкой чая и поставив её на стол перед старшим гостем удалился на своё рабочее место, встав там словно ожидая ещё кого-то. У новых знакомых начался незаурядный разговор:
– Погодка сегодня ни к чёрту! — заявил мужчина, обхватив обеими ладонями кружку.
– Да уж, и не говорите!» — поддержал Валерий.
– Уже сказал, — спонтанно подшутил мужчина, – Не представляю, как Вы можете пить холодное пиво, –-словно с лёгкой завистью произнёс Анатолий Павлович.
– Так тут же тепло, — будто оправдываясь ответил молодой человек, – а бокальчик другой душу согреет, тогда и слякоть не в тягость, — присмехнулся Валерий.
– Согласен, душу нельзя простужать, — несколько загадочно произнёс мужчина и с ухмылкой добавил, – Если она есть конечно.
Молодой человек слегка подпрыгнув бровями сделал маленький глоток пива.
– Думаете у человека нету души? — спросил он следом с ироническим сомнением.
– Конечно, есть! – незамедлительно ответил Анатолий Павлович, – И думаю это самое ценное что есть даже в самом дурном человеке.
Валерий согласно кивнул наискосок и сделал ещё пару глотков, а затем как-то неуверенно произнёс: – Вы говорите ценное, как будто её можно продать! Но даже если так, то кому, и главное зачем, она нужна? Что с нею делать? Хотя свою бы ни за что не продал, только если в аренду, в крайнем случае в ломбард на недельку другую! Но потом бы по любому выкупил! — с нелепой улыбкой он посмотрел в глаза собеседнику.
– Ну, Вы шутник однако, Валерий. Интересно, и сколько бы Вы взяли за такую аренду и на что бы потратили эту сумму? – несколько деловито отреагировал Анатолий Павлович.
Валерий от неожиданного вопроса машинально почесал затылок и задумчиво посмотрел в пенную поверхность на треть опустошённого бокала, на несколько секунд напомнившую ему облака, ему даже показался образ головы орла с завивающемся клювом.
– Даже не знаю, — хлебнув орла сказал Валерий, – бывает конечно, что душой и не пользуешься особо, и наверное кому-то она нужнее может быть, но это скорее малодушные люди и доверять таким было бы крайне глупо. Хотя, конечно же, всё это шутки, ведь душа не вещь, чтобы её продавать или менять на что бы то ни было. Это как подарить девушке сердце, а потом удивляться, почему она так тебя бесит и постоянно укоряет в бессердечности, –- с отдалённым возмущением дяпнул Валерий.
– А Вы ещё и поэт!?, — с наигранным изяществом продолжал беседу Анатолий Павлович.
– Да, куда там! Хотя в юности пытался что-то сочинять, но девушки только смеялись, а мальчишки дразнили стихоплутом, — с равнодушной ностальгией ответил Валерий, сменив тон на менее уверенный, – К тому же, к чему вся эта поэзия сегодня нужна. Вон сколько книг в столбики издано, — брезгливо указал он на полки у стен со стопками книг для антуража, – сколько поэтов так умерло в мечтах о настоящей любви. И что теперь? Теперь, как мне кажется, и сама поэзия потихоньку загибается.
– Скажите тоже! Они бы может и так умерли не познав любви, а поэзия их жизни предала хоть какой-то смысл, пусть и в мечтах, но их души были счастливы, как минимум расположены к свету, стремились к той самой непостижимой любви, вдохновляющей их фантомы славы. И даже не только их самих, но и людей не способных к такому полёту мысли в столь превосходной форме! Поэзия во все времена служила напоминанием о возвышенном мире, состоянии души или как угодно. Своего рода архиватор чувств и мысли, где они не спорят даже в самой противоречивой форме и злободневной теме. Ведь, согласитесь, лучше светлое отчаянье, чем мрачная уверенность. На мой взгляд в этом и состоит святость истинной поэзии! Именно святость и именно истинной. К тому же поэзия бывает не только лирической, но и философской, — прервался на осторожный глоток пристывшего чая Анатолий Петрович, — хотя соглашусь, настоящих поэм сегодня уже навряд ли кто пишет, да никому их и читать-то особо некогда.
– Так это Вы поэт и философ, оказывается! — уважительно улыбнулся Валерий, – Честно говоря, я люблю поэзию, но мне её почему-то очень сложно воспринимать в тексте, что-то постоянно отвлекает от ритма, я слишком в него проваливаюсь. А читать вслух её вообще практически никто не умеет. Бывал на поэтических вечерах, там всегда с таким важным видом выступают псевдо-романтики, читая словно пародию на свои чувства переведённые в слова, с такой напыщенной пустошью произносимые. Правда встречал и настоящих поэтов, однажды даже поэтессу! Их посыл всегда чувствуется сразу, в них нету ни капли фальши, а главное ожидания оценки. Они абсолютно искренни и уверенны при всей робости интонации, даже при всех извёртываниях речевых оборотов, что в то же время говорит об их неординарном мышлении. Что так же считаю качеством достойным и крайне важным для свободного человека.
Анатолий Павлович одобрительно кивал, словно уловил ритм в словах Валерия. Прищурившись, словно всматриваясь в собеседника, он сказал:
– Значит всё же поэзия жива и будет жить, пока жива свободная душа человека. Но вот вопрос – человек, может ли он быть свободным! И более того, умеет ли он быть свободным! А если нет, то кто его научит? Научить свободе — звучит довольно абсурдно, согласитесь!?
В бокале Валерия ещё оставалось где-то чуть меньше половины, он поднял бокал и словно тост произнёс:
– Свободен человек лишь тот, кто сам того не знает. А независимость его, скорей обременяет! – Валерий заглянул в бокал и хотел сделать глоток побольше, но ему хотелось подольше продолжать столь занятную беседу, поэтому он сделал пол глотка как бы смакуя, дабы растянуть удовольствие складывающейся беседы.
Анатолий Павлович изумлённо с восторгом спросил:
– Сколь изящный стих, я такого не встречал! Кто автор этого скромного шедевра?
Валерий засмущался, но уверенно ответил:
– Да, что Вы, это я просто добавил к слову, вырвалось так сказать…
– Наверное, – ободрительно поддержал старший собеседник, – Знаете, молодой человек, мне нравится ход Ваших мыслей.
– Польщён-с, – застенчиво улыбнулся Валерий, прикрыв лицо бокалом на подзатянувшиюся секунду очередного глотка.
Далее выдалась незатейливая пауза в их беседе, оба задумались о чём-то своём. Анатолий Павлович встал из-за стола, подошёл к пальто и из внутреннего кармана достал позолоченный портсигар с изящной гравировкой «Per favore».
– Вы не против если я закурю? — обратился он к Валерию, безразлично помотавшему головой в ответ. На столе уже была пепельница, больше напоминающая ржавый цветок. Закурив аккуратную самокрутку, Анатолий Павлович присел обратно за стол и откинулся на спинку стула, закинув нога за ногу.
– Видимо Вы, Валерий, довольно одинокий человек, — внезапно произнёс он без доли сострадания. На что Валерий иронично ответил, словно заранее ждал такого вопроса:
– Ага, одинокой, но не довольный.
– И чем же Вы так недовольны, молодой человек!? Ведь все люди одиноки, а у Вас ещё вся жизнь впереди и не стоит на неё жаловаться. Напротив, стоит благодарить судьбу за всё, что Вам положено. Чем же Вы так не довольны, если не секрет?
Валерий безразлично отвёл взгляд в сторону и попробовал что-нибудь придумать, но не смог и поэтому сказал пренебрежительным тоном:
– Я не доволен лишь тем, что мне всё нравится!
– Ах, вот оно как! — полушёпотом протянул Анатолий Павлович, – Забавный каламбур выходит, однако. Ведь это не значит, что вам нравится абсолютно всё? А значит и не так уж вы и недовольны!
Валерий выдохнул уже на четверть пустой бокал:
– Пфф, естественно. Я о том, что моё положение дел перпендикулярно моему мировоззрению…
Анатолий Павлович удивлённо посмотрел на легкомысленное и одновременно задумчивое лицо Валерия.
– Вы рассуждаете крайне парадоксально, что заставляет Вас полярничать?
– Нет, я вполне логично рассуждаю, по крайней мере, я так думаю. Но в этой жизни всё сводится к парадоксам, в конце концов, как Вы сказали – полярностям. У всего есть две стороны, даже шар подшипника не полый изнутри. Сами посудите, ведь отсутствие его внутренней противоположности и составляет абсолютный антоним его существа, т.е. ту самую обратную сторону замкнутую в самой себе, — на этой фразе у Валерия словно закружилась голова, подобно том, как спрыгиваешь с детских каруселей во дворе, но по инерции не можешь остановиться.
– Ну, знаете, молодой человек, так мы можем углубится в бездонные демагогии, так ни к чему и не придя.
Валерий с удивлением выпрямил спину:
– Вы уже уходите, Анатолий Павлович?
На дне кружки лежал мятый ломтик потемневшего лимона, Анатолий Павлович сделал глоток чая. Посмотрев на ретро-часы, висевшие на стене из красного кирпича под осыпавшейся штукатуркой, они показывали пятнадцать минут десятого, спокойно произнёс:
– Нет, мой друг, в принципе, у меня ещё есть время. А Вы?
Валерий слегка отодвинул стул и несколько смущённо произнёс:
– Что ж, а я пожалуй на минутку Вас покину, – и с кроткой улыбкой направился в туалет. Когда он вернулся, Анатолий Павлович всё ещё сидел за столиком, решительно закуривая ещё одну сигаретку. Валерий подошёл к столу, свободно и непроизвольной лёгкостью присел на стул. Его взгляд на секунду остановился на тонкой мутной полоске пива остававшейся на дне бокала.
– Может ещё по одной? Что делать в провинции в столь унылый вечер? Пить, да умничать, не так ли? – неожиданно предложил загадочный персонаж с сигаретой в зубах. Валерий задумчиво посмотрел в сторону бармена, что-то считавшего на бумаге.
– А действительно, что ещё делать, – как-то уныло подтвердил Валерий.
– Вот только не надо унывать, это дурная привычка, не более. Она очень вредна и лучше ей не поддаваться. Наша беседа действительно выдалась весьма занимательной, её можно разворачивать фрактально до смой бесконечности, к тому же Вы мне кажетесь в некотором роде единомышленником, как минимум в некоторых вопросах. И чтобы как-то ещё продлить приятное общение и занять минут двадцать свободного времени, затем у меня последний автобус. Будьте так любезны, составьте мне ещё удовольствие в своей компании. А я Вам ещё пивка поставлю!
Валерий уловил в этом дружеском жесте что-то взаимно выгодное, к тому же ничего подозрительного в этом заманчивом тоне не было.
Анатолий Павлович в пол оборота подняв правую руку позвал бармена.
– Чего желаете? — с наработанной вежливостью подошёл к столику и произнёс бармен, обращаясь к двум клиентам одновременно.
– Бокал такого же пива для молодого человека, а мне, ещё одну кружечку, только добавь ещё, пожалуйста, имбирю для бодрости– бармен забрал пустую посуду и удалился. Анатолий Павлович тихо добавил в сторону Валерия:
– Люблю чай с имбирем, не знаю почему, но мне он помогает меньше думать во сне.
Валерий неоднозначно улыбнулся:
– Но Вы сказали для бодрости? Да и ночь ещё не скоро. Необычный Вы человек, Анатолий Павлович. Хотя, признаюсь, меня тоже иногда мучает бессонница, но думать во сне мне нравится, это же практика осознанных сновидений, когда можно делать всё что угодно! Я так даже с Эйфелевой башни прыгал и приземлялся в центре самого Колизея!
Мужчина посмотрел проницательным взглядом и вдруг сказал:
– Не обращайте внимания, я могу спать с открытыми глазами. А у Вас, позвольте заметить, богатая фантазия. Чем Вы занимаете себя в свободное время или весь заняты работой?
– Особо ничем, вот как например сегодня, — Валерий брезгливо посмотрел в сторону, – а работы пока особо и нету, но давайте не будем об этом.
– Естественно, к тому же это не моё дело.
Снова повисла небольшая пауза. Затушив папиросу в ржавый цветок Антон Павлович внезапно произнёс:
– А может в картишки сыграем? Не на деньги, разумеется, просто убить немного времени. Валерий одобрительно кивнул виском на приподнявшееся левое плечо. Бармен как-раз подал чай и пиво, Анатолий Павлович попросил принести карты и бармен незамедлительно исполнил просьбу. Карты были в небольшой резной деревянной шкатулочке с бордовым бархатом внутри.
– Вы что больше предпочитаете? — поинтересовался мужчина. Валерий незатейливо ответил:
– Больше люблю бридж, в нём как-то интереснее вариации. Но в бридже бывают слишком разные правила, как говорится — у каждого свои. Вы знаете бридж?
– Не особо, честно говоря, — неуверенно кинул глаза на шкатулочку Анатолий Павлович, – Да чего дурака валять, давайте лучше в дурака рубанём!, – воодушевлённо произнёс он.
Валерий по-дружески усмехнувшись добавил:
– В потайного, аль по классике?
– Да, давайте в обычного, подкидного, чего мудрить!
Мужчина пододвинул колоду молодому человеку:
– Давайте, сдавайте!
Валерий довольно ловко раскартовал колоду, предварительно отобрав мелкие карты обратно в шкатулочку. Выпал козырь крести, при чём тузом. Анатолий Павлович с каким-то ехидным акцентом вымолвил:
– Ну, Валерий, вы конечно настоящий крупье! Карта, так карта, но главное что туз не в рукаве!
Перебирая свой веер Валерий безобидно ответил:
– Что Вы, Анатолий Павлович, я честно играю! Ходите, если есть цифровой козырь.
Соперник отметил:
– Это уж действительно честно с Вашей стороны. Хотя возможно это и просто такой ход. Ведь честность не исключает хитрости! Что ж, у меня десятка, с Вашего позволения, хожу! — и Анатолий Павлович положил на стол пиковую девятку. Валерий отбил её десяткой, затем отбил подкинутую десятку червовым вольтом, двух подкинутых вслед вольтов королём и козырной дамой, а бубновую даму тузом.
– Прям почти в масть! – довольно подметил Анатолий Павлович, – первый отбой за Вами!
Валерий смёл карты левой рукой и перевернул их небрежной стопкой в сторону. Дальше игра пошла как по маслу, как-то даже слишком легко и равноправно. Лишь в конце создался напряжённый момент, когда у обоих игроков оставалось по три карты. Ход был за Валерием и он пытался вычислить возможную карту чтобы походить в верной последовательности. Получилось так, что две карты Анатолий Павлович отбил, но его последняя карта пикового туза всё-равно была безопасна для Валерия у которого на руках оставался крестовый Валет.
– Что ж, значит победила дружба!
Валерий сделал очередной смачный глоток пива, в бокале уже было чуть больше половины.
– Ещё одну? – спросил Анатолий Павлович, собирая карты и мягко их перетасовывая. Валерий, одобрительно махнул ладонью в сторону стола, далее стараясь внимательно следить за руками собеседника, ведь если он так пошутил на счёт туза в рукаве, может сам и шулер.
На этот раз козырем выпал бубновый король.
– А вот теперь не знаю, может и в рукаве? – присмехнулся Валерий и добавил, – У меня семёрка ромбиком.
– Ходите, Ваша милость, — фамильярно улыбнулся соперник. Партия началась с пиковой шестёрки. Разговора между игроками почти не было, они увлечённо смотрели то в глаза друг другу, прикрывая недоверчивые улыбки веерами азарта, то подозрительно посматривали на медленно уменьшающуюся колоду. В итоге у Анатолия Павловича снова оставалось три карты, а у молодого товарища всего две, уверенного в своей победе и как оказалось не зря. Валерий походил крестовой десяткой, на что Анатолий Павлович ответил козырной шестёркой, которую хотел удержать до последнего, но остальные шестёрки вышли и у него оставались лишь червовая семёрка и пиковый король. Понимая, что у соперника на руках козырная дама, лёгким движением он метнул семёрку на стол и с притворной досадой он подметил:
– Что тут играть! – допивая чашечку имбирного аромата…
Валерий вульгарно накрыл семёрку козырным тузом и почувствовал себя владыкой ситуации.
– Вот видите, я тоже честный игрок! – непринуждённо констатировал Анатолий Павлович.
С довольным лицом сделав ещё пару глотков нефильтрованного, Валерий начал ощущать лёгкий хмель, его настроение заметно поднималось, а восприятие как-то приятно ретушировало детали обстановки. Анатолий Павлович мельком глянул на часы и незатейливо спросил:
– Что ж, дадите ли Вы мне шанс отыграться и не остаться в дураках?
– Ну, последнего обещать не могу, но давайте сыграем ещё одну! – задорно напел Валерий.
– Да, ещё одну, третью! Как говорится, на счастье! – Анатолий Павлович как-то неоднозначно усмехнулся и снова протянул колоду карт Валерию, – Картуйте!
Валерий в некотором смущении посмотрел на карты и вторая фраза мгновенно перекрыла первую. Анатолий Павлович незамедлительно продолжил:
– Картуйте, картуйте, а то я действительно искушён сжульничать, хоть и не умею, по правде говоря!
Валерий принял шутку и раздал карты. Козырь выпал червовой восьмёркой. Валерий не был азартным игроком, но всё же случалось играть даже на деньги и вообще считал своей счастливой мастью именно черви, так он символично воображал себе, что «ставит на любовь». Конечно, именно её больше всего и не хватало Валерию в жизни. Он всюду искал свою единственную и неповторимую. Он старался не слишком представлять её образ, лишь желательные, в том числе и негативные, стороны характера и общие черты, ведь верил, что в реальности она превзойдёт все ожидания! Но обычно ему встречались лишь посредственные, слишком предсказуемые и скучные, либо слишком самодовольные девушки. А он не мог перебороть себя, чтобы прислуживать наигранным чувствам, угождать дамам в их похоти, чтобы владеть ими по сухой схеме, что тем более считал ниже своего достоинства. Всё же в его сердце жила одна любовь, та самая поэтесса, с которой когда-то на одном литературном вечере в столице, куда его занесло по совершенно случайно сложившемся обстоятельствам, ему посчастливилось поговорить всего несколько самых волшебных минут, пусть он уже давно и не верил в сказки. Сделав не только восторженные комплименты, но и краткую критику в качестве доброжелательного замечания быть уверенней в себе, он уступил её великолепие другим более важным гостям того вечера. Именно в тот миг риторического общения он ощутил нечто невероятное, неземное, одновременно с разрывающим его сожалением, например о том, что не подарил цветы, правда от куда же он мог знать, что повстречает свою мечту воплоти. Так и растерялся, ведь к такому моменту он совершенно не был готов, хоть и многократно представлял себе всевозможные, даже самые невероятные, варианты подобной встречи. Тогда он почувствовал сильнейшее родство их душ, увидел искрящуюся взаимность в её глазах, пусть и мимолётную. Хотя возможно это была лишь часть её неосязаемого образа и невероятно любвеобильной ауры. Но в этом чувстве он ни капли не сомневался, каждый раз оно вспыхивало в нём, когда он вспоминал тот чудеснейший миг. Правда поэтесса была не одна, её сопровождал парень, явно не творческого сложения ума, и может быть даже недалёкого, но аккуратный, обходительный, сильный и достойный защитник столь утончённой красоты. Кто знает, может это вообще был её брат или просто друг. Тогда Валерий с трудом смог убедить себя в том, что это судьба или точнее — не судьба. Что он всё-равно не сможет её сделать счастливой, что она ему скорее как сестра, которую он видит лишь как недоступную музу. Зато теперь образ в его сердце был ясным, но от того ещё более болезненным, что он боялся разрушить хрупкий идеал сделав хоть ещё один шаг ближе. А может быть, просто боялся быть отвергнутым. Затем он даже следил за её творчеством, ведь эта королева поэзии, как он вдохновенно называл её в своём сердце, была довольно видной фигурой в культурном обществе. На мгновение он вспомнил всё это и отвлёкся в мыслях от игры.
– Ваш ход, дураков учат! — прервал его фантазии Анатолий Павлович.
– Ах, так, ну держите-с! — Валерий с наигранной напыщенностью положил на стол две семёрки чёрной масти. Партия снова выходила довольно равной, хоть и подзатянулась. При этом Валерий был максимально уверен в своей победе. Когда колода уже была исчерпана, а вместе с ней и почти все козыри, у Валерия на руках было две не козырные карты с картинками, а у Анатолия Павловича целых четыре. Валерий знал, что это скорее всего должны быть цифры, хоть и не слишком внимательно следил за картами в силу второго бокала, в котором оставалось уже полтора глотка. Предвкушение победы переполняло его изнутри, хотя он старался выглядеть максимально сдержанно. Но был не его черёд ходить. Анатолий Павлович аккуратно положил на стол козырную даму. Глаза молодого человека удивлённо и как-то безнадёжно блеснули. Он словно испытал лёгкое déjà-vu. На его лице вместе с румянцем проявилось нелепое отчаянье. В голове криком пронеслась мысль: «Как же я мог её упустить!?». С видимым сожалением он взял эту роковую карту. Последний ход Анатолия Павловича окончательно добил его:
– Ваши погоны, уважаемый поручик, — с довольной и несколько омерзительной насмешкой произнес он, кинув на стол три шестёрки. Валерий с досадой и скрежетом немного отодвинулся на стуле. Анатолий Павлович допил чай, встал из-за стола, надел своё пальто, поблагодарил за партию молодого человека крепко пожав ему руку и сказал:
– Не унывайте, мой милый друг, ведь отчаянье это тоже грех! – быстро накинув пальто с капюшоном, положил на барную стойку купюру и кивнул бармену в знак благодарности, мол сдачи не надо. Как-то устало на секунду остановил прищуренный взгляд в сторону Валерия, словно глядя за него, и резко вышел из бара. В некотором исступлении Валерий провёл ещё минут пять. Он всё продолжал думать: «Как же мог я её упустить, какой же я всё-таки дурак …». Бармен мягко сказал, что заведение скоро закрывается. Валерий опомнился, жадно сделал последний глоток и задумчиво, словно в тумане, побрёл домой, хлюпая по грязному снегу провинциальной пустыни.