Часть третья (Глава 3)

Мама подошла к сыну вплотную, сняла с правой руки перчатку и отвесила тому увесистую пощёчину. Вадим не устоял на месте и пошатнулся.
— Послушайте, дамочка! – приёмщица встала с места, — воспитывать своего отпрыска будете дома, кроме вас тут ещё пациенты есть.
— А я никуда не спешу – раздался откуда-то за моей спиной голос не трезвого мужчины, — мне этот цирк очень даже нравится.
Только тут папа Вадима понял, что ситуация становится водевильной.
— Мы всё сделаем, но, прошу Вас, давайте не устраивать публичного выяснения. Мы не хотим скандала.
— Ну, вот, совсем другое дело, — приёмщица села на своё место, — садитесь и пишите то, о чём я вам сказала. Как составите список, подойдите ко мне.
Узнать длину списка Вадима мне было не суждено. Пока семейство неудачливого молодожёна уединилось в углу, приёмщица разбирала мои бумаги.
— Ничего не понимаю, Вас же привезли сюда в хирургию, а диагноз стоит пневмония. Как такое возможно?
Я коротко рассказал свою историю. Приёмщица поднялась с места.
— Идите за мной. И вещи все свои заберите.
Выйдя за пределы приёмного покоя, приёмщица отвела меня в пустующую палату. В ней стоял один стол, один стул, и одна кушетка.
— Жди здесь. Можете прилечь. Сейчас я вызову к Вам специалиста из хирургического отделения, — сказала мне приёмщица и ушла.
Я с удовольствием вытянул ноги на кушетке. Комичная ситуация с неверным супругом стала потихоньку забываться, и я вновь стал чувствовать боли в области грудной клетки. Показалось, что мне стало труднее дышать. Хотя, скорее всего, это была банальная усталость за день. Тем более, что я ничего не ел. Эти горькие размышления были прерваны появлением молодого человека в халате. Он присел на стул, ощупал мою грудь, попросил покашлять. Уточнил, в каком месте я чувствую боль. После чего юноша поднялся со стула.
— Вас сейчас отведут в палату, и приготовят к операции. Тянуть больше нельзя.
Сказав эти слова, юноша исчез также быстро, как и появился. Не успел я встать с кушетки, как в палату заглянул старичок, внешне напоминавшего мне Ивана Сусанина, хотя раньше я никогда портрета Сусанина не видел.
— Иди за мной – прошамкал дедушка и повёл меня по тёмному коридору. Проходя мимо приёмного покоя, я бросил взгляд на сидящих в комнате. Вадима с родителями не было. Ну, что же! Ещё одна тайна чужого семейного счастья осталась для меня загадкой.
Тем временем местный Сусанин вывел меня по тёмным лабиринтам коридоров к лифту. Пациенты хирургического отделения отдыхали на шестом этаже. Мы прошли по пустому коридору мимо поста дежурной сестры. Она взяла мои документы и махнула рукой.
— Начиная вот с того номера все палаты пустые. Выбирай любое место.
Тот номер оказался семнадцатым. Я воспринял это, как счастливый случай. Под семнадцатым номером играл мой любимый хоккеист, Валерий Харламов. Да, и вообще, мне как-то это число было близко. Я открыл дверь и оказался в маленьком стеклянном тамбуре. Из него в палату открывалась другая дверь. Тамбур был специально сделан на случай карантина. Внутри него были стеклянные полки. На них можно было поставить посуду с едой. То есть персонал больницы не соприкасался с больными во время какой-нибудь эпидемии.
Лично впервые оказался в палате с таким двойным входом. Палата была рассчитана на трёх человек. По две койки у окна, и одна возле двери. Я занял место у окна, справа от входа.
Не успел я разложить вещи, как в палату вошла медсестра, держа в правой руке безопасную бритву.
— Раздевайся по пояс и ложись. Буду готовить тебя к операции.
Мне уже приходилось лежать на операционном столе. Было это давно, ещё в прошлом веке, когда я учился в институте. Вырезали мне тогда паховую грыжу. И перед операцией, накануне вечером, в комнате с ласкающей слух надписью «клизменная» медсестра лишала меня волосяного покрова с лобка. Сейчас мне предстояла операция на груди, но процедура удаление волос была так же необходима.
Бритва оказалась тупой. Причём настолько, что сестра через пять минут непосильного труда ушла её менять. Новая бритва оказалась ничем не лучше.
— Это как так надо волосами зарасти?! – в сердцах высказалась сестра.
Мне тут же вспомнилось то время, когда был студентом. Незадолго до моей операции к нам в аудиторию пришли медики делать нам прививки. Причём делали их под лопатки. Мы становились спиной, нам поднимали майки или футболки и делали укол. Среди нас были студенты из солнечной Армении. У одного из них на спине были такие заросли, что лопаток не было видно. Пришлось парню снимать футболку совсем. Он с удовольствием дал всем девушкам потока насладиться своей фигурой. По сравнению с ним, у меня была просто голая грудь. Я внимательно посмотрел на лицо медсестры. Ей явно не было ещё и сорока лет.
— Вы просто ещё настоящих волосатых мужчин не видели, — скромно заметил я и тут же пожалел о сказанном.
Бросив на меня презрительный взгляд, сестра стала проводить бритвой по моему телу намного сильнее. У меня было ощущение, что она старается не срезать с меня волосы, а содрать. В этой экзекуции был только один положительный момент. Боль от бритвы глушила боль под рёбрами.
Сколько времени продолжалась подготовка к операции я не помню. Меня почти сразу же повезли на каталке в операционную. Но перед тем, как на неё лечь, я посмотрел который час. Табло на мобильном телефоне показывало полночь.
Операционная располагалась на последнем, девятом этаже. По сравнению с палатой, она была намного лучше освещена. Меня подвезли к операционному столу и сняли с меня простыню. Тут же раздался громкий хохот. Все сотрудники больницы, участвующие в операции, стояли рядом. Их лица были скрыты марлевыми повязками. Мне казалось, что я вижу улыбки сквозь марлю.
— Кто это тебя так расцарапал? – с лёгким кавказским акцентом спросил меня мужской голос. Как потом оказалось, это был оперирующий хирург, Магометов Владимир Владимирович.
Я посмотрел на себя. Вся моя грудь и живот были покрыты длинными царапинами, которые исполосовали меня вдоль и поперёк.
— Это меня медсестра к операции подготовила – ответил я на тот случай, если кто-то ничего не понял.
— А я думал, что это ты с тигром в схватке сошёлся — ответил мне Владимир Владимирович и добавил – ложись давай.
Я улёгся, мне на левую руку надели повязку возле локтя и приготовились вводить наркоз.
— Ну, что, коллеги, начинаем – это были последние слова, которые я услышал перед операцией, после чего заснул сладким наркозным сном.
Моя память хорошо сохранила моменты, связанные с первой операцией, которую я пережил. Первым после операции возвращается слух. То есть ты слышишь, что происходит вокруг тебя, но никак не можешь на это реагировать. По ом появляется голос. Ты можешь позвать кого-нибудь, например, чтобы тебе принесли попить. И только потом возвращается зрение. Приняв удобную позу, ты можешь осматривать себя забинтованного и слушать рассказы соседей по палате, как ты выглядел в первые минуты после операции.
Поэтому я и подумал, что очнусь уже на своей койке, когда операция давно закончилась. Соседей в палате нет, значит и попить никто не принесёт. Но получилось всё иначе.
— Ну, что, коллеги, закончили, — чётко услышал я. Значит, я лежу на операционном столе. Грамотно рассчитали наркоз. Как раз к концу операции. Хорошо бы вздохнуть полной грудью. Я попытался набрать воздуха в лёгкие и понял, что не могу этого сделать. Меня объял ужас. Если я не могу дышать, почему я тогда живой и всё слышу? Или я уже на том свете, благо зрение ко мне ещё не вернулось, как и голос.
— Может, вынуть трубку, — услышал я всё тот же кавказский голос Владимира Владимировича и сделал движение головой. В ту же секунду из моего рта вынули трубку, и я стал дышать самостоятельного. Секунд пять мне было совсем не по себе, но теперь я успокоился.
Пока меня везли на каталке в палату, ко вернулись и голос, и зрение. Я смог самостоятельно перебраться на койку.
— Отдыхай, спи. Утром я тебя навещу, — врач похлопал меня по плечу, после чего выключил свет и вышел из палаты.
На какое-то время я заснул. Но сон был тяжёлым. Койка была короткой, вытянуться мне в полный рост было невозможно, а лежать на боку нереально. Во-первых, у меня между рёбер торчал шланг, который был соединён с небольшой пустой бутылочкой. Чуть ниже был наложен большой кусок лейкопластыря, который прижимал к телу бинты. И, во-вторых, мне была попутно сделана операция по удалению пупочной грыжи. Ниже пупка я был плотно обмотан бинтами. Но самое страшное для меня было в том, что все бинты были в крови, и, судя ар всему, кровь не останавливалась.
Не скажу, что она текла ручьями, нет. Она не высыхала, и всё новые участки чистого бинта покрывались красным цветом. Я громко крикнул, позвав сестру, но на мой крик никто не отозвался. Ещё бы! Сквозь такой двойной тамбур голос из палаты вряд ли можно было расслышать. Да к тому же сестра, скорее всего, спала, сидя на своём рабочем месте. Я и сам могу так заснуть где угодно.
А сейчас я мог лежать исключительно на спине, подогнув кверху колени. Поза не удобная для сна, но в таком положении у меня не было болевых ощущений в местах порезов, и, как мне показалось, кровь больше не пачкает бинты.
В семь часов утра ко мне пришёл Владимир Владимирович. Я проснулся на шум открывания внутренней входной двери.
— Ну, как самочувствие? – спросил хирург, откинув с меня одеяло. Мне стало страшно в очередной раз. Одеяло и простыня были испачканы большими пятнами крови.
— Никак кровь не может остановиться, видите, — прошептал я, надеясь, что сейчас все мои проблемы решаться.
— А так и должно быть, — спокойно ответил Владимир Владимирович и добавил, — сейчас сестра принесёт постельное бельё, поменяет. И тебе было бы хорошо переодеться.
У в ответ просто не было сил ругаться. Вот сказал бы мне перед сном, что кровотечение в такой ситуации нормально, я бы спал спокойно. Хотя, что мне было на него злиться. Он молодец, провёл грамотно операцию, удалил мешающий мне нормально жить орган. Теперь мне будет только лучше.
Пришла сестра, сделал мне перевязку, заменила постельное бельё. Я тоже переоделся в чистую одежду и на этот раз заснул с большим удовольствием.
Разбудил меня звонок от мамы. Накануне я ей ничего не сказал о том, что меня перевезли в другую больницу. Незачем ей было волноваться раньше времени. Теперь же я ей спокойно сообщил, что мне сделали операцию, что я нахожусь в другой больнице.
— Так тебе, наверное, и есть сейчас ничего нельзя, — первым делом поинтересовалась мама, — а то я тебе специально суп сварила, курочку приготовила.
— Я не спрашивал, мама, что мне можно, а что нельзя, — ответил я, — но, скорее всего на еду будут ограничения.
Мы посовещались и решили, что еду мама пока оставит дома, а вот одежду мне привезёт сюда новую. Пока мама ехала ко мне, меня в очередной раз навестил Владимир Владимирович.
— Ну, как, не кровит больше? – спросил он, осматривая наложенные на меня повязки.
— Нет, всё нормально. Скажите, какой режим питания сейчас у меня? – мне на самом деле сильно хотелось есть, поскольку голодал я уже третий день.
— Пока посидишь на диете, посмотрим, как будет твой организм реагировать, — разбил мои мечты о жаренном мясе хирург.
— То есть домашняя еда мне противопоказана? – без всякой надежды спросил я на всякий случай.
— Пока не выпишем, да, никакой еды из дома, — Владимир Владимирович закончил меня осматривать и пошёл к двери, — тебе сюда сестра будет приносить еду, а пока отдыхай.
Прежде чем лечь, я поставил стул рядом с койкой, и лёг, положив на него ноги. Только так я смог вытянуться в полный рост. Сколько времени мне удалось поспать, не знаю. Меня разбудила мама. Она приехала совершенно не выспавшаяся. Я рассказал ей обо всём, что пережил за прошедшую ночь. Под конец рассказа я заметил, что мама спит сидя.
— Может, ты ляжешь, и поспишь тут, всё равно никого больше нет, — предложил я маме, но она не согласилась.
— На работу надо ехать, — сказала она, тяжело вздохнув, — но я рада, что у тебя всё хорошо.