Часть четвёртая (Глава 4)

Мама уехала, а я впервые за сутки вспомнил о своей пневмонии. Интересно, а она куда подевалась? Я себя ощущал совершенно здоровым, если речь идёт о температуре тела. Не могли же хирургическим путём вылечить воспаление лёгких? Или оно само собой прошло? По крайней мере, таблеток в хирургии, которые я пил в предыдущей больнице, мне никто не предлагал. Не с хирургом же мне об этом говорить?
По тому, что мне принесли на обед, я понял, что голова от голода у меня будет болеть всё время, что я буду находиться в хирургическом отделении. На тарелочке средних размеров была размазана то ли каша, то ли пюре. Чтобы насытится, мне надо было бы съесть пять таких порций, как минимум. Но просить добавку было бесполезно. Здесь на убой никто кормить не собирался.
Следующие четыре дня прошли совершенно одинаково. После скудного завтрака, после которого есть хотелось намного сильнее, чем до него, я шёл на перевязку. Перевязывал меня лично Владимир Владимирович. Сначала с меня снимали бинты, которыми была обмотана моя грудная клетка. На участок кожи, который участвовал в операции, клали вату, смоченную в какой-то жидкости жёлтого цвета, после чего накладывали бинты. Затем разматывали бинты вокруг пупка. После чего я ложился на спину, а Владимир Владимирович весьма болезненно давил на мой живот. После чего всегда обращался к медсестре с одной просьбой.
— Два кубика спирта налей мне, пожалуйста.
Как он их использовал, для меня до сих пор остаётся тайной. Только догадываюсь, что эти кубики пошли на обработку и заживление разреза после операции.
На этом развлекательная часть моего существования в больнице заканчивалась. До следующей перевязки делать было абсолютно нечего. Телевизора в палате не было, радио тоже, так что происходящее в мире оставалось для меня загадкой. Всё, что я мог себе позволить, это или читать книги, или самому писать. Я выбрал и то, и другое.
Мама привезла мне большие бутылки с водой и мою любимую книгу «Мастер и Маргарита». Я читал этот роман много раз, и, наверняка, прочитаю ещё. Находясь в четырёх стенах заточения, чтение именно такого романа должно было отвлечь меня от действительности. Что и произошло. А перед сном я выходил в коридор, садился на скамейку возле окна и сочинял тексты песен. Сочинял от нечего делать, а не потому, что мне их кто-то заказывал.
Ничего не есть по-настоящему четыре дня я не пожелаю никому. Можете представить мою радость, когда я в очередной раз пришёл на перевязку, а Владимир Владимирович первым делом вынул из меня трубочку с баночкой.
— Сегодня на обед можешь поесть как обычные больные, — сказал он как бы между прочим, — посмотрим на Ваше самочувствие.
А самочувствие моё было хорошим, если не считать постоянных головных болей от голодания. Кашель прошёл сразу после операции, как и температура. Для до сих пор остаётся загадкой, куда девалась моя пневмония, и кто именно её вылечил. На самом деле, после того, как я избавился от торчащей из грудной клетки посудины, мне ужасно захотелось домой. Находиться здесь я уже не видел никакого смысла. Всё, чем я здесь занимался, так это ходил на перевязки. Но я с гораздо большим удовольствием ездил бы на перевязки из дома. Ну и что, что дорога в один конец занимала бы полтора часа. Дома и стены лечат лучше.
Не знаю, обладал ли Владимир Владимирович телепатическими способностями, или умел ли он читать чужие мысли, но на следующий день он обратился ко мне со словами:
— Как ты смотришь на то, что я тебя домой выпишу? Но с условием, что каждый день ты будешь приезжать сюда на перевязки, пока в них не отпадёт необходимость. Согласен?
— Конечно! – я чуть на подскочил на месте от радости.
— Тогда собирайся, и подходи ко мне в кабинет. Я расскажу тебе, что ты можешь есть, а что тебе нельзя.
Я радостно прибежал в ненавистную мне палаты. Быстро снял спортивный костюм, который носил, и достал уличную одежду. Пуловер наделся на меня легко, а вот джинсы, затянутые ремнём на последнюю дырочку, упали на пол.
Ничего себе! Это я так похудел за неделю? Пришлось просить у медсестёр ножницы, чтобы проделать ещё одну дырочку в ремне. Но оказалось, что одно дырочкой тут не обойтись. Пришлось делать две, соблюдая положенный размер.
Владимир Владимирович что-то писал, сидя у себя в кабинете. Движением руки он предложил мне сесть, а сам продолжил заполнять бланк. Поставив точку, он вынул из ящика стола маленькую баночку и протянул её мне.
— Это твои, держи на память.
В баночке находились маленькие камешки. Их было ровно пять. Что интересно, все они были разного цвета. Не таких, как олимпийские кольца, но всё равно красивые. Это именно они, красавцы, так сильно болели у меня под рёбрами, это из-за них я попал сюда и лёг на операционный стол. Или не из-за них? Мне же забирала скорая с диагнозом пневмония?
— Значит так, — Владимир Владимирович откинулся на стуле и посмотрел на меня, — слушай меня внимательно. Есть тебе нельзя жирное и жареное. Мясо только варёное, без использования специй. Исключи сметану, кетчупы и майонезы. Воздержись от свинины. Это я тебе как врач говорю, — уточнил он, увидев мою реакцию.
— То есть мне осталась только курица? – спросил я, потому что другие мясные продукты в этот момент мне не вспомнились.
— Почему только курица? Ещё есть индейка, говядина, баранина, — словно предлагая мне выбрать мясо для шашлыка перечислял Владимир Владимирович, — но лучшей пищей для твоего желудка сейчас будут свежие овощи.
— А что мне можно пить? – с тревогой в голосе спросил я. Как-то давно меня укусила бродячая собака и меня кололи полгода от возможного бешенства. И эти полгода мне было категорически запрещено употреблять алкоголь. Даже не полгода, а девять месяцев. Три месяца отводилось на вывод этой лечебной сыворотки.
— Пить можно всё, но только без газов, например, минеральную воду с газом нельзя, шампанское нельзя, джин-тоники нельзя.
— А водку можно? – не веря своим ушам спросил я.
— Водку пожалуйста, она тебе не повредит. Но лучше дождись, когда с тебя снимут все бинты.
На том мы и попрощались. Владимир Владимирович назначил мне время перевязки, и я поехал домой. Дома я первым делом принял душ, а вторым сел обедать. Я так хотел есть, что съел за обедом по две порции первого и второго.
Оказалось, что набрать вес так же просто, как и потерять его. Уже через три дня, пока я питался дома, те самые дырочки на ремне оказались без надобности. Со стороны мне показалось, что набрал вес ещё больше, чем до попадания в больницу. Что и говорить, долгое воздержание вредно в любом случае.
Пять дней я ездил в больницу на перевязку. Пока Владимир Владимирович не сказал, что у меня всё затянулось, и больше накладывать бинты смысла нет. На груди у меня остался след на том самом месте, откуда выходила трубочка. А вот ниже пупка образовалась длинная, сантиметров двадцать, корка.
Она отслаивалась постепенно, по одному – два миллиметра в день. Отодрать её сразу не получилось. Поэтому я ножницами обрезал торчащие с обоих сторон свисающие части. Остальная часть корки отвалилась сама со временем.
На прощание Владимир Владимирович отдал мне бумаги, на которых было записано всё, что касалось моего времяпровождения в отделении хирургии. Но я всё-таки решил спросить о том, как мне быть с первоначально поставленным мне диагнозом.
— Владимир Владимирович, а что с моей пневмонией? – спросил я, глядя в честные глаза доктора.
— Пневмония? – удивлённо переспросил он.
— Ну да. Меня же из дома с пневмонией забрали.
— Не знаю, не знаю, — Владимир Владимирович развёл руки в стороны, — я тебя увидел только на операционном столе, и другого диагноза, кроме камней в желчном пузыре, я про тебя не знаю. Так что поезжай домой, и обязательно приди к своему районному хирургу. Пусть дальше он тебя наблюдает.
В моей районной поликлинике оказалось сразу два хирурга, и оба они по национальности были грузины. По крайней мере, у них были грузинские имена, отчества и фамилии. Никогда раньше я с ними не встречался, поэтому записался на приём в удобное для меня время.
Ираклий Акакиевич взял мои документы, открыл первую страницу, и сразу же вернул документы мне.
— Ты зачем ко мне пришёл, — его акцент сразу напомнил мне Котэ Махарадзе, — у тебя же пневмония, а здесь хирургия!
— Всё верно, забирала меня скорая с диагнозом пневмония, а выписали меня уже из хирургии, — даже в своих собственных глазах я выглядел полным идиотом, — мне хирург, который делал операцию, так и сказал, — наблюдайся у районного хирурга.
— Я не специалист в области терапии, — продолжал комментировать футбольный матч Ираклий Акакиевич, — иди к участковому терапевту, пусть он тебя наблюдает.
Мне так и не удалось убедить доктора, что никакой пневмонии у меня давно нет, а есть только шрамы после операций. В конце концов я махнул рукой и пошёл к терапевту.
Видеть его мне совершенно не хотелось. Что толку мне с ним говорить, если он ОРЗ от воспаления лёгких отличить не может? Но больше мне идти было не к кому, и я постучался в давно знакомую мне дверь. Она была закрыта, и рядом с ней никто не сидел на скамейках, создавая очередь. Не успел я принять решения, что же мне делать дальше, как в коридор из соседнего кабинета вышла работница регистратуры, моя соседка по подъезду, Марина.
Марина жила этажом ниже. Иногда она поднималась и просила деньги в долг. Брала немного, пятьдесят или сто рублей, не больше. Отдавала не всегда, но я никогда не напоминал ей об этом. Зарплата у неё была маленькая, муж постоянно пил, хотя и не буянил, а старшая дочь в раннем возрасте родила сына. Так что жизнь у Марины была не сахар. Узнав о том, что у меня вышла книга стихов, она попросила подарить ей такую книгу с автографом, но только чтобы подписано было не ей, а другой женщине. А иначе муж будет ревновать, пояснила она ситуацию.
Специально для неё подписывать книгу кому-либо я не стал, но помог случай. Одна дама попросила выслать ей книгу, а потом передумала её получать. Пришлось мне сходить на почту и забрать этот экземпляр обратно. По дороге домой я встретил Марину с внуком, и тут же на улице, выполнил её просьбу. Подарил ей книгу своих стихов, подписанную женщине с другим именем. Теперь её муж мог спать спокойно, зная, что он точно не рогоносец.
Я подошёл к Марине и попросил её отвезти меня к кому-нибудь.
— Ты же тут всех знаешь, и тебя все знают, Марина, — объяснял я ей ситуацию. – а то меня хирург выгнал, терапевта нет, к кому идти, я даже не знаю.
— Пойдём, — Марина постояла несколько секунда на месте, после чего повела меня за собой в конец коридора.
— Постой пока тут, — соседка по подъезду скрылась за дверями кабинета, на котором, кроме номера, ничего не было написано.
— Заходи, — выйдя из кабинета, сказала она и распахнула дверь шире. Марина редко говорила длинными предложениями. Ну, разве что, когда просила деньги в долг.
За столом сидела женщина, блондинка, с мудрыми зелёными глазами. Я сразу понял, что Марина меня привела куда надо.
— Слушаю Вас, — спокойно предложила хозяйка кабинета, положив руки на стол. Я достал бумаги, описывающие мои похождения по больницам и положил их перед ней.
— Тут такое дело, — начал я, — сначала мне участковый терапевт поставил диагноз ОРЗ…
Пока я рассказывал о том, что со мной случилось, женщина внимательно читала написанное, изредка бросая взгляды на меня. После того, как я закончил говорить, она аккуратно сложила листы, и откинулась на стуле.
— Так это из-за Вас нашего «Черного Доктора» уволили?
— Как? Его выгнали – удивился я.
— Да, были разбирательства. Уволили по статье. Но с Вами, я гляжу, всё в порядке. Что Вы хотите?
— Сам я ничего не хочу. Мне врач, делающий операцию сказал, чтобы я обязательно показался участковому хирургу, а тот не стал меня даже слушать, поскольку по бумагам у меня пневмония.
— Ясно. А ну-ка, покажите Ваши шрамы.
Я снял полувер и футболку. Женщина подошла ко мне, ощупала место, где сохранились следы операции, дотронулась до корки возле пупка.
— Не беспокоит?
— Ни капли. Вообще у меня ничего не болит.
— Это хорошо, что ничего не болит, одевайтесь и садитесь.
Я быстро оделся и сел на стул. Доктор протянула мне бумаги.
— Вот Вам мой совет. Операцию Вам сделали грамотно, самочувствие у Вас хорошее, пневмония у Вас прошла. Идите домой, занимайтесь своими делами. Если вдруг почувствуете недомогание, обратитесь к Марине, она Вас ко мне проведёт, будем решать проблемы по мере их возникновения. Но я уверена, что с Вами ничего не случится.
Как зовут эту мудрую женщину, и кем она работает в поликлинике, я не знаю до сих пор. Хотя не удивлюсь, что это была просто добрая фея, которая пришла в поликлинику, чтобы меня успокоить. Мы же, поэты, живём в придуманном нами мире, и только иногда спускаемся на грешную землю, когда чувствуем какое-либо недомогание. В любом случае всё оказалось так, как она сказала. Со мной больше ничего не случилось…

05.08.2019