Углубления момент

… Полуобнажённый, он наблюдал за тем, как собирается она покинуть место притупленья своего «разборчивого» мненья. Хорошенькая, притягательная, несколько смущённая спешным на него наездом. Пальчики не подчиняются хозяйке и задумка не реализуется никак, что злит её отчаянно и угнетает капитально. — Ты можешь меня заплести? Такой раздрай… — Ну состыкуйся, кокетка, я люблю плести косы. — На крепких мужских бёдрах (проверено личным, дающим наиболее сочный результат, способом голых рук… и ног) не царицей восседая, девушка достаточно покорна. — Туманит как-то… Я не понимаю, ничего не понимаю… — Справившись с заданием на «прямо загляденье», молодой высокий человек с ласковой настойчивостью притягивает Настеньку за талию к себе, змеям мускулистых дланей осязать её согласие привольно. — Сладкость… Понравится тебе проверенная поколениями сладость? — Монетка-белоснежка, зажатая игривыми перстами, бродящая овалами по ярким, запоминающимся мрачноватым колором, губам, их искушающая. Дай!.. Филатова посасывала аскорбинку, забытый в детстве древний витамин. Ожидания не оправдались. — Клоун озабоченный. Merci. — Настасья встала с мужчины, дожевала кислоту… — Прощаться будем? А? Сластёна. — Чешется всё. Вот, зараза! И язык дерёт! А ей бы просто развернуться… — Хочу твоё имя. Назови мне его. — Евсей. — Стук в дверь, вдруг оказавшейся не запертой, и просачивание в щель головы бородатого аборигена здешних, аппетитных ещё долго, лет, козырёк бейсболки глазки прикрывает. — Паш, ты прости за вторжение, но там реально инквизитор по твою душу нарисовался. Ты спаси нас от неё, пожалуйста. Мефистофель в курсе твоего present continuous и низвергаться не желает. — Политова? — Так точно. — Ересь. Брай, предложи ей мятный чай со льдом. Я отъехал, буду скоро. — Ну, если это подействует… — Ещё как подействует. Покачай её до меня, буду благодарен. — O’key. Sorry, Павлик. Леди, до свиданья. — Секундная передышка. Present Perfect Passive. — Я думаю, ты всё-таки… — Паша. Извини, Настенька. — Ага. Политова… Дарья Политова? — Да. — Она тебе не maman. А следующие «леди» не будут чужды в звучании: Серебрякова, Нейман, Батова, Логвинцева и Рейн? Все ли? — Все. — Ха! Это фамилии их мужей, а те фигурки теневые. Ненавижу их за то, что приходится любить, а пассии — настоящие bitches, и мне приходилось бывать в той компании и слушать это алкотутти. Сказочки, которыми они потчуют друг друга… В них постоянно мелькает одно и то же имя. Твоё. Паша, Пашенька, Павлик. Шипят на своём ползучем, глазки закатывая. Ты — Антонов. Так ведь? — Оui ma belle. — Конечно sí! Оберегают тебя, «Небесный Капитан». И «Золото Партии». Но чаще другое, более потребляемое … их глотками: Гангста. — Паша прогнулся вперёд, немного ссутулившись при констатированной идеальной осанке, пальцы в замок переплетая. Ясноокий стервец и давать ему… слово — глюку подобно. Носик типа знает. — Ты и есть Гангста? — Прицепилось однажды, кто-то обронил — другие подхватили. — Поверить не могу! А-а!!! Мертвец! За гарем породистых! Мне аж дурно стало. Ты совсем без мозгов. Как тебя ещё не закопали, непонятно. Но почему они от тебя в такой Великой Зависимости — очень даже. Не хочу занудствовать, но лучше бы тебе, Павлик, Паша Антонов, он же Гангста, с ними расстаться. Я тебе точно говорю, добром каруселька твоя не кончится. Рано или поздно, а главное — непременно, кто-нибудь шепнёт их папочкам про адюльтер. Ты костей не соберёшь. Тебя тупо без причиндала оставят и всё, рожу разукрасят и по жизни инвалидом сделают. За невоспитанность, самоуверенность, оскорбление и периодические кражи оргазмов их законных женщин. — Настя… они не слышат… — А ты бежать пытался? — Не я на них вышел, а они на меня, через своих мелко плавающих подруг, ассистирующих им в повседневной жизни. — Тебя красиво одевают, вкусно кормят… Содержат. — Не скупятся. Раз в месяц ведьмы собираются на трёхдневный шабаш, далеко отсюда, в соседней области, на сверхсекретной базе фешенебельного захолустья. Я крохи сплю в эти три дня. Курочки хотят быть любимыми и я их люблю. — Всех одновременно? Или они тянут жребий? — Филатовой шатко, Павел её оформляет ближе к собственной, ставшей очень рядышком, персоне, обнимая, выводя из тёплого воспоминаниями клубного уголка. — Осторожней, солнышко. Докатить тебя куда надо? Что-то ты совсем слабенькая. — Меня ждут кое-где, куда я нагло запаздываю. Порки розгами не избежать. Это на другом конце city. Политова будет ждать вечно? — Брай знает своё дэймонское дело, дохлого заговорит. Поехали, Настя. Где твоя кобылка? — У парадного входа в болото. — Ясно. — Они идут так дружно, агницы конечности, заслуга в том, естественно, пастушья. На улочке ещё гуляет пропитанная зноем как будто темнота, а близ фонарного столба ждёт ножку на педаль машинка, Настёна туда кивнула. — Ключики, детка? Дай их мне, пожалуйста. Это точно твоя крутышка? Просоветского года рождения. Когда он только зарождался. — Очень остроумно. Я проспорила кое в чём, и меня натянули неделей на горбунка, не сказочного, к сожалению. Ключики под солнцезащитным козырьком с пассажирской стороны, калитка открывается чуть более, чем лёгким, нажатием. Приземляйся, Антонов. — Рулил он соответственно hobby: основательно и предприимчиво сексапильно. Более с Гиеной они общественными тропами не пересекались, Настя предпочитала ну почти совсем внезапность и вылавливала его самостоятельно…